Игорь Викторович Лопарев
В поисках врат Стылой Тени
«Инсиндизо» приблизился к берегу настолько близко, насколько позволяла осадка судна, то есть берег был метрах в десяти-пятнадцати. Якорная цепь заскрежетала по бронзовой окантовке клюза, и, спустя несколько секунд, якорь плюхнулся в густо-зеленую воду. Всё. Приплыли. Дальше ножками.
На палубе началась возня, предшествующая сходу на берег. Матросы готовили к спуску на воду шлюпку. Боцман уже прикидывал, как бы побыстрее сгрузить на берег два четырёхместных гусеничных снегохода. Первой отвалила шлюпка с матросами, отправившимися собирать плавник, в изобилии валявшийся на пляже. Крупные просолённые бревна вполне годились для изготовления широкого трапа, по которому было бы возможно переправить технику и грузы на берег.
Как только якорь оказался под водой, с мостика спустился радист. Он только что получил от капитана координаты точки нахождения судна для отправки их в офис гильдии «Водный путь», являющейся хозяином корабля. Он быстрым шагом протопал по коридору и скрылся в помещении радиорубки. Там, угнездившись на свой, привинченный ножками к полу, стул, он быстро повернул несколько рубильников и нажал пару кнопок на пульте перед собой. Одел наушники.
Покрашенный в шаровый цвет корпус радиостанции, занимавшей всю поверхность стены, украсился желтыми и красными огнями индикаторов. Загудели трансформаторы. Начал наливаться зеленым круг главного индикатора готовности станции, размером с имперский ранд. Время ежедневного сеанса связи только начало свой отчет, и на отправку короткого сообщения его было более, чем достаточно. Но радист Абидеми Джума торопился. Он выставил частоту передачи, вынул из кармана листок с текстом радиограммы и приступил к её отправке. Писк сигналов кода Гёрке зазвучал в наушниках. По окончании передачи Абидеми переключил станцию на приём и дождался подтверждения приёма сообщения.
Но вместо того, что бы выключить станцию и пойти пропустить кружечку пива (поскольку якорь брошен, то появились некоторые послабления для команды), он опять переключился на передачу, изменил несущую частоту, и отправил радиограмму еще раз. И дождавшись, наконец, сигнала о подтверждении приёма второй своей радиопередачи, он начал выключать аппаратуру.
Даже его жена не догадывалась, что реальным отправителем ежемесячных переводов, которые он получал в отделении имперской почты, был отнюдь не его дядюшка Земба, хотя таковой и существовал в природе. Средства эти имели своим источником бюджет седьмого управления разведывательного департамента Министерства иностранных дел Его Королевского Величества Гаррета II, короля Меридиана. Статья бюджета, по которой проводились расходы, называлась «финансирование заморской агентуры».
Глава 4
Пока экипаж судна занимался своими делами по обеспечению выгрузки экспедиционного оборудования и всего прочего, что могло бы понадобиться при обустройстве временного лагеря, Афолабе и его дочь отправились в стойбище олча. Находилось оно у подножия скал, ближе к южной оконечности бухты. Через час неспешной ходьбы по заснеженной каменистой равнине они уже могли почувствовать запахи человеческого жилья.
Охотились олча самым незатейливым образом. От стада уфаву на южном берегу отгонялись «холостяки», то есть молодые самцы, возрастом от двух до четырёх лет. Их гнали по направлению к цехам разделки. И там же, поблизости, находилась площадка, отведенная под бойню. Уфаву загоняли на эту площадку и просто забивали дубинами. Черепа у них сравнительно непрочные, так что многим хватало одного-двух ударов по голове. Затем туши грузили на волокуши и оттаскивали в разделочные цеха, где и происходила дальнейшая их обработка. То есть снималась шкура, очищалась от мездры19, в это же время с тушки срезался жир, её потрошили, разделывали, срезали мясо. Для того, чтобы шкуры не портились, и их можно было бы без потерь доставлять к месту последующей обработки, они консервировались в соляном растворе.
