Игорь Сотников
Живым не дамся смерти
– В сумерках всё вокруг всегда видится по-другому, и не всегда всё объяснимо. – Даёт туманный ответ Константин, подходя к мусорным бакам, являющимися неотъемлемой частью интерьера вот таких мест, заброшенных людьми и судьбой, вносящих в обстановку местного апокалиптического запустения знаково-ассоциативную иронию и насмешку судьбы. Мол, для вас, отбросов общества, здесь самое место, и этот мусорный бак, как условная табличка, и есть точный указатель того, где вам всем место. И если что, то сами можете в него забраться, чтобы окончательно примирить себя со своей кармической судьбой и действительностью.
И только Константин с Ильёй сравнялись с этими мусорными баками, обходя их со стороны мимоходом, как между баками, стоящими друг от друга в пару метрах, ими вдруг замечается склонённая головой к своим ногам одинокая фигура человека. И тут уже и не скажешь, что заставило вначале остановиться Константина с Ильёй, а затем и предпринять некоторые ознакомительного характера действия в сторону этого человека, падшего в свою настоящность – ничтожество и низменность, – просто его здесь нахождение или же эта его странная по своей неуклюжести скрученность человека, но одно точно понятно – Илья не стал дожидаться того момента, когда Константин каким-нибудь резонным и убедительным на все сто процентов аргументом попытается его остановить от своих спасательных действий, – да от него, как минимум, можно подхватить какую-нибудь вошь, – бросился к нему, и … едва не становится подпоркой для этого человека, в один момент потерявшего равновесие, – его голова, всё это время наваливавшаяся вперёд, наконец-то, набрала критического веса для всего этого тела забулдыги, и его завалила, – и рухнувшего прямо перед собой, как раз туда, куда чуть не вступил Илья.
– Что, успел? – с нескрываемой иронией задаётся вопросом Константин.
– На это не так-то просто ответить. И ответ лежит в нескольких плоскостях рассмотрения этого вопроса. – Подражая или переняв манеру Константина туманно изъяснять свои мысли и всё самое простое, сказал Илья.
– Уже то, что ты смотришь на вещи не прямолинейно, похвально. – Резюмирует этот разговор Константин, и тут опять вдруг на них буквально натыкается новая неожиданная встреча в лице какого-то, уже другого забулдыги, основного подвида человека местного ореола обитания, вышедшего из-за угла дома так для всех сторон этой встречи внезапно, что все на мгновение замерли, пытаясь сообразить в себе, что их всё-таки друг в друге остановило. Что уже странно потому, что каждая сторона в своей частности не представляла из себя нечто такого, чего не встретишь даже в таком захолустном месте.
И тем более странно то, что именно забулдыга, кто находится в среде своего обитания, чей жизненный опыт, как раз настоянный на вот таких неожиданных встречах, позволяет ему философски оценивать результаты таких встреч, в себе одёрнулся, подрастерялся и в лице переменился, натолкнувшись на незнакомцев. Что, конечно, можно было списать на расшатавшиеся нервы забулдыги, всю свою жизнь проводящего в стрессе, который ему приходится усмирять горячительными напитками (а сегодня ему не фортануло и он до сих пор испытывает муки похмелья), но какая-то уж очень необычность в нём проскальзывала, что Константин, у кого глаз намётан и он всё примечает, не стал пропускать мимо этого забулдыгу, как-то уж быстро в себе собравшегося и почему-то не в собранную сторону, а он начал в себе почёсываться, как бы предлагая этим встречным его не задерживать и поскорей мимо проходить.
А вот этого понукания собой, скорей всего, не потерпит Константин, насчёт понукания кем-то ещё, имеющего чёткие принципы – эта дорога с односторонним движением, и понукать людьми будет только он. И вот это, возможно, и заставляет Константина зацепиться за этого забулдыгу и перегородить ему молча дорогу.
На что забулдыга смотрит с вопросительным недоумением, и благодаря своему выше среднего росту, то не снизу вверх, а на паритетных началах с Константином, на чей счёт природа ни в чём тоже не поскупилась, и неожиданно опять, академическим культурным кодом, с чёткой регистратурой тембра голоса и дикцией задаётся вопросом к Константину. – Какими судьбами, не буду спрашивать, – это заезженная фраза и конфиденциальная в том числе информация, – а вот спросить: «Чем обязан?», спрошу.
