– Вы страдаете здравым смыслом? – спросил спросивший.
– А разве он может ещё каким-то, и вообще он здесь причём? – ответил ответивший.
Первый день первого дня
«Познакомьтесь со своим свидетелем», – как сейчас помнит Алекс это предложение со стороны принимающей его стороны, и последующее знакомство и встречу со своим проводником по новому для себя миру, свидетелем Максимилианом. Которого ему, как и всякому новому попутчику, кем является каждый прибывший из внешнего барьера гость, турист или командировочный (галочку в анкете сами поставите где считаете нужным, в нашем мире никто ни к чему не обязывает, всё само течёт и проистекает по своим заведомым руслам), и где в качестве командировочного выступает Алекс, раз он поставил галочку напротив этого слова, прикрепили на время его здесь нахождения, а именно на две недели, как было написано в его командировочных документах.
И хотя Алекс не настаивал на такой в свою сторону опеке и заботе, как всегда объясняют свои в вашу сторону намерения лица, облечённые повышенными правами и властью, то и отказываться он не счёл уместным, разумно считая, что в чужой монастырь не лезут со своим уставом, и он, как всё-таки гость, не знает всего того, что уже знают живущие здесь по своим правилам и законам жители. Тем более он прибыл в одно из самых закрытых ореолов обитания одной из селекций многообразия рода человечества, и как говорят обыватели и потребители не только общедоступной, но и конспирологической информации, то находящегося под куполом информационной изоляции и непроницаемости, и здесь шага не сделать без того, чтобы не столкнуться для себя с непознанной реальностью.
И, пожалуй, будет не лишним, чтобы рядом с тобой находился проводник по этому незнакомому для тебя миру. Тем более корпорация «Время», куда и прикомандировали Алекса, примет на себя все расходы, связанные с предоставлением этого гида Алексу, на местный манер названный свидетелем. Но это связано с местной организацией и систематизацией жизни этого общества здравого смысла, во главе которого стоят охранители местных правил и законов, свидетели восьмого дня. Со свидетельствами которых предстоит и будет Алекса ознакамливать приставленный ему свидетель Максимилиан.
Как про себя понял Алекс, в сторону рассуждения о Максимилиане полагаясь в большей степени на свои домыслы, то принимающая сторона отнеслась со всей серьёзностью к его встрече и налаживанию контактов с его компанией, поручив его именно Максимилиану, человеку принципиально грубого и сурового нрава и начала. Кто, это сразу по нему видно, имеет в себе дар большого убеждения и что главное, переубеждения тебя в твоей этой глупости. И Максимилиану необязательно нужно прибегать к инструментам физического убеждения вас в вашей неправоте (в правоте, как правило, не убеждают), а ему иногда достаточно крепко так помолчать, пробирая вас до косточек своим холодным взглядом, чтобы вы, наконец-то, поняли и осознали, что не надо слишком злоупотреблять добротой посторонних людей, кто любит тишину, а не эти ваши песни, да ещё фальшиво исполненные.
– Внешние сношения не отвергаются и считаются разумными в меру их понимания и приветствуются по обоюдовыгодным соображениям. – А вот такими словами обозначил вице-президент корпорации «Время» Созвуки то, какими соображениями они руководствовались в деле налаживания контактов с компанией Алекса, занимающейся предоставлением рекламных и маркетинговых услуг, и как всё это не противоречило их следованию к общей цели – стать достойным продолжателем дел творца, всем собой полагающегося на них, на свидетелей восьмого дня.
А вот чем конкретно будет заниматься Алекс и что от него хотят, то это ему было объяснено на этой встрече с руководством как-то очень пространно и сложно для него, не имеющего высокой квалификации проектировщика смыслов и идей, а он всего лишь технический работник, кто складывает общую картинку нового продукта из всех этих накиданных архитекторами идей пазлов.
– Не кажется ли вам, что время нуждается в маркетинговых услугах, в своего роде рекламе? – Задался этим, по всем признакам риторическим вопросом господин Созвуки, уже после того, как Алекс был поприветствован тем же Созвуки, затем им был усажен на одно из эксклюзивных в плане креативности конфигурации кресел в этом огромном кабинете вице-президента, и как только до него довели своё видение причин и обстоятельств этой встречи. А вот теперь ответ держать Алексу. И что для него сложно, так это то, что он не знает, как ему держать ответ: отвечать на этот вопрос господина Созвуки или вежливо продемонстрировать своё понимание господина Созвуки, желающего самому дать ответ на этот свой вопрос.