Вся эта деятельность осуществлялась на довольно солидном расстоянии от становища, и, при этом, с подветренной стороны. Так что запахи бойни и разделочных цехов до стойбища не долетали. Сейчас рабочий день заготовителей был в самом разгаре, так что в становище оставались только больные, пара дежурных охранников и старейшина с шаманом, которым невместно было возиться с уфаву – они осуществляли общее, стратегическое, можно сказать, руководство всей заготовительной партией.
Когда Нтанда с отцом уже подходили к ярангам лагеря, навстречу им выдвинулся тщедушный шаман. Был он уже в преклонном возрасте, седой, тощий, со сморщенным обветренным лицом. Но держался с достоинством. В качестве приветствия он издал гортанный крик и кинул в сторону приближающихся визитеров несколько камней. Не попал, хотя, похоже, попадать и не собирался. Броски были, так сказать, весьма символическими20. Чуть позади него шёл еще один, весьма пожилой олча, видимо, один из старейшин. Он, по просьбе тойона21, скорее всего, осуществлял организационное обеспечение заготовительной экспедиции. Тогда как шаман больше окормлял заготовителей духовно, то есть, защищал охотников от козней злых духов и обеспечивал содействие со стороны добрых. В меру своих сил и способностей, разумеется. Старейшина тоже окатыш кинул. С тем же успехом.
Нтанда вопросительно посмотрела на отца. Тот ей ответил успокаивающим взглядом, мол, всё по плану, все так и должно быть. Подошли поближе. Старейшина схватил Нтанду за руку, а шаман проделал то же самое, но уже с Афолабе. И повели их прямо через костёр. Благо, обувь была на толстой подошве, да и огонь был невысоким22. А кульминацией приветственно-ритуального действа стал обмен верхней одеждой. Нтанда и её отец стали счастливыми обладателями добротных кухлянок, а представители принимающей стороны обзавелись зимними бушлатами.
В общем и целом, знакомство прошло на ура, в полном соответствии с традициями. После окончания приветственных церемоний гости проследовали за хозяевами в просторную ярангу, где и должна была состояться беседа, ради которой Афолабе Молефе с дочерью, собственно, и пришли в стойбище. Нтанда, шедшая последней, с интересом воззрилась на сушёного ерша, болтающегося на веревочке над входом в ярангу и решительно шагнула внутрь. Все чинно расселись вокруг очага, сложенного в центре чоттагына,23на низеньких табуреточках. Над очагом висел объёмистый котелок, в котором что-то кипело и булькало. Хозяева предлагали пройти в полог24. Но гости отказались, мотивируя это тем, что сейчас не особенно холодно, и, пока готовится что-то на огне, то есть и огонь, а, стало быть, и тепло.
Старейшина, судя по бросаемым искоса на Нтанду заинтересованным взглядам, в молодости был ещё тем ходоком, да и состарившись, он, видимо, не до конца утратил интерес к противоположному полу. Внешность его говорила о бурно прожитой молодости, а раскатистое имя, которым он представился, Выргыргылеле, наверное, тоже могло бы многое рассказать сведущему человеку25. Шаман же попросил называть его просто, Тынэвири. Говорили олча вполне нормально, хотя некоторая неправильность в речи всё-таки ощущалась.
–Уважаемые,– взял тяка за рога председатель правления гильдии, – мы прибыли на Север с исследовательскими целями. Тут у нас будет промежуточная база, а экспедиция пойдет дальше, – он окинул взглядом собеседников, и, убедившись в том, что они его слушают, продолжил,– и нам была бы очень интересна информация о том, что находится севернее этого острова.
– Море. Лёд и вода под ним, однако, – лаконично ответил Выргыргылеле, всем своим видом показывая, что тема скользкая, и для него неприятная.
– А за морем? – продолжил настаивать любознательный Афолабе.
– Плохие там места, однако, – поддержал шаман старейшину с труднопроизносимым именем.
