Игорь Сотников
Палиндром
Но Мистер президент, хоть и думал, что знал куда шёл, что оказалось совсем не так, тем не менее, он отказываться от своих обязательств перед избирателями и перед самим собой не собирается делать, и раз уж назвался груздем, то будет до чьего-то победного конца, лечить тех, кому потребуется его «врачебная» помощь.
Что как раз отвечает пункту два, в стоящей перед ним повестке дня. Где на созванной комитетом по этике комиссии, будет разбираться вопрос о создании несколько отвечающих данному историческому моменту комиссий. Так одной из вновь созданной комиссии, предстоит рассмотреть вопрос о создании одного из несколько поданных на рассмотрение заявок санкционного списка. А так как все знают, что утверждение такой направленности списков, это не только хлеб насущный для подающих их (в какой степени это не нашего ума дело), но и внесение своего имени в историю, то вполне понятно, почему вокруг всего этого идёт столько неумолкаемой борьбы и болезненные для некоторых, не слишком крепких голов споры.
Что же касается фаворитов в этой списочной борьбе, то здесь основная борьба шла между заявкой самого президента и заявкой оппозиционно к нему и к его политике настроенных двух конгрессменов, чьих имён до слушаний так и не удалось узнать – бояться, что на них может быть оказано давление со стороны близких к президенту финансовых структур.
А так как многие судят по людям, исходя их собственных приоритетов, то ни у кого нет уверенности в том, что эти отважные конгрессмены, не побоявшиеся составить конкуренцию самому президенту, вдруг не решаться ещё на один героический поступок – отозвать свою заявку, чтобы внести в неё более существенные и крайне неудобные для президента дополнения.
Но на этот счёт, имеется в виду вопрос списочного приоритета, не столь сильно сейчас волнуется Мистер президент, он почему-то уверен в том, что вновь созданная комиссия будет обладать всеми необходимыми для себя профессиональными качествами, что собственно и позволит членам комиссии, сделать правильную оценку нынешних приоритетов. А для этого всего-то нужно, чтобы комиссию возглавил умеющий здраво и стратегически мыслить человек. А вот что это будет человек, о котором известно лишь одно – он должен быть выходцем из прокурорской среды (ничего не поделаешь, если хочешь, чтобы вновь созданная комиссия имела вес и влияние, то её должен возглавить прокурор с громкой фамилией и с репутацией неподкупного человека) – то этот вопрос как раз и волновал Мистера президента.
Впрочем, на этот раз у Мистера президента были все шансы поставить во главе создаваемой комиссии своего человека – место генерального прокурора, после того как прежний генпрокурор Снайпс, споткнулся об свою болезнь, было вакантным, и теперь претендентам на это место, просто прокурорам, для того чтобы его занять, необходимо было заручиться поддержкой кого-то шибко влиятельного из президентского дома. Ну а так как пока что самой влиятельной фигурой в президентском доме является сам президент, несмотря на все попытки оппозиции оспорить это и подорвать позиции президента, то если претендующий на место генерального прокурора, разумный человек, то он не станет пускаться в разного рода авантюры, ища поддержки у кого бы то другого кроме самого президента.
Собственно для этого, – для рассмотрения кандидатов на место генерального прокурора, как итоговой приз, а так пока что на место председателя вновь создаваемой комиссии по расследованию деятельности некоторых влиятельных лиц из окружения …об этом пока молчок, в виду секретности темы, – и вызвал к себе своих советников на консультацию Мистер президент. А пока время для этого не пришло, Мистер президент собирался со своими мыслями и прибирался в своём президентском столе, куда доступ был строго, на ключик для всех ограничен.
И Мистер президент, для которого было немаловажно, кто займёт место председателя комиссии по расследованию деятельности некоторых влиятельных персон из президентского дома, – что это была за деятельность, то опять же придётся прибегнуть к повтору, неважно, главное ведь чтобы была создана эта, на постоянной основе комиссия (она как Дамоклов меч необходима для функционирования государственной системы), а повод для расследования всегда найдётся, – решил ещё раз посмотреть на отобранные его кадровой службой лица кандидатов на это вакантное место. Для чего он достаёт специальную, с гифом секретно, папку и, положив её перед собой на стол, начинает в который уже раз просматривать лица претендентов на должность генпрокурора. Ну а для этого ему пришлось на время отложить в сторону фломастеры, необходимость в которых отвечало пункту номер один в его сегодняшней повестке дня.
