На следующий день объявили результаты: Койфман – пять, я – четыре, Ленар – тройка. Где-то мы всё-таки с Борей не доглядели, или он сам напутал. Но положительная оценка внушала надежды и давала шанс.
Почему Койфман получил пятёрку на первом экзамене, мне до сих пор не понятно. Мало вероятно, что тогдашние борцы с коррупцией не умели обходить ими самими и придуманные правила. Наверное, у проверяющих не хватило смелости испортить идеальную письменную работу. Это всё-таки какой никакой, а документ.
Устную математику сдавали уже безо всяких кодов, не скрывая свои настоящие имена и фамилии. Тогда-то и прозвенел для Бориса Моисеевича первый предупредительный колокольчик. Внимание, идёт нарушитель.
Я не видел, как он отвечал. Койфман был в другой группе.
Мы с Ленаром оказались вместе. Для подготовки к экзамену людей в аудиторию запускали сразу по двадцать человек. Все сидели за отдельными столами, имея перед собой только ручку, карандаш и чистые листы, проштампованные с синими чернильными печатями. Лёня кроме того положил на стол маленький самодельный ножик, сделанный из обломка стальной пилки, с резной костяной ручкой и ножнами.
Может быть этот ножик, которым он всё время точил карандаш, был его талисманом, или Лёня покорил экзаменаторов чёткостью математических формулировок, но в результате он получил четвёрку. Я сдал на отлично. А вот Борис Моисеевич принёс трояк.
Всем в нашей палатке стало ясно, что его нагло валят, и ясно – за что. Обсуждая эту тему, мы сделали единственно логичный вывод: Койфман сам виноват. Правила известны всем. Они не нами, кстати, написаны. Если знаешь, что тебе сюда нельзя, то куда тогда прёшь? Для таких, как ты, есть другие места, куда можно. Туда и иди. Короче, сам дурак.
Был в нашей группе ещё один нарушитель. Он, правда, не знал о том, что нарушает. Набрал проходной балл и спокойно поступил. Написал домой, что зачислен. Но бдительные органы не дремали – нашли в его биографии изъян. Фамилия у человека была абсолютно правильная – Иванов-Петров-Сидоров. Родственников за границей не было, никто из родных под судом и следствием не состоял и во время войны в плену и на оккупированной территории не был. Но вот двоюродный дядя по материнской линии подкачал – служил священником в каком-то деревенском приходе. И хотя мать написала кучу объяснительных записок, что она с кузеном не общается и знать его, отщепенца православного, не желает, – паренька отчислили, так и не успев до конца принять. А потом выяснилось, что этот поп – не просто так, а правильный поп – наш человек, работающий под прикрытием. Но возвращать невинно пострадавшего уже не стали. Решили, что на всё воля божья.
– Третьим экзаменом была физика, – продолжал свой рассказ Ленар.
– Какая? – спросил я, показывая свой интерес к его рассказу, хотя хорошо помнил, как мы втроём пошли сдавать физику в первой группе.
– Устная, – ответил он. – Нас, поступающих, к этому моменту осталось не так и много – двоечники уехали домой. Можно было выбирать время, когда идти сдавать. Я физику хорошо знал и пошёл с утра. Борис Моисеевич тоже со мной пошёл.
В этой группе был и я. Десять человек запустили в аудиторию, предложили на выбор билеты и рассадили за отдельными столами. Так же, как и на математике, на столе – только ручка, карандаш и бумага, а у Лёни ещё ножик, которым он время от времени стругал свой карандаш, а стружки аккуратно собирал в маленький бумажный пакетик.
Через полчаса председатель экзаменационной комиссии спросил, кто готов.
Боря поднял руку.
Как в таких случаях обычно бывает, все посмотрели на смельчака.
Комиссия состояла из нескольких мужчин в военной форме, одного старичка в гражданском костюме и одной женщины в плиссированной юбке и белой шёлковой блузке с бантом. Женщина была толстая и некрасивая. Они одновременно посмотрели на Койфмана, потом на стол перед собой – нашли его экзаменационную карточку, переглянулись, и председатель сказал:
– Виктория Михайловна, прошу вас. – И сделал жест рукой, как будто предлагал ей выступить перед зрителями колхозного клуба с номером художественной самодеятельности.
Виктория Михайловна встала, солдатским движением разогнала мелкие юбочные складки вокруг обширных бёдер, взбила попышнее нагрудный бант и твёрдым шагом двинулась к столу, за которым сидел Борис Моисеевич. Присев на свободный стул, жалобно чирикнувший под её весом, она на удивление тонким голоском сказала:
– Можете отвечать.
