Илья Чистяков
Бесконечное лето
Что произошло с Тянь Чи?
В то время мы обменивались письмами для того, чтобы подтягивать её русский. Это была моя идея – человека, прослушавшего всю историю и теорию литературы и прочитавшего уйму романов, герои которых писали друг другу письма. Я и сам всегда считал, что писать полезно (по крайней мере, мне): это заставляет глубже погружаться в проблему, больше размышлять и наиболее логично излагать свои соображения. И уж точно эпистолярный жанр должен жить в наше время, в этот век цифровых технологий, когда ручки и блокноты стали продаваться реже. Да и книги, я думаю, тоже.
Так или иначе, для Тянь Чи это тоже было полезно.
В число моих обязанностей входило посещение общежития, где проживали наши иностранцы. Там я иногда проводил занятия, но чаще отлавливал злостных прогульщиков и проверял порядок и чистоту в комнатах. Конечно, для исполнения последней функции существовали поочерёдные дежурные из числа самих студентов и комендант общежития. Но контроль – такая штука, которой не может быть СЛИШКОМ много, тем более – в этой интернациональной общине. Всегда находился кто-то, кому хотелось повеселиться как следует именно сегодня. Если что-то можно было сломать, оно обязательно ломалось. Всё, что можно было нарушить – нарушалось.
Помню своё изумление и ужас, когда я побывал в комнате №221 у четырёх первокурсниц из Китая: казалось, что это совсем не жильё девочек-подростков, а ночлежка гангстеров из какого-нибудь криминального боевика. Впрочем, до такого бардака и крайней антисанитарии даже бандиты бы не дошли…
Кто-то из преподавателей сказал: «У всех арабов и китайцев без исключения отсутствует понятие чистоты и порядка!». Это не так. На старших курсах они более чистоплотны. Вообще, мой опыт проживания в общежитии с русскими подсказывает, что наличие мозгов в голове никак не связано с национальной принадлежностью. Записи в дисциплинарном журнале это подтвердят. Если и искать какие-то общие тенденции и взаимосвязи, то порядочность у студентов зависит от их возраста, и неважно, штамп какой страны стоит в их паспорте.
Спустя некоторое время порядок в двести двадцать первой поселился навсегда. Тянь Чи была одной из четырёх девчонок, живших в той комнате.
Выяснилось, что мы ровесники. После окончания четырехлетнего бакалавриата филологического факультета Сычуаньского университета, она поступила к нам на первый курс магистратуры, чтобы продолжить изучение русского языка. В первое время она часто заходила в Центр международного сотрудничества, и мы подружились. Обменивались письмами, ходили на прогулки. Иногда она просила позаниматься с ней дополнительно в одной из свободных аудиторий общежития.
Россия для неё была другим миром. Она говорила, что у нас нечего купить в продуктовых магазинах – ведь невозможно же вечно есть картофель и макароны! Ей не нравилось качество нашей одежды. Она была шокирована низким уровнем жизни и зарплатой преподавателей. Её угнетали обшарпанные стены и исписанные парты университета, где в то время не было компьютеров, интерактивных досок и мониторов везде, куда ни глянь. Тем более, не было бесплатного WI-FI.
И в то же время ей нравилась (как она сама говорила) по-деревенски спокойная и размеренная жизнь нашего «одноэтажного миллионника». Нравилась природа нашей средней полосы, нравились люди – и местные, и другие студенты из-за рубежа.
В том уже далёком 20.. году ей нужна была поддержка. Нужен был друг, которым стал я.
Мы оба были «в себе» – кто-то называет таких людей интровертами. Наша внутренняя жизнь была в миллион раз богаче той, что окружала нас. Нас переполняли одни и те же фундаментальные размышления, далекие от тусовок и дискотек, денег и карьеры, секса и наслаждений. Всё окружающее казалось нам лишь декорациями, которые подобрал для нас невидимый режиссёр, да и то лишь потому, что ничего более подходящего не нашлось.
