– Да алкаш этот ваш Осипов. Знаю я его: он за стакан водки, что угодно подпишет.
Человек встал из-за стола и захлопнул папку с документами. Кровавыми каплями блеснули эмалевые кубики на воротнике форменной гимнастёрки, скрипнули кожаные ремни, плотно перетягивающие и без того худое невысокое тело. Тень от абажура настольной лампы круглым пятном закрывала лицо. Он аккуратно завязал коричневые тесёмки и взял папку в левую руку. Кожа на тыльная сторона ладони была неровная, как будто след от застарелого ожога.
– Значит так, – сказал начальник, – я сейчас выйду на некоторое время, а ты тут постой и вспомни, что ты хочешь мне сообщить.
Он обошёл стол и направился к двери за спиной Алексея. По пути легонько стукнул сапогом по деревянной ножке придвинутого к стене топчана. Из-под него вылезла здоровенная овчарка и тихо присела около ноги Круглова.
Тяжёлая дверь захлопнулась. Ключ со звоном два раза повернулся в замке. Алексей ослабил одну ногу в колене. Собака, не поворачивая головы, тихонько зарычала. Алексей выпрямил ногу, собака затихла. Часа через три пришёл конвоир и увёл подследственного в камеру. Распухшие от неподвижного стояния ноги едва передвигались, поясницу ломило, переполненный мочевой пузырь готов был разорваться.
Через неделю общения со старшим лейтенантом госбезопасности Николаевым подозреваемый сознался во всём: и как сколотил диверсионную банду, и как организовал аварию на производстве, и даже как пытался выйти на контакт с агентами иностранных разведок, но у него ничего не вышло, потому что доблестные органы вычислили и обезвредили вражеских шпионов значительно раньше.
Николаева он так и не вспомнил. Мимолётную встречу с неказистым солдатиком затмили воспоминания о таинственной находке в подземелье Мавзолея и личном знакомстве с легендарными большевиками. А вот Николаев, наоборот, на всю жизнь запомнил наглого плотника, встретившегося ему в первые дни служебной карьеры. Он помнил все детали их короткого знакомства: как он его обманул с пропуском, как обзывал растяпой за потерянную винтовку, как они с Сидорчуком смеялись над ним в караулке и писали всякие гадости… Древних крокодилов припомнил. Нет, он ничего не забыл. Кстати, Сидорчука, кажется, уже расстреляли: белогвардейским шпионом оказался. Есть всё-таки справедливость на этом свете. Пришло время и эту гниду по той же дорожке отправить.
Решением «тройки» за вредительскую деятельность, организацию диверсионной банды и попытку связи с иностранными разведками Алексея Круглова приговорили к высшей мере наказания – расстрелу. Но на его счастье, в конце 1938 года наркома Ежова на посту руководителя НКВД сменил Лаврентий Павлович Берия. Первым делом он пересажал и расстрелял всех ежовских людей и чуток понизил уровень репрессий.
Николаева, как мелкую сошку, не тронули – должен же кто-то обеспечивать государственную безопасность, как говориться, «на земле» – и отправили для дальнейшего прохождения службы в один из лагерей ГУЛАГА, даже с некоторым повышением в должности.
Дело банды Круглова было пересмотрено. Алкаша Осипова отпустили сразу, а Алексею шпионскую статью заменили на хозяйственную и расстрел – десяткой на стройках коммунизма. Но и этот срок он полностью не отсидел – в начале войны его условно освободили и отправили с эвакуированным заводом в Сибирь.
С этого времени Алексей запил.
После войны вернулся в Подольск, шабашил по окрестным колхозам плотником – плотники всегда нужны – пока в положенный срок не вышел на пенсию и через пару лет умер от инсульта.
Жена Татьяна ходит на его могилку, подкрашивает голубой краской стальную оградку, протирает влажной тряпочкой овальную фотографию, привинченную к бетонной плите, подметает опавшие листья и хвою, поливает цветочки. Веник для уборки и банку для воды она одалживает в жестяном ящике на соседнем участке. Сосед у Алексея солидный: ограда кованая, столик, скамейка, цветочница с хорошей землёй, да и памятник солидный – чёрный гранит. Надпись выведена золотом: «Подполковник государственной безопасности Николаев Николай Николаевич. Помним, любим, скорбим».