Игорь Сотников
Палиндром
Что тут же и аукнулось ей, когда она развернулась обратно, где и наткнулась на смотрящее на неё лицо уж очень представительного вида господина, который вдоль этой колоннады, прямиком следовал навстречу к ней.
– Вот чёрт. – Не сдержалась Джейн при виде этого неумолимо на неё надвигающего господина, чья не сходящая с лица хищная улыбка, несла в себе не только улыбку.
– Что там? – в едином волнительном порыве задались вопросом, Слоун и представитель недружественных спецслужб Смит. Правда первый задался вопросом вслух, тогда как второй, чтобы не выдать себя, всё это проделал про себя. Но его напарник Вольф всё отлично понял, видя как Смит всполошился.
– Кто-то идёт навстречу. – Проговорила Джейн, принявшись рыться в сумочке, таким способом объясняя свою задержку на месте. Ну а там, на той стороне связи, могли бы проявить и большее благоразумие, и не задаваться глупыми вопросами в ответ. Но нет. И они ими задаются. – Кто? – в той же синхронности задаются вопросом Слоун и Смит. И на этот раз они оба получают заслуживающий их глупости ответ.
Так напарник Смита, Вольф, невозможно неприятно покрутил пальцем у виска Смита, тем самым показывая ему, чем нужно думать, когда собираешься задавать вопросы. Тогда как Джейн, не имея такой прямой возможности воздействовать на Слоуна, своим отважным поведением решает того напугать. – А вот сейчас я это и выясню. – Проговорила Джейн, крепко сжав губы и, заодно уронив сердце Слоуна на самое дно – в его пятки, которые утяжелившись, начали его тянуть вниз, с табурета. И не удержись Слоун руками за стол, то у него были все шансы оказаться под столом или на полу, в общем, как его заду или голове будет удобнее обозначать своё местонахождение.
Джейн между тем, как сказала, так и сделала. И она, решительно вскинув свою голову, направила её по направлению этого бесцеремонного к чужим мнениям господина – он идёт строго по центру дорожки и его обойти, не задев себя об него, невозможно – и с тем же, что и у этого господина взглядами на своё место на этом жизненном пути, строго посередине дорожки, целенаправленно глядя на него, выдвинулась навстречу ему.
Ну а как только Джейн вступила на этот путь противостояния, то её противник, явно не ожидая того, что кто-то ещё посмеет встать на его пути, как увиделось Джейн, тут же на ходу передёрнувшись от волнения, сглотнул набежавшую слюну, и его лицо, через накрахмаленный стилистами рафинад, даже пробила бледность. Но Джейн, ради своей прямолинейной позиции, готова свой лоб расшибить об этот надвигающийся массивный подбородок, и она ни на сантиметр не отойдёт от неё. И такая её самоуверенность взглядов на себя и на этого господина с массивным подбородком, шаг за шагом, звучно поддерживаемая стуком её каблуков, начала вслед за этим стуком её шагов расшатывать занимаемую позицию этого господина. И он теперь, уже скорее по инерции, придерживался своей бывшей центральной позиции, чем на этом его принципы настаивали.
И вот когда их пути должны были совсем скоро буквально пересечься, то к полной неожиданности Джейн, у этого господина с массивным подбородком находится союзник – всё тот же неугомонный ветер, который, в общем-то, всегда подыгрывал тем, кто был в брюках. И этот ветер, на этот раз берёт и одновременно действует в нескольких местах и направлениях. Так он своим порывом приподымает у неё юбку, тем самым раскрывая все её секреты перед этим господином с массивным подбородком, явно не прочь знать лишнего, и заодно сметает с головы Джейн всю её причёску, да так хитро и умело, что она теперь, когда волосы застелили её глаза, мало что видит. А ведь ей именно сейчас, так крайне необходимо что-то видеть, ведь господин с массивным подбородком чуть ли уже не надвигался на неё.