Первое время Тянь Чи было непросто в России. Она оставалась очень скромной, зажатой и малообщительной, даже несмотря на то, что её окружало много студентов из Китая, да и число её русских друзей постепенно росло. Казалось, она стеснялась самой себя. В ней сильно чувствовалось традиционное восточное воспитание, что особенно было заметно на фоне русских студенток. Хотя остальные китайцы, которых я видел тогда в университете, были по сравнению с Тянь Чи куда более раскрепощены и общительны.
Таким она была человеком. Добавьте к этому всю новизну обстановки, резкую перемену климата, чуждую культуру вокруг. И не забудьте, что никто из преподавателей не говорил на китайском и почти никто – на английском (большинство из них было «в возрасте» и за модными тенденциями не следило). Надеюсь, теперь ясно, в каком положении находилась Тянь Чи?
Я старался скрасить её первые месяцы на новом месте. Она жаловалась мне в письмах, что ей совсем не даётся русский язык, что жить вчетвером в одной комнате и при этом оставаться красивой тяжело, что она хочет чаще бывать одна, но в общежитии это невозможно. Она долго привыкала к зимнему холоду, но, по её словам, на всю жизнь осталась очарована снегом, который впервые увидела в России.
Я рассказывал ей о своих повседневных университетских делах, увлечении футболом и занятиях музыкой. Наряду с обсуждениями обыденной жизни мы размышляли о культурах наших народов, о религии, истории и современной политике России и Китая, затрагивали вопросы смысла жизни и поиска своего собственного пути в ней. Последнее нас особенно волновало. Казалось, что у нас обоих был талант – или проклятие – находиться одновременно в процессе жизни и как бы «вне её». Наблюдать за всем отстранённо, но, возможно, чуть более объективно, чем наши сверстники, которых переполняли азарт и увлечённость, жажда жизни и сумасшедшего водоворота событий. Эти люди, в отличие от нас, явно не задумывались над своим предназначением. Не лежали подолгу в кровати каждое утро, глядя в потолок. И уж точно не сидели на берегу реки и не ждали, пока по ней проплывёт труп их врага.
Однажды мне даже подарили книгу с названием «Философ» и пожеланием на обратной стороне обложки: «меньше думать и больше жить». Вспоминается Александр Сергеевич Грибоедов и его «Горе от ума». Про меня! Точнее и не скажешь.
…Я стоял у пустого окна в регистратуре уже несколько минут и наблюдал, как уборщица намывала полы в вестибюле, приговаривая: «Ужасный пол! Одни разводы. Невозможно мыть. Надо же было так построить! Что за плитка…».
– Да! – подхватил я, устав это слушать. – Надо им самим вручить по швабре, чтобы попробовали, как это! А то сидят там в своих кабинетах, жизни-то не знают!
Опешив, она уставилась на меня, будто впервые заметила. А может, так оно и было, и я её напугал?
– Ужас, говорю, а не плитка!
Она продолжала внимательно на меня смотреть. Мне становилось совсем неловко.
– Молодой человек! – по её интонации я понял, что сейчас меня отчитают. – Никого нет! Сегодня выходной! Вы чего пришли? И вообще, тут намыто, не видите, что ли?
– Мне девушку забрать нужно. Её выписывают сегодня, – прозвучало как оправдание за мои ужасные ботинки, оставляющие следы на этом ужасном полу, и за сам факт моего существования на этом свете. Но у меня действительно было важное, неотложное дело!
– Её не могут сегодня выписывать. Врачей нет. Либо уже выписали, либо завтра!
– Она не больна. У неё ушибы. Зовут Тянь Чи, – я сохранял ангельское спокойствие.
– Чё?
– Иностранка. Её привезли позавчера вечером…
– Алёна что ли? С побоями-то? Да, ловко её. А кто хоть? Муж, поди? Все вы мужики одинаковые, что русские, что японцы… – махнула она на меня свободной рукой.
– Она из Китая…
Но уборщица уже не слышала или делала вид, что не слышит. Медленно, раскачиваясь, она прошаркала мимо меня через холл и, бурча себе под нос что-то невнятное: «Чтоб тебя! Попадёшь под стекло! Под стекло!», – вошла в один из кабинетов левого крыла здания. Не прошло и минуты, как появилась медсестра и из-за стойки регистрации позвонила в травматологическое отделение, чтобы Тянь Чи спускалась.
