Игорь Сорокин
Флагман флотилии. Выжить вопреки
Часть первая
Переход
Глава 1
Переход
Мерно шлепают огромные колеса, толкая вниз по каналу буксир. Осенний ветерок нагоняет мелкую волну, не разбивая гребешки до пены. От бортов судна, в брызгах, возникающих от бьющих по воде деревянных лопастей, гребных колес, рождаются две белые полосы вспененной воды, собирающиеся метрах в пятидесяти за кормой кучей больших белых пузырьков, склеившихся друг с другом и постепенно теряющихся вдали.
Буксир тащит за собой большую, глубоко просевшую в воду, баржу снабжения.
За кормой виден периодически исчезающий в воде буксирный трос, широкий нос баржи с низкими бортами (явно не баржа река – море нашего времени), над которыми виднеются закрепленные на верхней палубе новенькие, окрашенные в зеленый цвет, «эмка» и «полуторка». Маленькая рубка рулевого баржи, скорее, похожа на установленную на палубе будку охранника какого-то предприятия. Только небольшая мачта над рубкой с гордо реющим на ветру маленьким флажком указывают на специфику надстройки.
Наша пара судов, идущих вниз по течению Днепро-Бугского канала, резво, с началом предрассветных сумерек, покинула акваторию завода и миновала разведенную для нас Николаевскую паромную переправу.
Последние двое суток были своего рода забегом на длинную дистанцию. Времени катастрофически не хватало, эту ночь я спал от силы полчаса. Множество выпитых стаканов крутого чая заменяло привычные чашечки горького кофе.
Говорят, что «чифир» пришел в привычные напитки из мест, не столь отдаленных, – из тюрем, проще говоря. А вот мне не верится. Скажите, в стране, где кофе во все времена завозилось из государств, которые находились за своего рода железным занавесом, и за валюту, – может ли быть любимым кофейный напиток. Нет, и ещё раз нет. Кофе даже в конце Союза был настоящим дефицитом. Зато грузинского чая было море. Вот и пили везде чай. Четверть пятидесятиграммовой пачки на стакан, залитые кипятком, через несколько минут превращаются в тягучий и горький напиток, от которого не то что желудок сворачивается – в глазах спички виртуальные появляются.
Вот такой напиток всегда был главным тонизирующим средством на вахте и ходовом мостике.
Наконец мы отходим от заводского пирса. Трижды прокричала сирена буксира, краснофлотцы буксира выбрали концы. Отдававший на пирсе швартовы матрос запрыгнул на палубу. Пароход медленно отходит от пирса, подхватываемый только течением Ингула. Провернулись гребные колеса, отталкивая ют далее от пирса. Пароход начал медленно заваливаться носом по течению. За кормой уходит в воду буксирный трос, словно змея поднимающийся на борт из воды соседней баржи. Буксир развернулся по течению. Вновь закрутились мощные гребные колеса, корпус задрожал словно живой, будто огромный кит начал движение. С брызгами, как струна, выскочил из воды натянувшийся буксирный трос и дернул за собой баржу. Буксир чуть замешкался на месте и потянул за собой судно. Переход начался.
Любой командир корабля или капитан знает, насколько непредсказуемыми бывают любые переходы. Поломки, затопления и пожары – частые гости любого выхода.
Моя первая и главная обязанность, как старшего на переходе, – обойти судно, на котором нахожусь. И не важно, что я это уже делал в первую же ночь, как ступил на борт. Теперь переход, и этим все сказано.
Начинаю с юта. При буксировке на юте, с которого в сторону баржи протянулся толщиной почти в мою руку манильский трос, никого, кроме допущенных, не должно быть. Сигнальщик, с надстройки постоянно оборачиваясь, контролирует мои перемещения на опасном участке буксира. Я тоже смотрю за ним, а наблюдает ли он за буксиром.
