Игорь Станиславович Буторин
Афоня, или Путешествие тверского купца в Индию к Древу желаний
Опять же понравился Афоня грозному визирю еще и за то, что кастрировал джинна Кауру и отправил в запечатанном кувшине под воду. Чувствовалось, что есть между этими двумя персонажами Чандрой и Каурой какая-то связь, какие-то непростые отношения. Но какие?
Об этом скоро узнал русский путешественник. Как только гнев визиря сменился на милость, они перебрались из мрачной комнаты для допросов в большой зал устланный коврами и заполненный столами с разнообразными деликатесами. Здесь их беседа и продолжилась.
История о том, как бездельник Алладин
стал могущественным визирем Чандрой, но не стал индийским раджой.
Алладин был простым багдадским гопником. Понятно, что у гопника, будь то в Багдаде или там в каком тебе Витебске, жизнь несладкая. Все к тебе неприязнь испытывают, опять же запах от тебя соответствующий. Гопота она во всем мире одинаковая.
Вот и Алладин был таким же. Перебивался разными заработками: то клозет кому вычистит, то на скотном дворе арыки пробьет от навоза. Но вообще-то работы не было. Поэтому так же, как и остальная багдадская гопота он промышлял на базаре, где, если с головой, то всегда можно, или что-нибудь стырить, или верблюда покараулить, пока хозяин в чайхане шербет кушает и чай пьет, или еще какую оказать мелкую услугу. А за это тебе монетку или лепешку дадут.
Однажды появился на багдадском базаре высокий статный старик. Хоть и чернявый по масти, но видно, что не местный. Чай не пил, ничего не продавал, а просто приходил каждое утро на базар и сидел в тенечке – наблюдал жизнь торговую. Решил тогда Алладин со своими подельничками взять туриста на гоп-стоп. Двое сбивают бедолагу с ног, а Алладин бросается его поднимать и отряхивать, а сам в этот момент инспектирует его карманы. Вначале все шло, как по маслу. Однако, как только дело дошло до ревизии карманов, руку гопника, как тисками сдавило. Это старик цепко впился своими сухими пальцами в запястье неудачного воришки. Потемнело от боли в глазах Алладина. А старик, молча и, не отпуская руки, поволок мальца за городские ворота. Что делать? Из цепких лап старика вырваться нет никакой возможности, а боль такая, что воля отключается.
Вот уже и поля хлопчатника закончились, а старик знай, идет себе и идет. Потом остановился и в глаза Алладину посмотрел. Что это был за взгляд. Не взгляд, а пламень какой-то. Прожег он этим пламенем гопника всего насквозь. Заплакал тогда Алладин, потому что понял, что попал в руки к самому Альшайтану Альахмару.
И молвил тогда Альшайтан: «Не бойся меня. Не гоже мне великому Старцу горы пачкать свои руки об какого-то багдадского гопника. Отпущу тебя, но сначала, ты выполнишь одно мое поручение».
Поручение оказалось не очень сложным. В одном разрушенном и занесенном песком городе посреди пустыни надо было всего-то пролезть в дырку, найти там старую лампу и передать ее этому чужеземному шайтану. Когда Алладин спустился в подвал, который ему указал Старец горы, то сразу же нашел тайную комнату, где лежали несметные сокровища. Нашел он и лампу. Честно говоря, лампа была очень затрапезная, вот и решил тогда Алладин ее немного почистить. Просто, чисто машинально потер ее о свой халат. Раскалилась лампа и из нее появился джинн Каура.
Когда Алладин оправился от такого поворота событий, то состоялась у него с Каурой беседа. Сначала багдадский гопник не верил словам джинна, что тот может исполнить любое его желание. Решил проверить. Говорит: «Давай в качестве учений исполни вот такую мою волю. От твоего появления, я очень разнервничался. Да так, что мне срочно надо стирать штаны. Вот ты мне это и сделай».