И чтобы далеко не ходить. Пункт первый его повестки дня. Так у него на сегодня, в первую очередь была назначена крайне важная для разрядки отношений с вероятным противником встреча с этим вероятным противником, против которой, что уже не столь любопытно, а скорее закономерно в современных реалиях жизни, где нет единства ни в чём, выступали все вокруг и в том числе он. Правда только на людях – отменить эту, загодя анонсированную встречу, он уже не мог, хотя бы по тому, что оппозиция его бы обвинила в том, что он струсил идти на эту встречу. При этом сейчас она обвиняет его в том, что он идёт даже не на встречу, а навстречу своему вероятному противнику, что есть ещё большая трусость, смахивающая на предательство национальных интересов. В общем, как бы президент не поступил, оппозиция сумеет должно осветить его действия на своём президентском посту.
Тем временем Мистер президент освежил свою память на лица находящихся в папке людей и как в первый раз при ознакомлении с этими кандидатами на вакантное место, решил оставить всё как есть – карточки с лицами вызвавшими в нём симпатию, Мистер президент положил поверх других, мало ему симпатичных лиц.
– Интересно, – вдруг подумал Мистер президент, укладывая в папке карточки претендентов друг на дружку, – они в реальности чувствуют, когда им в затылок дышат другие люди на фотокарточках. – Мистер президент внимательно посмотрел на грозно смотрящего прямо на него с фотографии, всего такого важного и сурового господина (Мистер президент испытывал удовольствие подчинять себе грозных людей, отчего он и отметил этого господина) и, убедившись в чём-то своём, к потрясению господина с фотокарточки, – о чём тот не подаёт вида, но президент отлично знает такого рода людей, одна только мысль о том, что их кто-то сможет опередить или затмить, потрясает их, – накрывает его другим, более жизнеутверждающим и молодым лицом другого претендента на место генпрокурора.
– Пусть подышит. – Усмехнулся Мистер президент, глядя на слишком молодое для прокурора лицо. – И оно вам, мистер прокурор, не мешает быть прокурором? – глядя на поверх всех карточек лежащую карточку, с которой на него смотрело это жизнеутверждающее лицо, спросил его Мистер президент. Ну а ответ на этот вопрос, само собой разумеется, придётся давать самому президенту – если он утвердит эту кандидатуру, то ответ на его вопрос будет положительным, а если не утвердит, то тогда, пожалуй, симпатичность этого лица окажется не к месту. Правда этот вопрос президента, прозвучал через отрицание, из чего можно сделать вывод, что президент задавая его, преследовал совсем иную цель. А вот какую, то об этом можно догадываться, а можно и не догадываться, если знать, как повезло с харизмой, но не с внешними данными Мистеру президенту. И он по личному опыту знал, как иногда мешает, а когда способствует движению вперёд, твоя симпатичность для окружающих.
– Главное в этом деле делать правильный акцент на своих преимуществах. А так как в данный момент моим главным преимуществом считается и является то, что я президент, то грех этим не воспользоваться. – Очень для себя вовремя подытожил результаты рассмотрения кандидатов на прокурорское место президент, а всё потому, что наступило назначенное время и его в кабинете побеспокоили, объявив, что господа советники уже ждут.
На что Мистер президент хотел было обрадовать заждавшихся его советников каким-нибудь неожиданным для их ушей словом, – президент, если и в чём-то был здесь уверен, так это в том, что к его словам прислушиваются все вокруг, – но опять же как всегда с ним в таких случаях случалось, он на полпути к этому неожиданному слову или заявлению, остановился и, проявив незаурядную выдержку и терпение, попросил их войти, вместо того чтобы сказать: «Валяй, заходи». Что с его стороны было более чем благоразумно, а то кто знает, как бы поступила его столь исполнительная служба протокола, которая всё воспринимает буквально.
И не получилось бы так, что стоящие в коридоре советники президента, к полной для себя неожиданности, да к тому же так резко, вначале подкосились в своих ногах в результате их подсечки со стороны столь исполнительных сотрудников службы протокола, а уж затем, после того как они своими носами в постеленный на полу пол уткнулись, то они схваченные за свои ноги кем-то сзади, начали бы елозиться, а кто и пахать по полу носом. На что единственным ответом с их стороны стало бы их яростное чихание с изрядной долей словесного скептицизма.