И Алекс решает и не промолчать, и не сказать одновременно. А именно поддакнуть. – Пожалуй, соглашусь.
Господин Созвуки, стоящий в данный момент у панорамного окна, находящегося позади его стола в полуоборот, что ему позволяло видеть то, что происходило на той стороне окна и не спускать своего взгляда с Алекса, за кем нужен глаз да глаз, с прищуром посмотрел на Алекса, определённо догадываясь, что тот в себе держит и скрывает, и раз тот выбрал для себя вот такой путь развития ситуации, то он его примет, раз человеческий ум Алекс посчитал его наиболее для себя разумным. А по каким причинам он так посчитал, то господин Созвуки считает, что каждый в праве выбирать для себя свой путь, а уж соответствие его разумному может дать только время. И по этой в том числе причине, он всю свою жизнь занимается временем. И как показывает опять же время, то эти его занятия небезуспешны и оценены временем, раз он занял должность вице-президента корпорации «Время».
Ну а то, что он не занял должность президента, то это, как всегда верно говорит господин Созвуки, дело времени.
– И я с вами согласен. – Уж очень удивительно для Алекса перекручивает факты очевидности господин Созвуки, выставляя всё так, как будто именно Алекс инициировал этот разговор об необходимости услуг маркетинга для времени, а он, господин Созвуки с этим согласился. И тогда у него есть право на свой торг, раз их маркетинговая компания так заинтересована в предоставлении и продаже своих услуг. И хотя вопрос заинтересованности в сотрудничестве имеет место быть, всё же такая агрессивная политика господина Созвуки, в праве навязать им своё мнение, начинает беспокоить Алекса, если всё это утрировать дипломатическим языком.
С другой стороны, Алекс далеко не глуп и понимает, чего добивается господин Созвуки – хочет вывести его из себя, и хотелось бы ему очень, на откровенность, чтобы знать точно, на что в нём можно надеяться и рассчитывать. Что вполне оправдано для нанимателя, под всегда яркой вывеской рекламы подрядчика практически не всегда видящего настоящую правду.
– А у господина Созвуки надо поучиться маркетингу. – Усмехнулся про себя Алекс и не дал возможности господину Созвуки сразу выставить ему истинную для себя цену. Что повышает цену Алекса в глазах господина Созвуки, хоть это ему и неприятно и более накладно.
– Скажите, – вновь обращается к Алексу господин Созвуки, – с чем наше время можно ассоциировать? Какие его основные приметы, по которым его можно было бы распознать и отделить от другого времени? – А вот этот вопрос господина Созвуки, при всей его простоте и лёгкости не так-то прост. Этот вопрос, как это понимает Алекс, ключ к его нахождению здесь. И прежде чем дать на него ответ, ему надо, как следует и хорошенько подумать. Но только не долго, ведь время не только деньги, а это единственная ценность, которая есть у человека и которая им конвертируется во все виды значений и ценностей для человека, как опять же считает и об этом скажет вскоре господин Созвуки.
– Здесь нужно время и знания, чтобы подумать. – Говорит Алекс.
– Мы вам дадим то и то. – Говорит господин Созвуки, предоставляя в распоряжение Алекса своего Свидетеля, кто будет определять его время здесь, и давать всю нужную информацию и разъяснения к ней.
Ну а как только это общее ознакомление Алекса с приглашённой стороной, как это, как правило, в официальных источниках подачи и раздачи информации подают потребителю информации, благотворно для обеих сторон прошло, а так-то обе стороны встречи остались при своём, ещё не вечер мнении, то Алекс и его Свидетель были препровождены за двери этого кабинета многозначительным взглядом господина Созвуки, давшего понять Алексу, что на этом приём закончен, и всё, что вам понадобится в дальнейшем для вашей работы, вам предоставит ваш Свидетель.
Выйдя из кабинета вице-президента, Алекс и Максимилиан по инициативе Алекса делают чуть ли не сразу, прямо за порогом двери господина Созвуки остановку, и Алекс, повернувшись к Максимилиану, решает вот так сразу пойти на налаживание контакта с этой монашеской махиной, каким представлялся и виделся Максимилиан, чьё одеяние определённо имело и несло в себе монашескую принципиальную концептуальность.
