Игорь Сотников
Напасть
– Угу, – только и сумела ответить, взволнованная случившимся, и такой близостью к этим глазам незнакомца Олеся, которая запутавшись не только в своих мыслях, но и в цепких руках незнакомца, против чего, она впрочем, ничего против не имела. Только вот разве можно, вот так сразу показывать свою желательную зависимость от крепкого плеча, и Олеся, как бы ей того не хотелось, проявляет уже свою независимость и, поднявшись на ноги, даёт возможность поднять, как свою голову, так и самого себя этому, ничего так на вид незнакомцу.
– Я, знаете ли, пожалуй, попробую, – поднявшись на ноги, наряду с отряхиванием себя от пыли, незнакомец проявил тягу к разговорчивости.
– Чего? – Олеся, в свою очередь приводя себя в порядок, пока что сподобилась только на короткие ответы.
– С вами познакомиться, – незнакомец внимательно посмотрел на Олесю, ожидая реакции на свои слова. – Я ведь никогда раньше таких как вы не встречал.
– Что-то не ново, – хмыкнула в ответ, уже пришедшая в себя и ободренная такой банальностью слов незнакомца Олеся.
– Я знаю. – На этот раз незнакомец не слишком болтлив.
– Ну, если мне будет скучно с вами, то можете даже не стараться ставить мне цепь, – Олеся, приподняв велосипед, и обнаружив это затруднение, проявляет свою находчивость.
– Проверяете мою целеустремленность? – незнакомец, хоть и улыбнулся, но всё-таки приступил к исправлению ситуации с велосипедной цепью.
– А почему бы и нет? – Олеся проявила любознательность, и оказалась слишком близко от головы незнакомца, почти на уровне его ушей, так что её ответ, дабы не травмировать его уши, прозвучал в пониженной тональности. Но незнакомец слишком увлечён пачканием своих рук об смазанную цепь, которая после определенных кругооборотных манипуляций, наконец-то, встаёт на место. И незнакомец, поднявшись на ноги, и сделав ещё один демонстративный оборот педалью при поднятом заднем колесе, а также убедившись, что всё так, как и должно быть, хитро подмигнул Олесе. Которая, конечно же рада за незнакомца, и довольна тем, что ей помогли, но вот только на эти подмигивания с намёками, в которых явно видится самообольщение этого возомнившего о себе непонятно что типа, она не собирается отвечать, хоть ей это даже и приятно.
– Ну и чем можете ещё похвастаться? – дабы сбить спесь с этого самолюбовалы, Олеся включает свою вредность.
– Разве что тем, что я хвастаться не умею, – незнакомец, как показалось Олесе, горько усмехнулся и, достав платок, принялся вытирать перепачканные руки. И хотя Олесе хотелось делать и говорить совсем другое, в ней что-то завелось, и она, не имея возможности остановить эту свою противоречивость, так и лезла на рожон.
– Более убедительного хвастовства я не слышала, – из Олеси так лезла её язвительность.
– Ну ладно. Если случай даст нам второй шанс встретиться, то значит это судьба.
Незнакомец, видимо, специально как-то уж застенчиво улыбнулся, отчего у Олеси даже защемило в сердце из-за такой своей неблагодарности.
– И вы вот так быстро сдаётесь? – выстроенные рамки разговора не дают Олесе иного выхода, как продолжать разыгрывать из себя независимость с большой буквы.
– Ну то, что вы посмотрели на свои часы, это не только хороший знак, но и вселяет уверенность в завтрашнем дне, – как оказывается, незнакомец очень наблюдателен, и замечает за Олесей все е1 неуверенности и телодвижения.
– Ха-ха! (фу, до чего же противный смех). – Олеся натужно смеётся, и сама обалдевает от своего смеха.
– Я пока что вижу только вашу самоуверенность, – Олеся всё не может остановиться.
– Но если хотите увидеть мольбу в глазах, то вы знаете что делать, – незнакомец определённо откланивается, и оставляет Олесю одну, с велосипедом на руках.