Я присел. Медсестра исчезла, а женщина продолжала мыть пол. Было заметно, что работу свою она не любит, как и всех посетителей, за которыми она убирает. Себя она тоже, казалось, любить уже перестала, как и свою жизнь, однажды ставшую безрадостной…
– Привет. Почему не позвонил? – Тянь Чи по-прежнему говорила с акцентом, хотя и с менее очевидным, чем в годы обучения. Она, как и все китайцы, растягивала слова, делая их мелодичнее и иногда добавляя дополнительные ударения. Всё такая же хрупкая и миниатюрная… Мне всегда хотелось её накормить. А сейчас – ещё и приободрить, утешить. Обнять.
Мы не виделись более пяти лет и лишь изредка переписывались. Но вечером прошедшей пятницы мне позвонила её подруга и сообщила, что везёт Тянь Чи в травмпункт – её избил на работе собственный начальник. А вот отвезти Тянь Чи обратно домой подруга уже не сможет. С просьбой сделать это она и обратилась ко мне.
В тот день врачи запретили Тянь Чи покидать больницу, поэтому мы договорились на утро воскресенья.
– Телефон на морозе разрядился, – я был очень рад её видеть. Однако моя улыбка вызвала реакцию, к которой я был не готов: Тянь Чи заплакала.
Я взял вещи из её рук и обнял. Она крепко зарылась в мою куртку. Я не заметил на ней никаких следов происшествия, но всю её до сих пор трясло. Что-то говорить не было смысла, поэтому я лишь сильно прижимал девочку к себе и ждал, пока та успокоится.
Прошло несколько минут, прежде чем Тянь Чи нашла силы оторваться от меня. За это время я несколько раз заметил, как швабра переставала облизывать пол и замирала на месте.
– Ты считаешь, что дома будет безопасно? – спросил я, когда мы отъезжали от больницы.
– На работе не знают мой адрес, – она говорила медленно, подбирая слова, и теребила застёжку сумки, лежавшей у неё на коленях.
– Ты будешь писать заявление в полицию?
– Не знаю. Может быть, нет, – Тянь Чи смотрела на сумку, но было понятно, что она смотрит в себя. Девушка больше не плакала, но была задумчива и печальна.
– Он тебе уже звонил? – мы остановились на перекрестке. Горел красный. Я посмотрел на неё.
– Да. Звонил. Много раз. Я не ответила, – она подняла глаза на меня.
Я повернулся к дороге. Мне не хотелось, чтобы она снова расплакалась. Я не стал расспрашивать о том, что произошло и по какой причине. Какой бы она ни была, этого мужчину невозможно оправдать.
У неё зазвонил телефон. Тянь Чи долго с кем-то говорила на китайском. Было понятно, что это кто-то из близких, знавший о случившемся. Во время разговора она снова заплакала, закрыв лицо ладонью.
– Кто это был? – спросил я после того, как она положила трубку.
– Помнишь Ван Жуи?
– Конечно.
– Она знает. Жуи помогла мне взять все вещи в офисе и ехать в hospital. She offers to stay with her, because she is afraid that this man may find out where I live and come to my house, – она, еле сдерживая слёзы, снова взялась за замок сумки. – What do you think about it?1
– Думаю, что это правильное решение, – я с трудом успевал за её китайским английским, но основную мысль уловил. – Только если ты и дальше будешь испытывать меня иностранными языками, то советов от меня больше не жди.
Она улыбнулась.
Ван Жуи приехала в тот же год, что и Тянь Чи. Они вместе учились в магистратуре, а потом вместе поступили в аспирантуру. Пока мы ехали, Тянь Чи рассказала, что Жуи тоже, как и ей, несколько лет назад отказали в общежитии из-за отсутствия свободных комнат, и теперь та арендует квартиру и работает в какой-то строительной фирме переводчиком и секретарём.