И хотя это не была как есть долгополая ряса со своим головным прикрытием от греха подальше в виде капюшона, всё же этот конструкт его одеяния очень смахивал на рясу, как только и можно, и это будет наиболее к месту охарактеризовать этот его комплект одежд, состоящий из самых простых брюк и такой же рубахи, нависающей сверху брюк так, что издалека смотря на него складывается такое визуальное ощущение, что это всё одно целое, а наличие капюшона у этой рубахи, больше похожей на футболку, однозначно заканчивал этот образ, как образ монаха. Кого неискушённый глаз гостя и должен видеть в своём Свидетеле, как потом понял Алекс, назвав этот принцип построения концепции внешнего вида миражом (что поделать, любит Алекс заложенное в себя природой желание всему давать имена собственные и исключительные).
А если ко всему этому внешнему представлению Максимилиана прибавить то, что в себе предполагает нести монашеский сан Свидетеля, а этого Алекс так сразу и не мог бы осознать и познать в полной степени, то можно только представить, насколько сложна была его задача в деле найти общий язык с этим представительством местного культурного кода, свидетельства.
– А тут у вас всё серьёзно, как я понимаю. – С едва приоткрытой иронией говорит Алекс, кивая в сторону кабинета Созвуки. И как в вероятности 99% ожидал Алекс, то Максимилиан не стал оценивать его слова как скрытую иронию, а он воспринял сказанное Алексом как есть, со всей серьёзностью.
– Вы всё верно понимаете. – Говорит Максимилиан без тени улыбки и сомнения в таком понимании Алекса. – Это самый прямой и значит, разумный путь для деловых переговоров. – А вот это уже интересно для Алекса.
– Так у вас есть свой свод правил, применимый ко всем случаям жизни? – продолжая упирать на свою ироничную поддёвку внешних жизненных устоев, то есть как это думает Алекс, когда-то привычек, которые на практике доказали свою жизнеспособность и со временем закрепились в жизни человека в качестве системных правил жизни, а также на критический взгляд, как бы вопросил Алекс, а так-то он выразил своё отношение к тому, что может предполагать первый им встреченный тезис жизни.
И опять когнитивное чувство Алекса не обмануло. Максимилиан начинает отвечать прежде всего возложенным на него задачам, а уж затем на вопрос Алекса, демонстрируя в себе полное отсутствие чувства юмора, а его добросовестность в исполнении своих обязанностей, конечно, заслуживает уважение, но Алексу всё же хотелось в нём видеть не один отлаженный механизм по выполнению заложенных в нём функций, и было бы неплохо и сбавить вот такие обороты полнейшей серьёзности, это как-то напрягает своей неестественностью.
– Всякая жизнь определяется сводом правил. Физических, химических, когнитивных. А иначе, без этого конструкционного хребта, на котором будет держаться система, мир не создать, не построить и не удержать. – Отбивает слова Максимилиан, здесь он переводит свой взгляд от Алекса в противоположную от двери вице-президента сторону, где коридорную стену собой ограничивает и определяет такое же панорамное окно, из которого состояла одна из стен кабинета вице-президента, и давая понять Алексу, что давайте пройдём до этого окна для более конструктивного разговора, выдвигается к этому окну. Куда вслед за ним идёт и Алекс.
Где при подходе к этому панорамному, даже не к окну, а прямо-таки к первому шагу в лежащий мир перед и под тобой, – так всё невероятно всё тут тобой, парящим чуть ли не над всей этой панорамой города, видится и представляется (а не надо забывать о том, что ты сейчас находишься на одной из самых высоких точек города), – Алекс вдруг и по самые предельные нервы и сознание охватывает неразумным чувством переполнения всего себя неведомым чувством божественной сущности, восторженности, и чуточку самонадеянности, где ему всё по плечу и всё возможно. И если он захочет переступить эти границы окна, то он само собой и это для него будет естественно, пройдёт, никуда не падая, по этой воздушной глади, наблюдая сверху вниз за этой жизненной суетой-сует человечества.
И тут, пока Алекс воспаряет над земным бытием, пребывая в высотах умственных возможностей своего сознания, со стороны Максимилиана до его ума через уши начинают доводится те самые причины так жить, правила, с помощью которых и на чьих основах функционирует лежащий внизу под ним мир.
