Игорь Дасиевич Шиповских
Пять сказок о художниках
– Так что же нам теперь делать? Ну не сидеть же здесь до вечера и дожидаться пока нас загрызут какие-то там летучие мыши! Надо быстрей выбираться отсюда и бежать,… вот только я, пока не зная как это сделать,… эх, надо подумать… – наконец-то положив на пол палитру с кистями, сморщив лоб, произнёс Ингвар.
– Послушай,… а может нам и думать-то ничего не надо,… раз уж ты смог нарисовать меня такой, что я стала реальной, так может ты, таким же образом и нарисуешь ключ от этой двери, что разделяет нас от свободы! Мы откроем её и пока колдун отсыпается, сбежим,… постараемся побыстрей добраться до дворца, а там расскажем всем об этом негодяе и где он скрывается! Отец тут же прикажет разделаться с ним! Но прежде чем сбежать и целыми невредимыми добраться до дворца, нам надо позаботиться о том, чтобы летучие мыши не полетели по нашему следу! Колдун предупредил меня, что они теперь знают меня и мой запах, а потому найдут меня где угодно и загрызут. Правда я не уверена, что такое возможно, ведь это же всего лишь мыши,… а ты как думаешь, может такое быть? – неуверенная в угрозах маркиза, сомневаясь, спросила Мария.
– Ну, насколько я знаю природу этих животных, такое может быть, ведь летучие мыши они же, как вампиры из старых страшных сказок, идут по запаху крови человека. Но ты их особо не бойся, и на них можно найти управу и их можно обмануть. А вот что касается ключа, то это я могу попробовать,… тут ведь главное, представить себе каким он должен быть… – успокоив Марию, уверено заявил Ингвар, и быстро взяв в руки кисти с красками, стал прямо в луче света бьющего из окошечка рисовать ключ от дверей темницы. И надо же такому быть, у него это ловко получилось. Мазок за мазком и ключ послушно завис в воздухе. А едва Ингвар сделал последний штрих, как он с громким бряцаньем тут же упал на каменный пол.
– Ой, потише, пожалуйста,… а то чего доброго разбудим колдуна,… или что ещё хуже его летучих мышей… – опасливо ойкнула Мария и быстро подняв ключ с пола примерила его к замку. Он оказался в самый раз. Вставив ключ в замочную скважину, принцесса легко его провернула, и дверь тихонько отварилась.
– Ура, мы на свободе… – радостным шёпотом возликовала она.
– Ну и куда теперь?… я ведь даже не знаю, где мы находимся… – в полголоса спросил её Ингвар.
– Зато я знаю, иди за мной,… и не забудь прихватить свои краски с кистями,… вдруг они нам ещё понадобятся… – предупредительно заметила Мария, и ребята осторожно выбрались наружу. Мгновенно сообразив, в какой стороне ворота замка, Мария аккуратно прикрыв за собой дверь в темницу, направилась к ним.
– Вон оттуда я вчера приехала,… значит, туда нам и надо идти… – на ходу шепнула она Ингвару. Шаг за шагом и ребята быстро очутились возле ворот. На удивление они были не заперты. Видимо Карамболь, упоённый своей победой отправляясь спать, даже и не удосужился их закрыть. И это пошло на пользу ребятам. Ловко прошмыгнув в зазор между створками ворот, они тут же оказались снаружи.
Но это было лишь полдела, теперь им предстояло как можно быстрей добраться во дворец. И вот здесь-то у них начались непредвиденные трудности. Почти сразу, едва ребята успели отбежать от замка на безопасное расстояние, как начался проливной хлёсткий дождь. Вода с небес с такой силой обрушилась на них, что им пришлось немедленно остановиться и спрятаться под первым попавшимся раскидистым деревом.
– Ну вот, будем теперь ждать, когда дождь прекратиться… – расстроено заметила Мария.