А вот теперь, после такого обращения к Константину забулдыги, он не то чтобы по другому для Константина видится, а в нём многое открывается. И то, что он принимается за опустившегося интеллигента, какого-нибудь светоча частного и в своей узкой культурной области специалиста экстра класса, – любил шибко закладывать за воротник, и вот итог этого закладывания: он вместе с совестью заложил всех своих родных, друзей, костюм и свою жизнь, – то это прямо напрашивается и в чём-то клишированный взгляд на обитателей подворотен. Но после этого обращения забулдыги к Константину, в нём неуловимо проскальзывают некие черты, которые Константин не сразу может квалифицировать. Но их наличие, необъяснимая манера держаться шатко, валко и одновременно не сдвигаемо твёрдо, как будто ему палку вставили заместо позвоночника (он был неестественно прям) и остальное что-то Константину подсказывает, что с этим забулдыгой не всё так просто.
– Да вот, – в некой игровой манере говорит Константин, – хотел бы узнать время.
На что забулдыга смотрит с приправой недоверия и напряжённого внимания к Константину, скорей всего, пытаясь разобрать Константина по своим элементарным частицам. И судя по его ответу Константину, то он его ещё недостаточно понял, и этот его последовавший спитч по этому поводу, тому подтверждение.
– В местах, где время остановилось для всех, и для каждого оно своё, о времени не спрашивают. – С каким-то прямо нравоучением говорит забулдыга, явно живущий по своему отдельному времени. – Изчего я делаю вывод. Вы заблудшие здесь души.
– Кто бы говорил. На себя посмотри вначале, чтобы делать такие выводы. – Возмутился про себя Илья, принявшись приглядываться к этому, уж очень на словах дерзноватому человеку. И стоило Илье повнимательней к нему присмотреться, то он в нём тут же начал находить множество из того, что не соответствовало первому взгляду на него. И, пожалуй, то, что он был принят ими за забулдыгу, если честно, то только по клишированному именованию людей, заблудившихся в себе, ассоциировано к этому месту их нахождения, к которому у них с Константином имелась некоторая предвзятость. Да и встреча уже с одним из таких местных умотипов между мусорными баками, усилила их такие взгляды на встречных людей.
Тогда как в этом человеке и близко не наблюдалась эта унылость и дремота разума, застой и разрядка энергетики жизни, которая формирует и затем движет всеми этими заплутавшими в себе людьми. А в глазах этого человека прямо горел огонь потенциала всё тут развинтить, разобрать и изменить, и он был весь в себе заряжен энергетикой жизни, которая так и рвалась наружу, проскальзывая в его, едва уловимой ухмылке над всем тем, что пытается встать на его пути (какие смешные). Ну а этот весь его наряд, – именно наряд, а не одежда, – в себе как бы подчёркивающий разобранность его судьбы и жизни, сильно и хлёстко бьющая его по щекам своими сложными обстоятельствами, оставляя там рубцы, как печати памяти, есть всего лишь внешний антураж, ничего не имеющий общего с тем, что этот человек собой представляет.
– Вот поэтому мы и интересуемся чужим временем. – Говорит Константин. – Наша концепция на это следующая. Своё время не так устраивает и греет.
– Это ложная концепция. – Всё-таки ухмыляясь, как это видит Илья, не сводящий своего взгляда с незнакомца, говорит он. – Каждому нести свой крест, или в нашем случае, определять собой своё время.
– Вот мы его и определим, сверяясь с твоим. Сам понимаешь, что в мире относительности, где ценность определяется через рыночный инструмент и сравнение, только так узнаётся настоящая цена того же времени. – Отвечает Константин.
– Тогда странно, что вы по мне сразу не определили, в каком времени я живу. – Отвечает незнакомец.
– Хочешь сказать, что твоё время ушло? – спрашивает Константин.
– Если так назвать такое течение жизни, где тебя несёт по течению, и ты лишь принимаешь эту данность, то да. – Говорит незнакомец.
Константин сразу ничего в ответ не говорит, пристально так смотря на незнакомца, кто со своей стороны и не собирается уклоняться от этого взгляда Константина, а он в ответ немигающим взглядом смотрит и как бы бросает ему вызов – ну попробуй пересмотреть эти мои взгляды на себя и на свою жизнь. Найди, падла, за что можно во мне зацепиться, чтобы оспорить эту данность.