«Помимо Бытия нет ничего. Также и мышление, и мыслимое есть Бытие, ибо нельзя мыслить ни о чём;
Бытие никем и ничем не порождено; иначе пришлось бы признать, что оно произошло из Небытия, но Небытия нет;
Бытие не подвержено порче и гибели; иначе оно превратилось бы в Небытие, но Небытия не существует;
У Бытия нет ни прошлого, ни будущего. Бытие есть чистое настоящее. Оно неподвижно, однородно, совершенно и ограниченно». – Как через телесуфлёра, однотонным тембром голоса, всё это, даже не проговорил, а зачитал в уши Алекса Максимилиан, заполняя все его бреши и прорехи не сознания и несознательности. Ведь если природа не терпит пустоты, то она должна чем-то заполнятся. Что в полной мере соотносится и к природе сознания, которая все свои пустоты недоразумения и до выяснения обстоятельств дела, заполняет тем, что есть и кажется самым логичным и разумным.
Ну а как только Максимилиан заложил в Алексе те основы правил, которые регулируют все жизненные процессы этого мира, фундамент конструкции всей этой архитектуры сознания мира, то он приступил к озвучиванию тех частностей, на которые им придётся опираться во взаимодействии с этим миром.
«Вечность, целостность бытия – сущее неизменно и непрерывно;
Рациональный подход к бытию – рационализм повествует, что сущее заключается в единственном первоисточнике; это тот путь каким следует следовать, а совесть – это всё от лукавой демагогии и ею следует пренебрегать при решении стратегических для себя задач;
Тождественность целого и суммы частностей – первоначало состоит из множества частей, которые по отдельности менее качественны, чем исходник; значит, то, что делимо, то не первоначально и не есть суть вещи;
Отсутствие пустоты – пустота равносильна не существованию (ничто), изучению подлежит только то, что реально существует; значит то, что нельзя отменить, не отменится, а что не есть суть вещей, несущественно, то отменится и подлежит отмене;
Ограниченность чувственности – впечатление, создаваемое ощущениями, не соответствует истине; разум первичен и только ему стоит следовать в своих действиях». – Вот на такую детализацию разложил лежащий под ногами Алекса мир Максимилиан, и если Алекс решит в него падать, то он должен знать, на что он будет лететь вниз головой. И там, внизу, его точно не должны ждать иллюзии мягкой встречи, его там встретит так встретит своя жестокая реальность.
И что неудивительно, а так и должно происходить, когда внимательно слушаешь то, что тебе настойчиво и что б ты на всю свою дальнейшую жизнь запомнил говорят, то Алекс очень многого из сказанного ему Максимилианом понял, и особенно самый последний тезис об ограниченности чувственных ощущений. Которые служат лишь для художественного оформления мира вокруг себя. Что и позволило ему опуститься с небес чувственных и фантазийных ощущений на твёрдую поверхность ног реальности.
– Меня так в себе до небес занесло и возвысило это оказанное мне внимание со стороны столь высокопоставленных и в такие высоты занесённых лиц, как господин Созвуки, что я о себе слишком много возомнил. – Глядя на эту снизу лежащую головокружительную бездну и высоту одновременно, Алекс нащупал в себе то, что его сумело заставить закружиться и умопомрачиться в голове. И это не страх перед падением в бездну отчаяния, а это другой страх, невозможности осознать и уразуметь своим умом всего того, что его там, в самом верху, встретит. А это и ведёт в итоге к падению.
– Кто между тем, только свои корыстные обязательно цели преследует от этого выбора меня, –формально продолжил, тогда как Алекс и не останавливался в своём обмозговании происходящего с ним, продолжая смотреть на мир под своими ногами и на себя над этим миром стоящим фигурально, а буквально на стеклянном пологе пола, через который он и смотрел на этот мир под собой, – тогда как я всё тот же, только уже отравленный ощущениями своей избранности и приближенности к источнику высочайшего благоговения, и наделённый ощущениями высокой оценки себя, сродни заражению вируса гордыни. Что и говорить, а гордыня страшно-разрушительная штука, способная свернуть любые горы, вставшие на пути личностным амбициям и заодно шею собственной реальности. Чем здесь и везде, и пользуются власть предержащие, для сохранения своей власти. – А вот это было личное мнение Алекса, о чём он поспешил прежде всего самому напомнить, косо посмотрев на Максимилиана, чтобы убедиться в том, что он ничего подобного за ним не смог заподозрить. А то знает он к чему вот такие поспешные и необдуманные выводы приводят, как минимум, к натяжению отношений.