– Ничего,… всё лучше, чем сидеть в подземелье,… тем более что это ливень, и наверняка он быстро закончиться… – ободряюще откликнулся Ингвар. И ведь оказался прав, это действительно был не простой дождь, а самый настоящий ливень, который спустя мгновенье перерос в грандиозную грозу с громом и молнией. А это было ужасно. Гром грохотал с неимоверной мощью, и ребятам порой казалось, что они прямо сейчас оглохнут. А молния так близко била рядом с ними, что складывалось впечатление, будто она целиться прямо в то самое дерево, под которым они прятались. Однако вскоре, гроза так же, как и все грозы на свете, быстро пошла на убыль. Выглянуло яркое солнышко, появилась радуга, а над лесом поднялся лёгкий белёсый туман от испарений влаги.
– Да, не повезло нам,… мало того что промокли так ещё и всю дорогу размыло,… тут теперь ни на коне проскакать… ни пешком пройти,… везде сплошная грязь,… и как же мы теперь во дворец попадём… – видя что натворила кругом гроза, сокрушённо заметила Мария.
– Не беда, не отчаивайся,… по-моему, это нам только на пользу будет,… есть тут у меня одна мысль! Смотри сколько густого тумана после грозы осталось,… а что если я его вместо белой краски использую! А ты мне в этом поможешь,… сгоняй туман сюда на поляну, а я из него попробую для нас коня написать,… уж такой-то скакун везде пройдёт! – бодро заявил Ингвар, и тут же взмахнув кистью начал собирать капельки тумана в единое целое. Взмах ещё взмах, и вот уже стала вырисовываться лошадиная холка, грива, а за ней и вся голова.
– Ой, смотри-ка, а ведь у тебя получается! – радостно воскликнула Мария и бегом кинулась сгонять свежие облачка тумана на поляну. Ингвар только успевал их скорей собирать и укладывать в новые очертания крупного белого жеребца. С каждым последующим взмахом кисти скакун всё больше и больше приобретал знакомые контуры. Прошло ещё несколько мимолётных мгновений, и на поляне вдруг очутился самый настоящий конь, но только сотворённый из белоснежного облака тумана. Он, также как и прочие жеребцы, фырчал, раздувал ноздри, и бил копытом стремясь быстрей пуститься в путь.
– Ну, принцесса, садись скорей! Скачем домой! – весело скомандовал Ингвар и, подставив Марии руку, помог ей вскочить на коня. Конь громко фыркнул и, мотнув головой, призвал своего творца последовать за принцессой. Ингвар не заставил себя долго ждать, и быстро убрав за пазуху палитру с кистями, ловко вспрыгнул ему на загривок. В ту же секунду облачный жеребец рванулся с места и понёсся вперёд, будто он уже заранее знал, в какой стороне расположен королевский дворец. Ингвар был прав, такому коню и дороги не надо было, он, словно птица летел над землёй, лишь изредка касаясь её своими копытами. Ребята были в восторге от такой скачки, они даже радовались, что прошла сильная гроза, ведь она им сильно помогла.
6
Однако зря они так бурно радовались. Их восторг был недолог. Ведь эта гроза помогла не только им, она сделала доброе дело ещё и Карамболю. От грохочущих раскатов грома он резко проснулся, и вмиг, почувствовав нечто неладное, поспешил проверить свою пленницу.
– Всё ли у неё в порядке,… не затопил ли ливень подземелье… – на бегу бормотал маркиз. И спустившись вниз, он тут же обнаружил темницу пустой, а обнаружив, пришёл в ярость.
– Ах ты, дрянная девчонка! Я беспокоюсь, а она сбежала! Спутала все мои планы! И ведь никто её не остановил! А где же мои летучие сторожа? Я их что, просто так кормлю? Где эти бестолковые мыши? – громче раскатов грозы закричал Карамболь.
В это мгновение он стал похож на самого настоящего колдуна, ярость до неузнаваемости изменила черты его лица. Жилы на его шеи взбухли, глаза выкатились из орбит, а брызги пены изо рта летели в разные стороны. От прежнего его маркизьего лоска не осталось и следа. Карамболь стремительно метнулся к старой заросшей мхом башни, где летучие мыши устроили себе логово.
