Игорь Сотников
Причины и следствия моего Я
– Ну что, Алекс, скажешь? – Усмехнулся Касторыч, глядя на Алекса, который, вернувшись из очередной задумчивости, которая не способствует вниманию и запоминанию того, о чём идёт речь, и поэтому требует от застанного врасплох своих развёрнутых оправданий.
– Да ничего нового. Я не хочу выделяться, – ответил Алекс.
– Это, конечно, дерзко с твоей стороны – вот так прямо накладывать тень на свой коллектив, да и меня подобным хитроумным способом обвинять в экстрасенсорном умении вводить подчиненных в транс, – усмехнулся в ответ Касторыч, своим ответом вызвав шумную смешливость коллектива редакции.
Ну а поднявшийся шум в кабинете Касторыча, скорее всего и вызвал в ещё не полностью пришедшем в себя Алексе защитную реакцию, которая и получила от него соответствующее моменту словесное выражение. – Я не ищу лёгких решений и сицилианской защите предпочту защиту «А. Лехина», – Сказал Алекс. При этом Алекс не просто вот так ляпнул вслух слышанное им когда-то такое созвучное месту выражение, а ему вдруг вспомнился сюжет из одного выпуска «Ералаша», который, по его мнению, очень точно должен был отражать суть этой защиты «А. Лехина».
Так за шахматной доской встречаются большой любитель шахмат – некий очкастый тип, непонятно каким ветром его сюда занесло, и его соперник – бунтарского вида человеческий огрех, большой любитель иных подходов в решении своих насущных проблем. Где последний не долго думая, в ответ на первый же шахматный ход своего шахматного соперника, подвигнул того на непременное желание заглянуть под стол, где тот к своему изумлению увидел ответный ход – так называемую защиту А. Лехина – кулак этого огреха. Что, конечно же, сразу сравнивает шансы этого шахматного гения и огреха, и ведёт в неумолимую победную сторону огреха. Но как говорится, на каждую защиту найдётся своя полузащита, и шахматный гений, на то он и гений, чтобы умеючи использовать имеющиеся в наличие шахматные средства, а именно рокировку, которая и привела на его место не менее сумрачного вида типа, чей огромный кулак под столом очень доходчиво объяснил этому огреху, что его коса нашла на камень, и заодно указал на то, что его «косо-бланкина» защита контрпродуктивна.
– Не понимаю, о чём это ты? – Споткнувшись о высказывания Алекса, недоумевая ответил ему Касторыч. Правда после беглого осмотра Алекса и обдумывания добавил. – Но давай уже, высыпайся дома, а не на работе.
– А ты значит, за меня не будешь высыпаться с ней? – Стиснув зубы, зло посмотрев на Касторыча, подумал Алекс, видя в Касторыче то извлечение урока из ошибок или ошибок из уроков, тьфу, совсем запутался, в общем, Касторыч был первым в списке претендентов на роль того советчика, который за свои советы теперь по полной программе ответит перед ним.
– Или тебе может быть кажется, что у меня и значит у тебя, на сегодня других больше дел нет, как… – здесь Касторыч в задумчивости замолчал, уставился на Алекса, затем почесав себя за ухом, вдруг ухмыльнулся и с улыбкой заявил, – а ведь и в правду нет. – Чем вновь вызвал улыбки у всей собравшейся сборной солянки.
– Вот только у меня, а не у тебя. – Засмеялся Касторыч. – Ведь мне в отличие от тебя нужно постоянно за тебя и за всех вас нести ответственность, что есть факт моей постоянной занятости. А это скажу вам, вещь сама по себе очень обременительная для моего сердечного клапана, который очень живо реагирует на всё то, что с вами происходит.
– Оттого ты к коньячку-то и пристрастился – переживаешь! – В неустойчивых и дерзновенных умах, которые всегда существуют в любом рабочем коллективе, пронеслась эта крамольная вопреки мысль.
– А происходит, как вы сами знаете многое. И за это как раз и отвечаю я. А вы ведь на этом не останавливаетесь, и в любой подходящий под ваши устремления момент, готовы вашего работодателя, а по совместительству благодетеля, – Касторыч сурово посмотрел на подчиненных, ища в их взглядах несогласованные и противоречащие его мнению поветрия, – обвинить во всех своих грехах и, бросив на произвол судьбы, уйти в другое информационное агентство (тяжёлая пауза).