Но Максимилиан на данный момент был более к себе внимателен, выискивая в себе то, что он ещё не довёл до ума Алекса. А Алекс наткнулся сейчас ещё одно понимание насчёт уже бытия, того базиса, на котором строится миропорядок и мировоззрение этой системы взаимоотношения знаковых частей этой реальности. Где он вернулся к той части его разговора с господином Созвуки, где тот касался предметности его здесь нахождения.
– Время – это единственное, что нас с вами связывает, и это единственная ценность, которая у нас есть. И нам нужен конвертор времени, чтобы конвертировать само время и производимые из него ценности в доступные разуму вещи. – В свойственной себе, малопонятной для непосвящённого человека манере, обозначил цели и задачи здешнего нахождения Алекса господин Созвуки. И Алекс, уже будучи верен самому себе, не стал у того переспрашивать и уточнять, что тот имел в виду, когда так обусловливал его сюда прибытие. Алекс из практики и опыта своего взаимодействия с заказчиками проектов знает, что они рассуждают и мыслят общими категориями, совершенно не придавая значения деталям, из которых между тем и состоит задуманный проект, и будет разумней и конструктивной по этому вопросу обратиться к специалистам инженерной службы, кто и монтирует в предметность все эти замыслы своих высоких начальников.
– А если бытие целостно и непрерывно, – как-то так получилось, что вдруг обратился с этим вопросом к Максимилиану Алекс, – то разве возможно его разделить на те же временные отрезки? А если возможно, то кому это нужно?
– Вам. – Очень тоже вдруг и не раздумывая, последовал ответ со стороны Максимилиана, смотрящего в упор на Алекса так пристально-нарочито и загадочно, что Алекс несколько в себе опешил и ознобом изошёл за такую дерзость мысли, где он своей непоследовательностью разума подвергает сомнению то, что несомненно.
Но Алекс всё же нашёлся, что ответить. – Кому нам? – переспросил Алекс, ничего не понимая.
На что Максимилиан делает страшнее и опаснее прежнего приближение в упор к Алексу, придавившегося собою к стеклу как-то очень незаметно для себя, и отсюда принимается продавливать Алекса своей уверенностью в своей правоте и значении в первую очередь, а уж затем инструментами доказательств всего вышеприведённого – словами.
– А тем, кто является потребителем реальности и времени, адептом частнособственнического уклада и разделения мира, – с таким упором на Алекса всё это на него вывалил Максимилиан, что себя не принять за потребителя реальности Алексом, не было никакой возможности. И как понял Алекс и это было донесено до него Максимилианом, то он плоть от плоти потребитель и всего наверняка, шокоголик. Нет у потребителя чувства ответственности и реальности, не знают они слова «Нет», и границ своего потребления. Будут пихать в себя что ни попади до тех пор, пока это всё в них не отрыгнётся и не полезет назад.
– Это так, Алекс? – так и упирал на этот вопрос во взгляде на Алекса Максимилиан. А Алекс хоть и совершенно не согласен и против вот таких безнадёжных для него выводов насчёт себя, он, тем не менее, никак не может повернуть своей головы в сторону отрицания всех этих не только непроверенных жизнью фактов, а буквально поклёпов, взятых из какой-то там социологии и психологического измерения пульса современника, а всё потому, что его шея задеревенела со психу и не может повернуться. И Алекс вынужден теперь выслушивать всё то, что о нём надумала социология, а Максимилиан всё это на него обрушивает.
– Который стоит на фундаменте всё разделить и поделить через куплю-продажу, и не может функционировать без этого разделения мира на моё и не моё личное время. – Как бы поставил диагноз внутреннему потребительскому миру Алекса Максимилиан с таким злобным выражением недопустимости всего этого до себя, что Алекс и рта раскрыть побоялся хотя для того, чтобы свои лёгкие наполнить кислородом.
– Бл*ь, и здесь примет меня за потребителя уже естественного. И поди что ещё за излишнее потребление мне так прижмёт глотку, что я и дышать больше не смогу переломленной шеей. – Подумал Алекс и решил промолчать. И очень разумно, раз Максимилиан от него отстал, отвернувшись смотреть в окно. А у Алекса появилось время, как следует подумать над многим и над тем, как ему здесь дальше выжить. Уж что-то много с первых шагов он тут встретил проблем и сложностей своего восприятия.