Далее с юта захожу в надстройку и оказываюсь внутри отсека механизмов движителей гребных колес. Остановившись у начищенных до золотого блеска поручней ограждения, смотрю на мерное движение огромных рычагов и колес маятников колесного движителя. Словно железный монстр шевелится в глубине отсека. Вокруг чистота и порядок, рядом с блестящими воронеными, обильно смазанными механизмами соседствуют надраенные латунные детали и белоснежная окраска стен.
Спускаюсь по трапу в глубь отсека механизмов и открываю дверь в машинное отделение.
Здесь царствует механик и машинный телеграф, звонки которого обращают внимание на изменение хода машины. Механик сидит за небольшим столиком, перед которым висит разрез буксира. Справа от него на переборке, словно головы змей, с потолка подходят переговорные трубопроводы. Широкий загубник и металлический свисток служат для переговоров и вызова на прием команд и сообщений. Три переговорные трубы обеспечивают связь с рубкой, кочегаркой и ахтерпиком, в котором размещена рулевая машина.
Слева от переговорных труб у машинного телеграфа сидит моторист. Сидит – это символически. Слышится звонок машинного телеграфа, и моторист, только что проверяющий какой-то манометр, подбегает к телеграфу, переставляя в соответствующее положение ответные стрелки, далее подбегает к переборке за спиной и двигает один из рычагов. Машина изменяет тональность оборотов. Несколько постукиваний по стеклу манометра, и он уже подбегает к свистящей переговорной трубе с мостиком. Вынимает свисток и прислушивается к замечаниям капитана – о медлительности изменения оборотов. Обычная работа машинного отделения.
Дверь из машинного отделения далее ведет в котельное отделение – кочегарку, оттуда доносится лязг дверки топки. Раньше этот пароход в своих топках сжигал уголь, превращая работу кочегаров в каторгу, теперь уголь сменен на мазут, но в кочегарке все равно – как в аду.
Из щелей дверцы топки рдеет красный свет. Заходя, вижу, как кочегар открывает дверцу топки и смотрит на пламя горелки. В топке бушует белое пламя, гул горения форсунок похож на гул взлетающего реактивного самолета. Из дверцы печи обдает жаром, чувствующимся даже в нескольких метрах от нее. Кочегар, посмотрев в топку, сразу же отвернул лицо в сторону, чтобы не обжечь глаза. Закрыв дверцу, автоматически смотрит на стрелку манометра. Висящий на веревке чайник с водой выполняет функцию небольшого душа, ополоснувшего лицо и оголенный торс кочегара. Падающая на деревянную решетку рыбин вода почти мгновенно начинает парить. Еще одно рассчитанное движение, и матрос оказался у решетки вентиляционной трубы – самое прохладное место в кочегарке. Сидевший ранее там молодой трюмный поднялся с деревянной скамейки, подхватил чайник и тут же наполнил его из крана пожарной системы.
Тело не остается безучастным к жаре и выделяет потоки пота. Майка под кителем мгновенно становится мокрой. Несколько шагов обхода по кочегарке, и я с поспешностью покидаю сердце корабля. Далее, идя наверх, забегаю в каюту переодеться. Осенняя погода и ходовой ветер не жалеют людей, не следящих за своим здоровьем.
Переодевшись и утеплившись, поднимаюсь в капитанскую рубку – царство старого уже, с седой головой капитана буксира – старшего лейтенанта Сергеева (его уместнее называть Иванычем – так к нему все и обращаются).
Иваныч, надевший на себя брезентовый плащ, стоит у левого ограждения рубки, внутри которой рулевой крутит вправо и влево огромное деревянное рулевое колесо.
Ходовой мостик представляет собой огороженную леерным ограждением площадку. На леера натянуто узкое и длинное брезентовое полотнище, защищающее нижнюю часть тела от продувания ходовым ветром и брызг.
В рубке, на витых крючках, висят три брезентовых плаща. Надеваю один плащ, смотрю на показания магнитного компаса, ход машинного телеграфа и створную обстановку канала. Выхожу на мостик к Иванычу. Наверху на рубке несет вахту сигнальщик. В это время матросы служат даже не годами, а почти пятилетками и относятся к службе не спустя рукава.