Но видимо этот господин был не из храброго десятка, раз он не сумел использовать предоставленный ветром шанс и задвинуть на боковые, к стеночке позиции Джейн. И как только Джейн сумела справиться со своими волосами и убрать их с глаз долой, то к своему удивлению, перед ней уже никого не было. Что заставляет Джейн обернуться назад. Где она и видит, слишком уж сильно спешащего господина с массивным и крепким задом, единственное что, как сейчас выяснилось, у него и было крепкое.
На что, на то единственное, что ото дня крепнет, и на что только могут опереться некоторые принципиальные господа, Джейн противно смотреть, и она было уже собралась вернуться к тому, куда шла, но тут этот господин с крепкими задними принципами, вдруг оборачивается назад и, видимо не ожидав наткнуться на обращённый на него взгляд Джейн, в ужасе на мгновение замирает, а затем, хоть и не слышно для Джейн, но она разобрала, что он говорил, истерично клокочет: «Я ничего не видел и не смотрел!».
Джейн сразу и не поняла о чём это он, но стоило ей спроецировать обращённый на неё взгляд этого господина, когда он говорил, что не смотрел, то она начинает догадываться, и эта её догадка приводит её взгляд вниз. Где на неё смотрит задранная юбка. Что вызывает у неё улыбку, с которой она поправляет юбку. А когда она обратно приподымает уже голову, то господина с его массивным задом и нарывающимся на неприятности взглядом, уже не было.
– Вот же брехун. – Усмехнулась Джейн. – Всё-таки смотрел и видел. – И вновь звуковой эфир вокруг неё, после таких её слов заполняется волнением, со своими вопросами. – Что за брехун? Чего он там видел? Что ты там ему показывала? – начинают сыпаться вопросы, вслух от Слоуна и про себя, в головах представителей недружественной спецслужбы, Смита и Вольфа.
– Не важно. – В одно слово Джейн ставит всех этих интересантов в одну скрюченную позицию в виде вопросительного недоумения. Правда совсем ненадолго, а как только она преодолевает эту колоннаду, то теперь ей требуется помощь в выборе дальнейшего пути и значит, будут вопросы.
А на этот раз, ей нужно выбрать не между двумя малозначащими направлениями пути, влево или право, хотя эти векторы направления и присутствуют в каждом из рассматриваемых вариантов, а нужно выбрать между двумя очень для неё важными вещами – своим благоразумием, не предусматривающим храбрость, и бессмысленной отвагой, которая может привести и к провалу всей операции.
Так вот, дело в том, что один из путей предусматривал крайней степени опасность – придётся пройти мимо окон фигурально правильно выдержанного кабинета, где может быть, как раз в этот момент, прижавшись носом к окну, в него смотрит сам президент – а для этого потребуется крайней степени отвага и решимость – не всякий выдержит прямого на себя взгляда президента. Да и ты с первого шага в этом направлении будешь под прицелом бесчисленного множества снайперских винтовок, и попробуй только оступиться на своих каблуках, то это будет для тебя последний шаг. Ну а если ты свернёшь чуть раньше, то ты можешь там очень быстро затеряться в коридорах здания.
– Ну, что встала? – полным язвительности голосом сказал Слоун, решив не спускать с рук такое хамское поведение Джейн. – Никак к президенту в окошко заглянуть захотела. Думаешь, что сможешь приглянуться ему. – Так невыносимо язвительно всё это произнёс Слоун, что сидящие на «прослушке» их разговора сотрудники параллельной спецструктуры, прямо-таки почувствовали, что тут что-то не так. Как с этим вечно чем-то недовольным типом, который от одного своего присутствия в ушке этой девушки должен быть счастлив, так и с самой ведомой девушкой, которая явно обладает такими внешними талантами и достоинствами, что у того недовольного типа и возникли сомнения насчёт президента.