– А всё-таки? Чего там такого, что делает эти места плохими? Дикие звери? Труднопроходимые тропы?– недоумевал вопрошающий.
– Тейнгычыт26, однако,– значительно произнес шаман.
– Неужели туда людям совсем хода нет? – задала свой вопрос Нтанда, отбросив со лба отросшую за время пути чёлку, чем и спровоцировала почтенного Выргыргылеле еще на один сальный взгляд. Шаман же сохранял серьезность, поскольку предмет разговора явно сместился в сферу его компетенции.
– Чтобы идти туда, надо сначала с Пегитген27 говорить, янра кэлъет28 говорить, защиту просить, однако, – не поскупился на слова Тынэвири, – амулеты есть, но говорить надо, подарки надо для янра кэлъет, для олча надо, – завершил длинный спич меркантильный шаман. Но, с другой стороны, если подумать, так даже смерть не бесплатна – она стоит жизни.
– А какие подарки порадуют духов, какие подарки хотят олча? – взял в свои руки переговорную инициативу председатель правления гильдии,– мы готовы к необходимым расходам, и нам бы ещё проводника бы…
– Олча пять стальных ножей надо – вот таких, – староста скрюченным перстом, украшенным распухшими от артрита суставами, указал на добротный охотничий нож, висящий на поясе Афолабе,– три винтовки, и десять цинков патронов, – Выргыргылеле решил, что гулять, так гулять. В кои-то веки удача привалила – духи послали глупых большеглазых людей, готовых за смерть свою ценные вещи отдавать, пользоваться случаем надо, однако.
– Для духов оленя надо,– деловито дополнил сказанное старейшиной шаман,– если нет у вас, продать можем, однако.
– Сколько и чего? – Афолабе уже начал всерьез подозревать, что эти два олчи сейчас его, натурально, по миру пустят.
– Две винтовки, однако, – сказал шаман, довольно жмурясь, – и пять цинков.
– По рукам, – подвёл черту под торгом председатель правления.
– Мудрейший, – обратилась Нтанда к шаману, – а не можешь ли ты сказать, что значит то, что во сне я увидела большую белую сову и детский плач услышала?
– Плохой знак, однако, озабоченно произнёс Тынэвири, – ангъяка29 встретить можешь. Тут не оплошай – сталью отогнать можно. Стали он боится. А свинца не боится, однако. Можно собачью кость сломать и в огонь бросить. Умрёт тогда совсем,– шаман прикрыл глаза, вздохнул, и закончил мысль,– но завтра камлать буду, для вас у духов защиту просить буду.
– И, все-таки, – Афолабе снова привлек внимание стариков, – проводника бы нам.
– Охотникам скажу, однако. Если согласится кто, завтра утром пришлю, тогда договаривайся, – подвел черту под разговором Выргыргылеле, и снова, будто невзначай, мазнул взглядом по лицу Нтанды. Какой сладострастный старикашка… Однако.
Очаг уже еле теплился, всё, о чём имело смысл говорить, было обговорено, все решения приняты. Афолабе Молефе и его дочь, попрощавшись с олча, повлеклись неспешно в сторону лагеря. Ещё много чего надо было сегодня сделать.
С первыми утренними лучами солнца появились и заботы, запланированные на день грядущий. Ну, и внеплановые тоже. Как же без этого, без этого не никак.
Нтанда высунула нос из пухового кокона спального мешка. В палатку сквозь неплотно занавешенный вход просачивался слабый, но бодрящий, запах свежезаваренного буна. Это мотивировало ее на то, чтобы покинуть тёплые и уютные глубины спальника и отважно броситься в неумолимо накатывающую волну занимающегося дня.
Одевшись, она выглянула из палатки и увидела, что отец и ещё два охотника-олча сидят на брёвнах вокруг костерка. Отец попивает буна из своей именной полуведёрной кружки. Охотники курят короткие трубки, набитые чем- то ядрёным, до них далеко, метров пять, а от специфического запаха курительной смеси в носу аж свербит.