Молча пристраиваюсь на деревянной банкетке, рядом с капитаном, и рассматриваю береговую обстановку. Ходовой ветерок движущегося со скоростью 10 километров в час (почти пять узлов) буксира приятно обдувает лицо – это вам не машинное отделение. Спокойствие и уверенность в себе царит на мостике.
Так, под мерное шлепанье по воде гребных колес, началось мое следование к пункту назначения – к дунайской жемчужине, городу Измаилу.
Спустя час завтрак в кают-компании собрал всех офицеров и старшин за общим столом. На переходах построений по подъему флага не производят, поэтому все временно приписанные к судну пассажиры могут себе позволить расслабиться, посидеть после приема пищи за общим столом и поговорить на общие темы.
Самая интересная тема, объединяющая всех и вся, – это международные новости. Буквально каждую неделю за границей огромной страны что-то происходит. Больше года в Европе, Африке, Китае и на Тихом океане идет война.
Раньше взгляды населения всей страны были прикованы к новостям из Испании, потом из Китая и Монголии, где было огромное количество наших военных, в роли советников или даже участников боевых действий. К примеру, в республиканских портах, среди черноволосых и смуглых средиземноморцев мог оказаться испанец Педро (Петр, по-нашему) с голубыми глазами и белокурой шевелюрой истинного русака. Сколько водителей грузовиков в 1937–1938 годах колесили по китайским дорогам, которые своим малорусским выговором ставили в неловкость переводчиков? Что же это за слова такие в русском языке – «віддати» или «розуміеш»? Малороссы, общаясь друг с другом, эти слова даже не замечают, а в словаре их нет.
Газеты наполнены репортажами о победах китайских коммунистов в войне с японцами – в битве ста полков, сообщениями о налетах немецких пикировщиков на города и корабли Англии.
Ненавязчиво обращаю внимание Петра и остальных присутствующих на авиацию немцев.
– Павел, а ты обратил внимание – чем немцы воюют?
– Так это и так видно – подводные лодки и бомбардировщики, – высказался Нечипайло.
– Немцы используют пикирующие бомбардировщики Ю-87 с какими-то сиренами – в газете написали, по Ю-87 и Ю-88 пришло оповещение с их тактико-техническими данными.
– Ю-87 – очень медленный, скорость 275 километров в час и всего с одной бомбой, его даже «Чайки» нашего капитана Коробицына запросто собьют, а вот Ю-88 имеет скорость 450 километров в час и несет аж четыре бомбы. Такой самолет наши бипланы – И-15бис и И-153 с их скоростью 380 километров в час – даже не догонят. Только Ю-88 не пикирующий, а обычный бомбардировщик – типа нашего СБ, – наконец сказал свое слово Павел.
– А что у румын есть? – продолжаю я расспрашивать.
– У них истребители PZL P.11 со скоростью 390 километров в час, аналоги польских Р.24, и на их же базе построенные легкие бомбардировщики IAR 37. Эти машины немного уступают нашим «Чайкам» в скорости, монопланы и имеют, как и у Ю-87, не убираемые колеса в обтекателях.
– Подожди, а нормальные, типа «юнкерсов», бомбардировщики у них есть?
– На совместных занятиях капитан Шило (командир истребителей) говорил, что на аэродроме Фокшаны, у границы, стоят только истребители и разведчики. В Будапеште есть даже бывшие польские «Лоси» – бомбардировщики типа нашего скоростного СБ, у них теперь тридцать самолётов Р.37. Нашим «Чайкам» трудно придется, если с ними встретятся.
– Все это так, одно непонятно, а вот почему немцы на таких тихоходных восемьдесят седьмых «юнкерсах» воюют, и англичане ничего с ними поделать не могут? Англичане, до них поляки с французами, что все дураками были и к войне не готовились? Или пушки и пулеметы у них хуже немецких.
– Опыта много набрались, воюют уже больше года. Вот и бьют всех в хвост да гриву, – добавил механик Слава.