А ведь президент, между прочим, совсем не обделён вниманием со стороны женского пола, и можно даже сказать, что он несколько пресыщен этим вниманием, и со времён своего избрания, вполне вероятно, что стал ещё более чем избирателен (но это всем президентам присуще, ведь они демократически избраны и так сказать, так сказуемы). И, пожалуй, для того чтобы завоевать его внимание, то нужно обладать нечто большим, чем красотой. И судя по косвенным фактам, невыносимого поведения того типа на параллельной линии, то у этой девушки есть всё из того, что может заинтересовать уже пресытившегося президента.
И сидящий на «прослушке» Смит, видя в таком непревзойдённом качестве и образе, ведомую этим придирчивым типом нарушительницу находящегося под их спецконтролем информационного пространства, на этот раз не сдерживается, и из него вырывается всё то, что он насчёт этого типа надумал. – Вот же козёл. – И вот тут-то Смит оказался в полушаге от своего обнаружения. Но тут сказалось ряд ситуативных факторов и Смиту, так сказать, повезло. А всё потому, что скорей всего и сама Джейн, в этот момент точно такими же словами о Слоуне подумала, и как результат, прозвучавшие слова Смита в эфире, ею были приняты за свои.
Что же касается Слоуна, то и он был сбит с толку психологической составляющей, которой была наполнена эта вырвавшаяся вслух эмоция Смита – он тоже решил, что это Джейн так по нему прошлась. И только напарник Смита, Вольф, не впал насчёт него в заблуждение, и погрозил тому кулаком. А мог бы и врезать. Но не стал, а всё потому, что и сам находился на взводе из-за не оперативности их локационного отдела, который так и не смог ещё вычислить, откуда и куда шёл этот сигнал. И если откуда, мало волновало Вольфа – это была не его зона ответственности – то вот то, что эта нарушительница его информационной зоны ответственности, так до сих пор не обнаружена, то это его заставляло нервничать – президент находится в крайней степени опасности, если вдруг она его заинтересует (а этот косвенный намёк на её местонахождение, почему-то не привлёк внимание Вольфа).
– Что встала? – в нервном запале повторяется Слоун. – Дверь направо. – Поспешно добавляет Слоун, пока Джейн из духа своего противоречия не стала действовать ему вопреки.
– Если ты, дорогой, мне так «доверяешь», то мне прямая дорога в кабинет президента. И ты попробуй, теперь меня остановить. – Вполне бы могла срезать Слоуна Джейн. И её бы ничто, ни здравомыслие, ни благоразумие, не остановили, а всё потому, что Слоун их вывел их из неё, и вслед за ними и саму Джейн. Но Джейн та ещё… Ну та, кто признаёт чужие ошибки и отдаёт должное тем, кто их совершает. Да и к тому же она никогда не идёт прямым путём. Так что её ответ Слоуну, не мог быть просто содержащим прямые посылы Слоуна в баню (скорей для того, чтобы он очистился от своих грязных мыслей), а они несут в себе иносказательность и многосказуемость.
– Сейчас всё брошу и пойду. – Резко вздёрнув вверх голову, с не меньшей резкостью заявила в ответ Джейн. И, пожалуй, Слоуну ещё повезло, что он не видел всю эту её демонстрацию ярости, а иначе бы у него вслед за её шеей, уже свою голову в сторону снесло.
Впрочем, ему и этого её ответа хватило, чтобы испугаться того, что её слова не разойдутся с делом, и она прямо сейчас всё с себя сбросит, а он, будучи так далеко, всего этого не увидит. Зато отлично всё это увидят те, кем напичканы все углы и пространства этого дома – сотрудники службы безопасности. И ладно бы только они одни. А вдруг в этот момент в окно из-за угла здания выглянет сам президент, и что тогда спрашивается, все увидят на лице президента. Испуг? Конфуз? Живот свело? Или что пожеланней для жёлтой прессы, заинтересованность?