– Да что же я за человек такой! – Олеся, хорошенько тряхнув велосипед, и не услышав ненужного ответа, повернулась в сторону удаляющегося незнакомца и, задумавшись над чем-то, немного понаблюдала за ним. После чего забралась на велосипед и, проверив сигнал звонка, который звонил что надо, не заметив никакой реакции на звонок того незнакомца, который, между прочим, ещё не так далеко ушёл, и мог бы хотя бы посмотреть в её сторону. Но раз он такой невосприимчивый гад, то она не станет его догонять, а направится туда, куда только она захочет.
– Вот ведь, паразит! Умеет же сбить с толку, – Олеся, неожиданно что-то вспомнив, вдруг переменила решение ехать, и слезла с велосипеда. Возможно на это её решение повлияло то, что она вспомнила про отсутствие тормозов, из чего можно было сделать вывод, что эти её паразитические слова относились к тому неизвестному сопляку, который обрезав тормоза, так лихо повеселился за её счёт. Правда, после того, как она залезла в сумочку и, достав телефон, с хитринкой в глазах взглянула на его экран, в той части, где высвечивалось время, это было уже не столь очевидно. И вполне возможно, что эта её высказанность относилась не к тому подростковому неизвестному лицу, а как раз к другому, одновременно неизвестному и известному лицу, заслуживающему от неё не меньшего. Ведь других часов-то у неё не было.
Глава 6
Без пяти дней неделя. Вечернее время предполагает собирать гостей.
– Заходи, чего встал? – охранник в воротах, следуя современному этикету, очень учтив с заглянувшими на огонек гостями, чей вид всегда предполагает понимание и ответственность охраны за его неблагоразумие.
– Иди за Герой, он тебя доведёт до места.
После того как охранник, похлопав по карманам Серого, извлёк оттуда все колюще-режущие инструменты (инструментарий нашёлся), и ограничил проход имеющегося у него в наличии огнестрельного оружия, Серый получил-таки своего провожатого, который, видимо, лучше, чем охранник на воротах ориентировался во всех ходах и выходах этого огромного замка, построенного в стиле отвалила 90-х. После чего для Серого настает своё время внимательности следования за широкими плечами Геры, который пыша всей своей грозной натурой и не удосуживаясь на различные разговорные отвлеченности, идёт к месту назначения. Которое своей мрачностью ещё больше сгущает сумерки, которые, следуя непреложному закону природы, уже начали сдвигаться над миром и над этим частным участком земли.
– Сюда, – краток Гера, остановившись у одной из многих дверей, которые ему пришлось преодолеть, дабы привести к месту Серого. Который, не ожидая от того крепких прощальных объятий, проходит в двери, ведущие в цепкие объятия взгляда хозяина этого кабинета.
– Чё, встал? – культура речи хозяина кабинета не даёт усомниться в том, что и охранную прислугу он набирает по образу и подобию своего представления об этом мире, где только одно право сильного не бездействует, и позволяет в максимально короткие сроки возбудить ваш интерес к спокойной жизни.
– Стул, видишь? – хозяин, несмотря на всю свою грубость в обращении к гостю, всё-таки определенно учтив и гостеприимен. Так что Серый, оценив эту внимательность к себе, не стал особо рыпаться и, следуя указанию, уселся на указанный взглядом стул, для удобства общения расположенный совсем рядом с рабочим столом владельца кабинета. Который, в свою первую очередь, пребывая в сознании собственной значительности, развалился в мягком кресле по другую сторону стола.
– Серый, ты любишь опаздывать? – риторичность заданного вопроса хозяином кабинета даже не поддается обсуждению. Так что Серому можно было и не отвечать на него, но природная вежливость, которая всегда отыскивается в уголках души всех посетителей этой комнаты, не позволяет Серому отмалчиваться, и он, дабы не прослыть невежей, не очень громко (ведь акустика в кабинете отличная, так что нечего горло драть) выговаривает, что не особенно.