– А ты, Павел, что скажешь? Ты же у нас главный по противовоздушной обороне на корабле! – пытаюсь заставить подумать своего подчиненного. Мне в ближайшем будущем нужен не просто исполнитель и подчиненный, а настоящий сподвижник.
– Так тут и так все понятно: они же пикирующие бомбардировщики. Значит, атакуют настолько хорошо, что одна бомба сброшена и сразу попадание. Им главное – эту бомбу сбросить, а потом, когда отбомбились, они уже никому не нужны. Истребители врага за другими гонятся, чтобы бомбардировку не допустить.
– А чем же пикирование отличается от обычной бомбардировки? – задаю опять Павлу вопрос.
– Это когда бомбы кидают не с горизонтального полета. Мы стреляем по конусу, буксируемому за У-2, изображающем горизонтально летящий бомбардировщик. Словно он там кого-то атакует, а мы его обстреливаем сбоку.
– Летчик наводит свой самолет на цель, разгоняет его до максимальной скорости в пикировании и отпускает бомбу, которая потом летит почти по траектории прежнего движения самолета. В момент отпускания бомбы летчик уводит самолет в сторону. Только для этого ему надо подняться повыше и зайти в пике на цель.
– Молодец, Павел, ты правильно сказал. Правда, есть еще один вопрос. Если все так просто, то почему англичане ничего с этими самолетами сделать не могут. Ведь у капиталистов оружия и пулеметов, и пушек зенитных тоже много.
– Не знаю, Иван Александрович, надо с нашими летчиками поговорить и посоветоваться.
– Вот придем в базу, с делами разберемся и съездим к ястребкам. А пока я был в госпитале, в газете нашел статью, где говорится, как немцы пикировали на Лондон.
Читаю выдержку из газетной статьи:
– «…летящая в небе девятка самолетов, километрах в пяти от земли, еле заметная в вышине, образовала в воздухе круг. Ведущий самолет с переворотом через правое крыло вышел из карусели, постепенно ускоряясь с жутким ревом, начал падать к земле. Бомбардировщик, стремительно увеличиваясь в размерах, по наклонной устремился к цели – баржа на Темзе. Когда стали хорошо различимы обтекатели неубирающихся колес, самолет, выбросив бомбу, стрелой устремившейся к цели, словно по дуге огромной окружности начал выходить из падения. „Юнкерс“ почти у самой поверхности реки вышел из падения, а брошенная им бомба, попав в баржу, за одно мгновение скрыла судно с речной поверхности…
Вокруг кружащихся в небе самолетов встают и опадают разрывы зенитных снарядов, а те продолжают свой хоровод, сбрасывая из своего круга летящих друг за другом хищников. Словно заговоренные летят они к земле, сопровождаемые трассерами очередей зениток, обгоняя несущуюся к ним опасность. Наконец неожиданно, словно случайно, на предпоследнем летящем к земле самолете сошлись трассы зенитчиков. Вспышка пламени бросила к земле горящие обломки…»
– То вони їх все ж збивають, – вымолвил Нечипайло.
– Да вот так и сбивают – неожиданно!!! – добавил свой голос Слава.
– Вот вы смеетесь, а тут смотрите: один вылет, одна атака, одна цель – мгновенная победа. Если в наш корабль такая бомба попадет – нам тоже не сладко будет, – задумчиво произнес Петр.
– Да ты посмотри, сколько по немчуре стреляло. Пушки и автоматы зенитные, пулеметы, как наши, наверное, а только один из девяти самолетов сбили, – продолжил свои мысли Павел.
– Правильно, Павел. Трудно будет их сбивать. Да и мы-то когда их сбить сможем? Только когда они у земли. А они уже бомбы-то и сбросили. Вот в чем проблема.
– А как это пушки их сбить не могут, там же у них приборы специальные есть? – задал вопрос старшина с буксира.
– Непонятно. Надо будет у наших зенитчиков спросить. Из 46-го дивизиона, у Шило или Кашинина, – заметил нерешительно Петр.
