Игорь Валериев Ермак. Регент

Вся большая компания расположилась в самом центре сада на лавочках и в галерее – перголе рядом со статуей богини цветов Флоры, от которой начинались дорожки-лучи и стояли десять монументальных герм, мастерски выполненных из каррарского мрамора.

Я подошёл и тут же оказался в центре внимания детей старшего возраста, у которых верховодил девятилетий император Александр IV. Старшая дочь Сандро – Ирина – была на месяц старше Александра, но всегда признавала во всём первенство двоюродного брата. Ещё в их компании были восьмилетий Алексей Николаевич, семилетний Андрей Александрович и шестилетий Фёдор Александрович. И мои глаза на лоб полезли, когда я увидел среди этой стайки детей своих племянников Шуня и Бао.

Алена с детьми уехала вместе с Машей, но я думал, что она в нашем имении проживает или в квартире в Санкт-Петербурге, а если племянники здесь, то и сестра должна быть во дворце.

«Неужели мои мысли о том, что мой шурин – дзяньдзюнь провинции Цзилинь Чан Шунь – может стать правителем Маньчжурии после смерти императора Цзайтяня, стали обрастать плотью? – подумал я, приседая и обнимая племянников, которые, наплевав на все условности, с криком «дядя Тимофей!» подбежали ко мне и прижались с двух сторон. – Я в своё время рассказал Сандро и Михаилу, что Чан происходит из древнего маньчжурского рода, ведущего своё начало ещё из клана Ваньянь, глава которого Агуда в начале XII века стал основателем чжурчжэньского государства Цзинь. Гирин – второй по значимости город Маньчжурии после Мукдена. За Шунем от двадцати до сорока тысяч подготовленных войск нового строя. А лет через двадцать-тридцать новым императором Маньчжурии может стать и мой старший племянник Чан Шунь – полный тёзка своего дяди. Сестра будет матерью, а я – родным дядей императора Маньчжурии».

– Дядя Тимофей, ты убьёшь того, кто убил моего папу? – прервал мои размышления вопрос Александра IV.

Я поднял голову и посмотрел в глаза молодого императора. Сын Николая смотрел на меня серьёзно и требовательно, и вид его не соответствовал девятилетнему возрасту. Так смотрит взрослый человек, понёсший большую утрату.

– Да, мой император, клянусь: найду и убью, – произнёс я, выпрямившись и приняв строевую стойку.

– Тимофей Васильевич, что вы говорите ребёнку?! – резко произнесла вдовствующая императрица, вышедшая только что из галереи – перголе.

За ней вышли Алёна и её младший сын Фанг, облизывающий губы с остатками крема и со светящимися от детского счастья глазами. Моя супруга, державшая на руках Василька, и великая княгиня Ксения, которые всё видели, осуждающе покачали головой. Сандро громко хмыкнул, а Михаил посмотрел одобрительно.

– Александр, ты не должен так говорить. – Елена Филипповна подошла к сыну и положила ладонь на его голову, попытавшись прижать ребёнка к себе.

Мальчик, мотнув головой, сбросил руку матери и, вскинув голову, глядя ей в глаза, произнёс:

– Мама, я знаю, кто и как отомстил за смерть моего деда, бабушки, дяди Георгия и тёти Оли!

– Сынок, что ты говоришь?! – Елена прикрыла рот рукой.

– Я знаю, мама. Случайно услышал ваш разговор с отцом! И хочу… – Мальчик на несколько секунд замолк, а потом твёрдо произнёс: – Я, как император, требую, чтобы дядя Тимофей также отомстил за смерть моего отца. Слышите все? Я требую…

Голос мальчишки сорвался, и он, всхлипнув, рванул по аллее, ведущей к дворцу. Императрица застыла столбом, закрыв глаза руками. Ксения и Мария превратились в милых героинь аниме из-за широко открытых глаз, да и рты у них приоткрылись.

Первой среагировала Ирина, которая молча побежала за своим двоюродным братом. За ней сорвались Алексей и Андрей. Ещё секунда, и из галереи буквально вылетела агентесса Соболева Наталья, точнее, уже Илларионова, и понеслась за детьми.

«Ширинкин поставил в ближний круг охраны императора агентесс», – подумал я, глядя на великого князя Михаила Александровича.

Тот пожал плечами и кивком головы указал на застывшую императрицу. Фёдор, Шунь и Бао посмотрели на матерей. Ксения, державшая за руку четырехлетнего Никиту, другой рукой подозвала Фёдора к себе. Алёна сделала то же самое. После чего обе женщины вместе с детьми также направились в сторону дворца.

Маша подошла ко мне и сунула в руки сына, после чего подошла к императрице и, приобняв её, повела в перголе, где, как я понял, был накрыт стол для полдника. Сандро и Михаил направились следом, а я с Васильком уселся на лавку, которая стояла у стены перголе.

Сын доверчиво смотрел на меня голубыми, как у матери, глазами, а потом чётко произнёс:

– Папа.

К горлу подкатился комок, а по щеке скатилась слеза. Я прижал сына к груди, вдыхая от его шеи непередаваемый аромат, а в голове стучала только одна мысль: «Суки! Всех на лоскуты порежу! Всех порешу!»

Обнимая сына и гладя его по спине и голове, я думал о том, а правильно ли я поступил, сказав такое Александру. Ведь ему только девять лет, но слова вырвались как-то спонтанно и от души. Только вдовствующей императрице они не понравились.