И этим он себя выдаёт, как вдруг рассудилось и понялось Илье, теперь увидевший подтверждение всем своим догадкам насчёт этого человека, выдающего себя не за того, кем он на самом деле есть. И вот эта его неуёмная никак гордыня и упорство дерзости и живости внутреннего я, ничем не могущая усмириться, даже тогда, когда это необходимо для реализации задуманных собой планов, и раскрывает его.
И видимо, и Константин всё это в нём также просёк и не позволил тому себя обмануть. – А мы всё-таки проверим. – Говорит Константин, подступаясь в упор к незнакомцу. – Дадим, так сказать, шанс изменить своё остановившееся на небытие время. – А вот теперь, после этих словесных предварений, Константин в себе демонстрировал крайнюю необходимость незнакомцу, если он хочет вопросы с собой решить по хорошему, пойти навстречу требованиям к нему Константина. И тут не получится сослаться на недалёкость своего ума и наивность, здесь всё понятно, как белый свет Луны, освещающий их всех ясно – незнакомцу в любом случае придётся очистить свою душу, вывернув свои карманы перед Константином. А вот на каких-таких основаниях, то всё очень просто. По единственно действующему в этих местах закону мироздания – праву сильного.
И хотя у незнакомца никто не забирал право на своё мнение на это всё дело и право всё оспорить, если он, конечно, уж совсем не считается с реальностью, – а реальность такова: Константин уж больно жёстко, борзо и внушаемо выглядит, – он, мигом сообразив всё это, а может из неких своих других внутренних соображений, решает принять без спорных моментов предлагаемый ему выход из этой сложившейся ситуации. Правда, только поле того, как Константин сделал очень странное добавление к себе и собой сказанному.
– Твой час пробил. – Вот такую не слишком понятность говорит Константин, с каким-то подразумеванием и тайным посылом смотря на незнакомца. При этом
И он лезет в карман своего пиджака от когда-то приличного костюма, который, надо отдать ему и мастерам этого пошивочного цеха должное, ещё сохранял в себе общую видимость чего-то когда-то достойного, несмотря на все те перипетии и замызганности жизни его носителя, которые его забрасывали куда только нельзя и можно, бросая спать под скамейку, в подземном переходе и просто на мостовую. Там рукой на мгновение задерживается, за это мгновение успев перекинуться многозначным взглядом с Константином, напрягшимся в готовности отреагировать на возможный выпад незнакомца, если он сейчас решит их всех удивить своим желанием быть их проворней и уже со своей стороны забрать их время и притом навсегда. Что, видимо, в себе также рассчитывал незнакомец, для которого, каким бы то не было его время пакостным и депрессивным, тем не менее, это его время и он не желал с ним ни с кем делиться.
Но всё же Константин (что-то в нём было такое, что заставляло людей следовать тому, что он им внушал своим видом и требовательным взглядом) сумел убедить незнакомца в том, что ему не стоит сопротивляться неминуемому и зачем терять тут же на месте последнее, что у него есть, – остатки своего времени, – и он без резких движений вынимает из внутреннего кармана то… что в край удивляет и не снимает напряжения с Константина и теперь Ильи в добавку. А именно нож, добротно так сделанный.
Константин смотрит исподлобья на незнакомца и на нож в его руках, и в готовности отреагировать на любой выпад незнакомца, задаётся к нему вопросом. – И что это?
– Это своего рода необходимость. – Говорит незнакомец, сам при этом уже хитро ухмыляясь, проверяя Константина на его шкурность и малодушие (падла, ещё такое предполагая).
– И что это за необходимость? – задаётся вопросом Константин, демонстрируя в себе твёрдость намерений и бесстрашие их сопровождающее.
– В таких местах, как это, без него сложно отстаивать свои интересы. Здесь каждый норовит при встрече с тобой навязать тебе свои интересы. – Отвечает незнакомец.
– Понимаю. – Говорит Константин. – Вот только одно дело демонстрация, а другое дело правоприменение этой необходимости. Хватит ли дурости или как это называется? – А вот сейчас, когда Константин решил форсировать события, настал момент истины для всех. И опять незнакомец с Константином незримо переглядываются между собой, оценивая шансы друг друга, если незнакомец выберет для себя вариант с обострением ситуации.
– Я его ношу только в демонстративных целях. – В одно мгновение в лице смягчается незнакомец и с этими словами протягивает нож ручкой вперёд Константину.