И, конечно, Слоун, перед глазами которого в одно мгновение пролетели все возможные варианты поведения лица президента, где некоторые из них, при всём его уважении к личности президента, были прямо-таки недопустимые, закипел. И уж если на то пошло, то если президент не возьмёт в себя в руки и продолжит отпускать собой такие взгляды на Джейн, то пусть он не обижается, но Слоун обо всех этих его взглядах расскажет его супруге. А там уж он пусть сам перед ней отбрехивается, какие, мол, у него взгляды на современную политику, и какую занимательную роль должны играть в ней женщины.
Но ещё до этого, вроде бы не дошло, а всё это пока что только плод фантазии закипевших мозгов Слоуна. И Слоун всё же с собой собирается и, несмотря на своё огромное желание, высказать Джейн всё то, что он думает насчёт их отношений с президентом, сдерживается и даёт ей наполненный ядом ответ. – Лифчик хоть оставь. – Говорит Слоун, вызывая на себя огонь ярости глаз Джейн и представителей параллельной спецслужбы, Смита и Вольфа. Правда, ярость Смита и Вольфа была другого качества и свойства, нежели у Джейн – им претила такая предупредительность Слоуна.
– Если девушка сказала, что всё бросит, то пусть бросает. Она имеет полное право поступать так, как хочет. – Насупившись в сторону одного из экранов, на который шла картинка из одной из установленных по периметру здания президентского дома камер, так, и ещё очень нехорошо подумали Смит и Вольф по поводу этого зловредного типа, который плюс ко всем своим отрицательным качествам, к тому же оказался большим собственником.
– Бьюсь об заклад, что он ей даже не муж. – Опять не сдержался от переполняющих его чувств, Смит. Но Вольф не стал с ним биться об заклад, хотя прибить его был бы не прочь. А всё потому, что он в отличие от Смита, не имеющего таких скреплённых клятвами верности обязательств ни перед кем, имел их, и поэтому не мог ручаться за то, что именно это обстоятельство обосновывает независимость поведения той мисс. Ведь попробуй он только, перед лицом своей супруги, этим безмужним положением обосновать, по его неупомянутому нигде мнению, крикливое поведение всех этих лидерш женских движений, а вслух им высказанному мнению, проявление ими независимости своей женской позиции, то она ему быстро покажет, где она видела эту его позицию – сегодня спишь на диване, в прихожей!
И поэтому Вольф не стал так категорично спорить, а только спросил Смита. – А что муж, не человек? И он что, не может поступать так, как ему заблагорассудиться? – Что вызвало у Смита скол в его сознании и он, ничего не сумел ответить, только внимательно уперевшись взглядом в Вольфа. И так бы они, наверное, всё упустили, если бы из наушников до них не донёсся полный грубости голос Слоуна. – Стой, дура! – Услышав такое, Смит и Вольф мгновенно забывают о своих разногласиях или недоговорённостях, в общем, как кого больше устраивает и, быстро прикипают к наушникам, пытаясь разобраться, что там такого случилось, что тот гад, позволил такие крайности в адрес своей подопечной.
Что между тем очень затруднительно сделать, когда ты в своих воззрениях на происходящее, опираешься только на одни слова, и то, которые служат не для того, чтобы им всё объяснить, что там происходит, а они лишь эмоциональным фоном оформляют происходящее. Тогда как Джейн, куда как легче понять, почему этот Слоун такой ругатель, а не козёл, кем она его хотела на ответных эмоциях назвать. Ведь она находится на месте и всё видит, что перед ней происходит и что вызвало такую реакцию Слоуна.
А происходило перед ней то, что скажем так, не входило в планы её беспрепятственного прохождения этого места – там, через холл, соединяющий два ответвления коридоров, из одного в другой сейчас проходила представительная масса людей. И вот на них-то Джейн, чуть было не наткнулась. И не успей её об этом так основательно предупредить Слоун, то она могла бы нарваться на лишние вопросы со стороны проходящих по этому коридору генералов.