– Тут я могу помочь. Современные приборы управления стрельбой используют векторные прицелы, которые считают, что самолет летит… с какой, Павел, скоростью?
– Постоянной.
– Правильно. А пикировщики на цель, что делают?
– Падають, – вставил свое слово Нечипайло.
– Правильно – падают на цель, с постоянным ускорением. Когда самолет на высоте пяти километров, он летит со скоростью 280 километров в час, а когда бомбу сбрасывает, у него уже скорость увеличится, раза в два больше станет, наверное. Надо у наших ястребков будет уточнить, – вот так объяснил я простую истину окружающим. – Получается, «юнкерсы» все время как бы обгоняют зенитчиков противника. Зенитчики ставят скорость триста, а пикировщики уже разогнались до трехсот пятидесяти. Вот трасса сзади или ниже их и летит. Зенитчик увидел, что трасса прошла мимо, поставил скорость четыреста, а самолет уже пятьсот километров в час набрал. И вновь очередь пойдет мимо – опять не успеет. Вот и получается, чтобы попасть, надо надеяться на случай или новые правила стрельбы придумать. – Объясняю в первую очередь своему артиллеристу, вдалбливая необходимость думать по-новому.
– А що тут думати, треба траси кулеметов зводити. То як на муху у гальюні хлопці дзюрчали. Сидоров аж штанці замочив, тепер картоплю на камбузі чистить. Нехай тренерується, – вновь выдал Нечипайло.
Вся кают-компания сотряслась от хохота. Я смеялся не меньше. И главное – мой старшина настолько просто определил главное правило стрельбы по низколетящей скоростной цели: наведение очереди на цель непрерывной трассы.
В нашей реальности, через несколько десятков лет в арабо-израильском конфликте скорострельные автоматические пушки, стреляя непрерывной очередью и ориентируясь по собственным трассерам, наконец создадут условия для невозможности атак пикировщиков на морские цели. Догоняющая или встречающая трасса, длинной очереди, заставит авиаторов создать новую тактику нападения, удалив из тактических расчетов целый класс самолетов. На смену пикировщику придет управляемая авиационная бомба и ракета воздух-земля.
– Я так понял, что наш старшина предлагает стрелять по пикировщикам не только с помощью прицела, а еще и совмещая очередь трассы с целью, словно догоняя ее или упреждая. Правильно? – спрашиваю я.
– Так это ж, сколько патронов потратить придется и еще каждый второй патрон с трассером должен быть. Да и цель такую еще придумать надо, это же не по конусу стрелять. – В Петре я, кажется, не ошибся, думающий у меня артиллерист.
– Надо стрелять по падающей цели – по сигнальной ракете к примеру. А очереди по ней наводить.
– Так в нее никто не попадет, как стрельбу будем оценивать. – Петр грамотно оценивает организационные вопросы стрельб.
– А как стреляем по невидимой цели? Попали в квадрат сто на сто, есть воронка, значит, засчитываем попадание. Так и тут. Несколько наблюдателей смотрят и говорят – очередь догнала ракету или нет.
– Да, так, наверное, можно оценить стрельбу, – соглашается Петр. – А как будем тренировать комендоров. Прежде чем стрелять, надо же еще на чем-то тренироваться. – Вновь показывает профессионализм мой подчиненный.
– Пикировщик имитировать можно. Протянем от мачты к юту выброску, тросик, на него подвесим грузило, по форме напоминающее самолет. Сигнальщик отпускает макет, а тот, ускоряясь, падает вдоль выброски. Наводчики макет сопровождают и имитируют стрельбу.
– А как проверять будем? Все сразу доложат, что попали и сопровождали.
– Ничего. Во-первых, сигнальщик с помощью лески сможет макет притормаживать или останавливать. На остановленный макет комендор наводит ракурсный кольцевой прицел, а ты или я всегда сможем, заняв его место, убедиться в правильности прицеливания. Как думаешь, должно получиться?
– Такое возможно. А как проверить, как цель сопровождают?