Константин внимательно на всё это смотрит, предполагая скрытый подвох, и пока что не беря нож, спрашивает незнакомца. – Душа не опустеет без него?
А вот тут незнакомец как будто спохватывается. – И то верно. – Говорит незнакомец. – Мне нужно что-то взамен.
– Взамен? – ничего не поняв, переспрашивает Константин.
– Всё верно. – Говорит незнакомец. – Сами понимаете, дорога и пути по нему (здесь Илья бросил внимательный взгляд на Константина) всё больше небезопасные. И мне нужно хоть что-то при себе иметь, чтобы, либо откупиться, либо дать понять грабителю, что с тобой лучше не связываться.
На что Константину так и порывалось заметить незнакомцу, что прежде всего нужно в себе внутри иметь стержень, а всё остальное уже приложится, и никакой нож тут тебе не поможет, но он смолчал, решив, что не нужно провоцировать незнакомца на такого рода пробования в себе. И Константин, покосившись в сторону Ильи, при этом держа руку незнакомца под контролем, спрашивает его. – У тебя есть что-нибудь для размена.
Илья рефлекторно пожимает плечами, а уж затем только лезет в карманы куртки, в надежде там отыскать что-то такое, что ему вообще не нужно, а вот незнакомцу эта вещь сгодится и посчитается за равноценный обмен на этот нож.
И теперь всё внимание обращено на Илью, кто там долго возится в своих карманах, данных ему для содержания не только своих рук, а их первоначальное предназначение заключалось для ношения там ценных вещей, которые всегда можно сменять на что-то другое для себя ценное.
– Есть только ручка. – Говорит Илья, вынимая из кармана ручку, уже и не помнит он каким образом там оказавшаяся. При этом, как замечает по ней Илья, то она очень интересная и не самая обычная. А она со встроенными часиками, что придаёт новые смыслы завязанному на начальной стадии разговору Константина с незнакомцем о сути времени, внося в неё новые определения уже для Ильи. Кто получается, что меняет своё время, определяемое ходом часиков на этой его ручки, на время незнакомца. И хотя такая мысль Ильи абсурдна, но и от дремучего суеверия никуда не уйдёшь, и Илье чего-то не хочется делать такой размен.
Вот только кто его спрашивает. Да никто и особенно Константин, кто всё за всех тут решил, перехватывая ручку у Ильи и протягивая его незнакомцу с пояснительными словами. – Ручка куда как посильней оружие в умелых руках. Ведь не зря говорят, что написанное не вырубишь и топором.
– Согласен. – Говорит незнакомец, протягивая свободную руку за ручкой, отдавая нож Константину. После же того, как произошёл этот размен, каждая из сторон производит оценку полученного предмета – Константин мерит на весу нож, тогда как незнакомец, обнаружив изюминку этой ручки, часики, покосился на Илью своим острым взглядом. Ну а как только все вопросы размена разрешены, стороны без лишних вопросом расходятся в разные стороны.
– И что это сейчас было? – задаётся вопросом к Константину Илья.
– А что тебе непонятно? – вопросом на вопрос отвечает Константин.
– Так мы вроде как спешили. – Детализирует свой вопрос Илья.
– Не спешили, а пытались прийти вовремя. А это разные временные интервалы. – Говорит Константин. – А здесь, с учётом нашего дела, чтобы действительно не опоздать, нельзя игнорировать встречную реальность. Кто знает, не она ли, которую мы ждём. – И опять Илья мало что понял из этого ответа Константина, кто, скорей всего, не имеет аргументов для объяснений, вот и начинает тут увиливать от прямого ответа. Правда, когда они добрались до своего автомобиля, до которого к полной неожиданности Ильи им пришлось ещё нимало пройти, многое из того, что Константин так завуалированно своими недомолвками говорил, получило своё подтверждение.
– Хм. Странно. – Посмотрев на свои наручные часы после того, как они растерянно и ищуще послонялись вокруг автомобиля забрались в салон автомобиля, и Константин осветил их прежним, уже раз им применимым способом, через огонёк сигареты, таким образом он выразил своё недовольство происходящим. На что Илья ничего не ответил, предпочитая обождать, когда Константин сам всё объяснит.
– Он должен уже объявиться. – А вот и объяснение этому эмоциональному выходу Константина.
– Кто он? – всё же не удерживается Илья и спрашивает.
– Тот, кто должен пройти этот последний путь. – Опять иносказательно даёт ответ Константин.