Мы заехали к Тянь Чи домой, чтобы она собрала с собой всё необходимое. Её съемная квартира находилась в верхней части города, ближе к его историческому центру. Я помог уложить вещи в машину. Было заметно, что активность пошла Тянь Чи на пользу, она хоть немного отвлеклась.
– Как твои дела? – спросила девушка, когда мы снова сели в автомобиль.
– Не люблю этот вопрос: если отвечать честно, то коротко не ответишь, а когда нет времени на разговор, остаётся бросить лишь «I’m okay». Всё в порядке, все родные и близкие живы и здоровы, у меня есть средства на существование и жильё. Поэтому, не вдаваясь в тонкости, могу сказать, что всё хорошо.
Мы пробирались по заснеженному городу. Снег продолжал падать, возвращая земле её утраченную чистоту. Белый-белый город. Как Севастополь. Только зимний.
Я ехал и думал: хорошо, что начальником был китаец, а не русский. В противном случае она бы точно уехала и увезла с собой тяжёлые воспоминания о России. Конечно, наша страна не идеальна, точно так же, как и любое другое государство мира. Кто-то развивается чуть быстрее, кто-то чуть медленнее. У кого-то социализм, а у кого-то липовая демократия. И какими бы ни были люди разными: буддистами, панками, демократами или арийцами, природа у всех одна и та же. Мы во власти одних и тех же страстей, и людская подлость равно, как и честность, заселяют наш земной шар равномерно. Подонком может оказаться каждый, что и доказал начальник Тянь Чи.
– Уедешь домой в Китай?
– Нет. Мне нужно защититься. Диссертация, – она смотрела в окно.
В зимнем слякотном мегаполисе мало красивого. Но сегодня воскресенье, на улицах спокойнее, чем обычно, а медленно падающие крупные хлопья снега, скрывшие грязь машин и людей, делали этот день особенным и сказочным.
– Может быть, я думаю, что уеду в Москву или Санкт-Петербург. И там учиться, – она посмотрела на меня. – Как ты думаешь?
– В другой ситуации я бы сказал, что не вижу смысла в переезде. Ты сама знаешь, что в столицах образование дороже. Но сейчас… думается… слушай, как ты считаешь, он будет тебя искать? – я не выдержал.
– Будет. Это большая китайская компания в России. Он будет бояться этой истории и полиции, – казалось, что она была готова к этому вопросу и сама размышляла над этим. – Я всё равно раньше думала о переезде. Там легче защищаться. Там есть диссертационный совет по моей теме.
– Значит, время пришло, – я остановил машину и заглушил мотор.
– Привет, Жуи! – мы с Тянь Чи заносили вещи в дом.
– Привет, Алекс, – ответила Жуи, закрывая входную дверь.
– Я не Алекс, я Саша. Ты меня с кем-то путаешь, – поставив чемодан на пол, улыбнулся я.
– Хоросо, Саса. Если тебе так больсе нравиться.
Мы обнялись. Девушки перекинулись парой фраз на китайском.
– По-русски, пожалуйста, – я решил напомнить им об университетских правилах общения.
– Я скасала Тянь Тси, где мосьно расьдеться и найти туалет. Рас ус ты вреднитсяесь, посволь усьнать, как твоё исутьсение буддисма? Я давала тебе книги много лет насад.
Всё-то она помнит…
– Честно – пока никак. Но я обещаю, что когда дочитаю Сэлинджера, то обязательно возьмусь за основы буддизма.
– Снаесь, сто ты только сто скасал? Сто, когда я протьсту все анектод на свете, я натьсну тситать Библию, – Жуи взяла верхнюю одежду Тянь Чи и повесила её на крючок.
– Сэлинджер не писал анекдоты, – парировал я, пододвигая Тянь Чи чемодан, которая пыталась что-то найти в своих вещах.
– Только про идиотов, – не унималась Жуи. Она наклонилась к подруге, сказала ей что-то на родном языке.
– Колфилд не идиот. Это только одна из версий, – начал было я, но Тянь Чи поднялась и ушла вглубь квартиры. Мы проводили её взглядами.
