Игорь Николаевич Крончуков
Записка госпоже Нерукавиной
7
На тот случай, если Нерукавина не поедет, не был придуман план, так что можно было надеяться лишь на этот. Госпожа не хотела ехать, доверяя мужу, но странно было то, что его не было дома. Полночь прогремела, и взглянув в окно, она увидела карету. И чтобы не узнали Макрата, он нацепил на себя бороду. Нерукавина вышла с походкой полной решимости. И только начала говорит, Макрат прервал:
– My task is to bring you to your husband, Please sit down. – и действительно, она не знала английского языка и что бы она не говорила, Макрат отвечал на все: «Yes-yes. Go! ». Макрат и сам не владел английским, раскидывая пару фраз и госпоже приходилось дуться на этого индивидуума.
За пять кварталов, в большом здании, так называемый бордель, при входе стояли две громилы, не подпуская без должного вида добрый люд. Далее вел коридор и большой зал, где встречал господин, сразу приветствуя или спрашивая: «В первый ли раз?», гармонично звучали соответствующие звуки, аура пронизывала весь этот дом. Твардовский и Нерукавин посмотрев представление, уже довольно пьяные, заходили с двумя девицами в шелковую комнату, всю в красных и темных тонах, большая кровать, торшер и стол, так и наводило на страстные фантазии, смех окунул эту злую комнату.
– Ха-ха, – смеялся Нерукавин, – Браво друг, мне так весело не было давно.
– Что называется, тряхнули стариной, о как мне все-таки хорошо.
Не трудно было представить взгляд его друга, он все чаще поглядывал на время. Времени было уже 00:35. Твардовский дал сигнал тем дамам, одетых как первоклассные куртизанки. Нерукавин как ребенок смеялся, ведь к нему лезли такие девицы… Твардовский прилег, наблюдая за шоу. И вдруг дверь открылась, бородатый Макрат включил свет и по-русски воскликнул:
–Ба, вот вам и доказательства, ба.
Нерукавина и слово вымолвить не могла, стояла не двигаясь, замерла. Муж ее долго не мог разобрать кто там стоит, и вдруг он понял, забыв про девиц, вскочил. Нерукавина опомнившись, пошла обратно: «Мерзавец, подлец!» – было в ее мыслях.
– Милая! Дорогая, это не то, что ты думаешь! – с такими словами оба удалились.
– Ну, как господин? Право все замечательно вышло?
– Идиот, иди, вези госпожу.
Макрат, сгорбив спину удалился. Пришел Нерукавин.
– Что же мне теперь делать?! – пал на колени и зарыдал.
Твардовский не знал как себя теперь вести, но на всякий случай остался прежним другом:
– Вставай, поедем домой.
Твардовский встал устало. За ним побрелся, придерживаясь за стену Нерукавин.
Выйдя на улицу Твардовский увидел Госпожу, она еще сидела в карете. «Почему она еще не уехала?» – подумал Твардовский и увидел Макрата , который на корячках ползал, искал свою бороду. Твардовский поднял голову вверх и покачал головой. Наконец прилепив бороду, Макрат прошел мимо хозяина, будто не знал его. Твардовский подошел к Нерукавиной.
Она сидела не шевелясь, с глаз капала слеза за слезой:
– Поверьте, он всегда был хорошим человеком.
– Меня это уже мало волнует, прощайте!
Карета тронулась, наконец появился Нерукавин. Заказная карета уже была здесь, Нерукавин держа в руке коньяк, залез в нее. Твардовский следом за ним, Нерукавин совсем опьянел.
– Ох, жизнь моя… Знаешь, клянусь, любил ее и сейчас люблю. О, горе большое, умереть надо.
– Ну зачем же ты так? Я не удивлюсь, если и с Милоном она посещает такие места.
