Игорь Николаевич Крончуков
Чужие слезы на родном письме. Том 1
И тогда малина Кольке «уркаганы»
Приказала Мурку погубить.
– Воровку мне убить.
– Слушай, в чем же дело?
Что ты не имела? Разве я тебя не одевал?
Кольца и браслеты, юбки и жакеты,
Разве я тебе не добывал?
– Но было тебе мало, кто же знал.
– В темном переулке, встретил Кольку Мурку:
«Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая!
Здравствуй, моя Мурка и прощай!
Ты «зашухерила» всю нашу малину,
И за это пулю получай!»
– Пулю ты получила, -
Вздыхал Ушаков что есть силы.
– Вдруг раздался выстрел, Мурка замоталась
И на землю рухнула она.
Больше она не встанет, «шухер» не подымет,
И о том узнает Губ Чека.
Черный ворон «крячет», мое сердце плачет и болит…
– Сердечко ноет от тоски…
– В темном переулке, где гуляют урки,
Мурка окровавлена лежит…
Мурка. Ты мой «муреночек».
Мурка. Ты мой котеночек.
Мурка. Маруся Климова.
Прости любимого,-
Ушакову мыслями только блуждай:
– Здравствуй и прощай.
***
15
В душе у Жанео ангелы и бесы сражаются.
Как попусту часы в кутузке черпаются:
«Зачем ты тогда прошла,
Сразив собою меня наповал.
На своих белых сапожках плыла,
Взглядом давно тебя я искал.
Улыбкой в сердце и в душу
От воровской романтики сгораю,
Свою пустоту, в душонке своей я рушу,
А ныне тебя вспоминаю.
Зачем ты тогда прошла?
Единственною ты тогда стала.
Одной дорогой у вора.
И сердце мое украла.
Зачем ты тогда той весною…
Повстречал тогда я тебя.
Лишь быть, лишь быть с тобою,
Ты свет, где темной «уркиной» судьба.
И вот, срок день за днем,
Так и пройдут, пройдут года.
Нет теперь игр с огнем,
Лишь одна тишина. Тишина».
Жанео знал, что сердцем не спрятать глаз,
Именем demur de lavelas.
Черные очки, когда солнца нет.
Строгий, видный интеллигент.
Черный зонт, после дождя.
Со своей любимою шел не спеша.
Солнышко через решетку светит
Летним днем, уж и ветер…
Летней порою дождливых времен
Жанео теперь там убиен.
И другою жизнью, быть может, по сей,
Своею жизнью, жизнью своей.
***
16
Чужие слезы на родном письме
Как изменили поначалу судьбу,
Но другую историю, чел после,
Прикасаясь не к одному дню.
Как человек менял свои карты:
Был шулером, а тут «азарты»…
Был правдолюб, а стал лжец,
Было начало, а теперь уж конец.
Строганов же конец тот не учел,
С десяток адвокатов за собою вел.
Срок то сбавили, ну вот дела:
Грозит сидеть, грозит два.
А та, как узнала, что Лолиты нет,
Темен стал тот белый свет.
Помнит она до сих пор,
Как Ушаков «словил прикол».
А Ушаков женится вновь.
Найдет ведь вертухай любовь.
Приглядываться он долго будет,
Покамест дамку последнюю не зарубит.
Истов же не вынес такой давки,
Теперь что? Теперь в отставке.
Деревенскую жизнь начал, получал письмо,
мол, Строганов развелся. Всё.
Колыхнуло сердце у Истова,
Колыхнуло. Да и пошло снова.
Играла песенка не про «ёлочку», ни «казачья»,
В окружении златных запахов, «кабачья».
Жгло что-то внутри, жгло.
Что уж, тут поделать? Что?
Дружку не расскажет, как душа любила…
Тайну схоронит он в могилу.
Всё шептала у Анны подружка,
Про то, что «учёба – не игрушка!»
Та слушала, вникала в слова,
И все экзамены на «пять» сдала.
Пишет любимому: «Все хорошо».
Пишет она любовное письмо.
Помнит она: «Для вас, я Дон Корлеоне!
Вам, мадам, подошла бы корона!»
Бандероль, посылка. Подпись «Лямур».
Ждет его коса и платье из пурпура.
Ждет фигурка, девичий голосок,
Ждет его то, что сбивает с ног.
И часто у окна она стоит.
Душу гложет. Душу так тошнит.
Ведь нет наказания
Страшней ожидания…
А он пишет, мол, «Не обязана мне,
Столько лет тратить тебе».
И за свои грехи он сидит,
Не повезло. И чужие бдит.
Пока восемь. Почему? Что за истина?
Она ждет, что амнистия,
Но он закоренелый вор!
Если и им ставят приговор!?
То смотрите уж вы сами,
Чем измерить, эти грани.
И вот уже два года ждет.
Девочка! Так и молодость пройдет!
А она не смотрит на прохожих.
По аллее. Но дрогнет сердце на похожих.
И живет хорошо, не обидеть.
И живет для того, что бы еще раз его увидеть.