– Как она? – спросила Жуи.
– Плохо, – я не умел врать. – Вся в себе. Молчит и думает о чём-то. Переживает случившееся. Наверное, ей нужно время, чтобы прийти в себя.
– Да. Я весла её в больницу. Она вся тряслась. В комнате был бесьпорядок. Когда я приехала, в офисе она была одна. Этого тьселовека не было.
– Что произошло?
– Вратсь сказал, сто следов sexual assault2 не нашёл. Много усибов и синяков на теле. Органы тселы. Когда я приехала к Тянь Тси, она была в истерика. Боялась, сто он вернётся. Сказала, сто он присёл, натьсял критьсять и ругать её из-за работа. Ударил один раз, потом есё и есё. Я…
Разговор оборвался, когда Тянь Чи к нам вернулась.
– Я пойду унесу весьси, – сказал хозяйка и кивнула Тянь Чи.
– Xièxiè3, – ответила та.
Мы остались вдвоём.
– Мы можем увидеться завтра и поговорить, как раньше? – она смотрела мне прямо в глаза.
– Я сегодня улетаю.
– Куда?
– В горы. В Долину Свободы или на Северную Корону. Пока не решил. У меня отпуск. Билеты на самолёт уже давно куплены. Нужно ещё успеть заехать на работу и собраться. Извини, – я смотрел в пол. Почему-то было стыдно.
– Спасибо тебе, что помог.
– Не за что. Я ничего такого не сделал.
Мы обнялись.
– Я застану тебя через неделю, когда прилечу?
Она не ответила. Точнее, ответила. Беззвучно. Одними губами: «I don’t know» или «Я не знаю», или ещё как-то на каком-нибудь другом незнакомом мне языке. На глазах у неё снова выступили слёзы.
Позади неё в коридоре появилась Жуи. Я вышел и чувствовал себя ужасно.
Никогда не работайте с мудаками
Мы перестали регулярно видеться с Тянь Чи спустя два года после нашего знакомства.
Я окончил магистратуру с красным дипломом и, не без помощи одного из проректоров университета, который мне особенно благоволил, бесплатно прикрепился к группе аспирантов, заканчивающих своё обучение. Проучился три месяца и осенью вместе с ними сдал кандидатский минимум: английский, историю и философию науки и русскую литературу. «Пять», «пять» и «четыре» соответственно. Об объективности оценок рассуждать не берусь. Особенно по иностранному.
Так завершилась моя учёба в университете. На протяжении полутора лет я ежемесячно получал стипендию в размере 25 000 рублей, а теперь должен был существовать на 17 000, составляющих заработную плату специалиста Центра международных отношений (за квартиру в то время я отдавал 15 000). Нужно было что-то решать.
Совпадение или нет, но примерно тогда же я разочаровался в научной работе и своём руководителе. На самом деле, не произошло ничего из ряда вон выходящего. Мой профессор был отличным человеком, интересным лектором и одним из лучших преподавателей литературы факультета. Он всегда снабжал меня книгами по моей теме, помогал писать и публиковать научные статьи (всего их было штук десять, причём одну мы написали в соавторстве), рекомендовал меня в качестве участника на всевозможные конференции. В чём же проблема? Наверное, в том, что не оправдались мои собственные ожидания от совместной работы. Только спустя годы я осознал и усвоил: не нужно ни от кого ничего ждать и надеяться на что-то. Наши надежды и ожидания так и остаются НАШИМИ, особенно тогда, когда мы о них НЕ ГОВОРИМ. Мне никто ничего не был должен. Я всё придумал сам и ждал, что оно именно так и случится. С чего бы?