Услышав храп, вслух продолжил:
– Да ну все эти козни. Да ну тебя и вместе с ними. – без смысла глубоко произнес и понял, что сам уже был пьян. При приезде в третьем часу, Макрат помог затащить спящего Нерукавина и Твардовский решил остаться у так называемого друга. Утро было прекрасное, солнце еле-еле пробивалось через пасмурное небо, через час оно так пробилось, что если после долгих холодов вдруг пришло тепло. Для поэта или философа это праздник, как после долгой зимы – первая весна. Но каким бы ни было это утро, не столь прекрасным оно было для Нерукавина, проснувшегося на заправленной кровати с больной головой, подушки его валялись неряшливо в ногах и первая мысль его озарила: «Какой стыд!».
Он увидел на кресле спящего Твардовского, тот бормотал во сне:
– Она будет моя и только моя.
– Что-что, простите?
И в это самое время проснулся с недовольным лицом Твардовский.
– Ничего б я не хотел. – хотел было уже оправдаться.
Нерукавин сев на кровать, закрыв руками лицо начал стонать, от чего у Твардовского сидящего на кресле, становилась кислая мина.
– Какой стыд, какой позор, чтобы жена… О, боже, я никогда себе этого не прощу.
– Да что Вы?! Это я виноват, это я Вас позвал.
– Да нет же, я ведь все-таки согласился.
– Нет, друг, твоей вины здесь нет, здесь моя вина.
Пока Нерукавин продолжал свою унылую речь, Андрей Семенович про себя думал, постукивая нервно пальцем об стол, о том, что же теперь делать дальше. Может идти и утешать госпожу, в эту пору самое время будет. Вдруг Нерукавин о чем-то его спросил.
– Что-что? – вышел из дум Твардовский.
– Вам я слыхал надо ехать.
– Да, прощайте! – Твардовский нагло вышел.
Но Нерукавин настолько был удручен бедой и даже не заметил обидной выходки прямолинейного подлеца. Он просто махнул рукой. Нерукавин поныл в своей спальне, набравшись сил попросить прощения у госпожи, но какое было состояние, когда он узнал от служанки, что по утру госпожа с ребенком покинули дом. Нерукавин пал на кровать, лицом уткнувшись в подушку, кулаками стуча, громко рыдал.
8
Зачем нужно было покинуть Нерукавина, за этим Твардовский и сидел в казарме, у него была назначена встреча с командиром роты, где и служил Милон. Но из-за опоздания Твардовскому пришлось ждать, он смотрел на проходящих мимо солдат и вдруг, рядом на свободное место подсел солдат, лет двадцати пяти, чуть курносый, с усами, хорошего телосложения. Это и оказался Милон, он узнал Твардовского.
– Рад вас приветствовать, Андрей Семёнович.
Тот сразу ничего не ответил, но почтив это за неуважение, все-таки сказал:
– Да, рад вас приветствовать! – и отвел глаза.
Далее после такой холодной встречи, Милон не стал продолжать разговор и закончив минутное молчание, он резко ответил:
– Ну, извините меня, мне пора идти.
Милон мигом покинул Твардовского, тот в свою очередь пронизывал взглядом его спину. На встречу попался Любов, который в свою очередь заскочил взять бумаги и отправиться за город. Таковы были его близ лежащие планы.
– Здравствуйте, Андрей Семенович! Здравствуйте! – а сам уловил пронизывающий взгляд Твардовского на Милона, но сделал вид, что ничего не заметил.
– Здравствуйте! – и подумал: «Что вы сегодня, как снег на голову свалились». Не вставая протянул ему руку, Любов присел рядом.
– Как там Петр Афанасьевич? А то не успею его напоследок проведать, – с вежливым тоном.
– Но все же, не сложно представить, если ему жена изменила. Как он должен себя чувствовать?!
– Да-да, а то кучер мой сообщил, что утром госпожа Нерукавина отправилась с багажом. Мало ли чего там стряслось. Извините конечно, за нескромность, не бросила ли она его? – Любов будто специально его провоцировал и прекрасно понимал, что задает эти вопросы не зря.