Не успел договорить, как оказался Алладин в новых шальварах – чистых и невонючих. Дальше – больше. Джинн уже и накормил его от пуза, и сладким шербетом напоил, и девки полуголые во время трапезы танцевали, и даже одной изловчился наш герой овладеть под заунывное пение зурны. Обалдел от такого счастья гопник, хотя, какой он теперь гопник. Теперь нет. Теперь он никогда уже не будет гопником, при таком то волшебном помощнике, как Каура.
Правда, в эти минуты счастья вспомнил Алладин про своего главного багдадского дружбана Музафара. Хороший парень, много они вместе повидали, много пережили, не раз выручал Музафар Алладина при базарных разборках с другими гопниками. Вспомнил про друга Алладин, когда нежился среди восточных красоток, и вкусно ел и пил. Вспомнил и отогнал эти воспоминания подальше. Хороший друг Музафар, вот только лампа одна и джинн в ней тоже один. А один, как известно, на два, если и делится, то как-то не очень ровно и хорошо. Так что, извиняй дружище, удача улыбнулась только одному из нас, значит, и радоваться ей предстоит только Алладину. Выкинул своего друга из своей памяти, осчастливленный Каурой багдадский гопник. Выкинул навсегда, чтобы больше и не вспоминать.
Однако так не бывает. Всплывают периодически наши старые знакомства, друзья-товарищи, а порой и обязательства перед ними. Так называемая – плата за дружбу. Не все любят за это платить, но приходится, и как показывает история, всплывает наша прошлая жизнь в самый неподходящий момент, когда не отвернуть, не спрятаться и не заметить ее невозможно.
Плюс ко всему наверху ждал Алладина страшный старик с руками, как клещи, который и посылал его за этой лампой, а значит и за джинном, с которым расставаться у багдадского гопника уже не было никакой охоты. Успел Каура рассказать своему избавителю, что он раб лампы и раб того, кто станет хозяином этой лампы. Если уж улыбнулась тебе удача, так не упускай ее, держи всеми руками, ногами, зубами. Иначе снова гопотой станешь. Вот и приказал тогда Алладин Кауре, чтоб отправил он странного старикана, что сидит посередь пустыни на развалинах туда, откуда он пришел. Джинн исполнил приказ хозяина и запульнул Старца горы в горы… Кавказа, да еще и визу невыездную соорудил, на всякий случай.
Вот так. Даже основатель школы диверсантов Старец горы может опростоволоситься. Ведь давно же известно, что бомжам доверять нельзя. Сколько не посули за маленькую услугу, все равно деклассированный элемент будет искать пути, как тебя объегорить, и работу не выполнить, а гонорар получить.
Так началась у Алладина новая жизнь. Сначала он просто бражничал и развратничал. Но этим мужики быстро пресыщаются. Начал он подумывать, на что более основательное использовать талант Кауры. Да и тот сам, тоже оказался неплохим советчиком. Говорит Каура Алладину: «А ты возьми и женись на дочери местного падишаха». Сказано сделано. Красавица Жасмин-Будур – дочь падишаха стала законной женой багдадского гопника, а тесть сразу же после свадьбы засобирался на пенсию, мол, забирайте мое ханство и правьте, а мне внуков нарожайте, и будет мне простое пенсионерское счастье.
Но не для того Алладин эксплуатировал джинновы способности, чтобы сесть на престол маленького азиатского княжества. Стал он интересоваться геополитикой и понял тогда, что в мире есть одна богатая страна – Индия и та расположена неподалеку, то есть, это значит, что климат менять не надо.
Поговорил он с джинном Каурой о своих планах. Загрустил помощник. Говорит, что там, в Индостане своих джиннов и прочей местной нечестии хватает, и его способностей не достаточно, чтобы на астральном уровне их побороть и усадить Алладина на трон Великих Моголов. Однако все же есть один способ. Может джинн его, Алладина, сделать лучшим другом и соратником тамошнего наследника Акбара, а дальше все будет в руках самого бывшего гопника. То есть дальше, если с умом и не торопясь, с помощью наращивания своего влияния и богатства можно интригами и политесом свергнуть кого угодно и откуда угодно, да так, что ни один местный джинн ничего уже поделать не сможет. На том и порешили.