– Ну, а если кто-то позволяет такую глупость по отношению к тебе? – хмурость взгляда и суровость голоса хозяина кабинета, не слишком располагают на ответную откровенность Серого, заставив того спонтанно бросить взгляд на свои часы. Которые, может быть, его смертельно подвели и, несмотря на свою противоударность и водонепроницаемость, однозначно не смогут противостоять напору, для начала ударностей, а следом погружению вместе со своим носителем в глубину какого-нибудь пруда, где даже и рыб-то нет, чтобы их ими кормили.
– Тогда он опаздывает по своей жизни, – всё же нашёлся, что сказать в ответ Серый.
– Что мне нравится в тебе Серый, так это то, что ты сразу улавливаешь суть разговора.
Ободрение хозяином кабинета Серого, тем не менее не снимает с повестки дня вопрос кормежки рыбы, и употребление слова улавливаешь, явно служит тонким намёком на перспективы Серого, который если не будет улавливать, то тогда сам же пойдёт в качестве кормежки.
– Так вот, – стальной тон в голосе обладателя кабинета магнитом притягивает уши Серого, ожидающего прояснения всех этих присказок. – Сегодня я впервые в жизни оказался на месте опоздавшего.
Скрежет зубов говорившего выдавал всю меру волнительности, которая переполняла его (Серый, зная привычку хозяина немного драматизировать события, для чего он, собственно, частенько и использует такие фразы, как «впервые», «только однажды», и тому подобные временные эпитеты, не слишком верит в его такую пунктуальность).
– И если в ряде случаев это было не столь существенно… – продолжил хозяин кабинета (Почему же? Серый вспомнил одного привезенного ими в багажнике за город долгожителя, чья жизнь зависела от возврата его долга, и от того, как долго хозяин кабинета, просивший без него не начинать, подъедет к ним туда), – То сегодня это задело меня.
Сказанное хозяином кабинета было настолько поразительным для самого заявителя, который только сейчас озвучив этот прискорбный факт, понял-таки, насколько это немыслимо и трагично для него.
– Я хочу, чтобы ты нашёл эту гниду, и… – придя в себя, хозяин кабинета вновь овладев голосом, и придвинувшись к столу, озвучил своё желание.
– А удавишь его ты. – Глядя на хозяина кабинета, Серый прочитал в его глазах недосказанное желание.
– Если надо, то найдём, – лёгкость сказанного Серым, несколько разрядила обстановку, и хозяин кабинета, вернувшись в своё положение придавливания спинки кресла, даже слегка улыбнулся.
– Я другого и не ожидал от тебя услышать, – удовлетворительно ответил хозяин кабинета, затем открыл ящик стола и, достав из него конверт, бросил его на стол ближе к Серому.
– Там найдёшь всё, что будет нужно, – владелец кабинета сопроводил свой бросок конверта этой словесной распечаткой. Ну а Серый, быстро уловив, что от него требуется, а также сам конверт, раскрыл его и, отделив зёрна в виде денежных купюр, от плевел, в виде всяких фотографий и аналитических записок, принялся к быстрому поверхностному изучению. На что, впрочем, времени много не понадобилось. Казалось бы ничего нового, и ясность задачи была уже изначально определена этой купюрной заложенностью, но вопросительный взгляд, брошенный на хозяина кабинета, всё-таки вынудил того прибегнуть к разъяснениям.
– Меня волнует только заводила. С остальными ты можешь поступить по своему усмотрению, – для хозяина кабинета кажется, что этих его слов будет достаточно, но физиономия Серого не настолько проясняется и, видимо, желает большего.
– Привезёшь предположительный объект ко мне, а там уж… – хозяин кабинета этим своим «Уж», одновременно предсказывает судьбу этого заводилы, и вместе с этим и с ним, ликвидирует последние возникшие непонятки у Серого.
– Теперь всё ясно, – сегодня Серый своей непонятливостью заставил хозяина кабинета немного посомневаться за его будущность и, вместе с тем, за будущность их взаимоотношений. И если бы сейчас ему было непонятно, то хозяину кабинета даже непонятно было бы, что с ним делать дальше.