– Как? – Твардовский внезапно побледнел. – Куда?
Любов решил пойти тем же способом.
– Милый Андрей Семенович! – с подхалимством, – Не Вам об этом думать, а Петру Афанасьевичу, а Вам то от этого какая выгода?
«Жестко, но верно!» – подумал на секунду Твардовский.
– Да, Вы правы, от Вас такой правды не ожидал. – улыбнулся нелепо Твардовкий. Любов прямо замер на месте от изумления, да до такой степени что даже представить себе не мог, что было тогда у Твардовского на уме в тот момент. У Любова будто стало что-то проясняться. «Хорошо»– подумал в тот миг, и вдруг Твардовский встал и начал злостно говорить без интонации:
– Все мое время вышло, я покидаю Вас. Мне пора до новых встреч! Досвидания!
Любов пока находился в казарме, уверял себя, что Твардовский просто пошутил над ним. Но как правдоподобно, такого актерского мастерства он никогда не видел. А сам находясь в мозговом штурме, уезжая за город:
– Слышь, Петрович! – так называл он кучера на время заменяющего заболевшего слугу, а сам он служил у Нерукавиных, – не подумай за допрос, но знаешь ли ты или нет, что из себя представляет сам Твардовский?
– Твардовский то?! – начал кучер, – Знаю, скрытый тип, знать то о нем мало знаю, знаю, что злой человек, знаете его сестру? Вот ее кучер, много что сказать может, если конечно хотите, я у него спрошу о господине.
– Да нет не надо. – хотел было продолжить.
– А вот служивый его, – вздохнув не добро, – Макрат, вот это простите гад. За него могу сказать, лет десять назад в Молотове я проживал, вот этот тип мне и попался тогда. Ох, глаза б мои не видели его тогда. Обдурил меня на суммы и смылся. Он тогда у господина прислуживал. Не видал его, но слыхал два сапога пара. Что тот, что этот, господина из города выгнали за делишки не честные и тогда они оба и смылись. А ныне увидел Макрата. Бог ты мой… – закончив с другой интонацией.
– Сколько лет назад говоришь-то?
– Да лет десять, как прошло.
«Вот оно что»– подумал Любов.
– А ведь Макрат у Твардовского все двадцать служит.
До конца пути ехали молча.
9
Выпал первый снег. Что ж в ноябре это вполне позволительно. Небо затянуло так, что складывалось такое впечатление, что солнце и не существует. Первый снег был виден только тогда, когда он падал на землю, на земле же он таял. Небольшой ветер дул Макрату в лицо, он вез Твардовского прямо домой к деду Нерукавиной. После казармы он даже не зашел к «лучшему другу», а сразу отправился в путь. Оба ехали молча. Твардовский всю дорогу обдумывал дальнейший ход событий:
– Долго еще? – проворчал наконец он.
– Да нет-с, вот уже и хоромы торчат. – так Макрат выражался о среднем классе.
Дед жил скромно, несмотря на то, что сын, отец Нерукавиной, был богат. Дед не почитал всю интеллигенцию. Жил один, отказывался от всех вещей сына. Любил простоту и не любил богатых, что и говорит, что корни Нерукавиной среднего класса, так как отец ее добился всего сам, да и женился на богатенькой особе.
Твардовский вылез из кареты и брезгливо посмотрел на дом, будто стоит над развалинами, постучал три раза ногой.
– Кто там? – послышался голос деда.
– Это Андрей Семенович.
Открыл дверь дед бородатый и с ненавистным взглядом посмотрел на Твардовского, так как не любил всех этих особ.
– Кем будешь? – недоверчиво спросил дед.
– Другом.
Дверь приоткрылась, и он услышал женский голос:
– Кто там? – спросила Нерукавина.
– Не знаю, другом называется, – очень тепло ответил ей дед. – Говорит, что друг.
– Ну пусть, дедушка, войдет тогда.