Однажды на охоте в джунглях на спину слона, на котором охотился Акбар, тогда еще наследный принц, запрыгнул разъяренный тигр. Все, казалось, нет спасения наследнику, все гуарды были порезаны хищником, настала очередь Акбара. В этот самый момент выскочил, как джинн из лампы, наш Алладин и пронзил своим копьем коварного зверя.
После этого случая на охоте началось восхождение Алладина к вершинам власти в Индостане. Наследник никуда его от себя не отпускал, а его папаша – падишах индийский Насир-уд-дин Мухаммад Хумаюн благоволил к спасителю сына-наследника и осыпал его всякими почестями. Не хотел ждать передачи власти Алладин, быстренько организовал покушение на Хумаюна и на престол взошел Акбар Первый. А рядом с ним поднялся и Алладин – великий визирь. Для большей идиистости сменил он свое имя на местное и звучное – Чандра.
Прошло совсем немного времени, как бывший багдадский гопник стал богаче своего падишаха. Ширилась и росла армия его соратников, которых он подкупал, шантажировал или просто запугивал и брал на понт (пригодился тут опыт багдадской гопоты). Оставался один, последний бросок и Акбара Первого должен был сменить Алладин-Чандра Первый.
Чем выше поднимался Алладин, тем подозрительнее он становился. Никому не доверял, всех подозревал, а неугодных и мутных отправлял на строительство рокады в Бангладеш. А оттуда уж никто не возвращался – дикие звери, ядовитые змеи, малярия и прочие прелести строительства в джунглях сопровождали горемыку в могилу.
Лампу заветную теперь Алладин-Чандра хранил не у себя в покоях, куда могли проникнуть недруги, а в гареме своем, в покоях у главной жены Жасмин-Будур. Во-первых, чужие там не ходят, такова традиция. Во-вторых, никто не знал тайны лампы, а запрятал он ее саморучно в основание супружеского ложа, на которое главная и очень ревнивая жена никого вообще не подпускает – сама стелила, сама и убирала ложе плотских утех. И еще одно у нее свойство было. После постельных радостей по методике древнеиндийского трактата Кама-сутры, вырубалась Будур на целые сутки. Спала так крепко, что хоть из пушки пали. Вот такая у нее физиологическая особенность приключилась. Откуда? Кто его знает… Быть может, папаня ее падишах лишнего выпил перед ночью зачатья или обкурился гашиша через меру? Для гулящего и подозрительного мужа такое свойство, очень удобной вещью оказалось. Ты после семейного ложа можешь совершенно спокойно куражиться с кем угодно целые сутки, главное к пробуждению вернуться и жена ничегошеньки не заметит и не узнает.
Получилось так, что ничего не знал про Старца горы Алладин. Он уж и забыл о нем, вот только основатель школы ассасинов никогда ничего не забывает. Не одна сотня шпионов была направлена Старцем на поиски вора лампы. Неусыпно следили за его жизнью тысячи разведчиков. Порой подбирались к нему на расстояние удара кинжалом, но не в этом была их цель. Целью была волшебная лампа.
Больше всех повезло одному шпиону, который был оскоплен и внедрен в гарем Алладина. Ему то и удалось однажды увидеть, где прячет лампу бывший багдадский гопник. Жасмин после секса лежала в отрубоне, а сам визирь в это время отвинтил резную ножку кровати, достал лампу и вызвал джинна. Обсуждали они вопрос, когда и как произвести рокировку на престоле Великих Моголов. Было решено, что Каура организует восстание в Мьянме. Акбар пойдет туда войной – усмирять вассалов. Там во время баталии стрела, которая с помощью колдовства Кауры, обойдя все доспехи и гуардов, и пронзит сердце индостанского правителя. Опять же наследников Акбар нарожать еще не успел, что тоже немаленький плюс для злодейства.
