bannerbannerbanner
Вы

Илья Леонидович Кушнер
Вы

Полная версия

Гробовщик

   Смиряясь с миром и с собой,

   Я просто стану неживой.

   Как лёд становится водой,

   Я стану мёртвый, неживой…

   Мой друг, читатель, я погиб!

   Мне страшно выйти в люди…

   Желанный гость среди могил:

   Мертвец меня не судит.

   Откуда не начнёшь свой путь,

   Всё кладбищем закончишь.

   Зачем же рваться, биться в грудь,

   Что есть последней мочи?

   Готов мой гроб уже давно.

   Осталось только мне

   Принять всё то, что мне дано,

   Забыться как во сне.

   Смиряясь с миром и с собой,

   Я просто стану неживой.

   Как лёд становится водой,

   Я стану мёртвый, неживой…

   Чего таить? Тяжелый шаг

   Мне сделать предстоит.

   Попасть навеки в вечный мрак

   Среди могильных плит.

   Теперь я тут дрожу, сижу

   И, слёзы подтирая,

   На камне исповедь пишу,

   готовясь к стенам рая.

   Вся философия моя

   Среди других погребена.

   Начать свой сказ лучше нельзя,

   Чем детства ранняя пора:

   Сначала видел я людей,

   Что, странной силою ведомы,

   Лежали, пили, ели дома

   Клубком несчастных мерзких змей.

   Потом увидел я другое:

   Как люди в необъятном поле

   Идут, качаясь в сторонах,

   Как кони дикие устав:

   Работать, жить – всё впопыхах!

   Что думать – всё вернётся в прах!

   Я сам, ещё ребёнком глупым,

   Сквозь боль мирскую смог пройти:

   Питался бедно – скудным супом

   С всего, что мог по улицам найти.

   Я спал в дворах, садах и даже,

   Бывало, залезал в трубу.

   Болел от дыма, чёрной сажи.

   Всё лучше, чем лежать в гробу!

   Поверил рано в Бога,

   Ведь, несмотря на боль,

   Как на земле цветок здоровый,

   Я рос, лелеемый судьбой.

   Мне двадцать: рост как у дитя,

   Лицо – желтеющая масса

   С щеками, впавшими в себя,

   Глазами, ищущими мяса.

   Но в чем найти мне утешенье?

   Я худ, я беден, очень слаб.

   В моих костях немало трещин.

   От холода уже озяб.

   ***

   Я странник – это же в крови.

   Кому скитаться боязно и больно,

   Дороги – те же в море волны —

   Всё новые, и старых не найти…

   И лишь в пути

   Я чувствую себя свободным.

   Как домоседы сотни,

   Тысячи часов

   Живут, не видя мира в красках,

   Хотя вокруг полно цветов?

   И если красный видит красный,

   То я, считай, совсем слепой.

   Случилось это столь давно,

   Что я забыл уж, каково

   Там было с миром, что вокруг.

   А если вспомню, то сотру…

   Неважно что я расскажу

   О том как было: ввечеру

   Аль утром действие сиё:

   Об камень голову рассёк,

   Когда бежал я наутёк

   От рынка хлеба – воровал.

   И обессиленно упал.

   Под старым древом

   Мой запал

   Погас.

   Желаю молвить без прикрас:

   В крови, что по низу стекает,

   Лежу и вижу (был горазд),

   Быть может, красть —

   Не лучший выход…

   Мой хлеб лежит в грязи,

   И рядом тихо

   Идёт владелица сего.

   А мне ни соль и ничего

   Не нужно:

   Я съел бы и такой, в пыли,

   Но дотянуться нету сил.

   А продавец же унесёт

   Такой, весь грязный, хлеб в помине.

   Бедняк голодный я отныне…

   Она ведь с ним, она уйдёт…

   Подходит продавщица к речке,

   И с силой всей сомня батон,

   Порвав куски, на воду мечет.

   Ох как же человек смешон!

   ***

   Я без сознания лежу.