Впрочем, понимание этого появилось позднее. А тогда я пришёл в науку юным энтузиастом и оторванным от жизни романтиком, думая, что буду работать над решением серьёзных научных вопросов бок обок со своим наставником. И вместе мы свернём горы! Выбирая себе в учителя профессора, доктора филологических наук, я надеялся на длинный совместный путь, в процессе которого я смогу многому научиться и перенять лучшее у мудрого учёного. Я рассчитывал, что наше общение не ограничится учебным временем, что совместное увлечение положит начало дружбе, что мы будем чаще видеться и обсуждать цель общего исследования, что поедем в Крым на конференции, что вместе напишем книгу…
Теперь понятно, что в наше время такое вряд ли возможно. А если у кого-то и бывают исключения… Что ж, я рад за этих людей!
Таким образом, на момент окончания аспирантуры я имел хорошего научного руководителя, но не имел Наставника, Учителя и Друга. К тому же мысли о том, насколько же всё-таки наука далека от реальной жизни, по-прежнему сидели во мне. А после прекращения стипендиальных выплат стали донимать меня всё чаще. Какие травелоги, если мне не на что жить?
Я оставил работу в университете вместе с надеждой на кандидатскую степень, хотя и совсем не знал, чем теперь заниматься. Всё было чуждым, я ничего не умел, кроме как читать книги. Впрочем, это означало, что я с равным успехом мог заниматься чем угодно. Поэтому, когда мне звонили и приглашали на любые собеседования, я соглашался.
В итоге осенью я подыскал себе должность рядового маркетолога в одном автосалоне. Профессия эта была не так далека от меня, как могло показаться. Всё-таки, я был знаком с теорией коммуникации и семиотикой – без того и другого не было бы и рекламы!
Я прошёл испытание, и меня взяли.
Тянь Чи в это же время поступила в аспирантуру и продолжила учёбу. За два года общения наши отношения стали очень тёплыми и доверительными. Мы виделись почти каждый день, а когда встречаться не удавалось – переписывались. Она сильно продвинулась в изучении русского языка, хотя и до сих пор стеснялась своего произношения.
Мне было интересно слушать её рассказы о жизни в Китае, об удивительной природе и исторических памятниках, о современной культуре и обычаях. Я никогда не выезжал за пределы СССР, поэтому эти истории казались мне чем-то невероятным, даже сказочным. Трудно было поверить, что вся эта красота существует… хотя Тянь Чи, сидевшая передо мной, была тому живым доказательством. Частичкой далёкого азиатского мира, который существовал за тысячи лет до моего рождения и будет существовать ещё дольше после моей смерти.
Невинные, казалось бы, разговоры со студенткой из Китая заставили меня осознать, насколько же я невелик, ничтожен и беспомощен в масштабах планеты, насколько скоротечно моё существование в собственном мирке, вот уже почти пятнадцать лет заключённом в пределах нескольких улиц Йоханнесфельда и пары десятков людей. Такова моя жизнь.
Это – моя жизнь?!
Вспоминается Мураками: «Дороги моих скитаний пролегают сквозь вагоны метро и задние сиденья такси. Пути моих приключений не ведут дальше зубных кабинетов и приемных окошек в банке. Мы можем пойти куда угодно и не можем пойти никуда»4.
Именно тогда я впервые остро ощутил потребность в путешествиях.
…Я ехал по проспекту Мира и думал: почему же мы перестали общаться? Потому что я уволился из вуза? Вряд ли. Хотя Тянь Чи и волновалась из-за этого, однако не отговаривала меня.
Спустя годы, я понимаю, что она испытывала ко мне более глубокие чувства, нежели дружба. Я неосознанно ощущал это: между нами всегда присутствовала некоторая неловкость, когда мы оставались одни, а это случалось достаточно часто. Мы никогда не прикасались друг к другу, не считая дружеских объятий, которые можно пересчитать по пальцам. Наверное, в какой-то момент я просто устал от постоянной недосказанности и нежелания сделать друг другу больно. Поэтому и поставил на паузу наши отношения, когда прекратил работу в университете. Тогда я сделал это бессознательно и только теперь увидел всё как есть.
Были ли у меня ответные чувства? Если бы кто-нибудь спросил меня об этом, потребовав дать чёткий ответ «Да» или «Нет» (людям свойственно всё упрощать), то я, укротив всю бурю эмоций и переживаний, бушевавшую в моём сердце, вынужден был бы сказать: «Нет».