Дальше Каура должен был начать разжигать восстания в других волостях империи. Когда запылает вся Индия, тогда, по планам Кауры, придворные и прочая аристократическая сволочь сами должны будут, приди и позвать Чандру на царствование, так как усмирить восставшие волости сможет только железная рука Чандры-Алладина Великого – собирателя земель Индийских.
Восстание в Мьянме уже полыхало вовсю. Акбар собирался лично вести армию для усмирения бунтовщиков и сепаратистов. Чандра-Алладин пришел чтобы уточнить с Каурой окончательный план покушения на падищаха Индии и… не нашел на месте своей волшебной лампы. Все рухнуло.
А евнух-ассасин уже, которые сутки трясся на горбу дромадера, который с каждым днем путешествия шелкового каравана приближал его к Шемахани, а значит к хозяину всех восточных диверсантов – Старцу горы.
Что было дальше мы уже знаем. Первым заданием Кауры, полученным от главного ассасина было доставить Карло-иезуита на корабль пиратов и, совместно напав на судно Синдбада, захватить в плен русского путешественника Афоню – обладателя знаний маршрута до Древа желаний. Лампа-лампой, но в мире еще есть немало мест и предметов силы, которые и вознамерился собрать великий Старец горы.
Но, как это часто бывает, даже самая тщательно разработанная диверсионная операция, зачастую срывается из-за всяких случайностей. Так Каура потерял свою силу вместе с единственным яйцом, которое отрезал маникюрными ножницами этот самый Афоня, и джинн вновь оказался заточенным в сосуд, а тот в свою очередь отправлен на дно морское. И Чандра-Алладин уже окончательно лишился своего тайного помощника в темных делах и претензиях на трон Великих Моголов. А без помощи волшебной лампы с джинном, он снова превращался в багдадского гопника, взлетевшего на небывалую высоту. Правда, с нее, с этой высоты, сбросить его теперь не так уж просто, не зря же он опутал всю страну тайной полицией, но все равно, уверенности в силах, основанных на волшебстве Кауры, поубавилось значительно. А без уверенности в собственных силах никогда ничего не получится. Остается только одно – сеять страх в душах людей. Без джинна это можно сделать только одним способом – хватать всех подряд, сажать в тюрьму и отправлять на стройки в джунгли – звери, змеи, малярия, могила.
*
Такую историю своей жизни, неожиданно для себя самого, поведал всемогущий визирь Чандра случайному туристу из Руси Афанасию Никитину. Раньше такие разговоры он мог вести только с Каурой, тот все слушал, как и подобает верному рабу и давал дельные советы, уже как верный товарищ. После пропажи лампы с Каурой в жизни Чандры разверзлась огромная дыра, которую нечем было заполнить. Ведь он потерял не только волшебника, но и друга.
Видно поэтому он и раскрыл душу случайному человеку. Так делают многие, ведь именно случайный попутчик выслушает твои признания, интеллигентно посочувствует и забудет при расставании. Вот и Чандра-Алладин пока сам не понимал, зачем излил душу, но то что она, душа, искала русло, куда можно было бы вылиться горьким потоком, это можно сказать определенно. Да, и разнервничался визирь, видно. А и излить душу некому было, а тут вот тебе внимательный собеседник, тем более небельмеса не понимает на хинди. Что ж в такой ситуации не пожалиться. Опять же много во время этого рассказа гашиша выкурил визирь, а он порой язык развязывает лучше всякой дыбы.
Афоня же все внимательно прослушал. Что-то явно не понимая, а с чем-то соглашаясь, он пытался, как мог, успокоить второго человека в Индии, говоря, что все со временем образуется и еще будет Чандре счастье. Уж такое свойство русского человека, даже если перед ним последний падлец и душегуб, а все равно, уж если он раскрыл тебе душу, поплакался на свою злую судьбину, сначала надо пожалеть горемыку, подбодрить его добрым словом, и пусть даже если на плаху, но идет себе с надеждой. А уж осознание того, что человечишко по своей сути говном полным является, так оно придет позже, но жалости к поддонку все равно не исключит. Всех жалко русскому человеку, только себя никогда не жалко. Вот такие есть загагулины у души русского человека.