   Огни видений не тревожат.

   Вдруг надо мной какой-то шум.

   Поддался слабый миражу?

   Открыл глаза, а там лапшу

   Передо мной особа ставит:

   "Давай до дома провожу".

   А я, немножечко слукавив,

   Сказал, что далеко живу.

   Она улыбкой во весь рот

   Ответила, что без забот

   Сегодня (редкий день) живёт

   И может проводить.

   Подумал я – ведь без жилья

   Последний век живу.

   Но стал я рьян,

   И потому

   При виде девушки Амур

   Стрелою мне лишь одному

   Вести ее велел…

   ***

   Тут дом, в лесу, трухлявый,

   Забором тёмным обнесён.

   В средине сказочной дубравы

   Стоит так одиноко он.

   Мы за забор зашли, держась

   Друг с другом за руки. Досадно:

   Как будто смотрят тут на нас

   Мильоны глаз,

   По-злому и нещадно…

   Вокруг пустырь. Цветы завяли.

   Я вижу старый перегной.

   За нами ветер ледяной

   Лепечет всё и свистом погоняет…

   Я развернулся, посмотрел,

   Облокотился (чёрт побрал бы!)

   На старый трупу монумент.

   Ценою правды и неправды

   Я разглядел, что человек

   Тут похоронен, под землёй,

   Такою чёрной, ледяной.

   А сверху гной:

   Цветов уж нет.

   "Вы тут работаете, свет?

   Вы гробовщик, я вижу, мило.

   Меня Марией называть

   Привыкла вся деревня, мать.

   А как же ваше имя?"

   Я призадумался, поник.

   Не помню имени – старик!

   Сказал ей: "Артур".

   Выждал миг.

   "Я гробовщик", – спеша, добавил.

   Она дала мне руку в руку,

   Схватила, крепко обняла.

   "Я б вас таким и приняла.

   Тут есть недалеко тропа —

   До дома я смогу сама.

   Придите только, вас прошу.

   Я дома, в скуке, подожду"

   ***

   На кладбище один

   Остался под закатом.

   Как каждый монумент

   Так выглядит богато?

   Вот тот вот господин

   Как будто бы из злата:

   На каждой из седин

   Рубинная заплата.

   А в кладбище, наверно,

   Весь километр есть.

   Зачем так суеверно

   К могилам многим честь?

   Среди могил, заборов

   Нет места для людей.

   Мертвец семье так дорог,

   Пока семья не здесь.

   Потом, по поколенью,

   Никто не вспомнит их.

   Не лучше ли забвенье

   О мёртвых для живых?

   Не будет слёз, и даже

   Появятся места

   Для стройки и продажи

   Больницам и садам.

   Бывает место гаже,

   Чем кладбище для нас?

   Неужто труп нам важен,

   Вдали от наших глаз.

   Я познакомился тут с ними.

   Их память – вечный тлен.

   У каждого есть имя,

   Но жизни ни за кем.

   Антон Иваныч Дубов —

   Противный человек.

   Лицом показан грубо,

   В тени других померк.

   Наверно, вором был,

   А может, убивал.

   Деньжонок раздобыл,

   В людей же наплевал.

   На землю рядышком цветы

   Упали столь давно.

   От жизни старой клеветы

   Осталось лишь пятно.

   Но чем ты людям насолил?

   Ведь ясно – сам себе

   Поставил насмерть, на настил,

   Всю правду о судьбе.

   А как быть мне?

   Я тут, с тобой,

   Я в мире, где царит покой,

   Где нету дела до людей —

   До тех, что в счастье и в беде.

   Я тут как будто бы в узде.

   Не странник – раб среди цепей.

   ***

   От кладбища в деревню

   Путь долог и тернист.

   Под взором предков древним

   Дрожал, как сникший лист.

   У окон я бесцельно

   Ходил, боясь зайти.

   Уставший беспредельно

   Совсем в скамье затих.

   Тревоги ожиданье хуже!

