Игорь Матрёнин
Роман с «Алкоголем», или История группы-невидимки

Загадочные истории

Я обожаю загадочные истории. Такие, чтобы, как в пионерском лагере перед отбоем, до сладкой жути, нервной дрожи, да бешеного сердцебиения.

У Ражевой они такие все. Как она умудрялась попадать в эти почти мистические водовороты событий, известно лишь одному отчаянному Богу Приключений.

Ну, во-первых, в неё были тайно и явно влюблены все буйные хулиганы школы и двора. А впрочем, тихони, очкарики и прочие «книжные мальчики» тоже. А с чего бы мне ей не верить? Влюблены, стало быть, влюблены.

Одного бедного паренька лупили «ежевечерне», словно выполняя священную традицию, только лишь за робкие попытки поговорить с «королевой гоблинов». Сердобольная Иришка даже провожала беднягу до «отчего дому», смело поменяв извечные понятия «кавалер-барышня».

Сиротские слёзы умиления и оторопь «фарисейского» удивления (и почему «фарисейского», наверное, слово уж больно красивое) нежно забирают сердце заворожённого слушателя в лице меня, когда узнаёшь вот эдакий следующий поразительный факт. Ещё один, «потерявший от любви разум», а стало быть, неразумный уж к этому времени мальчик, начертал на стене своей комнаты номер телефона «похитительницы сердец» Ражевой и трепетно и благоговейно целовал его каждое утро и вечер. Как вам сие? Вот это я понимаю «аля натюрель», настоящее, «без байды́», средневековое поклонение Прекрасной Даме.

Весьма приглянулся и этот «страшно-прекрасный» рассказ про двенадцатилетнего мальчика Диму Берёзина, который ещё при рождении трагически потерял своего брата-близнеца и с эпатажной гордостью заявлял постоянно, что, мол, по этой древней примете долго он не проживёт. «Я долго-то жить-то не буду…». Как говорится, несчастный парнишка накаркал… Как же возможно так беззаботно накликать страшную беду…

Он был известен каждому в шумном дворе тем, что будто прирождённый потомственный циркач, слетал на ветхом «велике» с третьего этажа прямо по лестнице с душераздирающим неизменным выкриком: «Выступает Дима – Бешеная Собачка!». И вот, словно в подтверждение мрачного его «самопредсказания», отважного трюкача совершенно ни за что страшно избивают вполне себе взрослые ублюдки… Что-то жуткое произошло с его телом после этого кошмара, и странный мальчик вскоре умер от саркомы костей. А ведь эти «смрадные гады» до сих пор где-то ползают по земле…

Всем притихшим двором ошарашенные девочки и мальчики бегали смотреть на их привычного Димку, неподвижно лежащего в гробу и… не узнавали его. Там, в деревянном ящике безучастно лежал кто-то одутловатый и чужой. «Это же не он! Точно, не он, девочки! Нас обманывают…» – шептала перепуганная трагическим и одновременно мистическим зрелищем, маленькая Ражева.

А чуть позже Иришке приснился и вовсе уж чудной сон. По безлюдной улице, катя впереди себя нелепую тележку, какие обыкновенно бывают в универсамах, невозмутимо шёл тот самый загубленный Димка. Тележка была доверху полна самых разнообразных и невероятных игрушек. «Димка, это ты! Ты что не умер?» – радостно кинулась она к нежданному призраку. «Да, не умер… Только ты об этом никому не говори, хорошо?» – многозначительно приложив палец к губам, произнёс паренёк из сна, и в следующее мгновенье морок рассеялся вместе с диковинным сновидением….

Вы, скорее всего, не знаете, но затейница Ражева «рукоделает» весьма таинственных кукол, которые выглядят довольно зловеще, будто живые монстрики, постоянно готовые вас укусить исподтишка, лишь стоит вам зазеваться. На совершеннейшем серьёзе она как-то сообщила мне про очередного игрушечного Франкенштейна: «Ча́ли назвал мне свое имя…». На сердце у меня, признаться, похолодело. Чали неподвижно лежал на письменном столе и пристально смотрел на меня, не отрываясь, так, что я даже на всякий случай торопливо вышел из комнаты. Кстати, о сердце – у этих её потусторонних созданий имеется сердце, у каждого своё, непохожее на других, тщательно и с любовью зашитое в матерчатое тельце. У Чали же имелась ещё крошечная сумка для писем… Зачем?!

