Игорь Озеров
На Калиновом мосту
– Не хами, – обиделся Эдуард.
– Ладно‑ладно. Но все равно мне кажется, что это подстава. Думаю, нас хотят вывести из игры и поставить здесь, в России, на наше место кого‑то другого.
– Так сложно? Могли бы придумать варианты попроще. В конце концов, просто сказать и мы бы сами с радостью переехали в теплые края, – Эдуард обиделся теперь на Каупермана, не поверив, что Доктор не может с ними поступить так по‑хамски. – Никто нас убирать не будет. Мы столько для них сделали. И к тому же мы иконы российского либерализма – просто нас не уберешь.
– Не обольщайся. Нас под Большим Москворецким мостом утопить – это народу праздник устроить. Поэтому нас и берегут, как балласт на воздушном шаре. Чтобы сбросить в самой критической ситуации. Народ отвлечь.
– Не выдумывай. Это задание подтверждает, что нас очень ценят. И почему ты решил, что нас все ненавидят? Все опросы показывают…
– Ненавидят потому, что живем хорошо, – оборвал его Михаил.
– А им кто мешает?
– Они думают, что мы с тобой и мешаем. А на самом деле – лень и трусость. Чтобы хорошо жить, смелость нужна.
«Почему моя семья всегда хотела блага для этой страны, а в ответ получала лишь ненависть?» – подумал глава финансового контроля Горемыкин. Он вспомнил черно‑белые старые фотографии с митингов рабочих, специально организованных после суда над его прадедом. Рабочие в первых рядах держали плакаты с лозунгами: «Пристрелить этих бешеных собак», «Смерть английским шпионам». А его прадед всю жизнь посвятил улучшению жизни этих самых рабочих. Он даже сидел в царской тюрьме, был в ссылке в Сибири и много лет вынужденно жил в эмиграции в Швейцарии и Италии. В детстве Эдик и сам часто ощущал эту зависть и скрываемую ненависть своих сверстников, которые видели, что в школу его отвозит правительственная «Чайка».
– Им всегда кто‑то мешает жить хорошо, – поддержал он приятеля. – То царь‑батюшка, то Сталин, то Брежнев, а теперь вот мы. Может, Сталин был прав с лагерями: только так их можно заставить работать и не воровать, – зло сказал Эдуард.
– Ты аккуратнее с такими комплиментами, – рассмеялся Михаил Борисович. – Ты же либерал. Ты Сталина должен ненавидеть.
– А я и ненавижу. Он моего деда в 37‑ом к стенке поставил.
– А скольких твой дед до этого к стенке поставил? – ухмыльнулся заместитель премьер‑министра.
– Это к делу не относится. Время такое было, и Сталин был прав: быдло надо в трудовые лагеря загонять. Но вот элиту ему было трогать не надо.
– То есть таких, как я, из рабочей семьи, надо было в лагеря, а таких, как ты, в Лондон?
– Какой Лондон?
– Ты дурачком не прикидывайся, – вдруг разозлился Михаил Чернуха. – Если бы он твою элиту не трогал, она уже тогда всю страну продала бы и на Запад убежала. За этим их сюда оттуда и прислали. А Сталин своих коллег‑революционеров хорошо знал. Только мало он ваших большевиков‑ленинцев на тот свет отправил. Еще бы пару лет и может действительно придушил бы и вас, а потом и Запад ваш вместе с этими Кауперманами.
– Это ты сейчас поменьше языком трепи, – так же резко ответил Горемыкин. – А то Кауперман тебя быстро опять нищим сделает.
– Надоело его бояться. Его время прошло. Мы ему сейчас можем ракету прямо в форточку прислать. Пора плюнуть на всех этих Кауперманов. Мы и сами можем свое стадо стричь, ни с кем не делясь…
– Идиот ты, Миша. Был идиотом и помрешь им. Он нас раздавит легче, чем клопа… Вместе с твоими ракетами.
– Почему это?
– Из гнилых досок и кривого кирпича дом не построишь.
– Это ты про наш народ?
– А то про чей же… А ты что кипятишься? Патриотом вдруг стал?