Я услышал шаги и поднял голову. Ко мне подходила Елена Филипповна, бледная, с заплаканными глазами, но вся её фигура уже с заметным, округлым животом выражала властность.

– Тимофей Васильевич, я очень рада, что вы вернулись, – спокойно произнесла она.

Я посадил сына на лавку, а сам встал. Вдовствующая императрица подошла ко мне вплотную, посмотрела глаза в глаза и произнесла:

– Ты и правда найдёшь того, кто убил Николая, и убьёшь его?

– Ваше императорское величество, я найду того, кто стрелял в императора, через него узнаю, кто заказал это убийство, а потом убью заказчика, – твёрдо ответил я.

– Ну что скажешь, Леший? Реально отсюда было попасть, да ещё в голову императору? – спросил я хорунжего Лескова, который, как и Тур, стали во время войны с японцами офицерами, кавалерами ордена Святого Георгия 4-й степени и полного банта знаков отличия военного ордена Святого Георгия, единственными во всём казачьем войске.

Я и Леший находились на чердаке Прачечного двора, откуда предположительно был застрелен император Николай II. Надо было выполнять данное императору слово, найти и уничтожить убийцу Николая II.

– Я бы не смог, Ермак. Император двигался, когда в него попали. Если бы он стоял, то я бы попробовал. А так – нет. Тут же пять-шесть шагов всего на выстрел было. А ты смог бы? – Наедине мы с Володей общались на «ты» и по старым позывным.

Хоть какая-то, но отдушина в этой дворцовой жизни. Вот найдём этого убийцу и обязательно с братами это отметим, хотя бы в моём имении, где не будет никаких посторонних. Обязательно на пару дней их отпрошу и сам отпрошусь. Хотя и понимаю, что таких отношений, как раньше, уже не будет, но посидеть надо будет.

– При наличии хорошей оптики, минимум двенадцатикратной, пристрелянной винтовки высокой точности, с хорошего упора, при наличии корректировщика тоже бы попробовал, но не факт, что попал бы. Тут столько факторов надо учитывать: дальность, температуру, влажность, давление, ветер, деривацию и всё такое прочее. Мозги закипят, – ответил я и усмехнулся. – Помнишь, я тебе рассказывал про старика якута и черкеса Тугуса из Благовещенска?

– Помню.

– Думаю, старик якут точно бы попал даже без всякой оптики. Он, когда первого китайца через Амур подстрелил, жаловался, что зрение совсем плохое стало, из-за этого в плечо попал. Представляешь, я в бинокль не увидел, куда он попал, а якут увидел.

– Бывают такие стрелки. Кстати, а сколько он всего настрелял китайцев? – поинтересовался Володя.

– Я точно не знаю. Чуть-чуть до сотни не дотянул. Винтовки я и старику, и Тугусу подарил. Они вдвоём точно больше всего гарнизона Благовещенска китайцев на тот свет отправили. Если бы ты видел, как они рады были. – Я улыбнулся, вспомнив, как черкес и якут возмущались тем, что китайцы не показываются из окопов, и они никак не могут убить их нужное количество, чтобы получить такое замечательное оружие.

– Молодцы, охотники! – поддержал меня улыбкой Лесков.

– Молодцы-то, молодцы. Только вот если бы кто-то из них стрелял с этого чердака, то мы бы их описание имели и нашли бы быстро. Они чужеродны для обитателей Прачечного двора, и их обязательно запомнили бы. А здесь никого подозрительного. Больше пятисот человек опросили, и никого! – Я раздражённо махнул рукой.

– А как такое возможно? – задумчиво спросил Леший.

– Не знаю, Володя. Я пока до столицы добирался, за две недели чего только не напридумывал. Первое, что приходило в голову, что наш убийца использовал форму. Никому в голову не придёт, что убийца может быть полицейским или жандармом, военным. Но таких не было. Кошко эту версию первой отработал. Тем более, как убийца в форме мог пронести винтовку на чердак, а потом её унести?! Оружия не нашли, так же, как и при убийстве генерал-губернатора Финляндского княжества Бобрикова.

– А куда оно могло деться? – перебил меня Леший.

– Как-то принесли и унесли, если стреляли отсюда. Я подумал, что это может осуществить трубочист. Точнее, стрелок, одетый, как трубочист. Тем более что эти работники таскают с собой большую торбу, где хранят свой инструмент. Да и никого не удивит трубочист на чердаке.

– А ведь точно, Ермак! Кого может удивить трубочист на чердаке или крыше?! Он же мог стрелять не только через вот это слуховое окно, но и с крыши. После выстрела спустил винтовку в трубу печную на верёвке, а потом через несколько дней спокойно её забрал. Винтовка-то, наверное, по спецзаказу, как и патроны к ней, сделана. Я слышал, там пули какие-то особенные. – Лесков говорил быстро, горячо, будто бы уже раскрыл преступление.

Мне было жалко его расстраивать, но я произнёс:

– Точно, да не точно, Леший. Аркадий Францевич не только начальник столичного сыска, но и гений всей российской сыскной полиции. Он уже отработал и эту версию. Не было никакого трубочиста. Не было, черт бы побрал этого убийцу. Невидимка какой-то. – Я в раздражении ударил ребром ладони по несущей балке, рядом с которой стоял, и скривился от боли.

Приложился от всей души.

Сноски