– Ну ладно, с этим покончено (высказывания хозяина кабинета всегда звучат слишком мрачно для широко их трактующих, и ищущих в них свой скрытый подтекст лиц; и только натуры оптимистично настроенные, и не вникающие во всё сказанное, такие как Серый, не слишком отягощаются всем услышанным), – решил переменить тему разговора хозяин кабинета. – А ты как там? Подыскал себе третьего?
– Нашёл одного смышлёныша, – ухмыльнулся в ответ Серый.
– Это хорошо, – о чём-то очень нехорошо подумал хозяин кабинета.
– Пожалуй, присмотреть у меня есть кому, – размышлял вслух хозяин кабинета. – Ладно, посмотрим, как дело пойдет. А уж после этого, и так будет всё ясно.
Хозяин кабинета приподнялся со своего места, что означало: всему своё время, и засиживаться в гостях, как бы вас не упрашивали, не стоит, и пора уже проваливать. Ну а Серому, которому самому не приспичило напрашиваться на это, и даже без чаянья, не надо было что-либо объяснять. И он, засунув в карман конверт, отправился к дверям, через которые сюда вошёл.
Выйдя из двери, он попал в цепкую внимательность Геры, после чего был доведён до ворот особняка, а затем, перепоручен под опеку внешней охраны. Здесь Серый, вернув себе все взрослые игрушки, дабы не мозолить глаза охране, направился к собственному автомобилю. Сев в который, он включил радио, и под звуки чего-то там заунывно-забойного, принялся к более внимательному изучению конверта.
– Ну что ж, – отложив конверт на пассажирское сидение, Серый, закурив, попытался выразить своё отношение ко всему увиденному. Что, в общем-то, дальше этих слов не простиралось.
– Блин, а мне что-то совершенно не спится, – решил удивить себя Серый этим фактом своего бодрого состояния в семь часов вечера, когда очень редко кому спится. В чём явно виделся его скрытый умысел, убедить себя не откладывать дела на завтра, и, пойдя по горячим следам, не дать спать тому, кому хочется поспать. После этого достойного возгласа «Эврика!» откровения, Серый достаёт телефон, и начинает набирать тех, с кем он может разделить вечер.
– Дуб, ты ещё не спишь? – начинает удивлять набранных абонентов Серый, которые, если бы спали, то разве ответили бы на этот, такой парадоксальный вопрос, над разрешением которого бьётся столько философов от сна. Так что если тебе соизволили, возможно, даже сквозь сон ответить, то сильно не задавайся глупыми вопросами, где ещё не хватало услышать: «А я тебя не разбудил?» – что опять же, не только сводит с ума, но и выводит из себя каждого разбуженного, для которого твоё «извини» на пол не подстелешь. А ведь если ты решил разбудить, то это значит лишь то, что новость, сообщенная тобою, не предполагает дальнейшего сна, и что ты своим лицемерным «извини», пытаешься лишь заткнуть недовольный голос разбуженного, когда как сам собираешься будить и будить.
– Предположим, что нет. – Всё-таки Дуб уже не маленький ребенок, для которого, в общем-то, и это время слишком раннее, чтобы спать. Так что Дуб не испытывает на себе тяжесть возрастного давления, вызванного дремотой, и предполагает даже поговорить.
– Ну, тогда будь готов, я скоро за тобой подъеду, – рассеянность Серого всё-таки эпична, и он, узнав состояние стояния Дуба, но при этом, не узнав его местонахождение, берёт и отключает телефон.
– А где ему ещё быть? – этот аргумент, по общему разумению, не столь убедителен. Ну да ладно, и Серый, не заметив за собой никаких недоговоренностей, набирает Шкета, который, не будучи удостоен вопроса: «Ты не спишь?», сразу же ставится перед фактом, включающим его прибытие в назначенное место. Впрочем, кому-то очень сильно повезло, и когда Серый прибыл к Дубу, тот уже вместе со Шкетом находился в полной готовности у собственного подъезда. После чего компания в наличном составе оказывается внутри салона автомобиля, который, ведомый твёрдой рукой Серого, миновав то, что ему требовалось, дабы прибыть к месту назначения, доставил их к одной из стандартных многоэтажек города.