– А почему бы и нет? У нас свой культурный код. Толстой, Достоевский…
– Ты откуда слова‑то такие знаешь? – ехидно рассмеялся Герман. – Телевизор посмотрел? В том‑то и беда, что код этот бракованный. Тот же Достоевский всю жизнь мечтал старуху ограбить, а деньги в рулетку в европейском Бад‑Хомбурге просадить. А Лев Николаевич праведником стал, когда всех своих крепостных девок перепортил. А перед смертью оба так перепугались своих грехов, что к богу приползли – хоть маленькая, да надежда…
– То есть ты не веришь в бога? – вдруг очень серьезно спросил Михаил.
– Будто бы ты веришь? – удивился вопросу Горемыкин.
– Я верю. Но не в того юродивого, которого жрецы придумали, чтобы народ утешать. А того, который создал человека. Сильного, смелого, решительного. Не отягощенного понятиями греха и несуществующей морали, который твердо знает, что сила – это хорошо. А слабость и сострадание – это смерть. Такого человека он задумал и сотворил. А это жалкое подобие, чем является человек сейчас, создали попы, чтобы им народом управлять легче было. А цари их поддержали.
И как только он закончил свою речь, зазвонил телефон.
– Опять Кауперман, – поглядев на экран, шепнул Эдик и взял трубку.
– Я забыл вам сказать о маленьком бонусе. Ну и о том, что будет, если вы не выполните мое поручение. Если коротко: справитесь с заданием, получите в награду вечную жизнь. А не справитесь… – Кауперман закашлял где‑то далеко‑далеко, – не справитесь, то сдохните вместе с остальными.
* * *
Доктор Кауперман конечно неслучайно выбрал этих людей для своего плана. Старого Доктора мучила совесть. Сколько людей выберут его «Рай»? По прогнозам не больше миллиарда. Это около десяти процентов. Больные, старые, отчаявшиеся. Остальные просто не поверят. Не поверят потому, что слишком необычной и чудовищной для них покажется правда. И что с теми, кто не выберет? Оставить их жить в этом мире? Но они угроза… Когда они узнают о проекте, о спрятанном в Антарктиде «Рае», они непременно найдут его и уничтожат: так уж устроен человек. «Я сделал все что мог. Я дал им выбор. Что я еще могу для них сделать? Но если кто и должен зачистить оставшийся мир, пусть это будут русские».
Может оттого, что он сам иногда не верил в свой проект, Кауперман подсознательно искал крайних на случай неудачи. Тех, на кого можно будет повесить вину. Он вложил много денег, чтобы сделать из России образ зловещего Мордора, а русских представить миру, как безмозглых орков, которые ненавидят эльфов западной цивилизации. Поэтому теперь, в случае необходимости, легко можно заставить всех поверить, что это именно они хотят уничтожить весь мир. Уничтожить без всякого повода. Просто из‑за своей звериной ненависти к красивому, доброму и чистому.
Глава 8
Даже внутри здания аэропорта, где работали сотни кондиционеров, ощущалось, что за стенами тропики. Немного странно было смотреть на толпы возбужденных радостных туристов за несколько дней до предполагаемого конца света.
«Может плюнуть на все прямо сейчас, заехать за Янлин и уехать на маленький остров с белоснежным песком? И пусть весь мир летит в пропасть, – думал Иван, глядя на пальмы за окном. – Только Янлин я не звонил уже три месяца. Может ей и без меня есть с кем поехать… А еще теперь у меня Мария… Так что остров пока отменяется…»
Бесконечный траволатор в аэропорту китайского Гуанчжоу неспешно плыл вдоль панорамных окон. Здание специально спроектировали так, чтобы вид из них сразу поражал приезжающих. Из марева выхлопных газов тысяч автомобилей, смешанного с утренним туманом, как готовые к бою солдаты терракотовой армии, выступали разноликие гигантские небоскребы.