– Но я всё-таки не снимаю с себя ответственности за тебя, христопродавца, и если покаешься, то не оставлю тебя и дам тебе хоть какую-нибудь да работу, – Касторыч вновь вернулся к Алексу и, улыбнувшись, вернул благодушие в атмосферу редакторского кабинета. После чего Касторыч вернулся к своему рабочему месту, для виду порылся в бумагах и, не найдя или может найдя что искал или не искал, в общем, не важно, сделав конструктивный вид, обратился к Алексу. – Значит так, тут ваш фантаст звонил…
Заслышав упоминание фантаста, вместе с ушками на макушке подтянулась вверх Алиса. Тут Касторыч, вдруг что-то вспомнив, посмотрел на Алису.
– Ах да, Алиса. Это и к тебе относится. Так вот, он чуть ли не требовательно просит вас приехать к нему. Вы что, разве не закончили с ним? –спросил Касторыч.
– Да вроде бы всё, – пожав плечами, ответила Алиса.
– Ну, не знаю. Он говорит, что самое важное осталось недосказанным, и что перед выходом в свет его интервью, ему необходимо ознакомиться с текстом его интервью, – уже советуясь с собой, вслух размышлял Касторыч. – Ладно, ничего не поделаешь, раз я обещал Алексу и этой писательской глыбе… – Касторыч перевёл свой взгляд из себя на Алекса. – А ты, Алекс, наверное, нашёл с ним общий воображаемый язык, раз он так желательно просит тебя видеть? – спросив, Касторыч вновь ухмыльнулся, после чего посмотрел на Алису и обратился к ней. – Давай Алиса, бери свой штатив и езжайте к фантасту, – чем заставил зашевелиться мысли Алисы и Алекса.
Где у Алекса не в пример Алисе, при несравненно одинаковой скорости мысли (такие высокие скорости бытия сложно измеримы и поэтому пока что имеют обозначительно-оскорбительные – тугодум, ветер в голове – именования, нежели точные измерительные характеристики), его размышления даже не простирались, а заглядывали несколько дальше чем у неё (как в последствии выяснится, всё не так – всё-таки мысль штука мало изученная, и Алиса не меньше чем и он думала об этом странном человеке). И как результат, мысли Алекса вернули его к этому фантасту, который во время своей прошлой встречи с ними, пришедшим к нему брать интервью, очень даже живо заинтересовал его.
Глава 6
Последний из поколения человек
Кто я? Раньше бы я легко ответил на этот не слишком сложный вопрос. Но сейчас…Сейчас, пожалуй, нет. И если я даже и найду подходящий ответ на этот вопрос, то от меня, пожалуй (в наш век патентов), ещё потребуют доказательств и аргументаций для этой своей высказанной уверенности, которых мне, скорее всего, и не сыскать. И я под валом аргументаций, исков и заявлений высококлассифицированных специалистов, буду вынужден признать, что мои, по их мнению, слишком многоговорящие утверждения, несут в себе плагиат и копипаст. Так что прежде чем что-то утверждать, было бы разумно заглянуть в административный кодекс, затем в патентное бюро и напоследок в орфографический словарь, где чётко чёрным по белому обозначена принадлежность всех мною употребленных слов такому-то языку. Ну а если я буду его использовать в своих частнособственнических целях и, скорее всего, не по назначению, то ведь всегда можно лишиться этого, не как нужно и не по назначению используемого инструмента. Что ж, что сказано, то сказано, ну а мне только и остается делать, как прикусить язык той говорливости, в предупредительность которой мне пожелалось верить. Ну, да ладно, чёрт с ним.
Так кто же всё-таки я? Скажу так, я последний из оставшихся в живых моего поколения выпуска 19** года. Это может показаться странным (хотя почему), но я не самый старый человек на свете. И я, можно сказать, по возрасту ещё многих моложе, но тем не менее, это не отменяет того факта, что из нашего годового выпуска, я остался последним и единственным представителем. Почему так получилось, трудно сказать (я не про себя, а о преждевременной, в сравнении с более старшим выпуском, законченности моего поколения). Кто знает, может быть наш выпуск был признан не слишком удачным или имеющим в себе некую дефектность, которую там сверху, в конструкторском бюро творца, решено было срочно исправить, для чего собственно, и потребовался наш срочный отзыв обратно.