– Значит, Шкет, слушай меня внимательно. Седьмая квартира. Виктор. Заходишь, и убеждаешь его в том, что ему просто необходимо выйти и переговорить с нами.
Серый явно хочет всё спихнуть на Шкета, отправляя его одного в эту чертову квартиру, внутри которой, кто знает, что ещё его ждёт.
– А если он не захочет? – вопросительность Шкета удивляет не только Серого, но и Дуба, видимо, не встречавшего таких людей, которые не захотят.
– А язык у тебя на что? Убеди. – Серый даже не понимает, почему он должен объяснять такие элементарные вещи.
– А кулаки у тебя на что? Убеди. – У Дуба существует своя альтернативная версия, которую он пока не озвучивает, не понимая, почему он должен объяснять такие элементарные вещи.
– Уроды! – процедив про себя, и хлопнув дверью машины несколько сильнее, чем этого требует её закрытие, Шкет со всем своим пристрастием выразил необъективность по отношению к оставшимся в машине товарищам, которые, хоть и не красавцы, но всё же не такие уж и уроды.
– Я им чё? – горя от злобы, двигаясь по направлению нужной квартиры, причитал дорогой Шкет.
– Что-то он быстро, – заметив, что Шкет, спустя буквально пять минут, после того, как он скрылся в дверях подъезда, вновь появился на улице, прокомментировал это явление Серый. Но Шкет между тем не торопился присоединиться к своим товарищам, сидящим в автомобиле, и стоя у подъезда, как казалось, кого-то там выглядывал на дворовой площадке.
– Ну и кого он там высматривает? – непонимающе задался вопросом Серый.
– Наверное, этого Виктора. – Логичен Дуб.
– Если бы знать, как тот выглядит, то я соглашусь, – Серый слишком придирчив к Шкету.
– Ладно, пойдём вместе с ним посмотрим. – Серый решает, что лучше будет там, на месте узнать, чего это Шкет высматривает. Затем, они покидают автомобиль, и направляются к нему.
– Ну, и чего ты здесь стоишь? – Дуб умеет задавать нужные вопросы, чем он и занялся, подойдя к Шкету.
– Мне сказали, он собаку выгуливает. – Ответ Шкета на многое открыл глаза.
– Собак, я люблю. – Улыбнулся Дуб.
– А таких? – спросил Серый, спонтанно отступил назад на полшага, заметив, как довольно дородного мужчину тянет за собой ярость и мощь в одном пит-бультерьерском флаконе. На пути которого, не то что не задерживаются, а просто считают не нужным для своих, пока не драных штанов, останавливаться другие любители собак.
– Да тут сразу и не поймёшь, кто кому служит, – Шкет сегодня явно в ударе, поражая всех своими умозаключениями.
– Сука, заведут себе этих охранителей, а потом сами не знают, кого больше бояться – грабителей, или своего зубастого любимца, – видимо для Серого эта тема знакома, раз он так живо на неё реагирует.
– Хотя… – пришедшая на ум Серому догадка, заставила его ещё разок бросить очень внимательный взгляд на пса.
– Ну так что будем делать? – вопросительность Шкета, на этот раз очень даже к месту.
– Я думаю, верно говорят, что собака друг человека, – слова Серого не то что удивили Шкета и Дуба, а заставили их недоуменно перекинуться взглядами друг с другом.
– Как видно, сегодня разговор у нас не получится. Так что давайте отложим его до очень раннего завтра. – Эти слова Серого всеми воспринимаются как сигнал к действию, которое и приводит их обратно в салон машины.
– Шкет, во сколько эти собачники с утра выгуливают собак? – заняв своё место в салоне машины, Серый сразу же задал вопрос.
– Да, наверное, по-разному. – Не имевший даже кошки Шкет, откуда может знать о жизни домашних животных.
– Ну, раз по-разному, то тогда нас ждёт ранний подъем. – Подытожив результат поездки, Серый трогается в обратный путь.