   Уж легче сразу испытать

   Ту боль, которая прибудет,

   Чем этой боли ожидать.

   Ну вот, она под солнцем

   Блестит звездою в синеве,

   И я, сидящий под оконцем,

   С пустым желаньем в голове.

   Мы говорили с ней.

   Она высказывала мненья:

   О философии в спасенье,

   О небе, полном звёзд огней.

   А я кивал, не зная что ответить.

   На мысли повтореньем отвечал.

   И думал, что глупейший на планете.

   Учась, словечки вспоминал.

   ***

   Мария оказалась старой девой,

   Но мне не важно было то.

   Я был всю жизнь рабом у чрева,

   Теперь любви унёс поток.

   На улице вечерний холод.

   Я дрожь свою уймя,

   Уставший, по траве зелёной,

   Пошел, куда глаза глядят.

   Я думал лишь о том —

   Кто я? Кто я теперь?

   Я барин в теле молодом

   Иль тот же старый зверь?

   И так неспешно прямиком

   Пришел на кладбище своё.

   Неужто я нашел свой дом?

   В столь страшном месте, но родном.

   Вот Дубов похоронен тут.

   Не бойся, друг, я не уйду.

   Весь день провёл, не зная мук.

   Поверил, что теперь супруг.

   Антон, не так ты плох, возможно.

   И хоть убийцею, вором

   При жизни был,

   Понять тебя не так-то сложно:

   Безгрешно ведь никто не жил.

   А у тебя на то причина.

   Конечно, куча их была!

   Поэтому такая мина

   В гробу твоем сохранена.

   Неграмотен – и в том проблема?

   О Дубов, стоит мне менять

   Свои дворовые манеры

   На то, чтоб даме угождать?

   Пойду-ка я скорей отсюда…

   Отправлюсь в странствия опять.

   Пойду, теряя свой рассудок,

   Пойду терпеть и голодать…

   Нашел свой дом, нашел жену.

   Неужто, бросив все, уйду?

   Образованием займусь.

   Не бойся Артур, ты не трус!

   ***

 

   Летело время, я крепчал.

   С Марией в доме поселился.

   Детей-близняшек нарожал.

   Давался диву и молился.

   Судьбой несчастною ведомый,

   Я наконец ночую дома…

   О том мечтал я все года?

   Я душу странствиям отдал.

   Хотя, казалось бы, куда,

   Когда у мыслей враг – нужда.

   «Любимый, нужный» – про меня?

   Как странно чувствовать, однако.

   Я знаю – чувствам доверять нельзя,

   Но как же чувствовать приятно!

   В разгаре полдень. Девочки мои

   Играют в кукол на траве зелёной.

   Я часть большой и любящей семьи

   С душой, избытком утомлённой.

   Вдруг слышен хрип.

   Я на этаж бегу.

   Лежит Мария бледная, в крови.

   Мой страх внутри.

   В глазах огни

   Становятся за миг тусклее.

   В ней нету сил.

   Я отпустил —

   Рука в секунду холодеет.

   Лежит она, а как бледна!

   Оставила ведь мужа.

   Я тут один, и ты одна.

   Кому, Мария, хуже?

   На улице гуляют дети.

   Вдали темнеет: туча тут.

   Я дождь столь вовремя заметил —

   К Марие девочки зайдут.

   Сказать им правду? Нет, нельзя!

   Мешок мне нужен невелик.

   Скажу, уехала к друзьям.

   Сам закопаю – гробовщик.

   Но вынести ее с почетом невозможно:

   Детишкам травма на года.

   Господь, ну как же это сложно —

   Везти в мешке ее туда.

   Вчера она была живая.

   Какой холодный женский стан.

   Рука теперь совсем другая.

   Она ли это, аль обман?

   Столь мягкой плоти я не видел.

   Недвижна, странно… подожди!

   Я не был на нее в обиде,

   Но как-то чувства не пришли…

   И вот я с мамочкой в мешке

   Иду, смотрящий на детей,

   От тяжести снимя китель,

   На кладбище с женой своей.