А зная, какую всё больше инициативу проявляют генералы по отношению к симпатичным мисс, и на какой они способны юмор, то уж путь лучше Слоун ругает её последними словами, чем она будет потом ругать себя всё теми же словами за то, что она проявила профессионализм и не врезала тому ржачному генералу, который умудрился всех остальных ржачных генералов пересмеять, ржа над своей же плоской шуткой, отпущенной в её адрес.
В общем, Джейн, благодаря усилиям и расторопности Слоуна, вовремя спрятавшись за одну из колонн, сумела избежать этой совсем не нужной встречи с мимо проходящими генералами. И пока они там распинаются между собой, меряясь своим специфическим чувством юмором, – узнай о содержании их шуток, то содрогнулись бы сердца многих политиков, немедленно ринувшихся к телефону заказывать бомбоубежище, – Джейн начинает нервно перебирать пуговицы на своём жакете, пытаясь понять, как так Слоун сумел раньше неё обнаружить этих генералов.
И Джейн, приглядевшись к одной весьма выразительно выглядящей пуговице, поняла, как так могло случиться – вооружённым глазом всегда всё лучше видится. Правда теперь у неё возникли вопросы к службе безопасности этого здания. Как так могло случиться, что она просмотрела на ней эту с двойным дном пуговицу? – Ведь это так очевидно. – Сделала вывод Джейн, не уточняя, что для неё всё-таки очевидно. То, что ей это позволили это сделать, или то, что сейчас в этот микроглазок на неё смотрит Слоун. А если Слоун пока ещё не догадался о том, что она обо всём догадалась, то почему бы его немного не привести в чувство крайней степени волнения.
Для чего собственно многого и не надо делать, а всего лишь нужно начать расстёгивать свой жакет так этой пуговицей внутрь целеустремлённо, чтобы этот Слоун, частично видя, какое наполнение природных богатств там скрывается от любопытных глаз, с придыханием понял, чего можно больше и не увидеть. И судя по тяжёлому молчанию в эфире, Слоун всё это отлично увидел и очень даже себя и о себе всё понял – какой я придурок – и возможно, что даже осушил весь запас воды у себя в кабинете.
Между тем, там, за колонной, всё затихло и, Джейн, выглянув из-за колонны, обнаружила, что путь дальше по коридору, пока что свободен. И она на этот раз не стала спрашивать разрешения у Слоуна идти, а встряхнув голову Слоуна застёгнутой обратно пуговицей, вышла из-за колонны и направилась прямиком через этот холл (он, как узловая станция, соединял в себе множество дорог, где одна из них вела к кабинету президента) в сторону одного из коридоров, в конце которого и находился конечный пункт её назначения – кабинет вице-президента.
Правда стоило только ей выйти из-за своего укрытия и встать лицом к лицу к этому предстоящему ей пути, как ей почему-то вспомнились слова своих родителей. – Смотри, не встань на скользкую дорожку. – Что было совсем некстати и не к месту, и Джейн даже пришлось их одёрнуть спустя столько лет. – Вы забыли напомнить о существовании наклонной дороги. – И как только Джейн так им напомнила, как вдруг у неё заскользило под ногами и её одновременно понесло вперёд; и хорошо, что только в ногах.
И Джейн, таким образом следуя по этому просторному холлу, с большим трудом удерживалась на своих ногах. При этом она, чтобы не отвлекаться на своём пути, старалась не смотреть по сторонам, и лишь только раз, мельком бросила свой взгляд в сторону кабинета президента, где сразу наткнулась на настороженный взгляд охраны, – она всегда такая, ни одного мимо себя взгляда не пропустит. Чего ей хватило и даже придало импульс её движению вперёд. Где впереди её ждут кабинеты …Хотя скорее не ждут, и с какой стати ждут, она что какая-то их руководительница, а так, всего лишь встречаются. Ну и плюс к ним, межкабинетные, стеночные пространства.