– А туточки вже будемо робити по-нечипайловськи – дзюрчати.
Снова хохот сотряс кают-компанию.
– Что, мух гонять? Всем экипажем?
Хохот повторяется.
– Та шо цэ ви хлопці. Товарищу командире, тож я шуткував.
Кают-компания продолжает сотрясаться от смеха.
– Та ни, Нечипайло, не дзюрчати. – От смеха трудно говорить. – Сделаем, используя пожарную систему, несколько тонких рукавов и стволиков, как у пожарных стволов. Прикрутим их к блоку стволов пулеметных установок, и комендоры будут струей воды стремиться сопровождать макет цели. Так и получится – имитация непрерывной трассы. Но способ стрельбы теперь уж все равно останется нечипайловским дзюрчанням.
Вновь дружеский смех и похлопывания старшины по спине от участвующих в разговоре наполнил помещение. Да, такое не забывается. Думаю, что не пройдет и двух дней, а слух о сути нового способа стрельбы, с комментариями, разойдется по флотилии.
– Только этого все равно мало. Есть еще одна проблема, если смотреть по нашему кораблю конкретно, – пытаюсь довести до Петра еще одно понимание. – Вот скажи, артиллерист, на какой дистанции наши зенитные средства могут поражать самолеты с металлическим, а не деревянным корпусом?
– Винтовочная пуля до полутора километров сохраняет убойную силу, а пробивает самолетный корпус до восьмисот метров, а если есть бронирование, то и на пятьсот метров может ничего не сделать, – ответил Павел. Мимика его лица, после собственного высказывания, показала его собственное удивление по узнаванию моего следующего вопроса и его ответа на него.
Учат морских офицеров хоть и не по конкретной специальности. Все выпускаются в это время вахтенными офицерами. Деления на профильные факультеты еще нет. Учат всему – штурмании и артиллерии, минам и судостроению, еще и общеобразовательные факультативы на самом высшем уровне.
– Иван Александрович, я понял, что вы хотите сказать. Получается, что на высоту пять километров мы стрелять не можем, а когда они бросят бомбу – уже будет поздно. Наши пулеметы будут стрелять, слишком малый период времени – с 800 метров до 400 метров самолет будет лететь секунды четыре-пять, за это время пулеметчики всего по пятьдесят патронов успеют выстрелить.
– Вот видишь, теперь ты понял, отчего я пришел в волнение, прочитав и осмыслив эту статью. Фактически наш корабль беззащитен перед «юнкерсами». Думаю, придется срочно заняться усилением нашей подготовки, экипажа и корабля, к борьбе с таким противником, – объяснил я свое беспокойство.
– Получается, кораблю надо получить такие зенитные пушки и пулеметы, которые позволят стрелять дальше, дольше и эффективнее. Наши 45-миллиметровые башни теперь тоже не эффективны, ведь они заряжаются одиночными выстрелами, а не кассетами, как современные зенитки. Так что же будем делать? – заволновался Петр.
– А вот это уже другой вопрос, и пока здесь он обсуждению не подлежит. Придем в базу, там и уточним планы. Посоветуемся с зенитчиками и истребителями, начальником ПВО флотилии, доложим предложения командованию. А там видно будет.
Мой трехсуточный марафон по складам тыла флота, магазинам города и бессонные ночи остались позади, теперь можно позволить себе отдохнуть и собраться с мыслями, подвести итоги почти недельного пребывания в этой реальности. Сам факт моего появления здесь уже должен к чему-то привести. Не думаю, что это мое прошлое, так как я не собираюсь через несколько месяцев оставаться безучастным к своей гибели и еще пятидесяти пяти членов экипажа. Мои знания остались со мной. Так или иначе, а кое-какие знания и приемы будущего уже сейчас можно провести в жизнь. Нет необходимости в целом годе боевых действий и гибели кораблей с экипажами, чтобы получить нужные знания и опыт.