Но еще интереснее было внутри: огромные плазменные экраны и миллионы светодиодных огней ежеминутно меняли реальность вокруг. Сначала туристы оказывались на коралловом рифе тропического моря и плыли вместе со стаями разноцветных рыб. Неожиданно рыб сменяли гигантские динозавры, а булькающий кипящей лавой пейзаж пугал своей потрясающей реальностью. Динозавров сменяли фантастические драконы и первые дворцы китайских династий. При этом изображения на экране может быть и были только изображениями, но водопад, падающий с каменистых заросших лианами скал в бирюзовое озеро в центре зала прилета, был настоящим.
Но даже, несмотря на то что брызги этого водопада падали на лицо, он, как и весь мир вокруг, казался ненастоящим, а быстро собранным макетом из какого‑то гигантского лего‑конструктора. Схожесть с конструктором добавляли запах пластика и дизайнерские решения оформления аэропорта. Будто бы большой ребенок спланировал так, чтобы было ярко, весело и богато.
Все это лишь ненадолго отвлекло Ивана от мыслей. Совершенно неясно было с чего начать, да и вообще что делать. Когда Иван выполнял какое‑нибудь задание в Китае, ему всегда оказывал поддержку бывший генерал китайской народной армии Джан Юн. С виду это был совершенно обычный китаец: старенький, маленького роста, очень скромно одетый и всегда с угодливой улыбкой на лице. Последнее время он отрастил узкую седую бородку и стал похож на дедушку‑монаха, сошедшего с древних китайских акварелей.
Но за этой невзрачной внешностью прятался один из лучших выпускников советской Военной академии имени Фрунзе. Многие десятилетия он был членом военного совета Китайской народной республики. Но в какой‑то период его отодвинули от руководства, и теперь на пенсии он работал в чудом сохранившемся со старых времен обществе российско‑китайской дружбы. Точнее числился смотрителем здания, принадлежавшего этому обществу, которое сейчас больше напоминало музей. Но даже на этом месте его влияние, благодаря сохранившимся связям, было очень большим.
«Бойся китайцев, дары приносящих, – говорил о нем Сергей Андреевич Вахромеев. – У китайцев другой менталитет. Они не считают обман конкурента чем‑то плохим и оскорбительным. Для них это просто один из способов вести дела».
Сегодня Джан Юн решил для Ивана проблему с транспортом. Арендовать машину в китайском аэропорту было невозможно. Но сейчас на стоянке его ждал серебряный Renge Rover Evoque, точнее его китайская копия Landwind X7.
Даже по звуку мотора было очевидно, что лошадиных сил вполовину меньше. И еще запах. Если национальное животное Китая – панда, то национальным запахом надо сделать ядовитый запах пластика.
Иван позвонил генералу, поблагодарил за автомобиль и обещал быть у него через 30 минут. Но на половине пути, увидев с высокой эстакады остатки старого города, передумал. Он резко притормозил, перестроился через два ряда, чем вызвал шквал раздраженных сигналов и свернул на маленькую улицу. Эта дорога вела в ежедневно сжимающийся, как шагреневая кожа, последний в Гуанчжоу хрущево‑трущобный район. Не то, чтобы он ностальгировал по унылым панелькам, которые сейчас активно сносили, чтобы освободить место ультрасовременным небоскребам, просто там жила и работала его хорошая знакомая Янлин. Фантастически красивая и воспитанная по китайским традициям строгой и очень уж правильной, она долго сопротивлялась его напору. А когда решила сдаться, то сделала это так, что Ивану показалось, будто он попал в древние китайские сказки. Год у них был бурный роман, но теперь все затихло. Поэтому Иван решил, что если конец света близок, то неплохо было бы попрощаться.
Иван много раз был в Гуанчжоу и всегда останавливался здесь в старом городе. Да, вокруг бегали крысы, было много мусора на узких улицах, но не воняло пластиком. Из бесчисленных уличных кафе разносились по кварталам живая китайская речь. Расплывались запахи жареного мяса и рыбы, свежего кофе и неизвестных Ивану специй, создавая пряный аромат древнего Китая.