– А ну поднимайтесь ленивые бестии! Хватит спать! Принцесса сбежала! Немедленно летите за ней! Найдите её и не дайте уйти! Кружите над ней и задержите до моего прихода! А я вас вскоре нагоню! – злобно размахивая руками, вопил он, поднимая стаю заспанных летучих мышей в воздух.
Мыши мгновенно поняли, что от них требуется, и тут же взяв след, шумной ватагой кинулись в погоню. Сам же Карамболь метнулся к своему вороному коню, чтобы тут же последовать за ними, благо скакун был неподалёку в стойле. Вмиг вскочив на него, маркиз бросился в дорогу. Но едва конь сделал несколько резких скачков, как его ноги тут же разъехались и он вместе с Карамболем повалился на землю. Ливень к той поре так размыл дорогу, что удержаться на ней было просто невозможно, и даже мощные подковы скакуна не помогли ему.
– Чёртова гроза! Да чтоб ей пусто было! Какая досада! Проклятая слякоть! – сквернословя и ругаясь, орал во всё горло Карамболь, натужено выбираясь из-под коня. Теперь ему уже ничего не оставалось делать, как только залезть на самую высокую башню замка, и лишь оттуда, злобно кряхтя и бормоча, наблюдать, как его коварные летучие слуги выполняют своё предназначение.
А они, тем временем успев выследить принцессу по её запаху, сейчас неслись за ней и Ингваром, усиленно стараясь их нагнать. Но куда там, небесный жеребец ребят летел словно молния, разом преодолевая своими белыми копытами немыслимые расстояния. Однако в какой-то момент Ингвар с Марией всё же заметили несущихся за ними преследователей, и это открытие вынудило их летучего скакуна прибавить скорости. Но ведь и мыши были летучие, а уж в искусстве летать им равных нет. Ловко уворачиваясь от всевозможных препятствий они быстрыми серыми тенями стремительно неслись за беглецами. И как бы они ни старались, нагнать облачного скакуна им не удавалось.
Прошёл уже час преследований, и, казалось бы, Ингвар с Марией уже совсем оторвались от них, и до дворца оставались сущие пустяки, как вдруг случилось непредвиденное. Полуденное солнце взошло так высоко и так сильно стало прогревать воздух, что туман, который после грозы ещё какое-то время оставался, начал быстро испаряться и таять, а вскоре он вообще развеялся. Ну а вместе с ним, разумеется, растаял и облачный скакун, он просто исчез, растворился. И ребята, на всём ходу пролетев по инерции ещё какое-то расстояние, врезались в землю, благо она была влажная и смягчила их падение.
– Ну, вот и всё, приехали! Теперь нам далеко не уйти! Они быстро нагонят нас и закусают! Ах, как обидно, ведь до дома уже рукой подать! Что же делать?! – моментально вскочив на ноги, с горечью воскликнула принцесса.
– Ничего-ничего! Вспомни, я же тебя предупреждал – не бойся их,… сейчас мы проведём этих летучих грызунов! И сделаем это быстро,… я тебя просто спрячу за надёжной защитой,… и они не заметят тебя! – задорно усмехнувшись, ответил Ингвар, и недолго думая, выхватив из-за пазухи кисти с красками начал прямо на Марии рисовать разноцветные цветы.
Не прошло и нескольких мгновения, как принцесса была уже вся покрыта сотнями ароматных бутонов. Тут были и пышные пионы, и душистые жасмины, и алые розы, и сочные маки, и даже яркая сирень с фиалками. Все они производили такое благоухание, что невозможно было определить: то ли ты в оранжерее стоишь, то ли по саду гуляешь. Самой же принцессы из-под цветов и видно-то не было. Она сейчас больше походила на огромный разноцветный букет душистых растений, нежели чем на юную девушку. И это сходство с букетом спасло ей жизнь.