Чандра очнулся от гашишного дурмана, когда его кто тщательно укрывал одеялами и подкладывал подушки. Это был сердобольный Афоня. Когда же сознание окончательно вернулось в коварную голову визиря, то он понял, что сболтнул много лишнего.
– Ну, как ты? – участливо молвил Афанасий. – Выговорился, вот и, слава Богу. Полегчало?
«Точно, наговорил лишнего, – пронеслось в голове у Чандры. – Сам виноват Афанасий Никитин, тверской купец, нефиг слушать, что тебя не касается».
Так решилась дальнейшая судьба русского путешественника. Чандра сделал неуловимый жест и на пороге выросли две фигуры тупых, но преданных нукеров, которых он специально выписывал с севера Средней Азии и ценил их именно за эти два качества.
– Ну, все, Афанасий, собирайся, – суровым голосом сказал Чандра-Алладин. – Сейчас эти два воина тебя проводят к горе Кайлас.
– Благодарю тебя, Великий визирь Чандра! – обалдел от такой удачи Афоня. – Только мне надо еще двух друзей своих прихватить и коника Квазимоду.
– Спокуха, – уже властно ответил бывший багдадский гопник. – Они тебя догонят у городских ворот. Я прикажу, чтобы туда доставили твоих подельников, в смысле, товарищей. Иди с богом, – и подсел к столу что-то писать.
Когда довольный Афоня вышел, Чандра быстро выправил протокол допроса русского шпиона Афанасия Никитина, соорудил еще протокол дознания и вынес постановление, по которому шпионско-деверсионная группа, прибывшая из далекой страны с целью покушения на индийского падишаха Акбара Первого, в составе: Афанасия Никитина, ручного говорящего медведя и кудесника лилипута, была вовремя задержана и обезврежена. После всех следственных действий и дознания лазутчики сознались в своих планах, за что исключительная мера им была заменена на пожизненное строительство военной дороги – рокады в лесах Бангладеш. Приговор окончательный и пр.
После этого он свистнул в открытую дверь, и оттуда появились три судебных заседателя, судья, прокурор и адвокат, которые без слов поставили свои подписи на документах, получили гонорар – по гомонку с золотыми, и с чувством выполненного на сегодняшний день долга пошли в соседнюю чайхану расслабиться после трудовых бдений.
А Чандра переложил все выправленные бумаги в папку с надписью «На подпись Акбару Первому» и пошел снимать стресс в гарем.
На его душе было легко и спокойно. Индия, а главное он сам, теперь могут спать спокойно. Враги обезврежены. Однако в этом, как показало время, он сильно ошибался.
Книга третья
Древо желаний
Милость великого визиря
Как только Афоня спустился к парадному дворца, нукеры визиря, без лишних слов, заковали его в колодки. Путешественник, даже и глазом не успел моргнуть, как на его запястьях, щиколотках и шее замкнулись деревянные колодки, и он в виде большого нэцкэ был заброшен в высокую арбу.
Потом нукеры направились в подвал, чтобы тоже самое проделать с друзьями Афони и… не обнаружили в камере, ни медведя, ни карлы.
Когда Зигмунда и иезуитского шпиона, спеленатых в парусину закинули в каземат, то товарищи поняли, что хорошим эта история уж никак обернуться не может. Медведь подцепил своим когтем путы, и они распоролись, как тонкий батист под дамасским кинжалом. Так же был освобожден и Карло Сфорци.