О следующей фантастической истории, честно сказать, она просила почему-то умолчать, но я привычно ослушался, слишком уж она хороша.

Её бывший школьный приятель, некто Андрей Анистрахов, как-то уже, будучи в развесёлые студенческие годы, случайно встретился ей в автобусе, и неожиданно завязался занимательный разговор. Странный парень авторитетно утверждал, что за это немалое прошедшее время, он «в идеале» овладел полулегальным искусством гипноза. Ражева, понятное дело, насмешливо подтрунивала над старым знакомым, справедливо не веря в эти мальчишеские рисовки. А он только лишь пожимал плечами на её жестокие остроты, и, в конце концов, спокойно предложил: «Ну хочешь, я просто загипнотизирую тебя прямо здесь, тогда ты поверишь?».

После получения официального недоверчивого согласия, что-то определённо стало происходить. В одно мгновенье потрясённая Ражева увидела, как «расфокусировалось» всё, что было рядом с лицом самодеятельного мага – монотонно жужжащие пассажиры, грязный салон автобуса, нехитрый пейзаж за окном… Колдовской облик же её старого дружка, наоборот, стал крайне резок, далёкий его голос что-то вкрадчиво вещал, и, к счастью, вдруг она осознала, что постепенно теряет волю… «Всё, Дим, хватит!» – решительно приказала она. «Ну хватит, так хватит» – благодушно улыбаясь, согласился «артист оригинального жанра» и великодушно отпустил не на шутку напуганную «ассистентку».

Тут же, в жарком, июльском транспорте была поведана очередная потрясающая байка.

Как и многие теперешние молодые юноши «с горящими глазами», навсегда отравленные «призывными» восточными учениями, наш «мастер внушения» с таким же «восприимчивым» приятелем отправился в далекую древнюю Индию, дабы нанести визит легендарному Сатья Саи Баба.

И вот, во время краткой, но как всегда ёмкой «мистической» аудиенции у знаменитого гуру, тот самый сиятельный Саи Баба как-то особенно взглянул на приятеля нашего «гипнотизёра» и через переводчика неожиданно заявил: «Твоя жена сейчас рожает, и тебе нужно быть немедленно рядом с ней». И в этот самый невероятный момент будущий счастливый папаша… оказался рядом с надумавшей разродиться жёнушкой. Да-да, думайте, что хотите, но он мгновенно исчез на глазах обомлевшего друга в компании десятка незаинтересованных свидетелей. Все его личные вещи, что остались после невероятного перемещения в пространстве, наш «иллюзионист» привёз уже потом, по приезде домой.

Я обожаю загадочные истории. Без них так грустно. А с ними есть хоть какая-то небольшая надежда на чудо. Ведь всем нам теперь поможет уже только одно лишь Оно.

Алкоэтюд

Мятый человек нетвёрдо входит в вагон метро со своим «шлангующим» товарищем и «суперполторашкой» такой «са́рзы-ва́рзы», что она даже без этикетки. Наверное, так и продается. Пивом, разумеется, вульгарно тащит на весь вагон.

Вкратце обозначенный теперь уже для нас, всех праздно любопытствующих, «нетвёрдый» мужик, чуть заползая в «теплушку», говорит по мобиле очень бодрым, но жутко наигранным тоном, поскольку дико пьян, и утомительно сосредотачиваться уже чрезвычайно сложно.

А текст, на секундочку, такой: «Алё, Алла Андревна, слушаю!». Буквально через минуту его язык как-то почти перестает справляться со своей непростой работой, причём «Алла Андревна» изумительным образом становится Елизаветой Борисовной, и я слышу уже не такое бодрое: «Врут! Врут, Елизавета Борисовна! Работа выполнена, да, выполнена… На десять (!) процентов выполнена, да… Когда я нужен? Через два часа, нормально? Всё, лечу!».

Далее на весь несущийся куда-то, наверное, на Луну состав раздается гогот этого «искромётного работничка» и его такого же «конкретно-достойно вдетого» приятеля, и начинаются гордые бахвальства про то, как он «ловко обманул» свою легковерную начальницу.