–Ч-ч-чхи! – прозвучало приветствие Нтанды, – и доброе утро, – сказала она, солнечно улыбнувшись окружающим, после чего поинтересовалась – а где тут буна наливают?
– Доброе, – улыбнулся отец, – буна вон, за тем бревном стоит, только-только сварился, так что не зевай. Она не заставила себя просить дважды, достала свою, тоже не маленькую, кружку и наполнила ее ароматным напитком.
–А присоединиться к разговору можно?– она вопросительно посмотрела на отца.
–Да, кстати, познакомься, это Вуквукай, а это Кмоль – когда Афолабе называл имена охотников, те поочерёдно поворачивались к Нтанде. После чего он обратился уже к охотникам, – а это моя дочь, Нтанда,– На этом процедура знакомства благополучно завершилась.
– Итак, – он снова повернулся к дочери, – давай я расскажу тебе то немногое, о чём мы тут успели поговорить, пока ты сны смотрела.
Нтанда не стала ничего говорить, просто сконструировала вопросительно-заинтересованную мордаху.
– Эти достойные люди выразили свое принципиальное согласие сопровождать нас до того самого острова. Но дальше его берега идти отказываются. Они считают, как бы это сказать по корректнее то, – он задумчиво наморщил лоб, но быстро отыскал нужную формулировку, – возникающие риски излишними, вот.
– Ну, это не страшно, там, по моим прикидкам не более 15-ти километров до цели остается, – прокомментировала это Нтанда, лыжи нам в помощь.
– И второе. Они в один голос утверждают, что добраться до северной оконечности острова Холодных слез на снегоходах мы не сможем. Местность проходима только для нарт с собачьими упряжками. Слишком много камней, пересечённая местность, ну и вообще, так себе дорога.
– А нарты с собаками мы где возьмём?– тут же последовал вопрос дочери.
– Они сказали, что за дополнительную плату нам их предоставят, – успокоил ее Афолабе, дело за малым, – сторговаться, – и он кисло улыбнулся, – понимаешь, меня беспокоит не стоимость вещей, которые они просят, меня беспокоит, в достаточном ли количестве они у нас имеются.
Участия в воспоследовавшем торге Нтанда не принимала. Она потягивала буна, щурилась на бледное северное светило и слушала голоса торгующихся, особо не вникая в смысл произносимых слов, пропуская их мимо сознания. В общем, пребывала в такой приятной полудрёме.
Договорившись обо всем, охотники поднялись, попрощались и убыли восвояси. Отец же обернулся к дочери и бесцеремонно прервал ее утреннюю нирвану.
– Вот, договорились, – сказал он, – значит, делаем так. Сейчас потихонечку собираем всё необходимое, уминаем рюкзаки, увязываем багаж. И незадолго до захода солнца охотники подъедут на своих собачьих упряжках и заберут нас вместе с багажом в становище. Там мы и заночуем. А общий старт будет завтра.
– А зачем нам туда сегодня выдвигаться?– поинтересовалась Нтанда.
– Ты забыла, что у нас сегодня вечером камлание на удачу и прочие церемониальные мероприятия?– он удивлённо вскинул брови, – да у тебя память, действительно, девичья, как я погляжу.
– Пап, ну чего ты издеваешься то? – тут же последовала защитная реакция – губки слегка надулись, – я ещё ведь и не проснулась толком.
– Ну так просыпайся уже,– благодушно произнёс Афолабе, – времени у нас не так много, а дел – выше головы, Вот, ты займись упаковкой всего необходимого, список у тебя должен быть, мы его позавчера с тобой составляли. И, это, лыжи не забудь взять. Четыре пары с универсальными креплениями. А я пойду, скажу охране нашей, что бы завтра с утра выдвигались в становище олча.
– А сколько охраны будет? Их же у нас там четыре человека предполагалось. Боюсь, что все мы на двух собачьих упряжках и не уедем.
– Возьмем двоих, Изока и Мози,– сказал Афолабе, посмотрел на дочь, – ну что, начнём?
– Да, ответила Нтанда. И предстартовая суета началась.