Заехав в старый квартал, он почувствовал голод и теперь, окунувшись в этот праздник еды, не смог удержаться, тем более, что и без того узкую улицу рядом с рынком перегородила тетка с передвижной кухней. Конструкция была проста и немыслима где‑то, кроме Азии. К обычному велосипеду сбоку была прикреплена коляска, в которой прямо на ходу грелась дровяная печь. На ней кипела вода, и готовились манты, которые бабушка лепила прямо здесь. Несмотря на полнейшую антисанитарию, ее манты, необычно острые и с изумительным вкусом, пользовались большим спросом.
От нетерпения Иван быстро припарковал автомобиль поближе к стене, чтобы не загораживать проход для пешеходов, выскочил из машины и заказал у тетушки большую порцию.
В этот самый момент сквозь гул большой толпы он услышал негромкий взрыв, больше похожий на хлопок традиционной китайской петарды. Он мгновенно бы забыл об этом, но увидел, как вокруг его автомобиля начала собираться толпа. Китаец, стоявший к ней ближе всех, найдя взглядом Ивана, показал пальцем на что‑то произошедшее в салоне. Судя по тому, что он, да и все вокруг, засмеялись, произошло что‑то веселое. «У китайцев особенное чувство юмора», – подумал Иван.
Он рассчитался с хозяйкой, взял из ее рук прозрачный пакет с едой и поспешил к машине. То, что он увидел, его сильно озадачило. Кожа на руле была разворочена и болтались куски взорвавшейся подушки безопасности.
– Да, это совсем не Renge Rover. Китайцы‑китайцы! Если вы копируете вещи, то делайте их хотя бы более‑менее хорошо, – пробормотал Иван. А потом задумался: «Любопытно, подушка могла сработать из‑за неисправного датчика, но почему она потом взорвалась? Пиропатрон не той мощности поставили? Не слишком ли много брака, даже для Китая… Странно все это…»
Озадаченный, Иван поднял взгляд на толпу и заметил девушку, которая смотрела на него как‑то слишком внимательно. «Она просто европейка. А в этом районе европейцев мало, вот и смотрит на почти земляка. Ей же любопытно, что я буду делать». А делать что‑то было надо. Ехать к Янлин он передумал и, обрезав куски подушки взятым у продавщицы уличной еды ножом, поехал к генералу Джан Юну.
Отъехав десяток метров, сам не понимая зачем и почему, Иван остановился и оглянулся. Толпа расходилась, и девушки он больше не увидел. Иван вспомнил ее взгляд. «Нет. Не похоже на простое любопытство. Что‑то другое было в ее глазах».
Уже выезжая на магистраль, ему пришло в голову: «Если бы не заехал в старый город, то подушка взорвалась бы на трассе на скорости под сто километров на какой‑нибудь бесконечной эстакаде. Тогда бы я с вероятностью сто процентов куда‑нибудь врезался с паршивыми последствиями. И стала бы полиция потом разбираться, что было раньше: взрыв подушки или авария? Что за машину организовал этот старый китайский товарищ? Сейчас разберемся!» Он надавил на педаль и смешался с потоком куда‑то спешащих машин.
Глава 9
Чем больше Иван думал о взрыве подушки безопасности, тем очевиднее ему становилось, что это не заводской брак. Значит, кто‑то решил его устранить. А так как машину предоставил Джан Юн, то выходит, кроме него сделать это было больше некому.
Еще час назад Иван хотел все бросить и умчаться на тропический остров. А теперь ему стало интересно, зачем старому китайцу понадобилось портить отношения, которые он выстраивал несколько десятилетий. Значит все очень серьезно и важно. Иван представил, что мог бы сейчас лежать не на белоснежном хрустящем пляжном песке, а в каком‑нибудь китайском морге на холодном железном столе.
«Так вот вы какие, китайские друзья! – разозлился он. – Значит, генерал Вахромеев был прав. Для китайцев главное – это достижение своих целей. А товарищи‑попутчики лишь инструмент, который можно поменять в любой момент или просто уничтожить».
Вспоминая всегда крайне любезное, почти заискивающее поведение старого китайского генерала, Иван разозлился еще сильнее: «Сейчас я послушаю, что ты скажешь, старый хрен. Наверное, не думал со мной больше встречаться?»