Претендовать же на какую-то уникальность в полной мере значения этого слова, наверное, может лишь тот, кто является сам творцом. В нашем же случае, мы всего лишь детализация смысловых намерений кого-то там, кто через свой инструмент, природу, облекает свои мысли и смыслы в человеческую форму, которая при всей конвеерности сборки и выхода в свет, всё-таки имеет поштучную, свою отличительную внутренность, называемую индивидуальностью, чья начинка в виде эго, в свою очередь, и претендует на свою уникальность.
И ведь как бы мы не утруждали себя размышлениями, в своих бедах ссылаясь на всевышнее провидение, которое своих замыслов не раскрывая, таким своим таинственным способом, ведёт нас к своей какой-то цели, до понимания которой нам не то что далеко, но и близко не видно. Так вот, не смотря на все эти преимущества вселенского разума, ему, судя по всему, тяжко без вспомогательных элементов и никак не обойтись без нас. Тем не менее, раз он, поделившись, наделил нас крупицей своего разума, то видимо он нуждается в нас. И дабы мы уж совсем не заплутали в потёмках, даёт нам свои подсказки, на основании которых мы можем как-то ориентироваться в этой жизни. Так вот, получив инструмент познания – разум, и его инструментарий в виде логического рассуждения, можно было не вставая с места, приступить к рассмотрению факта обретения своего я, нашего выпуска, поколения 19**.
Но что по своей сути есть поколение, кроме этих всем известных общих научных формулировок типа – общность людей и объектов, живущих в своей совокупности времени, генетики и другой общности интересов. По мне так, то это есть мобилизационный провидением отряд, созданный для проведения в жизнь востребованных временем решений высшего разума. Ну а что и какие это могут быть решения, то об этом мы может только догадываться и, исходя из врученного нам в соответствии с временным промежутком прожитья разумом, чьи размеры по сравнению с неандертальцем, уже не столь малы, но ещё недостаточно размерны для того чтобы понять свою суть (чего уж говорить о более существенных вселенских вещах), делать свои предположения и выводы.
Ведь если исходить из того, что единица времени соответствует определенному состоянию материальности жизни и его пространственному положению в мире, где концентрация единиц живого и неживого объекта находится в своей неизменной полноте, то вполне вероятно, что могло так случится, что в какой-то момент произошла мировая разбалансировка сил, и мир оказался на грани своего краха. Что и потребовало своего немедленного вмешательства. Ну а задачи по выполнению всего этого упущения, и были возложены на своё своевременное поколение, которое, получив свой, согласно времени разумный инструмент, и должно было навести свой порядок в мире.
Ну а какой порядок? То, не имея в своих головах расширенных полномочий и, понимая суть вещей только на уровне своего интеллекта и его обзорности, конечно, трудно давать ответы на столь несоразмерные своему разуму вопросы, которые находятся в компетенции лишь тех, кому это по его, Атлантову плечу и Демиургову разуму.
Впрочем, имея хоть и крупицу разума, всё-таки можно предположить, что от нас в итоге требуется – скорее всего, мы в свой временный промежуток жизни, должны отбалансировать мировую упорядоченность бытия. Что и является основным посылом для любого поколения. Ну а так как общие вопросы нам не подвластны, то наш взор автоматически направляет всё своё внимание на частности, в которых уж мы-то, как никто другой, имеем не только значение, но и должны разбираться. И если уж быть совсем внимательным, то как говорил один Козьма, следует зрить в корень, а именно – более усидчиво посмотреть на то, что осталось вне нашего внимания, рожденных в 19** или в любом другом году людей; что по сути не важно (все детали и частности, приведшие нас в этот мир, всего лишь отличаются, так сказать, элементарной концентрацией тех или иных веществ, в этом держащимся на балансе сил мире).