Обитаемая вселенная, в которой нам всем довелось родиться, как известно, поделена на две половинки: мужскую и женскую. Эти разные, в природной сущности своей, части существуют, тем не менее, вместе, подчиняясь базовому философскому принципу единства и борьбы противоположностей. В зависимости от ситуации, победу в этой бесконечной борьбе одерживает то одна, то другая сторона. В быту, обычно, главная роль принадлежит женщинам. И хотя они любят поплакаться о своей тяжёлой доле, дома всё делается так, как скажет мама. На службе всё наоборот. Если женщина не смогла пробиться в начальники, то в трудовом коллективе ей уготована ничтожная роль. При этом мужчины-начальники стремятся поручать подчинённым женщинам самые неприятные задания. Предвидя, что дело будет грязным и не заслужит благодарности, они легко поручают его женщине, которой, как правило, некуда деваться. Где ещё она найдёт такую хорошую работу? Не на фабрику же, в самом деле, идти в неполные сорок лет, когда до пенсии ещё далеко, а трудовой стаж прерывать ой как не хочется.
– Какой там у нас первый вопрос? – ласково продолжила Виктория Михайловна.
Мужчины, оставшиеся сидеть за столом на возвышении, подобно олимпийским богам, занялись своими делами. При этом их выразительные позы говорили, что к действию, происходящему внизу, они никакого отношения не имеют. Они свою работу уже сделали – направили просящему лучшего специалиста. И уж как он, то есть она, решит, то так тому и быть.
Боря прочитал вопрос номер один. Мы все смотрели на него, старались оценить: как строго к нам будут относиться экзаменаторы по этому предмету.
– Ну, что же вы молчите? – спросила Виктория Михайловна. – Отвечайте. Не задерживайте поток.
– Тема первого вопроса относится к разделу… – начал Борис.
– Не надо воду лить, – прервала она. – Отвечайте сразу по существу вопроса.
– Хорошо…
– И не делайте мне одолжения.
– Я не делаю.
– Вас что не учили, как надо вести себя на экзамене в высшее учебное заведение?
– Почему?.. Учили.
– Ну так не тяните время. Отвечайте… Первый вопрос относится к разделу физики…
Борис Моисеевич удивлённо посмотрел на неё.
– Ну, я жду, продолжайте. Или вы думаете, что я за вас сама отвечать буду?
Я слушал эту беседу и ничего не понимал. Военные за столом вполголоса переговаривались между собой. Они были выше этих двух простых смертных, что-то выяснявших у подножья Олимпа.
– Вопрос относится к разделу… – повторил Боря, но голос его потерял былую уверенность.
В течении нескольких минут он сбивчиво говорил по теме, нервно чиркая шариковой ручкой по своим записям на экзаменационном листе. Но Викторию Михайловну, казалось, это не интересовало.
– Я думаю, – сказала она, воспользовавшись короткой паузой, – что вы достаточно продемонстрировали свои знания по первому вопросу, но не пояснили физический смысл вот этого параметра. – И ткнула пальцем в лист.
Боря пояснил.
– А как это согласуется с принципом… – она назвала принцип, который, как я помнил, относился к другому разделу физики.
– Извините, но он сюда не применим, – возразил Койфман.
– Вы так счита-е-т-е? – сказала она, растягивая звуки. – Одн-а-к-о… Но ваше мнение, знаете ли, в данный момент нас не интересует. Мы не на научной конференции, где допустимо спорить с оппонентом. Здесь вы демонстрируете свою подготовку, а наша задача – её оценить. По пятибалльной шкале. И я так понимаю, что один бал вы уже потеряли. Переходите ко второму вопросу.
На языке уличной драки – это был удар под дых, от которого пострадавший скрючивается, приседает и, давясь слезами от обиды и боли, начинает беспорядочно колотить воздух перед собой, не причиняя вреда противнику.
– Второй вопрос… – начал Борис.
На этот раз Виктория Михайловна дослушала до конца, не перебивая.
– Это всё, что вы можете нам сообщить? – спросила она, когда он замолчал.
– Да.
– Считаю, что ответ не полный и не позволяет положительно оценить ваши знания по этой теме. Переходите к третьему вопросу.
Я видел, как на лбу у Бориса Моисеевича появились мелкие капельки пота. Шариковая ручка, зажатая в кулаке между большим и указательным пальцами, дрожала. Он молчал. В аудитории было тихо. Все оторвались от своих листочков и смотрели только на него и Викторию Михайловну. Члены экзаменационной комиссии на своём помосте тоже перестали разговаривать, но по инерции продолжали изображать деловую активность. Один выравнивал бумаги на столе, другой очищал перо авторучки от налипших соринок, а председатель внимательно разглядывал что-то очень важное за окном. Было ясно: все они приготовились и с нетерпением ждут развязки поединка внизу, на арене.