День прошёл в хлопотах. Наконец подъехали охотники, те, что были с утра. На их нарты было погружено оружие и боеприпасы, которые пойдут в уплату и охотникам, и шаману, а так же имущество, которое понадобится в путешествии на север. Минут через двадцать Нтанда и её отец были уже в становище олча, а ещё через пятнадцать минут шаман пригласил их в ту же ярангу, где велись переговоры.
В яранге, помимо Нтанды, Афолабе и шамана была еще молоденькая девушка-олча. В очаге горел огонь, дрова весело потрескивали и разбрасывали искры в полумраке чоттагына. Рядом с очагом стояла медная жаровня, большая плошка, заполненная какой-то тёмной жидкостью и ещё какая-то посуда, содержавшая, по-видимому, необходимые для проведения обряда ингредиенты. Чуть в глубине стоял деревянный истукан, изображавший голого по пояс, пузатенького, улыбающегося во весь свой немаленький рот, дядьку на коротких ножках и с развесистыми ушами.
Шаман приступил к вводному инструктажу приглашённых, то есть Афолабе и Нтанды.
– Оленя мы в жертву принесли уже. Духи приняли жертву,– довольным голосом возвестил шаман, – олень быстро умер. Хорошо умер. Хорошо упал30.
– А что нам делать сейчас? – поинтересовалась Нтанда.
– Ничего не надо. Сидите. Я сам с духами говорить буду, – произнося эти слова, шаман поставил на огонь жаровню и бросил на неё горсть сушёной травяной смеси. Над жаровней взвился голубоватый дымок и в воздухе разлился терпкий, с ягодными нотками и явной кислинкой, дым. Помощница шамана в это время разливала по маленьким чашечкам какой-то мутный отвар темно-оранжевого цвета из жестяного закопченного чайника. Затем она передала чашки Нтанде, Афолабе и шаману.
–Пейте, однако, чего смотреть то?– скомандовал шаман.
Нтанда отпила немного. На вкус отвар был, как мёд с перцем, были и ещё какие- то составляющие, но пряный привкус и сладость мёда явно преобладали.
Отвар был, как оказалось, не такой уж и горячий, а потому выпили его быстро. Шаман бросил ещё одну горсть трав на жаровню. На этот раз вкус дыма был другим, горько-полынным с нотками хвои. Шаман отставил уже раскалившуюся жаровню от очага в сторону, вглубь помещения. Его ассистентка начала что-то напевать себе под нос, постукивая в свой бубен. Дымились травы на жаровне и голова у Нтанды начала медленно кружиться. Она обратила внимание на то, что отец начал потихонечку раскачиваться в такт звукам, издаваемым бубном девушки-олча. Глаза его были полуприкрыты. Шаман же выглядел бодрячком. Мастерство не пропьёшь. Он взял ту самую большую плошку с тёмной жидкостью, окунул туда свой, не особенно чистый, палец и провел им по лбу и щекам Нтанды, которую, как это ни странно подобная бесцеремонность ни капельки не возмутила. Чувствовала она себя легко-легко. В голове было пусто. Лишь звуки бубна отдавались в ушах.
Полосы тёмной жидкости украсили лица всех присутствующих. Шаман взял в свободную руку свой бубен и выплеснул из плошки, которую он продолжал держать во второй руке, все содержимое в очаг. Угли зашипели, и стали быстро тускнеть. К запахам трав прибавился запах жжёной крови жертвенного оленя, которая и была в этой самой плошке. Плошку шаман отбросил. Свет, исходивший от гаснущих в очаге углей, становился всё слабее. Тынэвири ударил в бубен и издал низкий, протяжный, вибрирующий горловой звук. Как будто перекликаясь с ним, высоким звонким голосом что-то пропела-прокричала его ассистентка. И под звуки двух бубнов, сплетавшихся в один монотонный, первобытный ритмический рисунок шаман продолжил свою гипнотическую рычащую песню на непонятном древнем языке. Его ассистентка ритмически вскрикивала, постепенно разгоняя темп. Шаман тоже успевал и ритмически ухать, и издавать вибрирующие горловые звуки, и вдохновенно бить в бубен. Все эти звуки сливались, расходились в стороны и опять сходились, плясали, плавились и трансформировались в нечто невообразимое. Нтанда вдруг поймала себя на том, что она ясно слышит, помимо потусторонней песни шамана, мечущейся в замкнутом пространстве яранги, шум ветра, волчий вой, крики чаек, шелест листьев, шуршание и шипение морской волны, облизывающей галечный пляж… Слышит скрипучие, пугающие голоса потусторонних сущностей, витающих вокруг в темноте.