И как бы вся эта околонаучная рать, определяющая вашу жизнь по звёздам, с высоты своего чердачного положения, с умным и с моноклем в глазу видом не пыталась вас запричинить и затерминить, вызывая в вас тягу ко всему таинственному и неизвестному, вам не следует, поддавшись на их уговоры и посылы к звёздам, уперевшись рогами (вы же козерог) в небесный свод, видимый вами через телескоп или же гороскоп его желаний, верить всему тому, что, как оказывается в итоге, не имеет для вас большого значения. Хотя, всё-таки надо отдать им должное, лучше, конечно, хорошей затрещиной или точным в заднюю часть посылом (чем верой, которая, чем звонче звучит монета, перекладываемая в их карман, тем крепче их убежденность в том, что только вера способствует благоденствию; правда, чьему, они так и не уточнили), их подход к жаждущим озарения, не малограмотен и очень даже психологически-основательно подготовлен.
Но ведь твой день рождения, по которому строятся все эти темпераментно-характерные астрологические предположения, есть всего лишь следствие чьего-то решения, а не причинность сама по себе, которой она станет уже для другого рода следствий. И понимание этого подследственного факта, заставляет нас перенестись назад, на тот временной период созревания плода, именуемый беременностью, и обратить наш внимательный взор на тот божий инструментарий, ваших родителей, чьими руками (ну вы поняли, что это только метафора) был заложен фундамент будущего поколения, или если говорить менее высокопарно и обобщенно, то устроена ваша жизнь. И если уж ваша привязанность к звёздам столь властна над вами, то вам, наверное, стоило бы навести справки и узнать в какой фазе на тот момент находилась Луна, после чего сопоставить взаимное расположение небесных тел (и только, а то некоторые нетерпеливые натуры, не умеющие останавливаться, пойдут дальше в выяснении столь деликатных вопросов) и уже на основании всех этих информационных данных, делать свои блестящие зодиакальные выводы.
Что же касается нас, то мы всё-таки не зря обратили свой взор на причину нашего появления, где все эти частные, а иногда единоличные желания и даже часто вовсе нежелания, в едином инстинктивном (умеет творец убеждать) порыве решились на то, что они даже и не предполагали, и о чём зачастую не догадывались.
Как, например, в одном самом обычном случае, где все ваши головные боли ушли на задний план и в одно мгновение перестали учитываться. А всему виной этот возбужденный выпитым в таверне, уставший от отказов муж. Который наслушавшись хвастливых речей своих сотрапезников, вдруг усвоил факт своего подкаблучного положения, который в трезвом положении его ещё может быть и устроил бы, но сейчас он, будучи в опасливом для косм и прядей жены состоянии, естественно, и слышать ничего не желает о каких-то там головных болях своей благоверной, для лечения которых у него приготовлено чудодейственное средство – звучный, под риторический вопрос: «Кто в доме хозяин?!» удар кулаком по столу. После чего у вошедшей в ступор благоверной (впервые за их семилетний брак) пропадает дар речи, и она, не оказав сопротивления, вынуждена прямо сейчас оказать честь своему кормильцу. Правда, уже через девять месяцев она переложила на него свою головную боль, выдав свой плаксивый ответ этому, прямо сказать, не слишком прозорливому умельцу.
– И какого эля я нашёл её? – Почесывая свой затылок, многозначительно, с долей растерянности в ногах, поглядывая на свою одновременно головную боль и сокровище, задался вопросом сей достойный муж.
– Не фильтрованное и крепкое, – звуком стаканов отдавалась ему эхо.
Или же в каком-нибудь другом, также в самом обыкновенном случае, когда какой-то самый что ни на есть рядовой студент, оказавшись в своём обычном безденежном положении, в одно и тоже время испытывая нужду и не испытывая затруднений в наличии потенциала для осуществления любых растратных действий, которые не относятся в этой занудной нужде, вынужден тратить свой потенциал на то, чтобы противостоять ей. А именно заниматься различной подработкой, а когда её нет, то изыскивать средства каким-нибудь уж больно оригинальным способом, которые часто, ой, куда заводят.
И ведь что замечательно интересно, так это то, что естественный ход вещей или та эволюционная лестница, по которой движется этот, тот и всякий обычный студент, вечно балансирует между возможностями и желаниями, которые вечно друг друга дополняют. Так у него на одной чаше весов мысли помещается его материальный аспект, который ограничен шишем за душой, не позволяющим ему сильно разгуляться, а на другой чаше – его духовные устремления, готовые пойти на большие растраты для того, чтобы хоть как-то да материализоваться. Где он, исходя из своих ограниченных собой (в полном значении этого слова) возможностей, побуждаемый присутствующим в нём духом, начинает растрачивать себя по максимуму, что приводит, с одной стороны, к оскудению его духовных сил, а с другой, – уже к накоплению материального достатка.