   ***

   Лопаты нет – копал руками.

   Улыбкой тени озарил.

   Душою был не с ней, с мечтами.

   Слезою капнул на настил.

   Ее могилу подготовил.

   Осталось только сбросить труп.

   Но что со мной? Я так безволен!

   Пустить Марию не могу…

   И мысли гнусные созрели —

   А стоит мне без Маши жить?

   Мы вместе с нею постарели.

   Мне одному ль на свете быть?

   Мария, Господи, прости!

   Что я удумал? Трепетно и страшно…

   Такие мысли в голове растить!

   Я не могу – люблю вас, Маша!

   Я взял Марию на плечо

   И в спешке в дом помчался с нею.

   Душою клялся горячо:

   «Я буду рядом, коль не побледнею!»

   ***

   Я закопал ее в саду

   И каждый божий день

   С утра к могиле подойду,

   Поставлю к ней сирень.

   И сяду тихо рядом,

   На место то смотрю.

   Меховые наряды

   Ей, как живому, шью.

   ***

   Не отходил с могилы месяц,

   Не отходил и два.

   Я понял – в моем сердце

   Огромная дыра.

   Среди темнейшей ночи

   В сарае за углом,

   Отбросив мысли прочи,

   Я думал о былом.

   Я клеил меховое

   И платьев столько сшил!

   Теперь нас снова двое,

   Я снова не один!

   Я чучело Марии

   Создал в сарае сам.

   Сердечно не вините.

   Уж слишком заскучал…

   Ну нет! Она не кукла

   С красою неземной!

   Ну вот – она кивнула:

   Согласна ведь со мной.

   Сажал ее за стол —

   Детишки в слезы вдруг.

   Чего вы глупы столь?

   Ведь мама с вами, тут!

   Расчёсывать ее,

   Кормить едой своей,

   Ловить прекрасный взор

   Родных жены очей.

   Заснуть в обнимку с ней,

   А лучше и не спать.

   Беседовать нежней

   Всю ночь и не устать.

   В один из этих дней

   Сидели мы с Марией

   В беседке потесней,

   Влюбленные, родные.

   Вбегает дочка к нам,

   Кричащая, в слезах,

   Зовёт: «Быстрее, пап!»

   И тянет за рукав.

   Улыбкой я ответил:

   «Я с мамой, погоди.»

   «Но папочка, нам надо

   Быстрей-быстрей идти!»

   Упала тут она

   На землю холодна.

   В истерике лежа́,

   Кричала о сестре.

   Как тонет та в реке,

   А я не вижу вдоль,

   Сижу тут вдалеке,

   Закрыв мечтою боль.

   Я понял только вскорь —

   Заела сердце скорбь:

   Дочурки нет —

   Она в реке

   Покоится весь век.

   Утопла и лежит на дне

   Родной мой человек…

   ***

   Страдалец – должен был страдать!

   Какая боль! Такое не опишешь…

   В руках дочурки локон, прядь.

   Гробы труднее строить для детишек.

   Коробка – маленький объем,

   Как будто бы подарочная пачка.

   И все бы ничего, но в нем

   Лежит ни платье, ни собачка,

   А дочь, навечно в сне ночном.

   ***

   На кладбище царит покой.

   Я снова тут, и тишина.

   Ломают виденье мирской

   Греховности мои друзья.

   Антоша Дубов, старый друг,

   При жизни был не понят.

   Я всем о друге расскажу!

   Ведь память не схоронят.

   Ты мертвый, может, ну и что?

   Живее всех живых!

   Ты лучший, Тоша, ты святой

   Среди людишек злых.

   ***

   Я куклу Маши закопал

   С дочуркою своей,

   Я ниц пред ними, плача, пал.

   Бывает ли больней?

   Но день уж завтрашний настал —

   Я встал уже сильней!

   К второй дочурке зашагал:

   Я ей сейчас нужней…

Рейтинг@Mail.ru