Через семь месяцев развернутся такие события, которые спишут все мои николаевские аферы. После потери Николаева архивные данные всего, что взято со складов флота и города, затеряются или будут уничтожены. Да самые настоящие аферы.
В этом времени еще нет того уровня коррупции и учета конца существования Союза. Скорость движения документации и средства связи не позволяют мгновенно уточнять вопросы типа «а имеет ли проситель с документами и печатью право на получение чего-либо». Тем более меня в Николаев и послали для того, чтобы я на месте мог получить что-то из имущества на складах и сразу же заверить документы круглой печатью.
Корабль третьего ранга, а монитор из их числа, имеет право юридического представительства своего государства. Для этого каждый корабль третьего ранга и выше имеет комплект печатей – начиная от круглой гербовой печати с собственным номером войсковой части и кончая штампом «Оплачено». Такой комплект печатей был обнаружен мной в кармане кителя, аккуратно собранный в тканевом мешочке.
В итоге, обнаружив такой подарок судьбы, я тут же решил провернуть самую настоящую аферу: получить на корабль не имеющее к нему отношения оружие, боеприпасы и имущество. В помощь взял своего командира артслужбы Кручинина.
Ранее полученная для флотилии «полуторка» была с помощью какой-то матери запущена. Несколько поездок по кругу внутри завода позволили освоиться с вождением этого грузовичка. Далее, посадив в кабину Павла и четырех матросов из пополнения в кузов, начал колесить по городу. Заехали в ближайший магазин, в котором купили пару ящиков коньяка, а далее в тыл флота.
Вначале заехали в отдел вооружений. Познакомился с начальником отдела, представился как представитель флотилии – посланный за необходимыми флотилии припасами и оружием. Извлеченная из портфеля бутылочка коньячка и неприхотливая закуска из сала с огурчиками сразу разрядили атмосферу. Пока мы с начальником отдела пили чай, мой лейтенант и девушка из отдела разобрались с учетом и сделали комплект документов на получение оружия и боеприпасов к нему. Я только тут же, в кабинете начальника, ставил штамп на заявке и печать на нарядах. Заказы слегка удивили Сергеевича, однако не выходили за рамки, возможно, необходимых флотилии. Тем более что все тут же обосновывалось, для чего заказывалось то или иное наименование.
Ну, кого удивишь получением полутора десятков лафетов тумбовых, компрессоров гидравлических и накатников пружинных к 76-миллиметровой зенитной пушке Лендера, образца 1914 (индекс 8-К), снятых с производства шесть лет назад и лежащих на складах без потребности. Старье, оно уже никому не нужно.
Немного удивили заказанные по два десятка 12,7-миллиметровые авиационные пулеметы ШВАК (темп стрельбы 700–800 выстрелов в минуту), серийно производимые с 1935 года, и 20-миллиметровые авиационные пушки ШВАК, образца 1935 (темп стрельбы 800 выстрелов в минуту).
Узнав, что в нашей флотилии есть 96-я отдельная истребительная эскадрилья ВМФ, якобы это вооружение и боеприпасы берутся для истребителей И-153бис (только в этот момент истребители флотилии имели на вооружении по четыре пулемета 7,62 мм), начальник отдела пошел навстречу. Так как истребители стреляют и расходуют огромное количество боезапаса, а ближайшие наши склады снабжения – это Одесса и Николаев, то по мелким партиям гонять судно невыгодно, поэтому боезапаса на эти пулеметы и пушки я также взял не мало.
Вторая бутылочка коньяка позволила рассказать о том, что у нас во флотилии нет зенитных прожекторов для нашего 46-го отдельного зенитного артдивизиона, а так как флотилия базируется на нескольких базах, то для каждой зенитной батареи дивизиона надо по отдельному прожектору. На всякий случай не помешает иметь нам и кое-что в запасе.
Зенитных автомобильных прожекторных станций типа 3-15-4Б (дальность действия луча до 12 километров и осевая сила света: 650 миллионов свечей) нет, но флотская смекалка не подвела, тем более я предложил, чем их возможно заменить.