Причём, совершеннейшим образом непонятно, приедет он на самом-то деле или даже «никто и не собирался никуда спешить». Но в любом случае «волшебный» дядька в силу полуобморочного опьянения не осознаёт, конечно же, что, как минимум, он уже уволен.

Военруки

Кто-нибудь вообще помнит, что существовали «допреж» такие инопланетные существа – военруки? Нет? Придется, видимо, великодушно просвещать. Как правило, все они патологически «параноидальны». Причём каждый по-своему и остро индивидуально.

Первый наш «бравый военрук» как-то особо не запомнился, поскольку был довольно обычным психом с вечно красной мордой. Чего-то всё орал невпопад, пыжился и ужасно боялся показаться неубедительным и слабым. «Красно-казарменных» годиков ему настукало к тому времени, полагаю, аж под шестьдесят, и задержался он в нашей дикой школе совсем недолго. Наверное, перешёл в какие-нибудь «начальники овощного склада», очень уж это ему подходило.

Но вот второй и последний, незабвенный Геннадий Александрович был человеком, ну, совершенно уж замечательным. Скорее всего, он был чуточку «слегка не в себе», но его небольшое сумасшествие проявлялось как-то душевно, что ли, беззлобно и очень смешно. Такие чудаковатые люди рождаются с зачатками юродивых и в глазах обычного «правильного» люда они, без сомнения, «чокнутые».

Ну, маленький пример для затравки: во время занятия мы с замиранием дыхания ожидали, когда начнется «стандартная дурка» и никогда не разочаровывались в нашем фантасмагорическом Геннадии Александровиче.

На этот раз он «плавно» вёл повествование о некоем «военном человеке», который, то ли ошпарил жизненно важные оконечности, то ли «капелюшечку» шибануло его, сердешного, током. В общем, реакцию бойца-растяпы на постигшую его напасть наш любимый военрук проиллюстрировал такими отчаянными телодвижениями и гримасами, что это выглядело бы полным перебором даже для воровского шалмана, а не то, что для невинного школьного урока. В эти моменты пика эмоций нашего «боевого командира» казалось, что в него вселяется что-то «жутковатое», и он «на некоторое время» становится натурально бесноватым.

Одной из любимейших его классических баек была про то, что в тревожные послереволюционные времена существовала такая гордая должность «Заместитель комиссара по морским делам», что в сокращённом грубыми пролетариями виде произносилось не иначе как «Замком по морде». Мы послушно ржали каждый повтор.

А вот ещё одна, сотни раз выслушанная «библейская» легенда. Оказывается, когда самолеты на заре авиации были ещё медлительными и неуклюжими и романтично звались аэропланами, то два приближающихся друг к другу «неловких» летательных аппарата настолько уж неспешно пролетали один мимо другого, что отважные усатые пилоты успевали галантно побеседовать о том, да о сём.

В живописных кратких картиночках представлялось это нам в виде следующей интермедии: неугомонный Геннадий Александрович изображал «обои́ми» ладонями два малахольно порыкивающих моторами объекта, которые неумолимо сближались, а когда оказывались рядом друг с другом борт в борт, то даже зависали ненадолго рядышком. И начиналась беседа смельчаков-авиаторов: «Тр-тр-тр… Желаю здравствовать! Как полёт? И вам поклон, любезнейший! Благодарю-с, всё превосходно! Тр-тр-тр… Семён Сергеич велели передать вам сей пакет! (Пакет благополучно перекочёвывает с борта на борт). Ну, до свиданьица! Всего доброго, любезнейший! Тр-тр-тр!». Импровизированные самолеты наконец-то так же неторопливо разлетались, а любимый военрук театрально расшаркивался и принимал наши сочувственные аплодисменты.

А когда же высшему городскому военному руководству показалось, что тщательной школьной боевой подготовки произведено более чем достаточно, было принято поистине «мужское решение» согнать всех нас, сморчков и прочих доходяг со всевозможных школ города и вывести в «некую секретную область» для закрепления военных свершений.

