Илья Курдюков
Написано слезою. Сборник рассказов
Конец эпохи
I
Это было зимой, в краю, где снег выпадает очень редко, а если он всё-таки выпадет, то полежит день или два и растает. Погода всё же была пасмурная, но дождя не было и не намечалось; тучи просто растянулись по всему небу, создавая грустную атмосферу. Её дополняли безлиственные деревья вокруг. Из-за них всё вокруг казалось серым и печальным. Температура была не минусовая, но настолько маленькая, что «пробирало» сильнее, чем при морозе (по ощущению). В такое время хотелось сидеть либо дома в кругу семьи и пить горячий чай, либо сидеть в компании приятных людей и пить «горячительные» напитки. Я не собирался заниматься ни тем, не этим, и потому отправился в клуб литераторов.
Это было в посёлке «Z», недалеко от большого города «X». В одном из немногих двухэтажных зданий этого посёлка как раз и располагался клуб литераторов. Почему он не был в городе? В городе большинству людей было уже, честно говоря, плевать на книги, и это не только потому, что «прогресс» заменил многим людям книги. Но ещё и потому, что все истории были уже предсказуемы, не было ничего «нового и уникального», чего ещё никто не писал (всё уже было перечитано ни один раз). В городе люди ходили в библиотеки только для решения какой-то поставленной им задачи, не для собственного интереса, а в посёлке люди посещали библиотеку часто, почти всегда ради себя и своих знаний. Вдобавок в этом селе проживали некоторые писатели, не слишком известные, но, тем не менее, вызывающие внимание к себе. Они и организовали клуб литераторов, который помогал читателям в их выборе хорошей и полезной книги, а также пытался решить вопрос о создании «новых и уникальных» рассказов.
В двухэтажке на первом этаже находилась библиотека (одна на весь посёлок), а на втором этаже находился этот самый клуб литераторов. Он разделялся на три кабинета: комнату хранения книг литераторов (в этих книгах они и пытались найти зацепку для решения вопроса о «новых и уникальных» историях), зал заседания литераторов (в нём было три дивана, стол и несколько шкафов с предметами для чаепития) и кабинет для «оказания помощи читателям» (в которой было три стола: главный – председателя общества литераторов, а два других – для «собеседования»). В кабинете в основном происходила «консультация» по поводу выбора книги, либо председатель или кто-то из литераторов читали и размышляли над какими-то вопросами. Все массовые обсуждения, разговоры или что-то другое массовое происходило в зале заседания. Там-то сегодня ждали меня и других литераторов для очередного «консилиума».
Прежде чем рассказать про заседание, я расскажу про литераторов и самого председателя (весьма интересного человека, озадаченного вопросом о «новых и уникальных» рассказах, причём озадаченного больше всех, как и я). Нас было четыре литератора: Романов, Северов, Тихий и я. Председателя звали Надеждин, а его секретаря (который не был литератором, но присутствовал на всех заседаниях) Балаболов. На этом заседании должен был ещё присутствовать какой-то юноша, уверявший председателя, что может помочь нам (с нашим вопросом). Мы слабо поверили в это, а Надеждин в надежде на любую подсказку или зацепку впервые разрешил присутствовать ещё кому-то кроме постоянного состава «шести дум» на заседании.
На самом деле это уже были не заседания, а обычные чаепития, ибо все наши попытки что-то найти уже были тщетны: мы уже перепробовали действительно много методов и способов поиска «нового и уникального» (НИУ – как мы привыкли сокращать). Несколько последних «заседаний» были обычным чаепитиями, где четверо «дурачков» говорили не о книгах, а о жизни, а мы с Надеждиным молча смотрели друг другу в глаза, ожидая, что кто-то из нас всё-таки придумает что-то.
У всех нас (кроме Балаболова, он «загонял» нам про прогресс и перестроение потребностей человека и не искал ответов, а только сбивал нас с толку) были свои идеи и мысли по поводу НИУ. У меня с Надеждиным была одна идея: найти ответы в книгах. Мы подозревали, что где-то глубоко они есть, потому-то мы и читали каждый день, когда было свободное время. Мы хотели попробовать создать сами это НИУ (только вот сделать планировал я, Надеждин не был Литератором, он всего лишь написал пару рассказов и одну повесть). У Романова была идея создать что-то большее, чем роман, объединив несколько сюжетов в одно целое. Он хотел создать несколько параллельных сюжетных линий, не имеющих отношения друг к другу, которые должны были сойтись по стечению обстоятельств. Он планировал создать что-то наподобие сериала, только в книжном виде: большую историю, которую можно было бы продолжать и продолжать, выпуская своевременно новые «серии» книги. Северов был пессимистом: он почти принял «поражение» книг перед «прогрессом». Единственным выходом он считал углубление в фантастику, то есть он хотел написать ещё больше фантастических историй, но куда ещё больше? Тихий же пытался найти ответ не в книгах и в мыслях, как я с председателем, а в словах и историях людей ведь именно «со слов других» писалось много историй, вот он и думал, что НИУ можно создать «со слов». Для этого он и показал Надеждину юношу, у которого хотел узнать какую-то историю. Он убедил председателя в том, что что-то у него всё-таки есть. А Надеждин от безысходности даже разрешил пригласить юношу на заседание, чтобы лично послушать историю и, возможно, сообразить что-нибудь.
