– Зависит от сколько законов мне нужно нарушить!?
– Ни одного – верните Алисе Родхельм её препараты, я потом подпишу бумаги…
– Умываешь руки? Уже? Я думал ты нашла что-то…
– Я тоже так думала…
…
– Хорошо Лиз, как скажешь, она твоя пациентка в конце концов.
Барри Стоун уже заканчивал обход, когда из заметил, что в коридоре, где он только прошёл погас свет, он обернулся, выругался и выхватив фонарь пошёл к щитку – такое иногда случалось, обычно в сильную грозу. Здание хоть и было новым, но с проводкой творилось чёрте-что. То камеры выключатся, то магнитные замки откажут.
– Тоже мне режимный объект пробормотал охранник, прикусывая прорезиненную ручку фонарика.
Он потянулся к щитку и этот момент его шею что-то укололо. Перед глазами всё расплылось, и старик осел на воняющий хлоркой пол. Пластиковый колпачок от иглы прокатился по плиткам в свете выпавшего фонаря отбросил длинные тени.
– Алиса проснись… – рука в синей латексной перчатке легонько коснулась плеча девочки.
Алиса пробурчала что-то во сне и отвернулась.
– Никта?
– Да – раздалось из-под кровати.
– Я слушаю тебя Лизи – донеслось из правого угла.
– Я тебя вижу доченька… – из тени под окном.
– Почему ты выбрала её? Я так долго тебя искала…Так долго… Что едва не сошла с ума…
– Ты чудовище Лизи. Безжалостная холодная расчётливая. Ты всё что я хотела сказать этому миру. И намного больше.
– И всё же я не она?
– Я не понимаю мама… Я старшая из твоих детей, я проросла сквозь это тело как сорняк сквозь бетон, я шла и в следах моих застывала их кровь… Смотри как ярки мои цветы – Элизабет Эр Кейн, психотерапевт высшей категории высыпала из ладони бело-розовый жемчуг. Зубы с мягким стуком просыпались на одеяло Алисы Родхельм.
– И всё же я не она? Что это значит, мама?
Элизабет упала на колени и на её колени посыпались горячие злые капли.
– Милая Лиз… Взгляни на свои цветы, они ведь не принадлежат тебе… Ты сорвала их, когда должна была сеять. Бездомный старик, обслюнявивший напоследок полосатую шапку, измученный раком мальчишка, споткнувшийся в метро у желтой черты, захлебнувшийся в собственной ванне беспомощный инвалид, несчастная сиротка, из-за ошибки неопытного врача умершая во сне от передозировки. Мир переполнен твоей любовью, потому что люди больше не узнают имена моих чудовищ.
Чьи-то тёплые руки мягко обняли Элизабет Кейн за шею.
– Раньше мы учили людей отличать свет от тени, но теперь…
Теплые руки на её шее напряглись. Вдруг стало очень трудно дышать.
– Теперь я должна учиться у них, потому что больше не вижу света…
Голые ноги обхватили корпус Элизабет повалив хрипящую на мягкий пол.
Тонкое костистое запястье ловко протиснулось под подбородок и сдавило трахею.
Во тьме зажглись ослепительно холодные фиалковые глаза.
Ухоженные тонкие и сильные пальцы цеплялись за воздух, за светлые ломкие локоны, бесцельно скребли искусственную кожу. Над ухом раздалось глухое звериное урчание.
– Теперь это их мир, мир, где я мать чудовищ должна стать углем, в кромешной мгле.
Красивое печальное лицо, обрамлённое призрачным ореолом, склонилось над ней. Так близко. Этот холод обжигал. Сквозь угольную тьму омутов глумливо скользили длинные искры давно потухшего костра.