Помню, как нас наскоро выстроили в бесконечные шеренги, и дикий незнакомый майор провел горячий инструктаж по использованию легендарного «калаша́» – то бишь, печально известного автомата Калашникова: «Его, затвор, не нужно, как женщину, «назад-вперёд», а только назад, на себя, это понятно?». Во время произнесения сакрального «как женщину» в тоне и глазах его некрасиво появлялась гнусная нотка такой, знаете, сугубо армейской похабности.

На что из дерзких уст отчаянного тощего ботаника в очках с такими толстыми линзами, что зрение его было, как минимум, минус тридцать пять, слетело неожиданно для него самого: «Солёная шутка!». «Воздух свободы сыграл с ним…», ну вы помните эту трагическую сцену из «Семнадцати мгновений весны». Невольно произнесено это было одновременно и восторженно и со сладкой жутью в сердце (мол, во чего творим-то, настоящее гусарское братство, видела бы меня моя мама), но и не без ехидной «еврейской пародийности» в адрес рубаки-майора.

Розыск крошечного возмутителя спокойствия затянулся минут на сорок, но своего в доску «диссидента» мы не сдали.

Чуть позже нас снабдили самым важным и необходимым для начинающего «воина-интернационалиста» – муляжными «гладкоотшкуренными» автоматиками и такими же гранатами, подозрительно смахивающими на кухонные толкушки для пюре. Затем нас, несколько затравленных переменами в быту, расселили по баракам, где мы и провели «две захватывающих и увлекательнейших» недели.

Припоминаю также одного толстенького пентюха-одноклассника, который, сидючи с «нами-однополчанами» в импровизированном окопе, в ответ на фальшивую канонаду взрывов с детсадовской отвагой в голосе выдал явно подсмотренную в отечественном кино фразу: «Не пугай, пуганные!». Это было настолько глупо, что мы заржали, как породистые кони, несмотря на объявленную «засаду». Данный «тон» бывалого «вояки» был настолько нелеп в этой и без того комичной ситуации, да и сам облик «мужественного бойца» вызывал неудержимое веселье.

А вот Геннадий Александрович оказался неожиданно заботливым мужиком и, несмотря на явную придурь (а по его рассказам служивал он до этого аж на ядерном реакторе), опекал нас, как голодных кутят и в обиду никаким местным горластым офицерам не давал.

В предпоследнюю ночь наших солдатских мытарств на природе несколько неприятных обормотов «из хулиганствующих» сбежало в соседний лагерь, где густо водились пышнотелые пионерки. Сделано, кстати, это было вовсе не из «непреодолимой тяги подросткового инстинкта», а тупо из убого желания подтвердить, так сказать, «реноме опасной шпаны».

Дело в том, что общая странная ситуация справедливо усреднила нас всех – и «дрищей» и «садюг». Тут уж не «поунижаешь» так сладко и привычно, как в родименьком классе – сказывается и усталость, и какая-никакая, а «дисциплинка», да и постоянный надзор скучающего офицерства. Вот посему и была совершена эта жалкая, высосанная из пальца акция, убого призванная напомнить и «про грозность хулиганья», ну и, разумеется, «дабы устрашить расслабившихся».

Бедный наш Геннадий Александрович… Он так несправедливо получил невероятный по унизительности немыслимый нагоняй от злорадного командного состава, и это в самом-то финале относительно спокойной «боевой» смены. Он укоризненно стоял перед нами обиженный, оскорблённый и раздавленный, раскачиваясь в своём очередном шизофреническом припадке. Мне, честное слово, было так по-человечески жаль его, хорошего, в общем-то, дядьку, которого так преподло подвели эти тщеславные дебилы.

Но, несмотря на эту «жестокую трагедию нашего личного военрука», я, заливаясь, смеюсь во весь «молодецкий мой голос» всегда, вспоминая, что дословно выдал он нам в совершенно справедливейшем своем гневе: «Я, бл…ть, для вас всё, а вы мне, вот – нате, сосите, Геннадий Александрович!». Причём, вся трагикомичная пафосная речь сопровождалась характерным энергическим и весьма неприличным жестом, демонстрирующим то могучее и незаслуженное, что преподнесли мы нашему справедливому и великодушному военруку.

Вот если уж о ком из «многочисленных» моих учителей у меня самые человеческие, приятные и забавные воспоминания, так это о нём, настоящем мужике, что вёл один из самых нелепых и ненужных предметов на свете, а всё равно благородно оставил что-то необъяснимо хорошее в наших детских несовершенных сердцах.