Глава 7
Без четырех дней неделя. Один из отрезков пути
– При всей бесконечности количества возможностей воздействий, мы в своих действиях в основном прибегаем к двум главным путям: либо используем для направления вескую внешнюю ветреность, либо же притягиваем взгляды, правда, тоже ветреностью, но только блестящей. И если первый путь, с его лёгким дуновением, лишь поверхностно побуждает к действиям, то второй – более глубинный. Ведь внешний блеск не просто притягивает, а он, можно сказать, заставляет остановиться завидевших этот блеск-взгляд, и они, тут же обзавидовавшись, начинают подключать забившиеся учащенно сердца, которые замотивировавшись, включаются в своё определённое этим блеском движение. – Бу любит, вот так сидя за столиком в кафе, за чашкой чая, пускаться в различные пространственные рассуждения.
– Значит, твоя вчерашняя демонстрация блесков новизны перед лицами тех модниц, было своего рода втягиванием их в твои схемы действий? – сидящий напротив него Аз уже что-то подобное подозревал насчёт Бу, который вчера слишком демонстративно вертел перед носом двух гламурных красоток женской сумкой, которая каким-то неведомым способом оказалась у него в руках.
– Это что за… – только и успел спросить Аз, дождавшись Бу возле одного из кафе.
– Что, глаз не можешь отвести? – ухмыльнулся Бу в ответ.
– Да с какой стати? – удивился Аз.
– А вот они как раз и не могут, – Бу кивнул в сторону красоток, сидящих за столиком в кафе и, забыв про свои смартфоны, похлопывая ресницами и выпучив вожделенно губки, чуть ли не прокусывая их, и слизывая с них выделяющийся филлер, не могут оторваться взглядом от того, что в его руках. После чего Бу, явно с издевательскими целями ставит эту Виттон-сумочку на стол рядом с этими ледями, и, повертевшись на месте, (однозначно с целью потянуть время, для того чтобы вид недоступности сумочки не только отложился у них в памяти, но и впитался с кровью в души этих, не сводящих своего взгляда лядей), своими несусветными действиями по отношению к сумочке, начинает истязать неокрепшие души лядей, не привыкших видеть такое обращение людей с их аксессуарами (человеческую скотину ещё мало пороли, раз отдельные её представители, так по хабальски ведут себя с вещами!).
Так Бу, держащий в одной руке какой-то сверток, второй рукой вновь берёт эту эксклюзивную сумочку, и зубами, вы слышите, зубами, отчего леди чуть не падают в обморок, начинает открывать застежку сумочки.
«Глотку ему перегрызть, мало!», – так и читалось в глазах этих лядей. После чего Бу, сподобившись таким способом открывать этот женский аксессуар, начинает бесконечно жестоко сминать её, засовывая туда недостойный сверток, которому ясное дело, место на помойке, а не в недрах оскверненного этим изувером изящества.
– Блин, не лезет, – слова Бу вкупе с его жёсткими действиями с сумкой, выбивают последние основы понимания этого мира у красоток, считавших, что только красота спасёт мир. А теперь они, видя, как такая красота гибнет, и никто даже не пытается противодействовать этому осквернению, уже совершенно не понимают, куда катится этот грубый, некрасивый мир. Но Бу на этом не останавливается и он, опустив сумку на стул, начинает сверху чуть ли не коленом вминать в сумку этот уже распухший пакет.
Впрочем, кажется, стараниям этого изувера приходит конец, и пакет, втиснутый в свои сумочные рамки, воссоздал новое убожество распухшего аксессуара, который, между прочим, и создан был специально таким изящным и легковесным, лишь для того, чтобы только на него аппетитно смотрели, а не внутри изнаночно использовали. Но разве это дано понять всякому быдлу, которое непонятно каким образом заполучило в свои руки сию красоту. Подобное течение мысли, без труда читается на лицах этих красоток, которые своей безответностью поставили в безвыходное положение подошедшего к ним официанта, уже и не знающего, что им говорить, так как безмолвие, поселившееся за этим столиком, не слишком способствует его работе.