Подлетевшие к ней преследователи тут же были сбиты с толку. Вроде бы, только что здесь стояла принцесса, и им оставалось лишь схватить её, как вдруг на тебе, ничего кроме большого сильно пахнущего цветами куста на поляне и нет, одни цветы да трава. Ну а на Ингвара они даже и не взглянули, ведь насчёт него никаких приказов от Карамболя не поступало. Сделав ещё несколько кругов над поляной и обнюхав все её закутки, мыши, так и не учуяв принцессы, понеслись дальше, пытаясь уже наугад обнаружить беглянку. И едва они скрылись за верхушками деревьев, как ребята, облегчённо вздохнув, скорей продолжили свой путь.
– Ну, я же тебе говорил, что мы их проведём! Теперь эти летучие бестии ни за что на свете не найдут тебя! Твоё спасение в цветах,… и я готов их для тебя каждый день рисовать! – радуясь избавлению от погони и восхищаясь ароматно-цветочным видом Марии, восторженно воскликнул Ингвар.
– Ну а я готова каждый день их от тебя принимать! Главное, чтобы ты всегда был рядом со мной, ведь нам так хорошо вместе! А по возвращении во дворец, я намерена тут же просить батюшку, чтобы он немедленно готовил нам свадьбу! Я знаю, сам ты об этом никогда не попросишь,… настолько ты скромный и деликатный,… а потому я возьмусь за это дело. Думаю, ты возражать не станешь! – сразу приняв инициативу на себя, настойчиво заявила Мария.
– О нет, я возражать не стану! Делай всё, как ты находишь нужным,… ты принцесса и тебе решать,… уж в придворном этикете ты лучше меня разбираешься. А моё дело кисти да краски,… вот это моя стихия, этим я и буду заниматься,… главное, что мы будем вместе… – согласно откликнулся Ингвар и они, нежно взявшись за руки, поспешили во дворец, а до него им оставалось всего-то ничего.
А меж тем в самом дворце стояло грустное унынье и горькая печаль. Оно и понятно, кому же захочется выдавать свою доченьку за лживого алчного колдуна. Король ходил из угла в угол по тронному залу и покорно ожидал своей участи. Но вдруг со стороны улицы раздался ликующий гомон и весёлые крики. Это люди, увидев как из леса в сопровождении художника, выходит с ног до головы усыпанная цветами Мария, подняли такой переполох.
– Ой, смотрите-ка, принцесса вернулась! Цела и невредима! Её наш художник привёл! Ах, какая же она раскрасавица в этом цветочном наряде! Наш Ингвар избавил её от колдовства! Значит и мы все спасены! Слава Ингвару-Великолепному! Ура принцессе! – восторженно кричали люди, сопровождая влюблённую пару во дворец, а то, что пара была влюблённая, сомневаться не приходилось. Король, услышав эти крики, не смог удержаться и быстро выбежал ребятам навстречу.
– Отец! Я вернулась, я дома! И всё это благодаря Ингвару, он вызволил меня из плена, и теперь я стану его женой,… благослови нас! – сходу бросившись в объятья отца, запросила Мария.
– А я и не возражаю! Радость-то, какая! – только и ответил счастливый король, крепко обнимая любимую дочь. И что же тут сразу началось, радость и веселье, в одно мгновенье охватили весь дворец. А принцесса тут же, ни от кого ничего не скрывая, во всеуслышание стала рассказывать, как всё произошло: как лукавый притворщик захватил её, как она горевала в подземелье, и то каким волшебным способом Ингвар её спас.
Король как услышал всё это, так сразу же приказал своим стражникам идти в старый замок и схватить Карамболя, а схватив немедленно посадить в подземелье. Тайна лживого маркиза была раскрыта, и теперь всем его мерзостям пришёл конец. Ну а чтобы его летучие слуги – злобные мыши, никому и никогда больше не докучали, король повелел завести в замке армию котов. Так всё и получилось, Карамболь был изловлен, схвачен и заточён в подземелье. Он и сейчас там сидит в окружении сотни сторожевых котов, а старый замок теперь носит названье «Кошачий».