– Войдите! – вернулся дед.
Твардовский вошел, не снимая обуви, взглянул на Нерукавину и увидев ее в более простенькой одежде, направился к ней. И только хотел было начать, увидел присутствие старика, пришел в замешательство.
Дед заметив это покинул их. Твардовский не обращая внимания на обстановку, присев на колени начал говорить:
– Милая, любезная, прекрасная, Елизавета! – взяв ее руку, сидящей на кровати.
Холодно встала и решительно сказала:
– К чему такие курьезы?
Твардовский понял, что сейчас это было бы неуместно. Терялся и не знал, что сказать:
– Я вас люблю! – сказал наконец он.
– Я Вас приняла, как друга, который просто приехал поддержать. А Вы ворвались ко мне и после всего признаетесь мне в любви? Чего Вы вообще хотите добиться? Вы мне противны, я поняла кто Вы есть. Вы пытаетесь ловить удачу, когда такая случилась беда. Покиньте меня! -Нерукавина заплакала.
Твардовский пришел в большую ярость:
– Вы, Вы после всего этого, до сих пор любите своего мужа? – сквозь зубы прошипел он
– Прощайте! – сказала она и вышла из комнаты.
Твардовский взорвался и не мог остановиться:
– Да как же, Вы так меня не дослушали. Я сказал, что люблю Вас, но по-дружески. А Вы так холодно отнеслись ко мне. Да как же вы злы. Вы злы. Да если бы я все-таки Вас любил, – кричал он в пустой комнате, – надо, наверное, щадить мои чувства, Вы не правы, не правы. Это случайность, что именно сейчас я признаюсь Вам в любви.
Твардовский ворвался в ту комнату, где сидела Нерукавина. Посмотрел на нее зловеще и вышел из дома вон. Она слышала каждое его слово и все же почувствовала себя дурой, что зря обидела Твардовского, ведь он был так любезен и при случае, решила попросить у него прощения.
Твардовский пулей вылетел из дома. Макрат с удивлением смотрел на него и неуверенно спросил:
– Куда едем-с сейчас-с? – Макрат краем глаза взглянул на взорвавшегося Твардовского.
– К Милону, к Милону, к этому чертенышу.
– Он то на что Вам? Но! Но! – крикнул Макрат на коня.
– Что за вопрос?! Он солдат, стреляет метко, убьет его. Она все равно будет моей, она все равно его любит.
Позже в пути Андрей Семенович расскажет, что дома у Нерукавиной шла речь о дуэли и что произошло буквально сейчас.
А в доме у Нерукавиных царила тишина, за окном было слышно как дул ветер. Дома была служанка и Нерукавин, спящий в своем кабинете. Сумерки совсем легли, служанка все же решила зажечь лампу и проведать Нерукавина. Служанка в тайне любила господина всем сердцем и ничего не могла с этим поделать. Она зажгла свет в лампе и прошептала:
– Петр Афанасьевич! Петр Афанасьевич!
– Да я не сплю, чего хотела? – его голова лежала на столе, так и не поворачиваясь.
– Не желаете чаю? – но не успев договорить.
– Присядь со мной. – наконец подняв голову и красными газам взглянув на нее. – Я одинок, я один, присядь со мной, и говори мне на ты.
– Да что Вы?! – приседая, – Что Вы?! Да я вижу Вы… Ты… совсем одинок и помогла бы Вам, да чем?
– Расскажи же мне чего-нибудь, жизнь моя скучной стала, можешь проклинать меня вслух, мне от этого только легче станет. Хоть кому-то для чего-то я нужен.
– Кто? Вы? Да не убивайтесь уж так. Ты… Вы… Ты… хороший хозяин. За что проклинать?
– Ты знаешь, служишь у нас три месяца, а я тебя имени не знаю. – оба посмеялись.
– Меня Анной звать. – робко взяв за его плечо.
– Откуда ты, Анечка, дорогая, откуда ты?