– Ладно, пятиминутка ненависти закончена. – Бу сообщает эту радостную новость уставшему от комедии Азу и, подмигнув сидящей рядом блондинистой красотке, которая от такой наглой неожиданности проглотила накопившиеся слюни, вместе с Азом отправляется в сторону эскалатора.
Красотки же, видимо, только после его ухода смогли прийти в себя, и как только этот изувер отвернулся, сразу синхронно схватились за смартфоны, и принялись оповещать всех своих близких и доверенных знакомых об этом несусветном происшествии.
– Ну так что насчёт заказа? – подвижки красоток, и их умение ещё как говорить, навели официанта на мысль, что они всё-таки не глухонемые, а значит, могут его определить. Вот только официант не учел того, что помимо простых слов необходимых для межличностного общения, они имеют в запасе слова посылательного значения, которые, при их образе жизни, и соответствующем ему характере, обладают куда большим применением.
– Слинял отсюда, тля! – официанту повезло, что красотки были слишком заняты вопросами информирования, и потому он ещё должен быть благодарен им за столь небольшую эпичность сказанного блондинистой красоткой, без перехода на тяжеловесность, которая очень часто подвергает сомнению мужское я. После чего эта тля исчезает из поля их зрения, и красотки, не обеспокоенные больше никем, кроме самих себя, ещё некоторое время тревожат души тех, кому они считают нужным растеребить раны, и уже когда первый эмоциональный всплеск проходит, они обмениваются друг с другом внимательными взглядами, в которых ясно читается одна простая мысль: Пока до сумочек не дотянулась рука того изверга, они должны пойти на определённые жертвы, и купить, если не всё, то по крайней мере, наиболее видные экземпляры.
После чего каждая из них, увидев в глазах подруги поддержку, которая никогда не помешает, обретает уверенность в своих действиях. Ведь она знает, что её жертва, как всегда будет недооценена тем, кто по странному стечению обстоятельств, носит при себе её кошелёк, и даже считается её содержателем. И хотя для того чтобы кого-то убедить в чём-то, всё же необходим личный контакт, нетерпение берёт своё, и каждая из них, для того чтобы хотя бы выпустить пар, набирает номер своего жадного наказания.
– Ну, а сегодня, я смотрю, ты собираешься разыграть старую схему? – Аз, заметив в пакете Бу знакомый аксессуар, не может удержаться, и не указать тому на его не оригинальность.
– Ну, ты и скажешь, – Бу, как кажется Азу, искренне удивлен, и с беспокойством лезет в пакет, из которого на свет появляется та вчерашняя женская сумка.
– И что, по-твоему, тут укладывается в старую схему? – суровый взгляд вынуждает Аза оставаться серьезным, когда как он подспудно чувствует, что Бу, как и он, хочет рассмеяться.
– А что тут в ней нового? – Аз принимает правила игры, и решает узнать все тонкости этой ручной работы.
– Ты меня просто сразил, – Бу с поверженным видом откидывается на спинку стула, и с прискорбием смотрит на этого, чудо что за человека Аза. После чего неожиданно для Аза, с сопровождающим скрипом ножек стула об постеленный ламинат, сдвигается к соседнему столу, и со всей своей бесцеремонностью, правда с мольбою в глазах, обращается к сидящей в одиночестве девушке:
– Вы не поверите, а мой товарищ не видит никакой разницы между сериями A0 и SE. На а для неё такой подъезд незнакомца хоть и был в диковинку, но если бы Аз был повнимательней, то он бы заметил, что эта девушка, как только Бу достал сумку, с большим любопытством взирала на аксессуар, и всего вероятней, была не против посмотреть на него с ещё более близкого расстояния. И конечно, ей бы надо было что-нибудь сказать в ответ, но сумка так близка к ней, и так призывно пахнет кожей, что девушка не выдерживает наплыва своих чувств, начиная потихоньку пощипывать эту кожаную поверхность, с которой на неё смотрит чудный вензель.