Саша П.

О, как же страстно хотелось нам, наивным музыкантишкам когда-то давно, ну так уж лихо прославиться, упоённо играть для беснующейся толпы на стадионах и даже на гранитных площадях столиц всего белого, да и чёрного света, чтобы узнавали нас грудастые и задастые девчушки-поклонницы и «люто рвали на куски» на улицах. Чтобы «фантастические» песни наши веером крутили на любых «размажорских» радио, и чтобы самодовольные наши морды не сходили с экранов волшебного ящика. Чтобы в искрящиеся озёра шампанского вливались полноводные пивные реки и шли бесконечные дожди из «мохито», и чтобы равнодушные «к сомнительным творениям» родители наши наконец-то оценили своих беспутных чад и, после щедрого до перебора «одаривания» мехами, автомобилями и зелёными бумажками, поверили, наконец, в нас и стали гордиться такими успешными отпрысками.

Как же мы истово верили во всё это! Мы были просто ослеплены этой безумной верой в успех. И кому же мы верили… Мы доверчиво готовы были отдать себя в руки любому шарлатану, аферисту и просто ненормальному. И все они с наслаждением этим пользовались.

Саша П. … Сейчас, когда все детские обиды в душе давно перекипели, надёжно испарилась эта отчаянная и глупая жажда успеха, и осталась лишь спокойная надежда на свою небольшую, но преданную публику, да возможность запечатлеть бесконечные наши песенки «для благодарных потомков», уже можно с ухмылкою поведать «некоторое кое-что».

П. был экспонат ну совсем уж удивительный. Здоровенный детина, «очень за сорок», «ВДВ – шной» стереотипной внешности и такой же бронебойной сути. Поговаривали, что он когда-то «буржуйски владел» огромным монструозным автобусом-трейлером, в котором совершенно свободно и в полнейшем комфорте можно было мирно дожить тихие пенсионерские годы, но в силу знакомых почти всем нам «временных финансовых затруднений», кому-то его не без сожаления загнал.

Вот в этот-то маетный период его жизни он картинно и появился перед нами, румяный и переполненный бурлящими идеями по поводу вознесения нашего «Алкоголя» на самую вершину хит-парадов, а заодно и Божественного Олимпа.

Собственно, нас предостерегали бывалые люди с намётанным глазом, что уже не раз слышали неуёмные его предложения по поводу, скажем, «организации роскошных презентаций», кои должны были по настоятельному предложению Саши заканчиваться непременно пышными фейерверками. С той поры, как только какой-то очередной наш юркий «продюсер» начинает, что называется, безбожно «гнать», мы, усмехаясь, зовём сие праздное словоблудие не иначе как «фейерверки».

Как и все прирожденные аферисты, Саша П. обладал магнетическим обаянием и способностью так виртуозно загипнотизировать любого «клиента», что тот сразу начинал верить ему безоглядно, даже если «на светлом глазу» обещался экскурсионный десант на Венеру и возможность заселения планеты теми колонистами, кому экзотическое местечко особо приглянулось. Ну а надуть нас, нелепых чудиков с вытаращенными от грядущих свершений глазами, было процедурой совсем уж плёвой, и Саша с энтузиазмом взялся за дело.

В числе прочего нам было обещано (внимание!): «миллионное вливание» в бюджет ансамбля «Алкоголь» от бывшего коллеги по службе, а ныне особо важной шишки из вожделенного всеми «Газпрома», выдача на первых порах нескольких десятков тысчонок для «поддержания штанов» слегка потрёпанных жизнью артистов, совместный переезд в Москву и торжественное снятие «комфортабельной квартиры» для совершения разнузданных оргий, ну и заодно для репетиций.

Трудно сказать, что из беспечно рассказанного нам Сашей о себе было правдой, может, и вовсе ничего, этого уж, как говорится, не проверишь, да и зачем, так ведь всё даже намного интереснее! А рассказано было немало…

Например, что был он в своё «горячее время» в составе какого-то легендарного засекреченного подразделения, восемь (и почему восемь?) грозных воинов которого могут играючи и одной левой блокировать небольшой город при стратегической надобности. Поведал он также, что счастливо владеет удостоверением полковника ФСБ и посему может запросто дуть пиво и более жаркие напитки прямо за рулём, и никто не погрозит ему даже и пальцем.