Следующим же повеленьем короля, по просьбе принцессы, было назначение даты свадьбы. А чтобы надолго это дело не откладывать, торжество решили провести в ближайший погожий день. Пригласили гостей всевозможных, и простых, и вельможных. Позвали и баронов отважных, и ремесленников важных, и послов светлых из королевств советных, и задорных друзей из соседских волостей. Приехали все, и графы верховые, и герцоги лихие, и гончары мастеровые, и кузнецы удалые.
И даже тот самый принц-охотник, за которого Карамболь себя выдавал, тоже пожаловал. Да не один, а со своими родителями, королём и королевой. Они, как от надзора шарлатана-маркиза избавились, так сразу же объединились и все вместе жить начали. А принц себе ещё и невесту средь придворных дам приглядел, и даже за государственные дела взялся. Народ в его королевстве это сразу почувствовал, и люди лучше зажили; свободней, привольней и благополучней.
Вот сколько всего положительного и хорошего совершил Ингвар своим геройским поступком. Ну а вскоре слава о его волшебном подвиге облетела все королевства на свете. Люди стали к нему относиться как к доброму магу-чародею и с большим уваженьем почитали его невероятные способности. А он отвечал им взаимностью и помогал всем страждущим, творил для них свои изобразительные чудеса. И вот за эти чудеса люди стали называть его волшебным художником.
– Был наш Ингвар «Великолепный», а стал «Волшебный»! – хвалился народ, восхищаясь его искусством. Так с тех пор и повелось, как у кого какая забота неразрешённая появляется, так тот сразу же к Ингвару и отправляется. А уж они вместе с принцессой Марией обдумывают, как тому помочь. И ведь помогали, никому не отказывали.
– Раз нам хорошо, то мы сделаем так, чтоб и другим было лучше… – неоднократно говаривали они. И это высказывание со временем стало их повседневным девизом. Так они и зажили, своим честным трудом и добрым прилежаньем, людям помогать, да счастье с благостью на Земле приумножать…
Конец
Сказка о прекрасной княжне Даше и загадочном художнике Пьере
1
Все те события, о которых дальше пойдёт речь, сущая правда. А случились они в самой расчудесной столице мира, городе Париже, где каждая улочка, каждый парк и даже каждая частичка воздуха пропитаны любовью. И так уж вышло, что произошли эти события как раз в тот год, когда строительство знаменитой ныне Эйфелевой башни, названной именем её творца, было завершено, и она предстала во всей своей красе перед взором мировой общественности. Разумеется, не всем современникам она пришлась по вкусу, и они тут же поспешили раскритиковать все те изыски и новшества в архитектуре, какие применил её талантливый создатель для её возведения. Но это не умаляет то великое значение, какое приобрело его творение для влюблённых всех стран и народов, став символом любви и романтики.
Ну а не так далеко от этого изящного символа любви и великолепия французской столицы, расположился квартал с поселившимися там молодыми и, как это зачастую бывает, бедными художниками. Вот в нём-то, в этом квартале, и обитал наш герой, а звали его Пьер. Это был светловолосый юноша, роста выше среднего, с исключительно стройной осанкой. Многие из знакомых Пьера отмечали это качество его фигуры. Такая военная выправка и прямая поступь были у Пьера неспроста.
Будучи ещё совсем молодым подростком, он покинув отчий дом в провинции, не найдя там себе ничего достойного, в поисках лучшей доли отправился на армейскую службу в колонию за море. В жаркую страну, защищать интересы своего государства. Однако Пьер пробыл там недолго. Почти через год его военной службы в одной из стычек с берберами его ранили в голову.