Между нами так и не произошло объяснений. Помню, за несколько месяцев до того, как я нашёл новую работу, Тянь Чи пошутила: если мы к сорока годам не создадим себе семьи, она сделает мне предложение. Я засмеялся и поправил её: предложение обычно делает мужчина. Она махнула на меня рукой: мол, я сделаю это сама, ведь на тебя в этом вопросе нельзя положиться! Мы смеялись.
Когда мы расстались, у неё было много русских и китайских друзей. Поэтому я со спокойной совестью свёл наше общение к минимуму: ведь ей и без меня уже было на кого опереться в чужой для неё стране.
…Я остановил машину перед шлагбаумом и приветственно махнул рукой охраннику, сидевшему в будке контрольно-пропускного пункта на внутреннюю территорию автосалона «Полярис» – официального дилерского центра по продаже и ремонту Audi. Для меня это место стало особенным, даже знаковым.
Покинув свою alma-mater, за пять лет я сменил нескольких работодателей, причём по собственной инициативе. Я оттачивал своё мастерство и знания в области маркетинга, изучая теорию по трудам Ф. Котлера, К.Л. Келлера, Д. Огилви, современных авторов, а затем применял всё это на практике, в своей повседневной работе. И результат был! Я даже вошёл в тройку лучших маркетологов среди дилеров марки Chevrolet на территории стран СНГ. По мере того, как росли мои компетенции, я жаждал новых испытаний на профпригодность – и вновь увольнялся, находя место с более широким функционалом, более объемным списком задач и большим вознаграждением. Вскоре я стал руководителем над несколькими подчинёнными, затем – начальником отделов рекламы сразу в двух автосалонах. Наконец, я занял пост директора по маркетингу группы компаний ООО «Автомобильные технологии», где и пребывал до конца прошлой недели. В моём подчинении находилось двенадцать человек в шести автосалонах Йоханнесфельда с главным офисом в дилерском центре «Полярис».
Я считаю эту компанию особенной, потому что отсюда меня неделю назад уволили. Первый раз в жизни.
Хотя у меня уже изъяли пропуск, охранник кивнул мне и пропустил на территорию: нужно было вернуть документы, с которыми я работал вечерами, забрать личные вещи, оставшиеся в офисе, и сдать ключи.
Об увольнении мне сообщила сотрудница отдела кадров за неделю до моего запланированного отпуска и попросила сегодня же написать заявление. Моим непосредственным руководителем являлся собственник всей компании, однако ни он, ни кто-то ещё из руководящего состава холдинга это решение не прокомментировали.
Узнав о том, что меня увольняют, я очень удивился, даже чуть не разрыдался. Чтобы скрыть это, подошёл к окну кабинета отдела кадров. Что я делаю не так? Зачем я своими собственными ногами дошёл до этой комнаты, этого окна? Для чего прошёл весь этот путь – чтобы стоять теперь и глотать ком в горле?
Не то чтобы работа приносила мне счастье. После крушения больших университетских надежд я же должен был как-то зарабатывать себе на жизнь. А реклама – это интересно, особенно если использовать нестандартные подходы и современные технологии. Но стоило ли это того, чтобы ежедневно выслушивать крики руководителя, который, откровенно говоря, в продвижении компании ничего не понимал? Того, чтобы работать в постоянном цейтноте и стрессе? Вообще – стоит ли своих денег работа, которая не приносит удовольствия? Нужно ли ей заниматься, если она мешает тебе наслаждаться жизнью, если она угнетает и делает тебя нервным, раздражительным и несчастным?
Я никогда не считал себя гением, но и дураком не был. Отсутствие необходимых знаний и нужного опыта я привык дополнять и восполнять собственным усердием и работоспособностью. Мне нужно было лишь время, чтобы разобраться в любой непонятной задаче. Отец научил меня трудиться, много, ежедневно, не покладая рук, со стопроцентной самоотдачей. В противном случае, говорил он, лучше не начинать вовсе.
И я старался.
Вот и вся благодарность: меня увольняют без объяснения причины.