Ну а так как всё это произошло только в воспалённом фантазией сознании Мистера президента, который всё это удержал в рамках внутренней своей действительности, то господа советники, среди которых даже был советник по национальной безопасности, – а его-то президент почему-то больше всех отличал, собственноручно таская его по ковровому покрытию на полу, да так, что у того нос начал стираться обо всю эту жёсткую поверхность, – совершенно не помышляя о том, какую они избежали опасность для своих носов, и всё благодаря президенту, которому они даже не сказали спасибо, степенно, а кто даже смеет, вальяжно, заходят в президентский кабинет.
Оказавшись же внутри президентского кабинета, все эти господа советники начинают себя вести… Как бы помягче это сказать, чтобы не нарваться с их стороны на обвинение в неуважении. В общем, они все начинают пользоваться моментом своего нахождения в столь для многих притягательном месте. Для чего они на одном месте не стоят, хотя с виду они вроде бы как стоят все в одном месте, что крайне обманчиво, и если обратить на них большее внимание, нежели это делает Мистер президент, все мысли которого вечно заняты делами, – перед его глазами всегда стоит 3D проекция этих дел и планов, – то можно с большой вероятностью обнаружить их отсутствие на своём месте. Где эти господа советники, все вместе и по отдельности, сейчас пребывают не в себе, а они, проследовав вслед за своим ментальным телом, принялись исследовать кабинет Мистера президента на… Да на всё что угодно, что в их любопытную голову взбредёт.
И ладно бы они в первый раз оказались в этом кабинете, – тогда вполне объяснимо это их до крайней степени любопытство, – но они ведь чуть ли не ежедневно трут поверхность этого ковра подошвами своих туфлей, и уж если что-то от их глаз ускользнуло с первой встречи, то после стольких посещений этого кабинета, здесь не осталось ни одного уголка, куда бы они буквально и в своём воображении не заглянули. Но нет, они всё не могут успокоиться и просто постоять на одном месте, и стоит только им оказаться в этом кабинете, перед лицом президента, как они уже пустились в свои путешествия по кабинету.
Где одни имеют просто наглость развалиться на мягких диванчиках стоящих в центре кабинета, напротив президентского рабочего места, другие носят в себе безудержную хамовитость, с которой они пытаются заглянуть за спину Мистера президента, на его стол, ну а самые дерзкие и наглючие, прямиком становятся спиной к Мистеру президенту и, таким образом ставя себя на место президента, начинают, так сказать, смотреть на стоящих напротив него советников и в том числе на самого себя, глазами самого президента. Что, конечно, непозволительная роскошь и своего рода кощунство, которое себе позволяет самый дерзкий и, пожалуй, самый отвязанный советник президента, сэр Рейнджер. Он говорят, иногда себе позволяет и мыслить как президент, оправдывая это тем, что ему так лучше думается и мыслится – такое положение меня в пространстве, позволяет мне как следует, исходя из президентской позиции, – а кто против, пусть посмеет поднять голову или руку, – взвесить все за и против (ясно что брешет – это он так тешит своё самолюбие).
Что же касается Мистера президента, то он, скорей всего, догадывался о том, что творилось в головах всех тех, кто оказывался вот так перед ним в президентском кабинете, – что уж врать самому себе, а он и сам в ту пору, когда не был президентом, когда ему удалось во время экскурсии попасть в этот кабинет, так себя растерянно по всем сторонам чувствовал, – так что он не стал своих советников расстраивать на свой догадливый насчёт них счёт, а сразу приступил к тому самому делу, ради которого они все здесь и собрались. Правда вот только всё сэру Рейнджеру на месте не стоится и неймётся, и его всё время порывает перебить Мистера президента своим недовольным взглядом или же своими нездоровыми вставками кашля между очень важными предложениями президента; а это ещё более нестерпимо.
И понятно, что Мистер президент стал не с прежней уверенностью поглядывать на этого не столь здорового джентльмена, чьи мысли сегодня, пожалуй, также не здоровы, как и его организм. Правда вот так, напрямую, сказать об этом сэру Рейнджеру, он почему-то не смеет, и поэтому вынужден искать обходные пути вокруг этого заражающего воздух своим нездоровьем джентльмена.