II
«Собрание» было назначено на 12 часов, раньше, чем обычно. А раньше для того, чтобы мы сначала смогли подискутировать без гостя (ему было велено прийти в 16). Председатель с Балаболовым обычно приходили раньше, но в этот раз раньше пришёл только Надеждин, а «секретарь» опоздал на полчаса. Но он не опоздал на начало дискуссии, так как мы подготавливали стол как раз всё то время, пока отсутствовал Балаболов.
Я, к моему сожалению, в этот раз пришёл последним, а явился я за 10 минут до назначенного времени. Несколько последних «чаепитий» начинались на 5-10 минут позже назначенного времени, так как все литераторы специально опаздывали (кроме меня, я приходил всегда чуточку раньше). В этот же раз они, наверное, пришли минут на 20 раньше, чтобы пообсуждать «жизнь», ибо после начала заседания у нас планировалось серьёзное обсуждение нашей злободневной темы.
Почему я сожалею об опоздании? Это не из-за того, что я не попал на беседу этих «дурачков», нет. Я просто люблю устраивать хорошее место себе на диване, которое было постоянно одно: на среднем диване. В этот раз оба места на диване по краям были заняты: с одной стороны сидел Северов, а с другой (на моём месте) сидел Балаболов (точнее там лежала его шляпа – место забронировано, сам он ещё где-то «шлялся»).
На диване по левую сторону от стола сидели Романов и Тихий, а по правую сторону, облокотивший на дужку рукой и, подпирая голову, сидел Надеждин с задумчивой и хмурой гримасой. Место рядом с ним было, слава Богу, свободно, оно «ждало» меня. Это меня немного обрадовало, ибо приятно было сидеть только с Надеждиным.
В 12:00 мы начали накрывать стол. Не буду рассказывать, что на нём было, просто скажу, что он был довольно богато накрыт. К 12:30 мы закончили. Балаболов, как всегда, опоздал, мы уже не стали спрашивать его, почему он опять пришёл позже назначенного времени. Единственное, что заставляло его отчитываться, это выговоры председателя. Но в этот раз он даже не взглянул на Балаболова. Он просто молча смотрел в одну точку, не обращая внимания на разговоры наших «товарищей», на наши «манипуляции» для накрытия стола, на громкий гул, создаваемый всей нашей суетой. Он как будто спал.
Когда все уселись (я сел рядом с Надеждиным), председатель вдруг повернул голову в мою сторону и взглянул на меня. Мне показалось, что он хотел узнать, кто сел рядом. Ибо, наверное, он не только ничего не слышал, но и ничего не видел, пока мы накрывали стол. Он, как мне показалось, чуточку обрадовался, увидев рядом меня. Затем председатель осмотрелся и понял, что пора начинать. Он очнулся от своих мыслей и начал диалог тем, что сказал всем замолчать. Далее развязался диалог между всеми нами, где каждый говорил по очереди, мы уже ждали этого с нетерпением, ибо с началом диалога мы начинали чаепитие. После просьбы председателя замолчать Балаболов взял чайник и начал наливать себе чай. Мы много раз говорили ему, что это не по правилам этики, что нужно наливать сначала другим, а потом себе. Но ему, этому эгоисту, было всё равно.
Н: «Что ж, господа, давайте начнём наше очередное собрание по поводу НИУ. Итак, у нас с вами сегодня план таков: до 16 часов мы будем подводить итоги нашей с вами работы, пытаясь найти что-то упущенное. А после 16 нам нужно радушно принять гостя и внимательно выслушать его, законспектировать его слова по возможности. Я надеюсь, что этот день будет продуктивным».
Многие фразы Надеждин говорил на каждом заседании, мы уже привыкли к ним, и поэтому они уже не внушали нам надежды, а вот председателю… Он верил в лучшее, хотя понимал, что мы все в тупике, по крайней мере пока что.
Б: «Итоги, так итоги. Я так понимаю, товарищ Надеждин, нам нужно вспомнить все «жанры» и «типы» историй, которые есть. А точнее нам нужно найти тот «тип», которого ещё нет, а для этого нужно перебирать все имеющиеся, но не только в литературе, но ещё и в наших головах».
Н: «Да, товарищ Балаболов, вы правильно поставили нашу задачу на сегодня. Я попрошу вас помечать всё, что сможете вспомнить, и поправлять нас, если мы будем повторяться. Так же я попрошу вас следить за тем, чтобы ни один «жанр» или «тип» не улизнул мимо. Если вдруг кто-то из нас не скажет о нём».