Дом Дружбы находился в так называемом колониальном районе Гуанчжоу. Несколько шикарных кварталов отделили от остального города и быстро благоустроили, когда Китай в 19‑ом веке был оккупирован Британской империей.
Иван поставил машину в двух кварталах от нужного здания и пошел пешком. Вокруг были особняки в стиле ампир, традиционном для тогдашних европейских носителей гуманизма в дикие народы.
Для тех, кто не принимал новые порядки добрых западных миссионеров, всегда быстро находились пушки с картечью, концлагеря и расстрельные команды. Дворцы и замки и сейчас поражали своей роскошью. Массивные колонны ограждали высокие парадные двери от посторонних глаз. Вычурные лепные гирлянды на фасадах и наборных наличниках вокруг больших окон говорили о неожиданно свалившемся богатстве. И о том, что хороший вкус за деньги не купишь. Высокие ротонды и бельведеры, венчающие крытые позеленевшей медью крыши, намекали на желание возвыситься над окружающими. А с постаментов вокруг здания и с высоких карнизов на людей грозно смотрели охраняющие дворцы грифоны, горгульи и химеры, рассказывая всем, что их хозяева, как и все преступники, живут в постоянном страхе, понимая, что от расправы их не спасут ни высокие кованые заборы, ни мифические хищники.
«Рублевка, она и в Китае Рублевка, – вспомнив Россию, пришло в голову Ивану, – даже если английская».
Тех европейцев из Китая давно выгнали и сейчас в тени древних платанов и вязов гуляли туристы. Все это было очень нехарактерно для Китая и было больше похоже на театральные декорации к спектаклю о какой‑то чужой жизни.
На высоком каменном заборе Дома Дружбы висела гранитная табличка с текстом о вечной дружбе Китайской Народной республики и Советского Союза написанная на трех языках: русском, китайском и зачем‑то на английском. «Вечного ничего не бывает», – подумал Иван. Он нажал на кнопку вызова и чугунная калитка сама открылась. Через ухоженный сад вдоль красивого пруда с цветущими лотосами он прошел к крыльцу, где на ступеньках его ждал Джан Юн.
Иван хотел понять по лицу китайца, как тот отнесется к его появлению. Но быстро убедился, что это затея была бы абсолютно бесполезна даже для психолога‑физиономиста. Джан Юн как обычно излучал радушие, а глаза старого китайца светились искренней радостью от встречи.
– В машину, которую вы мне предоставили, кто‑то подложил взрывчатку! – резко сказал Иван. – Она только чудом не сработала на трассе. Если бы я не изменил маршрут, то, скорее всего, погиб бы. Не расскажите, любезный Джан Юн, кто так хочет меня устранить?
– Я вижу, что мой хороший друг сильно расстроен. А злость не самый лучший советчик. Смею предложить вам сначала отдохнуть и восстановить силы после долго перелета и неприятных событий, которые с вами произошли. А когда вы успокоитесь, мы вернемся к нашему разговору.
Иван решил, что китаец прав. Все произошло слишком быстро. Сначала вызов в Москву, непонятное задание, потом сразу перелет в Китай и здесь это покушение.
Он знал, что за зданием Дома Дружбы находится флигель. Что‑то похожее на клинику народной медицины, где еще в советские времена по китайским древним методикам восстанавливала здоровье партийная элита СССР. Сейчас, конечно, все изменилось, и часть флигеля занимала частная фирма, но кое‑что все‑таки осталось и использовалось для встреч и обслуживания редких гостей.
– Баня и массаж с ароматерапией – лучше средство чтобы восстановить ваше самочувствие. Оставляю вас под наблюдение наших врачей.
В саду у небольшого искусственного ручья их уже ждали две девушки в красных, расшитых золотыми цветами китайских национальная одеждах, сложив руки в приветственном жесте.
– Хочу лишь напомнить китайское правило, – хитро улыбнулся Джан Юн, – сформулированное еще в нашей философии мудрецом Лао‑цзы. Хорошие стремления стимулируют и вдохновляют, помогают мозгу хорошо работать, а достижение цели истощает. В конечном итоге цель неважна, главное путь к ней.