Но! Стараясь быть по возможности справедливым, я не могу не отметить того поразительного факта, что свежее пивко за рулём он дул совершенно реально, демонстративно и с большим удовольствием. Множество раз мы всей нашей доверчивой шайкой колесили на безумной скорости по Нижнему, заливаясь нескончаемым «пенным» во главе с совершенно безбашенным водилой.

Да что там ваше жалкое пиво! Как сейчас перед глазами ирреальная сцена – Сашина бывалая тачка припаркована в самом центре, рядом с суровым каменным дядькой Козьмой Мининым, все дверцы залихватски настежь, а внутри весь тогдашний состав «Алкоголя» милейшим образом попивает водочку, запивая томатным сочком и похрустывая копчёной колбаской на чёрной ароматной горбушке. И всё это сущее безобразие, само собой, под предводительством небезызвестного Саши П. Когда же огненная вода беспощадно истреблялась, производился очередной плановый рейд за следующим бутыльком, причём на том же авто и со скоростью спортивного «Феррари».

Не умолчу и о том «невероятном», что изначально придумщиком Сашей были радушно предложены свои бескорыстные услуги в качестве… Барабанщика! Да-да! Он и в самом деле немного «трямкал по тазам», хотя в первый день «строгого худсовета» в коллектив принят не был по убедительной причине – двух бутылок водки внутри прослушиваемого, а посему самозабвенно играл он тогда в своём особом темпе и сугубо индивидуальном размере. Но впоследствии чудесным образом он и вправду довольно сносно «отре́пал» с нами несколько номеров, но совместно «бомбить переполненные залы» нам как-то не довелось.

Кстати, по умопомрачительным словам Саши, одним из варварских тренингов в его нелёгкой секретной боевой подготовке было методичное выпивание четырёх пузырей «беленькой» и последующее вдумчивое вождение транспортного средства. Нам доверительно сообщалось также, что он был «секретно обучен» мгновенно отключать искомое опьянение в момент острой необходимости – видимо, когда его нетрезвую тачку останавливал коварный мент.

А чего только стоит легендарная байка о несчастных сусликах, кровушка которых выпивалась, а мяско употреблялось «вживую», дабы продержаться в бескрайне-жаркой пустыне, куда их безжалостно выбрасывал вертолет. Тот воин, что не хотел кушать сусликов, малодушно подавал сигнал по рации и его подбирал укоризненный геликоптер, но звания супербойца ему, увы, не полагалось. Ну а менее брезгливые добирались до нужного объекта и провозглашались «элитой» наших славных армейских рядов.

Подогнал он нам и пару странных ангажементов в самом, что ни на есть «сидячем кабаке». Было довольно страшновато, но лихой братве мы почему-то понравились и даже великодушно были приглашены за стол к «папе», где хлебосольно потчевались экзотической тогда текилой.

Так что, выходит, с П. было вполне и забавно, тип он был в общении преоригинальнейший и вовсе не изувеченный окончательно характерными армейскими закидонами.

Ну а что все сказочные посулы оказались банальнейшим фарсом, и то, что, изящно заняв у нас, у дурачков сто баксов – всё, что было еле накоплено нами для отъезда, дабы «завоевать красавицу Москву» (деньги по тем нищим временам почти баснословные), Саша П. ожидаемо скрылся в неведомом даже ему направлении, это…

Что ж, это была, наверное, законная оплата его блестящего циркового трюка. Да и многострадальные бабосики эти много позже он нам всё же, нехотя, но вернул. Видимо, устыдившись, что «будущие звёзды» (а до Нижнего уже долетели неприятные многим в этом городе слухи о контракте заносчивого «Алкоголя» с легендарным Бурлаковым) развеют зыбкий миф о его непогрешимости. Правда, это уже были совсем не те «барские» деньги, которые, как известно, стремительно дешевеют.

Ну и что? Деньги деньгами, а интересный человеческий экземпляр – это товар штучный. Нет, честно, никаких обид, Сань! Было весело!