– Сэр Рейнджер! – после всех каких только можно вступлений, когда уже последнее терпение иссякло у Мистера президента, при виде всего этого поступательного недовольства на лице сэра Рейнджера, он обратился к этому джентльмену, явно имеющему свой взгляд и позицию на суть рассматриваемого дела. – Я ни в коей мере не хочу умалять ваших достоинств и высоких качеств профессионала своего дела, да и мою память нельзя снимать со счетов, – вон какое в моём распоряжении огромное и беспокойное хозяйство, где одних только советников… по национальной безопасности, по обороне, по планированию, по… и не сосчитать, – но не могли бы вы мне напомнить, в какой области стратегического планирования, вы являетесь моим советником. – Уставившись на сэра Рейнджера, задался этим многозначительным вопросом Мистер президент, от ответа на который, скорей всего и будет зависеть дальнейшая судьба советника сэра Рейнджера.
– Не быть ему больше советником. – В один взгляд на грозу стоящую в глазах Мистера президента, решили про себя прочие советники, не понаслышке знающие, сколь сложна судьба и скоротечна должностная жизнь сегодняшних советников – слишком скор на расправу нынешний президент, считающий, что советник не человек и не имеет права на ошибку, особенно на стратегическую. А стратегия между прочим, сложно просчитывается, и есть огромная вероятность того, что может случится такой непредвиденный случай, что даже запасной план «Б» никак не поможет.
Но ладно все эти упущения и ошибки, которые кого-то низводят в полотёры или в охрану, а кого-то наоборот приближают к президенту в качестве советника, но вот что насоветовали такого президенту являющиеся украшением своей профессии, советники первой министерской степени, пан Паника и Капута, которых уже никто из присутствующих здесь в кабинете советников не помнил, то это так и осталось предметом для догадок.
– Говорят, что мистер Капута, за свою излишнюю самонадеянность поплатился. Неверно предсказал результат аукциона и как итог, вместе со стулом президента потерял своё место советника. – Баш на баш делился своей секретной информацией с советником по обороне, Маузером, советник по национальной безопасности, Болтан.
– А куда всё-таки президентский стул подевался? – задумчиво вопросил атмосферу воздуха вокруг себя Маузер.
– Мне бы тоже хотелось об этом знать. – Пронзительно глядя на Маузера, сказал Болтан, вроде как убедившись в том, что Маузер тут ни причём. А вот кто причём, ему бы хотелось непременно узнать. – Ведь от этого зависит национальная безопасность. И кто теперь знает, кто там сидит на президентском стуле. – Наливался бешенством Болтан, стоило ему только представить чужеродный зад на этом святилище демократии.
– Ну а что слышно о пане Панике? – после небольшого умственного замешательства, спросил своего собеседника Болтан. На что советник Маузер мог бы много чего рассказать об этом шумном господине, от которого всегда столько шума исходит, – что поделать, когда у него такая природа советов, – но Болтан, как понял Маузер, спрашивал его не о том, что с собой несёт пан Паника, а то, что послужило вынесу пана Паника из информационного пространства президента.
– Я бы не спешил с такими выводами, – со своей стороны, не менее многозначительно сказал Маузер, – ещё нет должных оснований и прямых свидетельств факту его отстранённости от дел. – И неуравновешенный в своём нервном запале ответ выразительности лица Болтана, убедительно дал понять Маузеру, что его дальний посыл был отлично понят Болтаном, который хотел было ещё добавить: «А как-то можно посодействовать тому, что решение об отстранении этого пана с глаз долой, было принято?», – но посчитав это лишним, промолчал.
Что же касается самого сэра Рейнджера, вдруг оказавшегося в такой незавидной для себя ситуации, где он в первые за свою долгую карьеру оказался на переднем крае атаки взглядов президента и всех своих «доброжелателей» вокруг, – где каждый из них, так и норовил, если не укусить, так сглазить сэра Рейнджера (а ещё себя верующими считают и даже в одно духовное заведение все ходят вместе, тогда как они, будучи суеверными, все вместе три раза плюют в одну сторону, через плечо), – то он, конечно, был наслышан о постигшем несчастье мистера Капуту – его отстранение от дел и преследование за коррупцию по закону, пока не отыщется вдруг утерянный президентский стул – и незавидной участи пана Паника – его информационного забвение – и само собой заволновался, желая миновать для себя этой участи.