Уже через несколько минут, лежа на массажном столе, Иван понял, что имел в виду старый китаец. Девушки своими чуткими руками и иглами доводили его до крайнего возбуждения, а потом сразу остужали, не давая желанию победить все остальные чувства.
Через час, когда Иван, завернутый в махровый халат, пил ароматный чай, расположившись на низком диванчике, пришел Джан Юн. Иван заметил, как китаец быстро оценил его состояние и, прибавив свои личные наблюдения к докладу девушек‑врачей, остался явно доволен.
– Тому, кто участвует в деле – все потемки, тому, кто смотрит со стороны – все ясно, – пробормотал китаец себе под нос и потом произнес громче, – вот такие дела, Ваня…
– Вы это к чему?
– Я, Ваня, знаю, что ты торопишься, – Джан Юн перешел на «ты», показав, что хочет вернуться к прежним дружеским отношениям, – и поэтому перейду сразу к делу. Кто‑то очень хочет нас поссорить… И не только лично нас с тобой, но и два наших великих государства. Ты же знаешь их метод – разделяй и властвуй.
– Но откуда кто‑то мог узнать, что я приезжаю? И уж тем более узнать про машину и ухитриться заложить в нее взрывчатку? – спросил Иван, все еще не доверяя генералу.
– О твоем задании они могли узнать от твоих же начальников. К сожалению, не все могут удержаться от больших денег. А вот с машиной могли поработать только мои люди. Скоро я узнаю, кто это сделал и сразу тебе сообщу.
Иван знал, что генерал Джан Юн не хвастается зря и точно скоро все узнает. Может его методы и были не совсем гуманны, но зато очень эффективны.
– Наши враги никак не могут смириться с тем, что потеряли Китай, как свою колонию, – продолжил генерал. – Ты же видишь, какие дворцы они себе здесь построили. Надеялись, что вечно будут вывозить богатства из нашей страны, заставляя нас работать за миску риса. Теперь их время уходит, но они еще сопротивляются. То, что случилось с тобой – это дело их рук.
– О ком вы говорите? – после восстановительных процедур Иван уже не хотел ругаться. Он был очень расслаблен и почти не чувствовал своего тела, но отметил, как легко крутились шестеренки в его голове. – Вам китайцам везде мерещатся враги.
– Может быть ты в чем‑то и прав, а может быть вы, русские, плохо видите своих врагов и многих из них считаете друзьями и партнерами, – лицо у Джан Юна неожиданно изменилось. – Китайцы действительно не могут забыть те зверства, что творили здесь англичане, французы, американцы и японцы. Одна резня в Нанкине чего стоит. Но жертвы китайцев не принято считать. А ведь только во второй мировой китайцев погибло больше, чем всех других людей вместе взятых…
– Я всегда думал, что больше всех потерял Советский Союз…
– Вот об этом я и говорю. Ты когда‑нибудь думал, почему войны с Британией за свободу Китая называются «опиумными»?
– Если честно, я не очень хорошо знаю вашу историю.
– Англичане привозили сюда из Индии опиум, наркотик, чтобы им здесь торговать. Фактически Британская империя стала крупнейшим наркокартелем в мировой истории. Вот откуда их сегодняшнее богатство. Их целью было заработать на этом бешеные деньги и одурманить народ, чтобы он не понимал, кто сидит у него на шее.
– Но они привезли вам западное образование и медицину, науки, технологии… Ведь Китай тогда был раздроблен и китайский народ, о котором вы так заботитесь, воевал друг с другом за непонятно чьи интересы.
– Это дело только китайского народа! – вдруг взорвался генерал. – Наша культура и история намного древнее европейской. Чему они могли нас научить? Кстати, и русские цари погрели руки на тех войнах.
В этот момент Ивану показалось, что в глазах Джан Юна мелькнуло пренебрежение.
– Вы хотите сказать, что русские воевали за английские интересы?