Ну а каждый из этих встреченных на её пути кабинетов, по своему интересен и имеет свою интригующую, а иногда и дух захватывающую историю. Как, например, первый по ходу от фигурально правильно выдержанного кабинета, другой президентский кабинет, о котором такие истории ходят, что их бы хватило для объявления импичмента ни одному президенту. И хотя Джейн так и тянет к этому кабинету, ну хотя бы только прислушаться, она знает, как это опасно, – духи президентского кабинета, не скреплённые обязательствами держать в тайне местные секреты, и то, что там, за дверями вечерами происходит, всё в один момент ей выболтают, и Джейн вполне может потерять веру в президентство, и как итог, на следующие выборы не пойдёт голосовать, – и поэтому она только пальчиком руки притрагивается к ручке его двери.
А как только его лёгким разрядом спохватило и частично президентской энергией от двери зарядило, то она сразу же выдвинулась дальше к следующему кабинету. Где как раз в себя пришёл Слоун после удара разрядом в ухо, который ему передался от заряженной энергией Джейн.
– Ты где? – спросил Слоун Джейн, с трудом различая, что делается вокруг Джейн. Теперь, после того как глазок камеры побывал в руках Джейн, он не то чтобы запотел исходящим от её груди жаром, а видимо, она взявшись руками за глазок, затуманила его.
– Приближаюсь к цели. – Совсем тихо проговорила Джейн, до которой стали доноситься шумы присутствия в этой части здания других людей. К тому же когда Слоун через этот свой вопрос косвенно указал ей о частичной потере визуальной связи, то она вдруг почувствовала себя, хоть и не совсем покинутой, но вроде как больше беззащитной. Отчего ей вдруг стало так зябко и холодно, что она поёжилась. Да так некстати это всё с ней случилось, что она на мгновение потеряла дар речи, когда вышедший из поворота какой-то чиновник, наткнулся на неё как раз тогда, когда она поёжилась.
И понятно, что этот господин, не обязательно хороший, а вот то, что он влиятельный и обладает какими ни какими, а властными полномочиями, то это вполне обязательно, увидев всё то, что продемонстрировала ему Джейн при его виде, всё это принял на свой счёт. Мол, вон какой вы грозный и ничуточку страшный, что только при одном вашем виде подкашиваются коленки, стынут жилы и зябнут плечи. Впрочем, такая реакция на себя грозного, вполне устраивает и даже вызывает довольство на лицах облачённых властью людей, и чем же хуже их, повстречавшийся на пути Джейн господин. Да ничем не хуже, а много раз хуже и страшней, оттого он и принимает так снисходительно Джейн, и, усмехнувшись, идёт дальше.
Ну а Джейн в свою очередь, минует расстояние, оставшееся до двери, ведущей в кабинет вице-президента, где как сейчас ею выясняется, было пусто. И она, остановившись напротив неё, даёт Слоуну знать о своём прибытии. – Я на месте. – Тихо-тихо произносит Джейн, вглядываясь в эту ничем не примечательную дверь, за которой её и того, кто там сейчас за ней находится, – а ожидалось, как планировалось, что там сейчас занимает своё вице-президентское место вице-президент Шиллинг, – ждёт такое событие, которое перевернёт их жизнь с ног на голову; и не только в том плане, который всегда приходит на ум, когда речь не просто заходит, а касается взаимоотношений между мужчиной и женщиной.
– Ну что? – в нервном волнении переспрашивает Джейн Слоуна, который и сам боится дать ей эту страшную команду, идти напролом, и главное, наперекор всему тому, что ты считал своим и за свои принципы. Ведь после этой, собственноручно произнесённой им команды, обратного пути и вполне возможно, что и к нему, не будет – он не сможет её и себя простить. И в Слоуне начинается борьба между …Да все против всех в нём борются, пока кто-то там в нём не берёт даже не верх, а всего лишь слово, и с тяжёлым вздохом отдаёт команду: Иди.