Ну а материальный достаток не в пример духовному обладанию, не любит растрачивать себя и, конечно, не позволит это делать тому, от кого он зависит. И со своим временем обязательно происходит переоценка ценностей, и чаша весов склоняется под грузом достатка, который ощущается во всем теле уже давно не студента, а обладателя лысины и пуза степенного гражданина. Что в итоге приводит его к кардинальному решению, больше не расточать свои духовные силы, которых на всех не напасёшься. И теперь, когда студент получил материальные возможности и достаток, сколько душа пожелает тратить, он вдруг понял, что он не имеет никакого желания этого делать. И выходит так, что когда он не имел ничего за душой кроме самой души, то как раз в это время больше всего тратил, а когда получил возможности, то стал, наоборот, ещё более скуп.
Ну а пока эти истины находятся вне сферы понимания всякого обыкновенного среднестатистического студента, который приобщиться к ним сможет только через собственное достижение и постижение, то ему пока что некогда отвлекаться на всё это, ещё кто знает доступное ли. Пока же у него есть желание и духовные силы, то, пожалуй, наверное, есть шанс на то, что всё им задуманное, вдруг возьмёт, да каким-нибудь образом и осуществится. Для чего, конечно же, необходим начальный капитал, которого, как всегда в таких случаях, при наличии великолепной идеи и желания материализовать её, увы, почему-то нет.
А пока никто не хочет вкладываться в идейность обыкновенного студента, то он, как и все его соратники по студенческому делу, не имея ничего другого кроме себя, начинает растрачивать то, что он имеет, а именно то, что и было заявлено в начале предложения, а именно себя. И конечно, этот обыкновенный студент, как он считает, не так уж и обыкновенен и не столь уж прост (каждый человек уникален, вот только почему-то обрушивающиеся на них невзгоды не слишком разнятся, что есть оскорбительный факт для их уникальности, требующий ярко выраженных и индивидуальных невзгод), а все не простые и необыкновенные вещи и субъекты права, уже сами по себе должны быть очень востребованы, и как минимум вызывать вашу заинтересованность.
– Что ж, раз вы такой весь из себя необыкновенный, то может быть вы поделитесь с нами и более детально объясните, что всё-таки в вас есть такого, чего у других нет? И как это нами может быть использовано? – Тут же найдутся скептики, которые не любят верить на слово. И они, сидя за столом в какой-нибудь приёмной комиссии, поставив вопрос ребром, прижав студента к стенке, своим противным писклявым голосом зададутся этим, однозначно несвоевременным для студента вопросом.
И студент, скорей бы всего ответил бы на этот, ясно, что провокационный вопрос, будь он своевременным (ведь студент ещё находится на стадии поиска себя и своей исключительности, так что пока что в нём есть всего лишь потенциал, а эта такая вещь, которая не демонстрируется публично. Вот почему этот вопрос носит характер не своевременного). Но опять же, будь он своевременным, то скорее всего, он был бы уже запоздалым (вот такой выходит парадокс с этими зависящими от времени постановки вопросами, ведь всё и так видно). В любом случае, этот вопрос не имел для себя ответа, и студент, подсознательно чувствуя эту безответную истину, дабы его не сочли за невежду, только промычал в ответ.
– Ну тогда, я посмею предположить, что ваша заявленная необыкновенность, есть та самая обычная черта, которая присуща каждому первому студенту, – не дождавшись ответа, посмеиваясь заявит скептик, потрясыванием своей академической бороды выведя из себя и из кабинета студента, решившего, что такое непризнание есть всего лишь отражение завистливости этих дряхлых умов, и что такова участь всякой необыкновенной личности, которую понять сможет лишь такая же необыкновенная личность, что и он. Ну а студент, как и всякая необыкновенная личность, естественно обладает непросто чувствительностью, а он обладает сверхчувствительностью, которая, разволновавшись от всего этого, основательно взявши рычаги управления над студентом, начинает руководить всеми его импульсивными действиями, которые теперь носят характер порывистости, с которой его и кидает в разные стороны, заставляя его совершать не то что необдуманные, а очень эксцентричные поступки.