– Надо лучше знать свою историю, – уже сдержанно произнес Джан Юн. – Ты не задумывался на чьи деньги и за чьи интересы ваш великий Суворов лазил по далеким от России Альпам, а Ушаков в тоже время штурмовал далекий Неаполь? – посмеиваясь в седые длинные усы, поинтересовался китаец.
– И за чьи же? – Иван немного растерялся.
– За интересы английской королевы, Ваня, русские солдаты погибали очень далеко от дома. А когда ваши цари надумали ослушаться, то быстро получили от англичан по носу под Севастополем в Крымской войне. Это было как раз во время опиумных войн, которые Англия вела одновременно здесь, в Китае.
– Вы правы. Китайские дела – дело китайского народа. А вы уж не лезьте в наши дела – сами разберемся, – не зная что возразить и почему‑то вдруг обидевшись, сказал Иван.
– Конечно, Ваня, ты прав, – великодушно улыбнувшись, согласился генерал, потом не удержался и добавил: – Любить свою страну нужно обязательно, но иногда наш патриотизм используют нечестные люди. И этого надо бояться. Может получиться так, что из хорошего патриота вырастет плохой нацист. А там и до газовых камер недалеко…
– Давайте лучше о делах, – резко перебил Иван. – Мы здесь совсем не для обсуждения истории встретились.
– Да-да. Конечно. Только не зная истории, не узнаешь кто твой враг. А это знание поможет нам найти, кто хотел подстроить эту аварию. И вообще разобраться с тем, что происходит. Вот такие дела, Ваня.
– Как нам в этом может помочь ваши опиумные войны и походы Суворова через Альпы?
– В мире, Ваня, уже сотни лет ничего не меняется. В той системе координат, что вы называете западной цивилизацией, интересы у людей одни и те же. Это деньги и власть, которую они дают. Поэтому мотивы всех поступков можно легко разгадать. Нужно лишь понять кому это выгодно.
– И кому же выгодна эта авария? – Иван скептически улыбнулся. – Вы же знаете, зачем я здесь. Есть информация, что кто‑то решил выпустить вирус, чтобы уничтожить все человечество. Кому это может быть выгодно? Вы, вообще, в это верите?
– Уверен, что никто не собирается уничтожать всех. Но вот сократить население, хотя бы наполовину, хотят многие. Пряников, Ваня, на всех никогда не хватает. Ресурсов на Земле все меньше и меньше, поэтому те, кто наверху, смотрят на большинство людей, как на лишние рты. И отталкиваясь от этого, мы можем найти ответы на все вопросы.
– То есть началась война?
– Она никогда не прекращалась. А сейчас мне кажется, кто‑то решил сильно перекроить этот мир. Многие страны и народы просто могут исчезнуть навсегда, – Джан Юн взглянул на молодого человека так, как будто имел ввиду Россию.
– Вы же сами говорили пять минут назад, что в мире много веков ничего не меняется…
– Да, так было… Но всему приходит конец. Те, кто когда‑то хотел сделать из нас мировую фабрику, сильно просчитались. Из‑за своей жадности они поглупели и не подумали, что будет дальше.
– А что будет?
– Китай стал самой мощной державой в мире и скоро наша великая страна займет то место, которое заслуживает.
– А все остальные с этим согласятся?
– Китай настолько могущественен, что ему нет дела, о чем думают другие. Их выбор – стать союзником или быть уничтоженным.
Иван понял, что его знакомого понесло. Пропустив часть его фраз мимо ушей, он решил все‑таки понять, что известно генералу на самом деле.
– То есть вы хотите сказать, что те, кто дал вам технологии, настолько глупы, что не заметили, как сами вырастили себе могильщика?
– Китай рано или поздно и без них стал бы самой мощной державой. У нас всегда была в головах «Великая идея». Без идеи, без цели народ быстро превращается в толпу, а из толпы в стадо. А стадо всегда рано или поздно приведут на бойню.
– Мне казалось, что чаще именно с помощью идеи народ ведут на бойню.