И раз так, то Илья предложит другие варианты. – Может он передумал? – Константин бросает на Илью малопонятный взгляд из глубины своей темноты, освещаемой только огоньком сигареты и лунным светом немного, и говорит. – На пути предначертанности не действуют характеристики ума. Тут думай, не думай, а всё равно придёшь к назначенному пункту назначения.
– А кто же за всех решает? – спрашивает Илья.
– Ты знаешь. – Уж очень самонадеянно, как на это смотрит Илья, заявляет за него Константин. И он готов с этим спорить. Но потом, так как Константин озвучивает желание чего-нибудь перекусить. – Что-то я проголодался. – И только это сказал Константин, как в голове Ильи проскочила мысль проверить слова Буцефала о закусочной на набережной.
– Я думаю, что на набережной точно найдётся чем заправиться. – Говорит Илья.
– Хочешь посмотреть, куда ведёт этот путь? – задаётся вопросом Константин, своеобразно поняв Илью. С чем тот не собирается спорить, соглашаясь.
– Тогда пойдём. – Говорит Константин. – К тому же посмотрим, что мы могли пропустить мимо себя и пройти мимо. – На этом разговоры заканчиваются, и они выходят из автомобиля, чтобы пройтись по прежнему маршруту. Но только в пространственной плоскости взгляда на него. Тогда как что касается всего остального – его наполнения людьми и событиями с ними связанными, то тут время внесло свои изменения в маршрут их следования. И первое изменение, какое они заметили, следуя по этому пути, проходя мимо мусорных баков, возле которых им встретился тот странный во многом незнакомец и брошенный судьбой и собой забулдыга, то это отсутствие обоих. И если насчёт странного незнакомца всё ясно – они видели, как он ушёл, – то вот насчёт забулдыги, кто не подавал признаки деятельной жизни, не всё так ясно и возникли вопросы. И куда же он отполз и как ему это удалось?
Но это вопросы не такой уж важности, чтобы на них останавливаться и тем более зацикливаться, и Константин с Ильёй как шли, так и продолжили идти своим ровным ходом. При этом Илью стало одолевать некоторое волнение при приближении к тому месту, где они столкнулись с громилой и его жертвой, молодой девушкой (насчёт разборок тех людей, ему было по барабану).
Ну и как вскоре, а точней, при подходе к тому самому проулку выясняется, то Илья не зря волновался и в нём присутствует то интуитивное начало, которое позволяет предвидеть или предположить нечто такое, что может случится. В общем, по выходу из-за угла дома, от которого раскрывается внутреннее дворовое пространство этого переулка, где они как раз и натолкнулись на громилу с его жертвой, они обнаруживают на том самом месте (они сразу бросили свои взгляды туда), где стоял громила, нет, не пустое место, а там на грязной мостовой лежит какая-то крупная сваленность чего-то, при таком освещении никак не получающая для себя ясного оформления.
– Это что? – во все глаза вглядываясь в эту бесформенную кучу каких-то или чьих-то обстоятельств реализуемости себя, задаётся вопросом Илья.
– Если что, то предположу, что это результат прохода здесь нашего объекта. Всё-таки мы его пропустили. – Сделал оговорку Константин. – А если кто, то это, скорей всего, наш громила.
– Вот как! – чуть не присвистнул Илья, теперь высмотрев в этой бесформенной груде массива отдалённо напоминающие громилу черты своего физического выражения, как-то уж очень быстро и неожиданно для себя переклассифицировавшегося в эту бесформенную массу. Наверное, его об этом очень-очень, и так неожиданно для него и убедительно попросили хуком в подбородок, что он, отзвенев скрежетом в зубах и поехав крышей, когда потерял в одно ударное мгновение все свои ориентиры в пространстве, как подкошенный с брыкнул со своих ног.
И вот какая неудача для него. Он не сразу рухнул на мостовую, а его, а точнее его затылок, на этом пути встретила не как-то вдруг, а там всегда находилась стена дома, и она не прошла мимо него настолько жёстко, что он, получив с её стороны другой ударный заряд встречи, уже окончательно в голове помутился мыслями и сознанием, и по ней уже стёк в эту бесформенную массу.