Но ранение оказалось не таким серьезным, как это изначально предполагалось, и имело больше психологическое значение, нежели чем физическое воздействие. Сабля противника рассекла кожу на лбу Пьера, при этом лишь вскользь задев кость. Рана зажила быстро, и из всех внешних изменений остался только шрам над бровями, который Пьер умело наловчился прикрывать бархатной повязкой. Да и то со временем он отказался и от неё, а шрам превратился в узкую светлую полоску на его загорелом лице.
Проведя месяц в полевом госпитале Пьер, выписавшись, покинул чуждый ему континент, и тем самым закончил карьеру военного. Имея кое-какие средства от службы в армии, и получив компенсацию за ранение, он поселился в столице и предался наслаждениям городской жизни. Отдыхал, слегка кутил, но в основном обожал пешие прогулки.
И вот как-то, после дивного обеда, гуляя по прекрасным аллеям городского благоустроенного парка, ранее звавшегося «лес Рувр», а ныне ставшего местом отдыха и развлечения жителей столицы, Пьер вдруг ощутил неимоверное желание отобразить всю красоту и очарование этого парка на холсте. То ли настроение у него было романтическое, то ли погода повлияла, неизвестно. Но скорей всего виной такому желанию был тот психологический эффект, какой случился у него после ранения.
Так что у Пьера от армии остался не только шрам и исключительная выправка, но ещё и непреодолимая жажда к творчеству. Как знать, если бы не тот бербер со своей сабелькой, стал бы Пьер художником. Да, и ещё, конечно же, от армии у него остались его замечательные усы. Ах, какие это были усы, по-армейски холёные, пшеничного цвета, залихватски по-гусарски закрученные, старательно ухоженные прелестные усики. Они так гармонично сливались с его белозубой улыбкой и голубыми глазами, что многие женщины, увидев Пьера на прогулке, просто теряли голову и сходили по нему с ума.
А вскоре после той памятной прогулки, Пьер, обзаведясь всеми необходимыми для художественных работ принадлежностями, перебрался в недорогой квартал художников. Там его сначала восприняли настороженно, но спустя какое-то время, заметив его дружелюбие и безобидность, стали относиться к нему как к своему.
На первых порах он поселился в непрезентабельной мансарде чердака, с которой открывался поразительный вид на весь квартал. Выбрав для себя полностью устраивающий его по уровню жизни уголок города, Пьер был очень этим доволен. И хоть его скромное жилище было скудно обставлено и для картин не хватало места, он и этому радовался настолько сильно, что постоянно напевал себе в усы весёлую песенку, да ещё и пританцовывал.
А внизу, между домами находилась небольшая, но милая площадь с магазинчиком и уютным кафе. По вечерам, когда солнце садилось, и повсюду загорались газовые фонари, перед ним представала сказочная картина. Тысячи ламп, брызгами своих огней, наполняли узкие улочки квартала, освещая ночную жизнь. В окнах домов района также начиналась своя жизнь, свои истории, свои приключения, всё преображалось и манило своей романтикой.
В те чудесные времена жили дружно и открыто, ничего не скрывая друг от друга. И Пьер, вдохновлённый красотой и открытостью ночного города, часто делал зарисовки с натуры. А потом делился своими наблюдениями с другими молодыми художниками, собиравшимися внизу на площади в кафе. Это было излюбленное место встреч всех начинающих художников ближайшей округи.
Они собирались там всегда, и утром, и вечером, и зачастую засиживаясь далеко за полночь, так и продолжали свои бурные творческие споры с дискуссиями, в коих каждый новичок мог с жаром отстаивать свою точку зрения. И уж тогда к обсуждению подключались практически все жильцы соседних домов. То весело шутя, то критикуя, а то и восхищаясь картинами с эскизами, они проводили так многие ночи напролёт.
Пьер же, вдохновлённый аурой этого чудесного места, выполнив серию натурных набросков, также подключился к жизни квартала и начал принимать, хотя сначала и робкое, но в дальнейшем активное участие в этих ночных захватывающих дух обсуждениях.