– Я после своей смерти желаю за наличные отдать на исследования своё самое обыкновенное тело! – Огорошил себя студент, но никаким образом не смутил администратора, находящегося на стойке приёма одного из специализированных учреждений.
– В этом календарному году все средства уже освоены, – не отрываясь от монитора компьютера, дежурно ответил администратор. – Вот если бы вы предложили нечто необычное… – В задумчивости сказал администратор, после чего оторвал свой взгляд от монитора и изучающе посмотрел на осунувшегося студента. – Так в вас есть что-нибудь такое необычное, чего не было бы у других людей? – Спросил администратор студента, который поёжившись от такого вопроса, с трудом и тише обычного ответил:
– Нет.
– Ну, вот когда будете отвечать нашему стандарту качества, то милости просим! – Улыбнулся администратор, который про себя решил, что он очень даже удачно пошутил.
Студент же побледнев развернулся и, с трудом передвигая ноги, направился на выход из этого мрачного учреждения. Но ему не суждено было прямо сейчас, на свежем воздухе, выветрить из себя все эти волнения, которые ещё в большей степени обратили его сердце вскачь. И как только студент оказался за дверями этого офиса, то ему на глаза попалось висящее почти что напротив офисного входа рекламное объявление, сообщавшее, что буквально рядом, если проделать два шага до лифта, а затем совершить двухэтажный подъём наверх, то в таком-то офисе вы можете очень выгодно для себя и для всех заинтересованных лиц, под большие преференции поместить свой самый наиценнейший генетический материал, эту потенциальную природную возможность новой жизни.
Что и говорить, а куда как чаще, нежели это нужно для понимания каждым из нас неизбежности последнего пути, даются нам все эти напоминания об этом. Ну а столь ещё не менее редко встречающееся близкое соседство двух – начальной и конечной – ипостасей жизни, и вовсе намекает на их некую нерушимую связь между собой.
– Вот где я с точностью до гена смогу оценить себя! – Прочитав объявление и воспылав надеждой, студент решив не полагаться на судьбу, которая в самый нежданный момент любит подвергать тебя сомнению, ставя препоны в виде остановки на полпути лифта, бросился к лестнице. Поднимаясь по ступенькам, он преодолел последние свои сомнения и вновь оказался у администраторской стойки, теперь уже ведущей в этот банк человеческого потенциала.
И хотя на этот раз на администраторском месте, в отличие от прежнего, не то что малосимпатичного, а скорее похожего на урода очкарика, сидела очень приятная, в таком же возрасте особа, она, в свою очередь, так же как и он вела себя, не сводя своего взгляда с монитора. И она на приветственное слово студента, только на одно мгновение, – лишь для того чтобы бросить мимолётный взгляд, – ослабила связь с этим притягивающим её внимание экраном монитора. После чего состыковав в голове некоторые взаимосвязанные нестыковки, не используя ничего кроме рук, достала из ящика стола брошюры и, положив их перед студентом, со словами: «Вот, ознакомьтесь», – отправила его для изучения этих предложений на находящиеся здесь в глубине офиса мягкие диваны.
И хотя такая приветственность администратора не приветствовалась, как её мнительным начальством, так и постоянным клиентом этого места сбора, для самого студента, имеющего некоторые предубеждения против такого подхода и своего участия в этом подходе в это вместилище человеческого потенциала, такая неосмотрительность администратора, в чьём взгляде он не желал видеть всякие потаённые, а, значит, скабрезные на счёт него мысли, была скорее даже желательна.
И студент в свою очередь, не стал задаваться лишними вопросами, и, ухватив брошюры, добрался до диванов. Где после быстрого осмотра этого пристанища присел, затем удобно расположившись на диване, слегка успокоился, и уже после небольшого настроя принялся изучать все эти великолепные предложения. Там, с одной стороны, очень красочно объясняли необходимость этого вложения, которое может дать последний шанс уже потерявшим всякую надежду людям, тогда как с другой, уже этим потерявшим надежду людям, с той же красочностью расписывали все те преимущества, из которых только и состояли все эти предложения – как обрести надежду и вместе с ней ещё кое-кого.