Б: «Слушаю-с».
Сначала Балаболов налил всем чай (мы в это время все молчали, подготавливая мысли и слова), а потом начал дискуссию (мы пили чай в ходе беседы).
Б: «Ну что, товарищ Тихий, что вы скажете? Или за вас сегодня будет говорить гость?»
Балаболов иногда пытался шутить, но у него этого совсем не получалось, ибо шутки у него были глупые и тупые. А иногда он умудрялся своей шуткой оскорбить кого-то, за что Надеждин выгонял его. Председатель вообще относился к Балаболову строго, но в этот раз он как будто не обращал внимания на него.
Т: «Гость будет говорить, но не за меня, а за самого себя. Я за себя и сам могу, товарищ секретарь. Прошу вас отложить шуточки в сторону и записывать. Значит, нужно начать с глобальных тем, таких как любовные истории, коих очень много и коими уже мало кого удивишь. Истории про войну, которых ещё много нерассказанных, но уже уходящих из «тренда». Детективы, переездившие все преступления от и до. Исторические рассказы, повести и так далее. Их тоже много нерассказанных, но они уже наскучили и стали неинтересны народу. Различные пьесы, собирающие только интеллигенцию в свою аудиторию и никого более. Различного рода дневники, мемуары, автобиографии и так далее, далее, далее, которых тоже может быть ещё очень много разных, новых, но не уникальных, ибо у всех нас в жизни есть похожие моменты, уже изложенные на бумаге ещё давно, да и сами мы все похожи…»
Б: «Извините, что перебиваю, товарищ Тихий, но вы забываете упомянуть про истории «со слов», коих, как вы говорили, тоже есть много не рассказанных, но они все уже похожи на предыдущие, если хорошо «покопать». Тем более будет очень трудно искать людей, у которых есть не похожие ни на что истории. Но даже если вы их и найдёте, то всё равно окажется, что такая история уже была когда-то. Это вызовет у вас огорчение, и вы перестанете искать «индивидуумов» с “индивидуальными историями”».
После этой «выходки» председатель с укором взглянул на Балаболова, но тот сделал вид, что не заметил этого.
Я: «Давайте оставим тему «рассказов со слов» на потом, ибо вечером у нас будет шанс убедиться, правы вы, или нет, товарищ Балаболов. А пока не перебивайте нас и записывайте».
Б: «Всё как скажет председатель, товарищ Искалов».
Н: «Пишите, Балаболов, пишите, не забывайте нас поправлять. Тему, названную вами, не трогайте. Пока что».
Б: «Слушаюсь и повинуюсь».
Р: «Ваши слова напоминают мне о многочисленных историях о битвах на мечах, войнах кланов, глобальных сражениях в стиле средневековья, приключениях, поисках сокровищ, экспедициях и ещё…»
Б: «Записал! Товарищ Северов, а что у вас на уме?»
В этот раз я заметил, как Надеждин сжал руки в кулаки. Сделал он так, как я подозреваю, из-за Балаболова.
С: «Неприятно перебивать товарища Романова, но скажу, раз уж вы перебили его за меня. Есть очень много сказок, которые являются своеобразной фантастикой. А ещё можно наложить на любой жанр «эффект фантастики», и тогда это станут совершенно другие истории. Но, к сожалению, уже и этого очень много: фантастических историй. Только вот они ещё не все обузданы полностью, есть ещё что-то, что можно раскрутить».
Я: «Вы опять за своё, товарищ Северов. Ну, хорошо, пусть ваши слова будут нашим планом «Б». Возможно, вы думаете правильно. Только вот нужно найти эти самые «необузданные истории…»
Б: «Могу предложить инструкцию для поиска!»
На этот раз председатель не выдержал и крикнул на Балаболова.
Н: «Товарищ Балаболов! А что вы можете сказать, что мы упустили? Я вас внимательно слушаю! Говорите и записывайте!»
Б: «Вы не назвали самого элементарного, господа: есть уже очень много учебников, инструкций, пособий, энциклопедий, сочинений, писем и тому подобное. Многое из этого с каждым годом обновляется, появляются новые «научные книги» с изобретением или открытием нового. Прогресс, господа. Вот ваше НИУ. И…»
Н: «Довольно! Мы уже слышали это, но это не выход, товарищ Балаболов. Вы предлагаете нам сдаться… То есть вы не на нашей стороне? Я попрошу вас покинуть это заседание…».
Б: «Но…»
Н: «Я сказал вон!»
Балаболов быстро схватил со стола несколько вкусностей и вышел с хмурой и недовольной «миной». После того как секретарь вышел, председатель протёр медленно рукой лицо, опять облокотился на диван и изобразил на своём лице уставшее выражение».
Мы сделали тактическую паузу: все начали есть и пить. Затем соседи по дивану начали негромко говорить между собой. Все, кроме нас с Надеждиным. Но, спустя десять минут молчания, он вдруг заговорил со мной, не смотря на меня.