Ну а кто содействовал всему этому злоключению и итоговому результату, то тут у Ильи нет особых разночтений с Константином, всё уже заранее предсказавший насчёт пути некоего объекта своего права на всё в этой части жизни, кто обязательно сюда заглянет, чтобы найти для себя ответы на те вопросы, решения на которые он в себе всё раненьшнее время сдерживал найти. А вот сегодня и сейчас он решил не давать жизни течь самотёком, а он собрался внести в неё свою чёткость и ясность. Которая сравни неминуемому возмездию тем и тому, кто всего этого заслужил и заслуживает. И Илья даже в себе почувствовал некоторую симпатию к этому типу, чьи поступки и намерения к ним приводящие, соответствуют и его взглядам на жизнь и справедливость, как бы она не субъективно с его стороны не смотрелась.
– Я же говорил, что он найдёт лёгкое решение стоящих перед ним вопросов. – Говорит Константин.
– И что будем делать? – спрашивает Илья.
– А вот теперь нам точно надо поспешать. – Говорит Константин. – Если это наш объект, то он уже очень близко находится к своему финишу. Это где-то на набережной. – И на этом Константин ставит точку в разборе местной реальности, выдвигаясь в сторону набережной. А Илье только остаётся, как за ним следовать и не задавать вопросы насчёт того, что прямо в лице Константина напрашивается спросить. А между тем у Ильи есть масса не только сейчас, но и прежде возникших, и неразрешённых вопросов. Например, уже в нём всё назрело знать, кого всё-таки они здесь караулят? И это нужно знать Илье не из одного чистого любопытства. А этого требует элементарная безопасность, которой может угрожать встреча с этим объектом их ожидания, кто, судя по тому, что из себя сейчас представляет громила, крайне силён и опасен.
А из этого вопроса и ответа на него вытекают и другие вопросы не менее важного для Ильи характера. Что им придётся делать, если они вдруг всё-таки наткнутся на этого опасного типа и вообще, как Константин собирается его узнавать? Исходя из каких данностей и характеристик? А это уже наводит Илью на мысль о том, что Константин, если не скрывает от него нечто такое, что ему позволяет ориентироваться в поиске этого объекта ожидания, то он придерживает эту информацию про себя. А вот для чего, то тут вопрос очень широко представлен вариантами на него ответов.
И за всеми этими мыслями Илья не сразу замечает их выход на самую последнюю финишную прямую в этой дислокации задворок человеческого нахождения, прямо упирающуюся в набережную, своим ярким и живым контрастом чуть ли не сбивающей со своего ровного хода и мысли выходящих из этого зауличного плена Константина и Илью. Что сравни тому, когда ты после крепкого зажмуривания глаз их резко открываешь и …сразу ничего вокруг себя не можешь видеть из-за бьющего со всех сторон яркого и объёмного света окружающего мира.
И Илье с Константином, оказавшимся так неожиданно для себя резко и непредсказуемо почему-то на этом переходе из одной реальности в другую, пришлось на месте остановиться, чтобы уравновесить себя и дать своему зрению акклиматизироваться к новому объективизму реальности. Которая имея в себе большую насыщенность и объёмность информационного фона, звукового и визуального наполнения, и всё это подаётся в куда большей динамике, чем там, откуда они вышли, собой со всех сторон начала обхватывать Илью и Константина, впитывая их в свою среду реальности.
И Илья не смог удержаться от того, чтобы не выразить вслух свои эмоции. – А здесь жизнь бьёт ключом. – Говорит Илья, с долей восхищения разглядывая набережную, со своим каждодневным вечерним компонентом, праздно прогуливающейся публикой, вышедшей подышать свежим воздухом и просто прогуляться.
– Да, – соглашается Константин с Ильёй, но со своей точки зрения, – всё так. Но только по другому и другим ключом. – Илья вопросительно смотрит на Константина и тот, обнаружив в Илье не полное понимание его слов, поясняет себя. – Там, – кивая назад, говорит Константин, – жизнь бьёт, как правило, гаечным ключом и в затылок. – Здесь Константин делает паузу, и значит, чтобы у Ильи больше не возникло к нему вопросов, делает ещё одно уточнение. – Если что, то это была метафора.
И у Ильи больше не возникло к Константину вопросов, правда, по другим причинам. Ему в нос вдруг ударил запах и вкус только что приготовленного блюда на угле, усиленного глюконатом натрия, нахождением на свежем воздухе проголодавшегося человека и другими механизмами маркетинговых манипуляций. А это не просто наводит Илью на определённую мысль, – здесь где-то рядом находится та сама закусочная, на которую указывал Буцефал («Подтверждаю, сам видишь, я человек слова, – в голове Ильи доносятся отголоски слов Буцефала»), – а ему прямо в нос тычут этой действительностью.