Теперь настала очередь иезуита. Не зря же его учили в шпионской школе уходить от преследования, вести скрытное наблюдение и прочим премудростям героев плаща и кинжала. Были у иезуитов и занятия по способам побегам из мест заточения. К слову эту дисциплину на экзамене Карло сдал на «отлично». Вот и теперь он быстро обследовал камеру и обнаружил-таки неплотную кладку стен в самом углу камеры. Дальше пошло проще. Вдвоем они отколупали огромный кирпич, и медведь не хуже землеройной машины забурился в землю. Не прошло и пары часов, как товарищи уже глотнули свежего воздуха за стенами дворца визиря.
Подкоп их вывел на берег главной реки Индии – Ганга. Пейзажец оказался не самым радостным, как, собственно и все последние события. Именно в том месте, где из-под земли появились беглецы, индусы прощались со своими усопшими. Правда, прощание это выглядело очень странно. Труп укладывали на кучи хвороста и поджигали. Родственники и друзья умершего сидели здесь же неподалеку и мирно беседовали. Когда же костер уже начинал затухать, похоронная процессия сталкивала обгорелые останки в реку и все отправлялись по домам. Вот и вся тризна.
Понятно, что смрад здесь стоял просто невыносимый. Однако гонимые мыслями о преследовании наши беглецы бросились в роду и, разгребая обгоревшие части тел руками и лапами, устремились на другой берег реки, где их бы уже не смогли достать нукеры и шпионы визиря. Медведь все же порывался сразу же отправиться на поиски Афони, но искушенный в тайных делах Карло убедил его не торопиться, а на время спрятаться и разработать план спасения друга, но только уже на другом берегу великой индийской реки. На том и порешили.
Во дворце визиря случился переполох. Когда Чандре доложили, что медведь и карлик сбежали, он был вне себя от бешенства. Тут же был вызван прораб, который руководил строительством дворца и ему во дворе без объяснения причин отрубили голову. На Востоке вообще не церемонятся со смертной казнью, так что уж говорить про объяснение причин. Вжик и башка с плеч.
Далее во все концы города были разосланы сотни филеров, которым было поручено узнать, где скрываются беглецы.
«Эх, был бы Каура со мной, – думал раздосадованный Алладин-Чандра. – Он бы в миг всех нашел. Но нету-ти… теперь все самому приходится делать».
Тайные механизмы сыска работали четко. Уже спустя полчаса визирь знал, что медведь и карлик переплыли через Ганг, их опознали сразу несколько похоронных процессий паливших своих мертвецов на берегу. А там, на левом берегу реки искать практически невозможно. Там уже джунгли, дикие звери, ядовитые змеи и малярия. А главное, именно там бесчинствовали ракшасы – племя злых кошачьеголовых демонов.
Однако не такой был человек Чандра. Если бы на его месте оказался еще простой багдадский гопник Алладин, тот бы махнул рукой. Но перед нами находился уже поднаторевший во многих государственных и тайных делах великий визирь Чандра, который не привык отступать. Тем более, что он уже успел доложит падишаху Акбару Первому о героическом задержании диверсионного отряда. Лучше бы не торопился…
Опять же в свите падишаха еще немало знатных вельмож, которые только и ждут, когда визирь проколется или накосячит, чтобы быстренько доложить об этом суверену. Одним словом, опасаться было чего, тем более что вокруг все только и говорили, что Чанра низшего происхождения, то есть не брахман и даже не кшатрии или вайшьи. И если недруги докажут, что он простой шудры или того хуже – неприкасаемый, то тут уж не помогут никакие деньги, связи или былые подвиги. Тем более что Чандра поднаторевший в кастовости индийского общества знал, что он никто иной по своему безродству, как неприкасаемый – самая низшая и презираемая прослойка индийского общества.
Если бы он родился здесь в Индии то никогда, никогда бы не лез наверх, а смирился, как тому учит брахмаизм со своим положением. Но он не был индусом, поэтому и рискнул взлететь в самые выси местной элиты. Если же это раскроется и станет достоянием общественности, то полет на самое дно будет еще стремительней, чем взлет, обеспеченный колдовством Кауры. Тут будет не только конец карьеры, но и вообще жизни. Ох, и непростое это дело – выживание в коридорах власти, очень непростое.