– Во какое у них необычное бытие. И оно их устраивает, и поди что ещё и нравится. – Про себя уже рассудил Алекс, спускаясь на лифте, где времени подумать, было более чем достаточно, ведь ехали они с очень высокого этажа. Правда, Алексу ничего толкового так в голову и не пришло, и так до того самого места, куда его привёл Максимилиан под достаточно разумное объяснение, что любое дело начинать нужно с отдыха и перекуса. Мол, и сам творец, только после того, как организовал для себя отдых от трудов своих праведных, готов был продолжать строить дальнейший мир, передав его в руки своего субподрядчика, человека. А вот с этим Алекс и его организм, в один момент ответно желудочным соком отреагировав, полностью и частично был согласен.
И вот они сидят в самом стандартном заведении общепита, кафе, за столиком друг напротив друга, и обоюдным молчанием сковывают друг друга, при этом не сводя взглядов внимания опять же друг с друга. И если насчёт отношения Максимилиана ко всему сейчас у них за столом происходящего, можно только догадываться, то Алекс себя лично достаточно неловко, с долей растерянности чувствовал. Вот, наверное, почему, он для того чтобы как-то разбавить эту непонятную для него никак паузу и молчание, как бы демонстрируя в себе невозмутимость при любой ситуации, берёт приготовленный для посетителя столовый прибор, нож, затем из хлебной корзины достаёт хлебный тост и, не сводя своего взгляда с Максимилиана, как бы с вызовом к нему, начинает намазывать на тост сливочное масло, взятое из находящейся здесь же масленицы, выставленной на стол вместе с другими столовыми приборами и баночками со специями, чтобы сделать посещение этого заведения посетителем наиболее комфортным.
Алекс же, срезав ножом один слой масла, начинает его намазывать на хлебный тост. Это видимо ему придало смелости, и он обратился к не сводящему с него сурового взгляда Максимилиану с вопросительным замечанием. – Неужели, вы считаете, что творец создавал мир и вас в том числе, со столь серьёзным выражением лица и намерением, а не хитро улыбаясь, как я? – И чтобы указать Максимилиану на свою точку зрения на всё это, Алекс улыбнулся, показывая, что у него имеется своя, явно отличная от Максимилиана точка зрения.
Максимилиан пока что только молча отреагировал на этот вызов Алекса себе, с более сложной пристальностью вглядываясь в Алекса и пытаясь выяснить по выражению его лица, чего он собственно этим хочет сказать. А Алекс, чтобы значит, ему не мешать, конечно, а не потому, что ему стало как-то очень не по себе, замер в одном, не слишком для себя удобном положении (приходилось держать навису хлебный тост и нож с маслом, приложенный к нему), уже не пытаясь демонстрировать в себе невозмутимость.
– Любопытная концепция построения мира. – После этой внимательной к Алексу паузы, говорит Максимилиан, демонстрируя в себе невозмутимость так невозмутимость. И что самое интересное из им сказанного, так это то, что он категорически не отрицает эту выдвинутую Алексом гипотезу о его ходе мысли при задумке построения этого их мира, одного из бесконечного количества миров, а он и такой вариант рассмотрения архитектуры жизни рассматривает.
– Значит, он серьёзно ко всему этому делу отнёсся? – задался как бы к себе и ни к себе этим вопросом Максимилиан.
– Предполагаю, что так. – Даёт ответ Алекс. – Хотя возможно, что на тот момент таких характеристик восприятия мира ещё не существовало. – На этом моменте Алекс было хотел передать право слова на ответ Максимилиану, но тут его озаряет догадка и он себя поправляет. – Хотя нет. Бог ведь характеризовал сделанную свою работу, говоря, что это хорошо. А это не иначе как первые из известных нам проявлений характеристик эмоциональной чувственности, и притом оптимистической – радости.
– А вот с этим я с вами не соглашусь. – Говорит Максимилиан, продолжая быть серьёзным и не видящим всей той иронии, которую определённо вложил Алекс в этот свой разговор. – Вы явно видите то, что вам желается видеть и что соответствует вашим воззрениям на мир. Тогда как бог всего лишь констатировал факт произошедшего, при этом не говоря, а видя, что всё что он сделал, это хорошо. И это логично и рационально.