Для чего ему собственно многого не нужно сделать, а надо всего лишь только предать забвению все свои высоконравственные принципы, которыми он руководствовался всю свою сознательную жизнь, и поступить не как ему подсказывает совесть, а так как на этом настаивает его благоразумие. – В общем, как всегда. – Резюмировал свои размышления сэр Рейнджер, крайне удивленный тем, куда это его так эпично занесло.
И сэр Рейнджер не стал медлить с ответом, – он отлично знал, как отмерять данное ему время, – и он, выразив на лице простодушие, что в данном случае отвечало моменту, дал хоть и краткий, но полный ответ на поставленный президентом вопрос.
– Я, Мистер президент, – высокопарным тембром голоса обозначив президента, обратился к нему сэр Рейнджер, – самый неприхотливый и лучший ваш советник. А что касается области моего применения, то всё от вас зависит. Куда пошлёте, туда я и полечу. – В один свой и не придраться ответ, сэр Рейнджер срезал с лиц стоящих рядом с ним советников все их злорадствующие ухмылки, погрузив их в мрак несбывшихся надежд.
– И как это вам, сэр Рейнджер, всегда так удаётся дать именно тот ответ, который я от вас ожидал услышать. – Просветлев лицом, сказал Мистер президент. И не успел сэр Рейнджер дать свой ответ на это заявление президента: «Я всё же иногда зарываюсь и ставлю себя на ваше место», – как его собратья советники, уже нашли для этого своё подходящее объяснение: «Подхалим и лизоблюд, каких свет не видывал».
Но Мистеру президенту видней, какой ответ принимать в расчёт и за правду. Так он отдаёт должное находчивости сэра Рейнджера и заодно отдаёт должное завистливому поведению всех остальных советников, где первого он к себе приближает, оставив здесь в кабинете, а всех остальных, в виду того, что всё вроде бы как обговорено и оговорено, просит удалиться исполнять его поручения – конечно лишь после того, как были улажены все формальности и соблюдены условности, и при этом это всё было так умело проделано президентом, чтобы никто из других советников, не смог подумать и догадаться, что ими пренебрегают, отдавая предпочтение сэру Рейнджеру.
Так в самый последний момент, когда вслед за всеми советниками и другими исполнительными лицами, к двери направился и сэр Рейнджер, всегда так умело пользующийся своей возрастной немощностью, – он всегда на один или на два шага оставался позади своих конкурентов, но только в физическом плане, а так это положение ему позволяет зайти с тыла, то есть со спины, к своим конкурентам, которым становится беззащитно тошно от такой своей открытости перед этим опасным сэром Рейнджером, да и лишние секунды его нахождения в кабинете президента, тоже не нужно списывать со счетов, – как вдруг к полной неожиданности всех этих спин советников, обращённых этой своей лицевой стороной к президенту, чьи уши всегда настроены на хороший слух, звучит обращение президента к сэру Рейнджеру.
– А вас, сэр Рейнджер, я попросил бы остаться. – Звучит голос Мистера президента, заставивший все эти выходящие из его кабинета спины вздрогнуть, затем на долю мгновения замереть в одном положении, а уж после всего этого, в негодовании на этого хитреца сэра Рейнджера, передёрнуться всей своей спинной мускулатурой и, выйдя за порог кабинета в общий коридор, там вдруг вспомнить, что вроде бы как они все вместе и каждый по отдельности, что-то сверхважное прямо тут и забыли. Правда при этом они почему-то прибегают к помощи не к своей памяти, а что удивительно, к своему слуху – так напряжённо выглядят все их вытянутые в сторону президентского кабинета лица. Что между тем и ими тоже замечается, и они, дабы не прослыть зависимыми от внешних обстоятельств, чересчур любопытными людьми, заводят между собой для всех многозначащий, совсем пустой разговор о сэре Рейнджере, который опять всех перехитрил и сумел добиться от президента того, что им так и не удаётся сделать – разговора один на один.