А потом она, взмахнув руками, будто крыльями, взлетела. Внизу проносилась снежная поверхность ледяного поля, кое-где украшенная причудливыми торосами, в полыньях стыло блестела чёрная вода. Потом под ней проносилась тундра с конусами игрушечных чумов и пасущимися внизу стадами крохотных оленей. У неё перехватывало дыхание от восторга и упоения скоростью и высотой. От набегающего ветра слезились глаза…
– Однако хватит, – как сквозь вату, донёсся до неё голос Тынэвири, – хорошо всё. Помогут духи вам. Но вы и сами не плошайте. Духи тому помогут, кто сам себе помогает, однако
Нтанда хлопала ресницами, стараясь переместить сознание из красочной иллюзии, порождённой первобытным колдовством, в материальный мир. А может это и не иллюзия была вовсе? Кто знает…
День закончился. Однако.
Вересковое поле, по которому свежий юго-западный ветер гонит сиренево-розовые волны с кое-где заметными карминными всплесками, уходит вниз. Вернее, гладкая, округлая туша ауйр-фрегата «Косби» не спеша, по мере наполнения баллонов, находящихся внутри оболочки, горячим паром, поднимается над поверхностью острова Пикси.
– Позади последняя промежуточная стоянка. А впереди – секретная миссия, снежные северные пустоши и полная неопределённость,– такие, примерно, мысли проносились в голове лейтенанта звена Королевского военно-воздушного флота Энвис фехр Ллир, начальника службы связи ауйр-фрегата. Она стояла у иллюминатора и смотрела на очертания удаляющегося острова Пикси и окружающую его морскую поверхность. Но спустя непродолжительное время она могла наблюдать только густеющие облака, которые, по мере подъёма дирижабля, затягивали видимую панораму всё более и более плотной серо-белой пеленой.
Вчера днём она приняла и передала капитану шифрограмму из штаб-квартиры седьмого управления разведывательного департамента. А сегодня днём они уже покинули расположение гарнизона острова и двинулись навстречу неизвестности.
По складу характера своего была она достаточно нелюдима, хотя необходимый уровень своей социализации в коллективе выдерживала. Про неё, наверное, в характеристике написано что-нибудь вроде этого: характер дистимный31, с сослуживцами поддерживает ровные рабочие отношения. Безукоризненно выполняет свои служебные обязанности. Лояльна Королевскому дому. Физически развита. Не замужем. В связях, её порочащих, замечена не была. Детей нет. Неоднократно поощрялась командованием за образцовое несение службы и достижения в освоении новой техники.
Но это наши предположения.