– Может итак, а может итак, как вам посчиталось наиболее разумным. – Отвечает Алекс, улыбаясь.
– Я ваш ответ принимаю. – Говорит Максимилиан, вслед спрашивая. – А сейчас вы чему улыбаетесь?
– Вижу созданный мир и вижу, как это хорошо и как он складно сложен. – Говорит Алекс, а сам в это время смотрит куда-то в дальнюю и боковую от Максимилиана сторону. И Максимилиану ничего другого не остаётся делать, если он хочет полностью понять этот ответ Алекса, как перевести свой взгляд по направлению взгляда Алекса. Что он и делает, обнаруживая там, у стойки администратора, очень складно сложенную официантку.
Из чего Максимилиан делает свои выводы насчёт умения Алекса нестандартно мыслить о стандартных вещах и как он также понимает, то Алекс способен и на обратный образ мышления, и о чём было собирается тому заметить, да вот только Алекс его опережает на этом пути, задав провокационный в чём-то вопрос. – И вот скажите мне, что есть ваше свидетельство, чему свидетелем вы являетесь? И как ваше свидетельство относится ко всему, что относится и из чего состоит этот мир?
Максимилиан смотрит на Алекса, давая ему понять, что он отлично видит, к чему тот клонит, и можете не слишком утруждаться в этом бесполезном деле, у вас ничего из задуманного вами не получится сделать.
– Мы свидетели жизни, её жизни. И по другому никак и не выйдет. – Отвечает вот так тавтологически не ошибочно, а как раз акцентированно разумно, Максимилиан.
– А вот теперь у меня к вам следующий вопрос. – Говорит Алекс. – А по плечу ли человеку справиться с возложенной на себя задачей, которую вы, как я понял, аккумулируете в своём свидетельстве?
– Скажу так. – После совсем небольшой паузы ответил Максимилиан. – За какое бы дело человек не брался в первый раз, как он помнит и считает, то вдруг выясняется, что он только в самых частных деталях о нём ничего не знает. А так-то по большей части он имеет в себе некий багаж знаний и представления об этом и каком другом деле. Что указывает на то, что в каждом из нас изначально заложены природой все необходимые знания и инструменты для жизни в этом мире. Человеку нужно лишь разбудить себя и выявить в себе все эти качества. Запомните это. И для этого мы и нужны. – Максимилиан замолкает и с чувством удовлетворённого сознания откидывается на спинку стула, чтобы с высоты этого снисхождения посмотреть на Алекса и дать ему возможность всё им сказанное переварить.
А Алекс уже из чувства собственного понимания собственного достоинства, крепящегося на отрицании всего того, что ему навязывается, пока не видя, чем можно противостоять этому заявлению Максимилиана, так ловко подведшего свою свидетельскую необходимость ему, – ты слепец в этом мире нашего разума, и без проводника, свидетеля, тебе не обойтись, – вдруг обнаруживает в своих руках, совсем забыл, уже практически готовый бутерброд, и желая показать Максимилиану, что он без него запросто справится хотя бы с самыми простыми вещами, откладывает на своё прежнее место столовый нож, и …Несколько переусердствовав в деле замаха этого ответа Максимилиану, сделав слишком резвый замах рукой для поднесения бутерброда к своему рту, как это не неожиданно, скандально-печально и неловко для Алекса получается, выпускает выскользнувший из пальцев его рук бутерброд, и теперь все со всей своей внимательностью становятся свидетелями падения этого бутерброда на пол.
И что удивительно, так это то, что вот такие действия, немного неловкие и в чём-то дискомфортные для тебя, случайного по своей нерасторопности инициатора происшествия, начинают следовать и подчиняться неким другим законам физики, где уж точно нет места закону всемирного тяготения, с общей для всей скоростью свободного падения, равной 9,8 м/с². А этот закон физики, который в данный момент определяет скорость своего падения в глазах невольных зрителей и зевак, а также попутно и бутерброда, которым ты решил тут так демонстративно раскидываться, вносит во всё это происходящее с тобой и бутербродом знаковые поправки, роняя вначале бутерброд так медленно, чтобы ты заметно для всех окружающих и внимательных ко всему что связано с тобой людей покраснел и для всех было достаточно времени на то, чтобы составить о тебе самый неблагоприятный для тебя портрет.