Впрочем, эта команда уже запоздала и Джейн уже открыла дверь и в полкорпуса вошла в дверь кабинета. И она бы и дальше прошла, но ей не дали этого сделать. А всё потому, что так резво обернувшийся от своих дел, присутствующий здесь в кабинете и за рабочим столом господин, что указывает на то, что этот господин со злобным взглядом и есть тот самый вице-президент Шиллинг, к тому же смотрящий на Джейн с фоторамки, стоящей на полке шкафа, портрет улыбающегося господина, точь-в-точь, окромя только улыбки, похож на этого грозного господина, своим резким окриком: «Что надо?!», – сбил с хода Джейн и тем самым остановил её на полпути к нему. И теперь Джейн в растерянности стоит и потерянным взглядом смотрит на этого столь грозного господина.
Что, видимо, смягчает его, и господин вице-президент становится похожим на самого себя улыбчивого с рамки. – Не стоит так стоять в дверях, а то начинает сквозить слухами. Вы, я надеюсь, понимаете, о чём это я? – искоса посмотрев на Джейн, сказал вице-президент Шиллинг.
– Угу. – Кивнула в ответ Джейн, закрывая за собой дверь.
– А теперь спокойно скажите, с чем вы ко мне пришли. – Плотоядно посмотрев на Джейн, после того как она закрыла за собой дверь, обратился к ней Шиллинг.
– Я бедная овечка, заблудившаяся в этом вместилище хищников. – Поглядывая на Шиллинга исподлобья, проговорила Джейн. Что вызвало замешательство на его лице, и как казалось, то он принялся прислушиваться к тому, что происходило за закрытой Джейн дверью, которая по его же оплошности, к огромному сожалению оказалась закрытой. И что теперь ему делать, когда ситуация, в которой он сейчас оказался, – заперт в своём же кабинете, – не просто неоднозначная, а грозит ему такими последствиями, что, как минимум, он из неё сухим не выйдет.
– Ведь я же её сам спровоцировал на действия, и спроси меня затем под присягой судья: «Кто был инициатором закрытия двери для создания обстановки неимоверной близости?», – то что мне останется сказать, как только признаться в содеянном. А если я попытаюсь отнекиваться, заявляя, что её никто не принуждал, то стоит ей сказать: «Разве я могла посметь отказать вице-президенту», – то приставка –экс, мне до конца тюремного срока обеспечена. – Накалился мозг Шиллинга от всех этих мыслей, что и привело его к срыву своих обязательств перед своим вице-президентством.
– Иди же ко мне, папочка тебя утешит. – Протянув руки навстречу Джейн, этой фразой из кино, которую всегда используют скользкие и грязные типы для достижения своих гнусных целей, пригласил Джейн к себе Шиллинг. На что следует совсем уж неожиданное при данных обстоятельствах действие.
– Стоп! – вдруг истошно заорал режиссёр, с полным ярости лицом выскочив из-за своего режиссёрского пульта, который, как и многое другое, что и кто участвует в съёмках кино – от кинокамеры до последнего ассистента – на этой съёмочной площадке располагался в эпицентре съёмочных событий, на переднем крае сцены. – Это что за самодеятельность? – подскочив теперь уже и непонятно к кому, к настоящему вице-президенту или отлично на него похожего или загримированного под него актёра, типа Тута Недотута, уперевшись в него взглядом полным изничтожества, призвал его к немедленному ответу этот нервный режиссёр.
Но этот Тут Недотут (всё-таки это был не вице-президент, а иначе бы он и не стал слушать это ничтожество, режиссёра, и сразу же ему все его ноги отдавил своими же ногами), то ли заигрался в вице-президента, так вжившись в эту роль, то ли он, как все первой величины актёры, начал слегка «звездить», а может то и другое вместе взятые, что не важно, когда этот Тут Недотут, вместо того чтобы во всём согласиться с режиссёром, берёт и начинает оспаривать его решения. Мол, я импровизировал, говорит этот зазвездившийся актёр.