В течение краткого срока уровень его мастерства повысился как по волшебству. Многие более опытные художники, ставшие к тому времени Пьеру уже хорошими друзьями и товарищами, посоветовали ему устроить личную выставку. Однако Пьер в силу своей природной скромности и недостаточной уверенности в себе отказался от этой идеи и с удвоенной энергией взялся творить.
А уже через месяц в его работах угадывался замечательный мастер, сравнимый разве что с выдающимися созидателями эпохи Возрождения. Его картины стали выделяться из общей массы своеобразной игрой красок и отличительным колоритом. Предметы, животные, природа, люди, да абсолютно всё, казалось настоящим. Его полотна были, словно живые и светились изнутри, а более впечатлительным людям, смотревшим на них, они внушали благоговейный трепет.
Появились и первые почитатели его таланта, нашлись и желающие приобрести его картины. Также постоянными гостями ночных собраний были знакомые Пьера из той части художественной богемы, что в последствие стали именоваться импрессионистами. Однажды, собравшись все вместе в кафе, они, осматривая картины Пьера, выставленные на всеобщее обозрение, даже зааплодировали и дружно выразили свой восторг.
– О! Импрессио! Импрессио! Манифик! – завосклицали они, а после, назвав его волшебником кисти и выпив с ним ещё ни одну бутылку вина за его искусство, расходясь по домам, взяли с него обещание быть им другом навсегда.
Обрадованный столь лестной похвалой Пьер сразу же зазнался, и с первых же удачных продаж купил себе для важности цилиндр, сюртук и трость с набалдашником из слоновой кости. Да и тут же отправился на вечернюю прогулку по своему любимому парку. Все, и дамы и юные девицы, что были на аллеях, сворачивали себе шеи, оглядываясь на такого-то щёголя. А одна милая всадница, в модном костюме амазонки, элегантно гарцуя на кауром рысаке, так загляделась на Пьера, что едва не выпала из седла. Обратив внимание на столь бурную реакцию окружающих, Пьер, покручивая свои роскошные усы, конечно же, задрал нос и с наслаждением оперной дивы, которой рукоплещет весь зал, упивался своим триумфом, продолжая гордо шествовать.
И всё бы ничего, и быть может этот вечер так и остался для него триумфальным, но не тут-то было. На следующие утро, взяв в руки кисти, краски и холст, он не смог сделать ни единого мазка. И не то, чтобы у него дрожали руки или же не поднялась кисть, но только не смог он и всё тут! Словно какая-то невидимая стена вдруг возникла между ним и мольбертом. Стоит он напротив холста, хочет нанести первый мазок и уже даже знает, как картина должна выглядеть, а сделать ничего не может, сил нет.
Постоял так Пьер час, другой, да и пошёл как был, в тот самый парк, где вчера так весело куражился. Пришёл, сел на лавочку под дуб широкий и заплакал. Ничего не понимает, что случилось, куда сила ушла. Посидел, поплакал, вроде успокоился и опять побрёл по аллеям гулять. Но уже не так, как прошлым вечером, вычурно задравши нос, а по-обычному, по-простому, как всегда это делал. Идёт, солнышко светит, небо голубое, люди кругом, но только они теперь на него внимания не обращают, идут себе тихо, степенно и не оборачиваются. Нагулялся Пьер, пришёл домой и тут его, словно кто под локоток толкнул.
Он даже и, не перекусив, хотя и очень голоден был, сразу же к мольберту кинулся. И ещё до вечера картина, какую он задумывал, была готова. Да картина-то, какая получилась, просто загляденье. Краски живым светом отливают, радугой светятся, словно музыка звучит, глаз не оторвать. Сел Пьер напротив, смотрит на неё и радуется. Тут-то и понял он, что не в куражах и деньгах счастье. Сколько бы их у него не было, хоть все богатства мира, но только зачем они ему, коль искусства лишают. Осознав ошибку, Пьер глубоко вздохнул, улыбнулся, растянулся на кровати и заснул блаженным сном.