История её жизни, как впрочем, и у большинства населения планеты, оригинальностью не блещет. Отца она не знала вообще, в её метрике было указано, что отцом являлся некий Ллир ар Бледри. Мать пропала без вести, когда ей было десять лет. Вышла из дома в канун Калан Гайаф32 и не вернулась обратно. Полиция в поисках особо не усердствовала. Пропавшая не была богата или знаменита, так что были проведены рутинные розыскные мероприятия, и, поскольку результата они не принесли, дело отправилось в архив. От матери остался потрёпанный дневник (который Энвис по причинам, даже ей не до конца понятным, возила с собой всюду, куда бы судьба её не забрасывала), и, прочитав который, она пришла к выводу, что мама была сильно не в себе. Дело в том, её мать свято верила в достоверность многих сказок, из тех, что рассказывала дочери на ночь. Записи в дневнике обрывались незадолго до даты её рождения, видимо с какого-то момента мать решила, что дальнейшее уже не так важно для неё. Остальные родственники придерживались, кстати, именно той точки зрения, что мать её была хоть тихой и неопасной, но всё-таки сумасшедшей. Но порою перешёптывались о том, что та действительно могла и уйти в холмы. А говорит это о том, что они вполне допускали и то, что была она всё-таки в своем уме. Просто она имела счастье (или же несчастье?) связаться с волшебным народом Тилвит Тег. И, надо отметить, что позднее некоторые события уже собственной жизни Энвис породили у неё мысль о том, что всё, может быть, не так уж и просто, и не стоит отбрасывать даже подобные безумные предположения. Ведь может статься, что это и не сказки вовсе, а еще одна из малозаметных граней нашего бытия.
Родственники её сами едва сводили концы с концами, и ещё один лишний рот они бы просто не прокормили. Так она оказалась в детском доме. После того, как закончилось ее пребывание там, она вышла во взрослую жизнь со скудными подъёмными, не имея востребованной специальности и реального жизненного опыта в равнодушном и опасном мире. Хотя, надо отметить, что годы, проведенные ею в детском доме, вселили в нее стойкое недоверие как к человечеству в целом, так и к каждому отдельному человеку, в частности. И эта недоверчивость в некоторой степени облегчила ей жизнь.
Про образование и говорить не стоит – среднее с очень большой натяжкой. Помыкалась по различным конторам, работала уборщицей, прачкой, фасовщицей, продавщицей. Да кем только не работала. Но с самого начала она поставила перед собой цель достичь приемлемого социального статуса. Что бы уважать себя и получить возможности дальнейшего развития. Почти сразу после того, как Энвис оказалась предоставлена сама себе, она решила связать свою жизнь с армией. И не потому, что она была воинственной от природы, а потому, что это обеспечивало бы ей пусть и небольшой, но стабильный, доход и принадлежность к серьезной структуре. Поэтому она поставила перед собой задачу подготовиться к экзаменам на соискание должностей в Королевских Вооружённых Силах, замещаемых военнослужащими, подписавшими срочные контракты. Требования к претендентам на замещение подобных должностей рядового и унтер-офицерского состава были вполне себе гуманными. Денег обещали не много, но форма, котловое довольствие, проживание в казарме, все эти блага предоставлялись за счет казны. Так что для нее вариант был вполне себе подходящий, тем более, возможность карьерного роста теоретически неограниченная. Образование, необходимое для продвижения по карьерной лестнице можно было получить в учебных учреждениях и центрах, относящихся к тому же военному ведомству и, что немаловажно, за счёт королевской казны. Нужно было, правда, получить соответствующие рекомендации отцов-командиров, но это уже от неё зависело.
И к своему двадцатилетию она смогла достойно подготовиться к экзаменам. Она их даже сдала. Сдала на отлично. И была зачислена на службу в Королевский корпус связи на должность оператора систем коммуникации. Она взяла хороший старт. Теперь надо было выдержать темп и не оступиться.