И, конечно, режиссёр закипает и не сдерживает себя в знании нехороших слов и всех тех подробностей из личной и до актёрской жизни этого Тута Батута (это его так режиссёр псевдонимом пригвоздил), который должен быть ему по гроб жизни обязан за то, что он его из грязи вытащил, отмыл и пристроил в киноиндустрию. И всё это уместилось в одном вопросительном слове режиссёра. – Что за на хрен импровизация?! – И видимо этот Тут Батут, прямо сейчас решил показать этому недалёкому режиссёру, который ни на шаг не отходит от прописанного сценария, что такое есть импровизация, раз он начал выдавливать на своём лице такие удивительные выражения.
И как это обычно бывает в актёрской среде, Тут Батут был недооценён и даже может быть недопонят, и не просто зрителем, а близким ему по духу человеком, режиссёром, который так возмутительно отворачивается от Тута Батута в сторону Джейн и говорит ей: «Вера, к тебе претензий нет. Ты можешь быть свободна». После чего резко так поворачивается к Туту Батуту, что тот опять с импровизировал на лице, но уже испуг и, схватив его за отворот пиджака, со словами: «А к тебе у меня есть отдельный разговор», – отводит того для обстоятельного разговора в сторону, подальше от находящихся среди съёмочной группы… Хотя, конечно, не совсем так, ведь это только так образно говорится, а так, находящихся в некоторой отдалённости от всех остальных прямых участников этого кинопроцесса, очень важных господ, которые может и не имеют прямого отношения к процессу производства кино, но это только так сказать. Когда без их финансовых вложений, его и запустить нет никакой возможности.
– Опять переигрываешь? – крепко вопросив и, также схватившись за грудки, начал крепко трясти Тута Батута и сам затрясшийся режиссёр. При этом глядя на них, и не поймёшь, кто из них является проводником своих потрясающих идей – так у них всё это происходит синхронно. Хотя всё же Тут Батут подыгрывает режиссёру, ведь он как никак актёр.
– Смотри, доиграешься. – Режиссёр всё не успокаивается и уже переходит на угрозы. Да так хитро, что Тут Батут даже не знает, как на них реагировать. Смотреть, и тем самым себя подвергать опасности быть снятым с главной роли (опять двусмысленность какая-то выходит), либо же не смотреть, и тем самым давать повод режиссеру думать, что он плевать хотел на него и на всё, что он скажет. И режиссёр, как будто читает эти его думающие поветрия – такое создаётся впечатление после его первых слов.
– Ты что думаешь, – резко напрягает Тута Батута режиссёр этим своим заявлением. Правда, спустя мгновение он успокаивается. Режиссёр, как оказывается, не столь дальновиден и имел в виду совсем другое, говоря так. – Раз перешли на цифру, то можно срывать график съёмок! – Начал искрить в глазах режиссёр. – Не беспокойся, я найду способ, с тебя взыскать за мою переработку. – Тут режиссёр делает небольшую паузу, чтобы подумать над тем, как ему взыскать с Тута Батута всю эту свою переработку. И видимо ему сейчас ничего в голову не приходит, раз он вновь принимается цеплять актёра.
– Ты что себе позволяешь. – Яростно возмутился режиссёр. – Думаешь, надел на себя дорогой костюм и он тебя от твоего безобразного поведения прикроет. Нет, у тебя ничего не получится. – Чуть было не сунул кулак в нос Туту Бутату режиссёр. – Привык играть супергероев и думает, что это его спасёт от сглаза (режиссёр видимо был в крайней степени раздражения, раз стал заговариваться). А ты разве не знаешь, почему все супергерои так нейтрально, в обтягивающее трико одеты. А чтобы не выделяться, выставляя напоказ свой харасмент. А ты надел на себя широкие штаны вице-президента и решил, что теперь ты свободен от обвинений в неподобающем поведении, ведь не видно. Ошибаешься дорогой, всё отлично, вот здесь видно. – Режиссёр указательными пальцем знаково постучал себе по лбу.