И все же Чандра придумал, как ему быть в этой ситуации. Глашатаи разнесут весть о раскрытии и поимке шпионского подполья. Расскажут они так же и про то, что все члены диверсионного отряда отправлены на строительство дорог в Бангладеш. Однако туда будет отправлен только Афанасий, который все еще ждет своей участи на дне арестантской арбы. Рано или поздно эта информация попадет к беглецам, и они попытаются освободить своего товарища и вот тут-то верные нукеры визиря схватят хитрых и изворотливых подельников тверского купца.
Глашатаи понесли в народ вести тайной службы, а арестантский кортеж тем временем направился в сторону переправы через Ганг и дальше через джунгли в Бангладеш.
Рядом с Афоней в арестантской арбе так же заключенный в колодки сидел один оборванец. Дорога была дальняя, и делать было нечего, попутчики разговорились. Коллегой по несчастью тверского купца оказался восточный бродяга Музафар. Люди визиря схватили его на местном базаре. Как это произошло, и рассказал кандальник Афанасию.
Музафар спокойно, никого не обижая, бродил по торжищу. Когда на рынке появился визирь Чандра. Все упали ниц. Традиция у них такая, не должны простолюдины пачкать своими взглядами великих людей. Только Музафар все же скосил свои глаза, чтобы взглянуть на великого визиря, когда еще доведется увидеть. Все интересно иностранцу. Визирь Чандра восседал на великолепном жеребце, по описанию которого Афоня понял, что это был его Квазимодо. Не меньше тогда поразился и сам Музафар. Однако его поразила не красота жеребца, а сам визирь. В нем бродяга узнал своего давнего друга по багдадскому бомжеванию – гопника Алладина. Вскинулся тогда давний товарищ, хотел окликнуть забуревшего друга, но тут же налетели нукеры и схватили беднягу за то, что посмел поднять взгляд на великого визиря. Оно давно известно, сначала ты поднимаешь на правителя взгляд, потом повышаешь голос, а в конце и руку с кинжалом занесешь. Ну, а дальше все случилось очень быстро. Обстряпали дело оперативно, инкриминировали попытку подрыва государственных устоев, и… кандалы и арба на всеиндийскую стройку в джунглях. Признался Афоне Музафар, что хватило ему ума не говорить на следствии о знакомстве с Алладином, а то бы не миновать ему плахи, а так еще можно попытаться сбежать.
Здесь надо заметить, что когда Чандре принесли для ознакомления дела всех преступников, коих по этапу отправили в джунгли, и он, просматривая бумаги и доносы, открыл дело Музафара, в тот момент в его душу холодной змейкой заполз страх. Заподозрил он, что этот бродяга может оказаться его давним знакомцем по Багдаду. Вызвал следователя и по описаниям задержанного гопника понял, что предчувствия его не обманывают. Тут же вслед арестантскому этапу был направлен отряд воинов с заданием вернуть Музафара в столицу, а лучше всего сделать это предварительно, отделив его голову от туловища, чтобы не болтал по дороге.
А между тем Музафар продолжал рассказывать Афоне об устройстве жизни в Индии и о тонкостях местной индуисткой веры. Грамотный был бродяга. Афоня слушал и дивился, как разнообразна фантазия людская в теологических вопросах.
Оказалось, что индусы верят в то, что все люди произошли от первочеловека Пурушу. Именно о нем здесь ходят легенды, и именно он затеял здешнее мироустройство. Пуруша этот пришел из сонма звездного и принес себя в жертву, в результате этого жертвоприношения возник весь мир. Из разных частей тела Пурушу произошли люди, относящиеся к разным кастам – сословиям. Эти сословия изолированы и не должны вступать в общение друг с другом. Из уст Пурушу возникла высшая каста – брахманы, то есть жрецы и знатоки священных текстов. Из плеч – кшатрии – воины и правители, из бедер – вайшьи: земледельцы и торговцы, из ступней – шудры, которые стали слугами и зависимыми людьми. Есть еще самая низшая прослойка, которая называется «неприкасаемыми», эти, скорее всего, получились из пыли по которой ступали ноги Пурушу.