– Надо срочно что-то менять в своём имидже. – Покручивая свой длинный ус, решительно про себя подумал советник по нацбезопасности Болтан. – Попробовать прикинуться немощным и убогим, как сэр Рейнджер. – Поглядывая на советника Маузера, разглагольствующего о том, что бывают же такие беспросветно бессовестные люди, перед которыми двери закрываешь, а они всё равно лезут в окно, рассудил про себя Болтан, вдруг ослабив свой контроль над одной из своих ног. И как результат такого разгильдяйства, он вдруг, перекосившись на одну сторону, осел под себя на величину оседания расслабившейся ноги. После чего Болтан мысленно окинул себя взглядом и пришёл к неутешительному для себя выводу – эта его убогость приведёт только к одним опасным перекосам во мнениях и взглядах на него. В чём он тут же убедился, заметив, как начали на него вслед за умолкшим Маузером коситься и остальные советники. И им даже ничего не пришлось говорить, Болтан всё по их лицам, выражающим, то ли испуг, то ли недоумение, понял – они по своему, кто на что презрительно горазд, оценили эту его, по мнению их лиц, демонстрацию своего интеллекта.
– Он что этим хочет всем нам показать? – воззрившись косыми взглядами на Болтана, вопросили себя все эти советники.
– А всё просто, он хочет себя нам противопоставить или же показать нам, какие мы все убогие против него. – Всем своим нутром прямо-таки чувствует, а может даже и испытывает на себе эту занятую Болтаном противопозицию, советник по внешним сношениям, Аллилуйя Пиз. И возможно, что этот Пиз передёргивает или сгущает краски – все знают, что этот Пиз испытывает большую склонность к обобщениям и нагнетанию тревожной обстановки – но что-то всем этим советникам внутри себя подсказывает (скорей всего их внутренний советчик, внутренний голос, сущий эгоист из эгоистов), что на этот раз этот паникёр Пиз прав. И этот, всегда вызывающий подозрение Болтан, определённо, что такое в пику им всем замыслил.
– Хочет выше головы прыгнуть. – За себя и за всех решил Маузер, с высоты своего, выше всех здесь стоящих роста, посмотрев на самого низкорослого из всех советников президента, Болтана. – А ещё говорят, что это мне мой рост не даёт покоя. – Придавливая к полу Болтана своим тяжеловесным взглядом, рассудил про себя Маузер. – Когда на самом деле, как раз маленький рост и не даёт своим обладателям, ни покоя, ни выдержки, отчего они уже в свою очередь, не дают спокойно жить всем остальным. Они, таким образом, так сказать, компенсируют этот свой, как им кажется, недостаток. А ведь они даже не подумали о том, какой в этом есть огромный достаток и преимущество по сравнению с нами высокорослыми людьми, так и норовящими зацепить головой всё, что ни свисает с потолка. Да и ткани на одежду им приходится кратно меньше тратить. А что уж говорить о том, что они могут пролезть туда, куда нам и думать не приходится. – А вот последняя мысль Маузера, навела его на достаточно дальновидную и чуть-чуть авантюрную мысль. – Этот проныра Болтан, и всё благодаря своей неуёмной энергии и мелкому росту, не спроста так себя неожиданно повёл – он, наверняка, что-то знает, или по крайней мере осознаёт.
– И если умело воспользоваться этим его мелким преимуществом, то можно незаметно для всех, первым узнать, о чём шепчутся в закрытых от посторонних ушей кабинетах высокопоставленных чиновников. – Соизмеримо со своими мыслями, оценивая перспективы будущего сотрудничества с Болтаном и, заодно анализируя его имеющуюся в наличие физическую данность, посмотрел на Болтана Маузер, в тоже время сопоставляя наличные возможности Болтана и стенного шкафа в кабинете президента.
– Мне, кажется, что если сильно постараться и поднапрячься, то влезет. – Продолжая смотреть на Болтана, сделал вывод Маузер, скептически относящийся к современным техническим средствам слежки, которые за раз пеленгуются в этом месте, перенасыщенном секретами и техническими средствами локации и перехвата всех этих технических приспособлений. – А раз ничего нельзя сделать на техническом уровне, то нет лучше средства, как обратиться к дедовским методам. – В минуты творческого кризиса – это когда источники поступления информации были, сухо сказать, неинформативны и скупы на новости, размышлял про себя Маузер. – Ну, а оттуда можно узнать такое! – Маузеру даже стало плохо из-за нехватки кислорода, как следствия его представления того, отчего просто дух захватывает – вот его у него и захватило.