– Да и так бывает с ложными идеями. Особенно если идею народу подкинули со стороны. Но у Китая своя, выстраданная веками, а те, кто управляет миром, слишком давно лежат на мягкой перине. Они давно потеряли связь с реальностью и все еще считают, что могут забирать у аборигенов золото и нефть в обмен на стеклянные бусы. Им кажется, что созданный ими порядок несокрушим. Но однажды утром он рухнет как карточный домик. Придет время и всех, кто собирался паразитировать на китайском народе, мы соберем на суд на площади Тяньаньмэнь. А пока… Китайцы терпеливые. Мы будем улыбаться врагам в лицо, смеясь в душе над их жадностью и глупостью. Карфаген, Ваня, будет уничтожен.
– Вы так в этом уверены, как будто это уже случилось.
– Да, мы в этом уверены. Если ты в свой жизни главной целью выбираешь деньги, то ты уже проиграл. Деньги могут быть только инструментом достижения цели. Но никак не самой целью.
Через двадцать минут капитан Иван Ясенев подошел к своей машине.
«Джан Юн говорит может и правильно, но он так и не ответил, кто мог взорвать мою машину, – молодой человек смотрел на оборванные куски подушки безопасности. – Пора ехать в аэропорт, встречать этих… как их там назвали в Конторе? Министр Чук и председатель правления Гек. Два стукача с огромным стажем. Да‑а, с такой элитой нам в этой войне не победить…»
Его размышления прервал телефонный звонок. Звонил генерал Вахромеев.
Глава 10
Из Антарктиды Генри Мидас добирался в полушоковом состоянии. Увиденное его настолько потрясло, что он не мог ничего толком осознать и проанализировать пока не добрался до дома и не выпил полный стакан бурбона Maker's Mark.
Сразу же опять наполнив его до краев, он сел перед панорамным окном с видом на каньон и горы, и попытался разложить все по местам.
Главное, что всегда его интересовало – это сколько и как можно на этом заработать. Перспективы были такими грандиозными, что он не знал с чего начать. Все, что он увидел там, в Антарктиде, сулило огромные прибыли. Он абсолютно не сомневался, что весь этот проект был придуман Кауперманом не из‑за какой‑то заботы о человечестве – причиной была обычная старческая деменция и страх смерти.
Старый Кауперман просто не хочет помирать в одиночестве и хочет забрать с собой побольше народа, чтобы после него ничего здесь не осталось. Только безжизненная пустыня. Как когда‑то вожди варваров ввели закон, что после их смерти должны быть убиты все их многочисленные жены и собаки, так и этот выживший из ума грешник хочет, чтобы после его смерти на планете никто больше не мог радоваться, любить и наслаждаться жизнью.
Да и с этим его «Раем» какая‑то ерунда. Даже если что‑то и получится, то это будет не рай, а какая‑то оранжерея для юродивых. Мир, в котором все желания сбываются по мановению волшебной палочки – это любимая мечта лишь для бездельников и идиотов. Настоящее счастье – это победа, полученная в борьбе, в преодолении. Да, и если в мире нет боли, нет тени, то, как поймешь как прекрасен свет?
Счастье – это знать, что ты лучше других, сильнее их, умнее. А определить это можно только одним способом: проверить банковский счет. Настоящий пьедестал только один – список «Форбс». И настоящий победитель должен занимать первое место.
Сейчас есть великолепный шанс получить то, что мне принадлежит по праву. А самое замечательное в проекте Каупермана то, что заработать можно на всем. И начинать надо с вируса. Он абсолютно прав: человечество зашло в тупик, потеряло ориентиры, деградировало.
Именно весь этот каупермановский гуманизм, основанный на левых социалистических идеях, и привел к тому, что те, кто раньше бы сдох в детстве от недоедания и отсутствия медицинской помощи, сейчас выживают и заполняют все наши города. Испорченный генотип, врожденная лень, отсутствие других целей, кроме как справить свои низменные природные потребности, делает их уже не людьми в настоящем понимание этого слова, а вырождающимся стадом двуногих существ, которые громят магазины, поджигают и грабят дома успешных порядочных людей. Они даже не знают чего хотят. Весь их протест – это зависть к успешным людям. Кто им не дает самим пробиться? Лень. Им проще сидеть на подачки от государства.
