Игорь Николаевич Почеревин
Три за один
Пролог
Захар знакомой тропинкой возвращался домой. Мать послала его с утра по ягоды. И вот набрав полную корзину лесной земляники, он спешил домой. Пройти оставалось не много. Перейти по мосту через речку, а там еще через небольшой лесок, и до дома рукой подать. Можно, конечно искупаться около моста, но лучше потерпеть немного. Здесь речка была глубокой и шире, чем у его села. Вот там он и окунется, прежде чем бежать домой обедать. Небольшая спокойная заводь, где купались все ребята из его села, уже представлялась ему, когда он услышал женский крик о помощи. Голос шел от моста. Захар бегом выскочил на мост, на нем стояла пожилая цыганка и протягивала руки в сторону воды. Он увидел, что там, почти на середине реки, то всплывала, то снова уходила под воду чернявая головка. Он поставил корзинку с ягодами на мост и, не раздумывая, прыгнул в воду. Захарка был отличным пловцом, несколько гребков, и он хватает тонущего ребенка за волосы и поднимает его голову над водой. Через несколько минут они благополучно достигли берега. Старая цыганка спешила к ним. Маленький мальчик, лет трех, нахлебался воды, был напуган, а цыганка, только подошла к ним, сходу отвесила цыганенку затрещину. И стала что-то быстро говорить ему на своем языке. Еще раз, шлепнув малыша по заду, она успокоилась и обратилась к Захару: « Как звать тебя?». Захар представился. «Хочешь, погадаю? Всю правду скажу.… А лучше, знаешь, что – я от тебя три раза смерть отведу! За то, что жизнь моему внуку спас!» – цыганка доброжелательно заглянула в глаза Захара. Тот улыбнулся в ответ. «Не отказывайся от моей помощи – она тебе понадобится, и именно три раза!» – цыганка взяла своего внучка за руку, и так мокрого от воды повела по тропе в сторону от села. А Захар, выжав мокрые рубашку и штаны, подхватил корзинку с ягодами пошел домой.
Глава 1
На флот Захар попал незадолго до начала войны в 1913 году. Служить его призвали на минный заградитель «Ладога». Раньше этот корабль был броненосным крейсером русского императорского флота, и назывался «Минин». Молодым матросам вкратце рассказали историю корабля, на котором им предстояло служить. Крейсер был уже к тому времени устаревшим и в конце девятнадцатого века его сделали учебным кораблем, затем переоборудовали в плавучий минный склад. А незадолго до прибытия сюда Захара, переделали под минный заградитель. Поставили новые котлы и оборудовали новые жилые помещения и установили приспособления для постановки мин. Вот на таком корабле и предстояло служить Захару. Хотя большинство орудий с корабля было снято, все же для обороны оставалось несколько. Зато на палубах были расположены рельсы, на которых были установлены морские мины одна за другой. И было их великое множество. То есть, буквально весь корабль был набит этими минами. Мины представляли собой шар с несколькими рогами, установленные на небольшие тележки с колесиками, и сложенным там же тросом. Вот эти тележки и стояли на рельсах плотными рядами.
Мичман обучал молодых матросов правилам обращения с этими минами – как передвигать, как спускать в воду, на какую глубину устанавливать погружение. Захар с интересом узнавал, что морская мина ни какой-то там простой предмет, а изделие инженерной мысли. Тележка служила для мины якорем, и после спуска в воду, мина оставалась на плаву, а тележка спускалась как якорь на дно и трос, который соединял её и мину устанавливал опасный шар на определенной глубине. Либо если был слишком длинен, и мина оставалась на поверхности, – не давал ей уплыть. И она как смертельный буй качалась на волнах в том месте, где её установили.
Кроме обращения с минами всех матросов обучали бороться за живучесть корабля. То есть в случае получения пробоины, по команде, каждый матрос должен был занять определенное место в трюме и выполнять назначенную ему работу – либо заделывать пробоину, либо откачивать воду, либо тушить пожар. Захару была поручена помпа во втором носовом отсеке. И он ежедневно отрабатывал спуск в этот отсек и откачку воды помпой. Но, что особенно нравилось Захару – так это, то что их, молодых матросов, учили обращаться с оружием. Водили на полигон, где они отрабатывали рукопашный бой с винтовками и стреляли по мишеням. Не так-то просто было ударить висящий мешок с песком вперемешку с опилом, качающийся на столбе, винтовкой. Сначала с разбега штыком, потом выдернув его, прикладом. Но с каждым разом это у него получалось все лучше и лучше. И скоро он эти действия отработал до автоматизма. Он делал это с каким-то азартом, и даже упоением. И мичман частенько ставил его в пример остальным. И стрелял он тоже отлично. Винтовка в его руках сидела как влитая, и каждым выстрелом из неё, Захар поражал мишень. Однажды даже офицер, присутствующий на стрельбах, похвалил его и назвал снайпером, и посетовал на то, что скорее всего, это матросу не понадобится, так как его дело – это установка мин, а не стрельба по противнику из винтовки.
Вот так за занятиями, и незаметно пролетел год. За это время их корабль неоднократно выходил в море, где команда отрабатывала постановку минного заграждения. На корабле между матросами было много разговоров, что скорее всего скоро начнется война с немцами. Что уже много стран вступило в нее, и со дня на день Россия начнет боевые действия. И действительно – 31 июля рано утром, команду «Ладоги» подняли по тревоге, и корабль, в составе с остальными минными заградителями, вышел в море, под охраной эсминцев и легких крейсеров. Они подошли ко входу в Финский залив, где поступила команда на установку минного заграждения. Около четырех часов они ставили мины, перекрыв вход в залив полностью. Во время установки, около десятка мин взорвались. Некоторые столкнувшись между собой, другие по неизвестной причине. Впрочем, от взрывов никто не пострадал. Одежда на матросах была сырая – хоть выжимай. Не только из-за морских брызг, а в большей степени от пота. Мичман сорвал голос, пытаясь переорать, шум моря и стук колес тележек по рельсам, отдавая команды. К вечеру все мины, находившиеся на «Ладоге», были установлены, и корабль направился обратно в Кронштадт. Захар как, впрочем, и остальные матросы был обессилен, но об отдыхе, не могло быть и речи до прибытия в порт.