Затем последовал длительный период обучения, сначала в Учебном полку Королевской армии, затем в 11-м полку связи. После этого, она, как это говорится в армии, тащила службу в различных провинциальных и колониальных гарнизонах на протяжении чуть более, чем десяти лет. Дослужившись до звания штаб-сержанта и заручившись необходимыми рекомендациями командования, подала документы для дальнейшего обучения с целью получения офицерского звания. Прошла по конкурсу, была зачислена в Королевскую военную академию. После трёх лет обучения в стенах военной академии и успешной сдачи выпускных экзаменов ей было присвоено первое офицерское звание «лейтенант» и она была направлена для прохождения дальнейшей службы в Учебный полк Королевской армии в качестве инструктора. Служба в этом полку особенно ничем примечательна не была, разве что бытовые условия и уровень снабжения серьезно отличалась в лучшую сторону от условий в удаленных колониальных гарнизонах. По истечении трех лет службы в Учебном полку Энвис фехр Ллир перевели приказом Министра обороны в состав Королевского военно-воздушного флота начальником службы связи ауйр-фрегата «Косби» с присвоением звания «лейтенант звена». И вот она уже в течение почти трёх месяцев добросовестно несет службу на занимаемой должности. В силу приобретённого жизненного опыта и особенностей своего характера, ни с кем из сослуживцев она близко не сошлась, не взирая на то, что будучи красивой женщиной (надо сказать, что в свои тридцать восемь лет она выглядела так, что иным двадцатипятилетним было завидно), получала от представителей противоположного пола большое количество знаков внимания, диапазон которых колебался от продолжительных восхищенных взглядов до недвусмысленных и весьма непристойных предложений. И не сказать, что бы она была недотрогой, нет. С девственностью своей она рассталась достаточно давно и без сожалений. Дело в том, что одной из установок, позволявших ей относительно быстро карабкаться по карьерной лестнице, был принцип чёткого разделения личного и служебного. Иными словами – никаких интрижек на службе. Некоторые женщины исповедовали диаметрально противоположный подход к построению карьеры, и даже иногда добивались успеха. Энвис же считала для себя принятую ею практику выстраивания отношений оптимальной. А связи на стороне никоим образом не влияли на ее служебную жизнь. Были эти связи, все, как одна, непродолжительными и мимолётными. Никто в душу ей пока так и не запал.
Это был ее первый боевой поход. С момента начала своей, пока очень короткой, службы в Королевских военно-воздушных силах, она участвовала только в трёх непродолжительных учебных вылетах, где экипаж выполнял стандартные учебно-тренировочные задания и отрабатывал действия в рамках типовых тактических схем. Волноваться было, вроде как, не о чем, вся аппаратура тщательнейшим образом проверена, всё работает, как часы. Да и вообще, их ауйр-фрегат был новейшим дирижаблем модели АА-25 «Аларх Ди33». И вооружён был отменно. Действительно, он имел в запасе 200 штук 22-х фунтовых алхимических фугасных анемолитов34, задняя часть верхней полусферы контролировалась одной 12,7 мм электропулемётной установкой, а передняя часть – спаркой 23 мм пушек Mark-V, такая же спарка и две электропулемётные установки того же калибра контролировали заднюю часть нижней полусферы. Передняя же часть этой же полусферы контролировалась двумя электропулемётными установками калибра 14,5 мм и курсовой спаркой 37 мм пушек Class S. Гондола имела интегрированную в силовую конструкцию лёгкую броню, державшую пули калибром до 12,7 мм включительно на расстоянии от 100 м. и защищавшую машинное отделение с энергоустановкой, ходовую рубку и радиорубку. Обе мотогондолы с мощными электромоторами, были так же защищены бронёй.
Чудо передовой военно-инженерной мысли, в общем.
Но Энвис фехр Ллир было всё равно как-то не по себе. Она вглядывалась в раскинувшуюся метров на сто ниже бугристую плоскость сплошной серой облачности, замечая вдалеке редкие всполохи молний, пронизывающие неповоротливые туши быстро темнеющих туч.
– Это значит, что сейчас будем подниматься ещё выше, – подумала она. Действительно, надо уходить от грозы и, заодно, найти подходящий воздушный поток, который доставит дирижабль до цели с минимальными затратами энергии. Но, время идти в рубку. Сейчас должен быть сеанс связи и надо слушать эфир.
Сеанс связи она таки не проворонила и приняла срочную шифрограмму от информатора с позывным Соунид35.Она тут же понесла листок со столбиками цифр капитану ауйр-фрегата командиру крыла Королевского военно-воздушного флота Кадвайлу ар Деррен. Постучавшись в капитанскую каюту и услышав предложение войти, открыла дверь, зашла внутрь, встала по стойке «смирно» и поднесла к правой брови руку ладонью наружу36.