– Остаётся одна мелочь. – Более чем внимательно посмотрев на Болтана, подумал Маузер. – Заручиться согласием Болтана. – И только Маузер подумал об этом, как Болтан, как будто всё это почувствовал и со своей стороны внял его взгляду. – Никуда не денется. – Сжав руки в кулаки, придав грозной решимости своему взгляду, Маузер краем взгляда коснулся своих кулаков и через эту призму перенаправил своё убеждение, этот полёт мысли, в сторону ничего пока непонимающего Болтана. – Убежду… – решительно про себя заявил Маузер и тут же столь же решительно запнулся за эти свои убеждения. – Тьфу. Убедю. Нет, не то. – Поморщился Маузер, на интуитивном уровне почувствовав, что он лексически не столь убедителен, как должен быть.
Что между тем начинает его злить, и он начинает нервничать, что интерпретируется не сводящим с него своего взгляда Болтаном, совсем не так, как есть на самом деле. Ну, а зная склонность Болтана к преувеличению опасности, вполне становится понятна его трусливая реакция на эти кулачные самовыражения себя со стороны Маузера – Болтан шаг за шагом начинает пятиться назад, чтобы как минимум, не зацепиться головой за эти кулаки Маузера, который не на шутку разошёлся в своём диалектическом материализме – это по внутреннему самовыражению Болтана, а так Маузер всего-то через жёсткую жестикуляцию своих рук, выражал одобрение или нет своим собеседникам.
Тем временем, пока все эти господа там, в коридоре, всячески и разными методами пытались разгадать загадку Мистера президента, по его решению оставить сэра Рейнджера в кабинете, – это они только вслух так себя поверхностно, с не очень умной стороны вели и несообразительно показывали, а так внутри себя они даже очень разумно и по делу соображали, что да как, и что могло послужить тому, что сэр Рейнджер был оставлен президентом, – Мистер президент и сэру Рейнджеру не сразу даёт ответ на всё тот же вопрос.
А Мистер президент, окликом остановив сэра Рейнджера на месте, у дверей, возвращается к своему столу, занимает за ним своё место и начинает там углубляться в какие-то бумаги. Ну а сэр Рейнджер даже был несколько удивлён тому, что президент, чей голос он буквально слышал за своей спиной и который вроде бы всех их провожал до дверей, так неожиданно быстро и незаметно для него, переместился за свой рабочий стол. – И кого он хочет обмануть, делая вид, что чем-то там занят. – Усмехнулся про себя сэр Рейнджер, даже отсюда, своим не слишком хорошим зрением видя, как президент исподлобья и своих густых бровей поглядывает на него.
– Странные всё-таки все эти президенты. – Улыбнулся сэр Рейнджер своему воспоминанию всех им пережитых на этом посту президентов, у каждого из которых, обязательно в своём умственном багаже была своя особенная странность или имиджевая составляющая, как этот их бзик называли их политтехнологи.
– До чего же они дотошны в своём стремлении самоутвердиться, и их больше волнует всякая мелочь, чем действительно важные вещи. Вот что он сейчас этим своим поведением хочет продемонстрировать? – покачал головой сэр Рейнджер в раздумье. – Думает, что поставил меня в тупик на этом месте. Мол, я буду стоять, не пошевелившись на месте, мучаясь над тем, как мне себя повести дальше – нетерпеливым ёрзанием ног об ковёр или покашливанием обратить его президентское внимание на себя, или же молча дожидаться его соблаговоления. Нет, Мистер президент, вы не угадали. Меня давно уже не сдерживают все эти рамки разумения и обоснованности поступков, эти правила этикета, и я больше независим, чем вы. – Утвердив себя в этом мнении, сэр Рейнджер, не спрашивая у президента соизволения сойти с места и приблизиться хоть на один шаг к нему, берёт и сходит с места, чтобы до крайней степени поразить президента тем, что он направляется даже не в сторону президента, а прямиком к мягким диванчикам по центру кабинета – президенту одного взгляда на сэра Рейнджера было достаточно, чтобы вычислить траекторию его направления.