– Да вот, здесь сбоку, есть кармашек. Не стесняйтесь, и откройте его, – Аз, как и эта девушка, даже не заметили, как Бу, придвинувшись вплотную к девушке, начал руководить всеми её действиями по экскурсионному маршруту, следующим по всем недоступным только глазу местам этого аксессуара, заглянуть в который без рук было бы затруднительно.
– А вот и код, – уже руки Бу приводят её глаза к выбитому коду страны изготовителя на «штучках» от ручки этой сумки.
– «AA». Ну, не мне вам говорить, чьей страны это код, – откинувшись на спинку стула, Бу с явным удовольствием воззрился на продолжающую трогать сумку девушку.
– Могу уступить, и совсем недорого, – Бу вновь удивляет как Аза, так и девицу, чуть ли не дернувшуюся от неожиданности сказанного.– К тому же я не шучу. —Добавляет Бу.
Заметив недоумение в глазах девушки, Бу протянул свою руку к сумке и, к отчаянию девицы, забрав сумку, положил её к себе на колени.
– И за сколько вы бы мне её уступили? – наконец-то собравшись, и вылепив из себя образ бесстрастности, девушка устремила свой взгляд на Бу.
– А сколько вам не жалко? – ответ Бу, несмотря на всю свою видимую несерьезность, тем не менее звучит серьёзно, и по странной, неведомой для области чувств обставленности сказанного, которая скорее всего, может быть определена только интуицией, не вызывает у девушки иных чувств, кроме как серьёзности. Ну, а когда девушка становится на путь серьёзности, то от неё можно ожидать всякого, в том числе и натужного смеха, которым она пытается прикрыть своё отношение ко всему этому.
– Мы меня разыгрываете? – рассмеялась в ответ эта девушка.
– Ну, как хотите, – Бу, к ужасу девицы встаёт, затем возвращает свой стул на прежнее место. После чего что-то шепчет своему товарищу, который тоже поднимается с места и, перекинув сумку через плечо, собирается было последовать за другом, но, заметив обращённый на него взгляд девушки, останавливается, и после небольшого раздумья, подходит к ней.
– В три дня уложитесь? – нагнувшись к самому уху девушки, прошептал Бу.
– Да, – как заворожённая ответила она.
– И запомните. Сколько не жалко, – продолжает шептать Бу.
– Да. – Как мантру повторяет девушка.
– Только не перепутайте. И будьте очень аккуратны с использованием этимологии этого слова, – эхом отдаются его слова в её ушах.
– Да. – Следует её ответ.
– Ты это с кем тут разговариваешь? – обращённый к ней вопрос подошедшего со спины, не просто элегантно, а с определённым изыском одетого незнакомца, видимо, питающего страсть ко всяким побрякушкам на пальцах, с которых на вас, отстранив всех своих соседей в тень, посматривает очень большой рубин, определённо выводит девушку из транса. И она без сомнения сильно взволнованная, вскакивает на ноги и начинает озираться по сторонам в поисках кого-то неизвестного.
– Ты кого там потеряла? – всё ухмыляется этот элегантный незнакомец.
– Не знаю, Макс, – девушка, остановившись на месте с очень задумчивым видом, уставилась на скривившегося в усмешке, такого всего модного Макса.
– И не говори. С утра одни загадки. – Макс усевшись за стол, дабы время не терять, сразу принялся за изучение меню. – Сам жрёт, а меня кормит одними загадками, сколько не жалко. – В нос пробубнил Макс.
– Что ты сказал? – испуганно спросила девушка.
**********
– Они думают, что мы, однажды вложившись в них, так сказать, выгодно поместив наши капиталовложения, теперь будем всю жизнь безотчётно слушать, как они будут нам капать на голову, – запивает эти слова минеральной водой Леонтий, строгий во всём, в том числе и в своей внешности. Где его пробор на голове однозначно взывает к вашей упорядоченности и порядочности, каковая подразумевает не смеяться над скудными попытками носителя этих остатков волосяного покрова, прикрыть взывающую к небесам и солнцу свою лучезарную плешь.