На складах были прожекторы для корабельных башен 406 миллиметров (башни МК-1). Башенный цех завода № 198 в Николаеве, из-за отсутствия карусельного станка, в начале 1939 года сорвал заказ-задание на выпуск башен МК-1. В связи с прекращением строительства линейных кораблей типа «Советский Союз», которым это оборудование и предназначалось, в тылу флота нашлись визиры 1-Н, имеющие синхронную связь с манипуляторными колонками двух 120-сантиметровых боевых прожекторов ПЭ-Э12.0–1 с силой света в 490 миллионов свечей. Не будет у меня светового луча на двенадцать километров, для моего замысла и восьмикилометровой дальности действия луча хватит. Выделили для дунайских моряков аж три прожектора с визирами и комплектами оборудования.
Для установки зенитного прожектора на каждый монитор было решено использовать лежащие на складах еще с царских времен прожекторы Манжета, диаметром 75 сантиметров, с электрическим дистанционным управлением, предназначенные для боевого освещения целей ночью и ранее используемые на крейсерах типа «Аврора» и броненосцах типа «Бородино». Эти раритеты имели дальность освещения – три мили (более пяти километров), около ста миллионов свечей осевой силы света! Такого старья мне на радостях выделили десять единиц и еще полтысячи угольных свечей к ним.
Я обрадовался, и мгновенно два ящика коньяка перекочевали из кузова грузовика в кабинет начальника отдела вооружений тыла Николаевской ВМБ. Охране сказали, что привезли бутылки с зажигательной смесью.
Целый ящик подарил моему новому другу – Николаю Сергеевичу.
Второй ящик вызвал явное недоумение.
– Говорил один ящик, а притащили два, в чем дело?
Так как мы оба уже довольно легко понимали друг друга, то разговор о том, что мне надо еще кое-что, ну совсем немного, выписать и получить в отделе электромеханического снабжения тыла, протекал плавно.
– Я же должен думать и о наших механиках!
Телефонный звонок, и начальник отдела снабжения механиков оказался в гостях у начальника отдела вооружений. Не прошло и пяти минут, как механик тыла присел за столик, получил в распоряжение ящик коньяка и выставил бутылочку на стол.
Теперь уже мне пришлось объяснять необходимость иметь в наличии для флотилии таких простых вещей, как несколько десятков баллонов высокого давления (двух-, трех- или пятилитровых), десяток редукторов в комплекте с кранами к ним, а также кислородных ребризеров замкнутого цикла с десяток – тех, что на подводных лодках используют, и приборов ИСА, для борьбы с пожарами в задымленных отсеках. Для показного учения и установки, мол, противопожарных систем.
– Нужен нам и сварочный аппарат с ацетиленовой горелкой, и пяток электрогенераторов, к примеру с трактора «Сталинец 60» или с 65-го. Новые прожекторы, установленные на «полуторках», надо электричеством запитывать? Надо. Вот и поставим дополнительные генераторы. На кораблях, вообще, новые посадочные места и крепеж делать под прожекторы и аппаратуру, рубку слегка переваривать. В Измаиле пока у нас даже мастерской еще нет, недавно стали базироваться. В общем, что дадите… А еще нам нужен движок для глиссера – от любого старенького самолетика морской авиации – даже с «Р-1» пойдет или «Фармана» какого-либо, главное, чтобы пропеллер был. Там у нас тьма болот и только на глиссере пройти можно. А то, что мотор от царя гороха и авиаторам уже не нужен, то нам и хорошо, глядишь – потом еще парочку возьмем.
Втроем перейдя в новый кабинет и попив там чайку до полудня, удалось выписать кучу нарядов, созвониться с начальниками складов и получить зеленую улицу на получение имущества.
За пулеметами и боезапасом к авиационным пушкам пришлось ехать на склады морской авиации, и только своя машина помогла успеть в срок.
В николаевском магазине на оставшиеся деньги выкупил белый шелк, шелковую нить и страшный дефицит – трое солнцезащитных очков.