– Вы, я вижу, новичок в этом деле, – неожиданное заявление незнакомца, очень незаметно присевшего рядом на диване, сбило студента с его мысли. В чём, в общем-то, не было ничего уж столь из ряда вон выходящего. Ведь когда ты очень увлечён чем-то, то твоя связь с окружающим миром прерывается, и любое, даже весьма заметное появление кого-либо, зачастую проходит для тебя незаметным. Студент, между тем, как и все занятые и внезапно отвлечённые от своего дела люди, с видимым удивлением, под которым скрывалось недовольство, внимательно посмотрел на этого, посмевшего его отвлекать, однозначно бездельника. И уже после проведения идентификационных действий, которые должны были дать возможность студенту определиться, как себя вести с этим, однозначно сующим свой нос в чужие дела типом (чем он и заслужил для себя некоторые нелицеприятные соответствия), решил дать тому шанс на исправление. И хотя этот тип, сующий свой нос в чужие дела, своим длинным носом и соответствовал своему бестактному поведению, он, тем не менее, всем своим несколько странным видом, где наряду с его длинным носом, все его части тела имели такие же очень длинные, прилагательные пропорции, вызвал у студента некоторое расположение к себе и даже благоприятное впечатление.
– И что же вас навело на такую мысль? – Студент после небольшой паузы решил поупражняться в учтивости разговора.
– А разве это не очевидно?! – Тип с длинным носом своим намёкливым ответом вогнал в краску студента, только сейчас понявшего всю свою неосмотрительную оплошность.
– Да, не переживайте так. Я бы мог сказать, что вам ещё рано себя вести таким образом. Что, наверное, для всякой молодости обидно слышать. Тогда как каждый из нас, кому уже не рано, а зачастую и поздно, за это преимущество многое бы что отдал. – Тип с длинным носом и с такой же величиной своего возрастного пути, с горестным чувством вздохнул.
– Ну а нужда… Да-да, не спорьте, – незнакомец поспешил перебить студента, попытавшегося было оспорить это его утверждение, – именно нужда привела как вас, так и всех оказавшихся здесь людей. Но вы, наверное, поняли, что нужда всё же нужде рознь, и если для кого-то некоторая сумма будет в самый раз, то для других, как говорится, не в этом счастье. – Тип с длинным носом задумался, после чего неожиданно для студента пододвинувшись, обратился к нему с очень личным вопросом.
– Посмотрите на меня, – развернувшись всем своим телом к студенту, с долей горячности в голосе, своим словом побудил студента к своему желаемому действию этот странный тип. Что при таких заявленных незнакомцем словах, только в случае слепоты вопрошаемого (и то не факт), не может остаться без ответного действия. Так что, если даже студент в это мгновение и смотрел на этого носатого типа, то он всё равно бы после этих его требовательных слов, должен был на него заново взглянуть. И студент, придав своим глазам внимательности и сфокусировав взгляд, уже таким новым способом посмотрел на него.
– Вы, наверное, заметили, что я, имея некоторые особенности в своём внешнем физическом виде, тем самым в некоторой степени отличаюсь от обычного среднестатистического человека, – тип с длинным носом и с такими же габаритами своего тела, внимательно посмотрел на студента, пытаясь рассмотреть в его глазах понимание этого своего достатка.
Студент, решив не спешить с ответом, тем не менее, сделал внешний, видимый для глаз незнакомца обзор его тела, чем дал понять тому, что он был услышан. И этот новый обзорный взгляд на незнакомца, выявил массу несоответствий с существующим на данный временной промежуток стандартом человека, которому при всём к нему уважении, не были доступны такие столь высокие количественные параметры, которыми обладал этот тип, как казалось при первом взгляде, с длинным, но если принимать во внимание его общую габаритность, то вполне соответствующим им и ему носом.
– Наверное вам, обычному человеку, будет сложно понять, что испытывает такой человек как я, чья, скажем так, определённая несхожесть налагает свой подтекст, как на моё отношение к миру, так и его ко мне, – тип с длинным носом вновь глубоко выдохнул, после чего посмотрел куда-то сквозь студента, который оказавшись под давлением этого вздоха, не слишком понимал, как себя вести дальше.
Это, наверное, стало доступно пониманию незнакомца, у которого, всего вероятнее, и внутренняя составляющая мысли имела не меньшую глубинную размерность, с которой можно было очень далеко заглянуть. И он, заметив у студента эту его приспособленность к внешним обстоятельствам жизни, решил прекратить эту неудобную для него паузу.