Члены первых трех каст, считаются высшими и, достигнув зрелости, проходят обряд посвящения, после чего называются «дваждырожденными».
Пояснил Музафар туристу с Севера, что по индуистской вере есть учение об обязанностях человека в разные периоды жизни. В детском возрасте человек ведет жизнь ученика, потом должен вступить в брак и стать примерным домохозяином. Вырастив детей, он должен покинуть дом и вести жизнь монаха, отшельника-санньясина.
Все устройство местной веры основано на идее о круговращении бытия – сансаре, о перерождениях – инкарнациях индивидуальной души во все новые телесные оболочки, о карме - законе, определяющем следующее рождение и о мокше - идеале, к которому должна стремиться каждая душа, заключающемся в избавлении от перерождений и воплощений.
Но и это еще не все. Появилось в этих землях и другие направления, вышедшие из брахманизма. Это джайнизм и буддизм.
Когда Афоня услышал знакомое слово, то встрепенулся. Как же, он помнит своего попутчика джайна, который никогда не наступит на букашку, залепит рот, чтобы туда не залетела муха, и будет, не останавливаясь, бродить по миру, как вечный жид.
Добродушный Музафар пояснил, что джайнисты вообще народ странный, но очень уж влиятельный. Их здесь побаиваются даже брахманы. А вот буддисты подались из Индии на восток, чтобы не конкурировать с брахманизмом. Вера у буддистов терпеливая и мягкая, им проще уйти, чем с кем бы то ни было воевать.
Под эту нудную, но интересную лекцию бродяги Музафара Афоня и уснул.
Тем временем Зигмунд и Карло успели отдохнуть и было решено, что карлик отправится в ближайшую деревню, что находилась рядом с пристанью парома через Ганг, разузнать последние новости. Медведь немало удивился, когда из пожилого, в общем-то, карлика, Карло, вдруг преобразился в мальчика подростка. Под замызганным халатом кудесника у лилипута оказалось довольно молодое тело с хорошо развитой мускулатурой. Свою жидкую бороденку он сбрил раковиной речной мидии и предстал в виде чумазого индийского пацаненка, разве что нос тонкий и крючковатый, а не широкий и мясистый, как у местной ребятни.
Пока Карло ходил на разведку, медведь наловил речной рыбы и, обмазав глиной, бросил в угли костра, а часть улова принялся коптить на нехитрой коптильне, которую он соорудил на речном обрыве. За этими приготовлениями время пролетело незаметно, и с разведки вернулся Карло.
Иезуит узнал много чего интересного. И то, что их повсюду ищет целая армия шпионов, и то, что Афоню вместе с другими преступниками режима Чандры увезли в джунгли, и то, что об этом уж очень настойчиво трезвонили глашатаи на всех поворотах города. Из этого хитрый Карло сделал вывод, что их с Зигмундом собираются ловить «на живца», то есть на Афоню, иначе не зачем было бы включать на полную катушку всю местную пропагандистскую машину. Опять же, в школе иезуитских шпионов, на занятиях по психологии, им рассказывали про различные типы людей. По той классификации Чандра был одним из самых опасных типов, подозрительного и безродного тирана, который панически боится потерять свою власть, а значит, сделает все, чтобы ее сохранить, сколько бы для этого не потребовалось угробить человеческих душ.
С другой стороны в информационных сообщениях говорилось, что пойман весь диверсионный отряд: и медведь, и карла. Значит, они с Зигмундом проходят по тайным ведомостям, как уже пойманные преступники, что означает, что их жизнь теперь не стоит ничего. Итог – их продолжают ловить, постараются устроить засаду, когда они пойдут освобождать Афоню и, самое печальное, их жизнь никому не нужна, поэтому при первом удобном случае их просто угондошат.