– Александр Александрович, добрый день! – улыбнулась мне девушка на ресепшен.
– Нина, привет! Как жизнь?
Ответ был очевиден, но я решил сделать ей приятное.
– Превосходно, Александр Александрович! – просияла она в ответ.
– Выглядишь изумительно, – я ответил на её счастливое лицо своей улыбкой и прошел в салон.
В шоу-руме царила обычная суета, от безделья никто не маялся.
Вот и хорошо.
Я проскользнул мимо сияющих новеньких автомобилей к лестнице на второй этаж, где находился мой (уже не мой) кабинет.
Я не идеальный человек и, как и все, совершаю ошибки. Но когда занимаюсь чем-то, то делаю это с искренним желанием достичь лучшего результата. Я постоянно измерял эффективность собственного труда в многочисленных таблицах и графиках. Еженедельно высылал отчёты о функционировании своих подразделений за прошедший период, их планы на новую неделю, с задачами для каждого сотрудника – даже тогда, когда от меня этого не требовали. Всегда старался быть честным во всём и со всеми. Взяток не брал, чужого не присваивал. За что же со мной так?..
Я достал принесённые бумаги и аккуратно положил их на угол стола, после чего включил компьютер. Пока процессор загружался, вынул из ящика шахматы и убрал в сумку. Снял со стены позади рабочего места все сертификаты, грамоты и дипломы и кинул в мусорное ведро. Стёр с доски схему взаимодействия рекламных каналов с потенциальными клиентами. Собрал книги. Нашёл на столе записку: «Мы вас любим! Будем скучать! Ваши интернетчики». И много подписей внизу. Мои рекламщики…
Когда компьютер загрузился, обнаружил, что мой пароль для входа в систему уже не подходит. Жаль: не хотелось бы оставлять собственные мысли и наработки своему пока что неизвестному преемнику.
Да, и Бог с ним.
Со внутренней стороны двери моего кабинета висела пара табличек с двумя вариантами определениями моей деятельности. Одна из них гласила: «Маркетинг – это эффективное привлечение и удержание клиентов, а также правильная работа с ними и возвращение их». Мне нравилась такая формулировка: короткая, ёмкая и понятная. Но почему-то среди всех моих посетителей, включая босса, именно вторая стала пользоваться большей любовью и вошла в рабочий обиход: «Маркетинг – это любовь к ближнему своему, благодаря которой получаешь Божью благодать в виде прибыли».
Я снял обе и швырнул в ведро.
За время работы в рекламе я прочитал немало тематических книг. Среди них были и содержательные, и так себе. Хотя не самая полезная информация обычно лучше всего запоминается – замечали? Вот и сейчас в голове всплыло название главы одного из многочисленных бестселлеров: «Всегда помните: однажды вас уволят». И я всегда помнил об этом, стимулируя себя работать из кожи вон. Помогло? Как видите, нет.
Другая глава называлась «Не работайте с мудаками».
Я запер кабинет и стал спускаться вниз по лестнице.
Уложив вещи на заднее сидение автомобиля, открыл водительскую дверь…
– Саша, привет! – откуда-то возник Леонид Александрович. – Ты как здесь?..
– Решил приехать упаковывать чемоданы в воскресенье, чтобы никого не видеть. Не вышло, – ответил я.
Мы пожали друг другу руки. Мне нравился директор кредитно-страхового направления. Он был хорошим человеком и руководителем.
– Не рад меня видеть? – улыбнулся он.
– Всегда вам рад, Леонид Александрович.
– Что произошло? Почему уволили? – мы с ним не виделись после того, как я написал заявление. Я сюда и не приезжал больше. Вот только теперь собрался, перед отъездом.
– Я думал, вы мне объясните.
– Вы с ним разве не встречались? – Леонид Александрович говорил о генеральном директоре.
– Нет, меня так и не вызвали. Мне Вера сообщила, – я смотрел ему через плечо на здание автосалона.
– Знакомый почерк. Всё, как всегда. Переживаешь? – он, в свою очередь, заглядывал мне в глаза.