И Илья, повернув голову в сторону наполняющих его новыми смыслами и желаниями ароматов, теперь точно идентифицирует находящийся в нескольких десятков шагов от себя небольшое зданьице. Это и есть та самая закусочная, если не на колёсах, то не настолько капитального строения, чтобы быть здесь навсегда.
– А вот и закусочная. – Говорит Илья, переводя внимание Константина на это временное зданьице, сколоченное из щитов, прикрывающих зад и боковые стены этой закусочной, а его фасад отдан под витрины из стекла, чтобы праздно шатающийся прохожий сбивался со своего прямого пути не только одними возбуждающими аппетит ароматами, но и визуальная картинка местных блюд, имея своё знаковое слово и значение, его напрягала.
И праздно шатающийся прохожий, сперва значит отвлечённый этими ароматами от своих серьёзных дел, которыми посвящены все его мысли и предполагаемые ими сюжеты расправы над некоторыми непривлекательными для себя лицами, – как бы прищучить эту ошибку природы, Валериана Карловича, падлы, – переводит своё внимание на витрины этой забегаловки, как между собой и про себя то-ж, величают вот такие уличные заведения все эти люди с улицы, и там он уже подпадает под власть своих зрительных рецепторов и рефлексов, при виде всего того, что из себя источает саму вредность и удовлетворение запретным плодом, который в себе несёт всякая не полезность.
– Предлагаешь, заглянуть. – Говорит Константин.
– Не только. – Отвечает Илья.
– Тогда твоё предложение принимается. – Отвечает Константин, выдвигаясь в сторону закусочной, насчёт которой не соврал Буцефал. А вот для каких целей он был правдив с Ильёй и чего он добивался, то ответ на этот вопрос нужно давать осторожно, учитывая специализацию Буцефала, как чьего-то душеприказчика, то есть простыми словами, душегуба. И если он был честен с Ильёй в плане этой закусочной, то нельзя исключать вариант того, что это есть путь к отравлению Ильи и его дальнейшему устранению. Ну а зачем всё это нужно Буцефалу? То может лично ему всего этого и не нужно, но свою рефлексию убийцы никуда не денешь, и всё это с ним происходит на автомате. Если, конечно, у Буцефала нет зуба на это заведение, которое его в итоге свело в могилу своими привлекательными ценами, столь сочными и вкусными бургерами, которыми он, как по расписанию заправлялся, следуя по пути к своему очередному заказу.
Что, видимо, стало известно конкурирующей с ним организации, корпорации убийц, которая и подослала к этому месту своих исполнителей заказов на человеческую душу, регистраторов итогов, в данном случае по душу Буцефала. Где они расправились с Буцефалом в самый восторженный и сладостный для него момент, когда он, прикрыв глаза от предвкушения, замахнулся всей своей открытой пастью над бургером. И вместо бургера ему в рот влетела пуля, выпущенная из пистолета с глушителем наёмного убийцы. И Буцефалу, успевшему всё-таки удивиться тому, что это у него так резко засквозило в горле: «Простыл что ли?», ничего другого на этом жизненном свете не оставалось делать, как только довольствоваться тем, что ему было сейчас дано, сбрыкивая со своих ног прямо на лужайку у набережной, куда он отошёл, чтобы в одиночестве насладиться этой жизнью и бургером.
– Так вот почему Буцефал вспомнил о закусочной! – осенило догадкой Илью. – Она для него некая точка отсчёта. Как в земной жизни, – он здесь, за поеданием бургера, планировал свои тёмные, заказные дела, – так и в жизни после смерти – эта закусочная послужила стартовой площадкой для его отправки в новый, потусторонний мир. И он поди что хочет посредством меня выяснить, кто стал тем его отправителем в этот новый мир. Так что ли? – задался вопросом Илья кому-то там в себе, кто отвечал за этого Буцефала, возможно и надуманного персонажа, необходимого Илье для своего сопровождения под прикрытием нового сознания, инициатором которого выступил Константин, объяснив всё это необходимостью быть нейтральной стороной ко всему, что им встретится на этих буреломах мысли чуждого им сознания, а иначе можно так во всё это вовлечься, что уже тебе самому понадобится помощь.
