– Слышал новость? – спросил «Андрей», когда кельнер вернулся с заказом.
– О какой новости идет речь?
Бруно при всём его внешнем лоске был парнем недалеким. У таких, как он, домашняя библиотека обычно состоит из двух книг: Библии и телефонного справочника. Всю информацию о событиях в стране и в мире Бруно черпал в общении с клиентами. Он верил тому, что ему рассказывали, а дальше выступал в роли ретранслятора. На дремучести кельнера и зиждился расчет разведчика.
– Вчера в Женеве, в комиссии Лиги Наций по улучшению качества жизни на Земле, – понизив голос до доверительного тембра, начал плести паутину «Андрей», – завершил работу Всемирный конгресс лысых. По решению упомянутой мною комиссии, всех лысых планеты заносят в Красную книгу, и они подпадают под особую юрисдикцию Лиги Наций…
– Правильно! – Бруно энергично потер голову – бильярдный шар, и она засияла от удовольствия, – нас не так много на этом свете, нас надо холить и лелеять…
– Это еще не всё, – «Андрей» сделал знак Бруно нагнуться и перешел на шепот. – Сегодняшний день объявлен Международным днем лысых… Не исключено, что лысые берлинцы захотят отметить свой праздник в лучших ресторанах города, в том числе и в харчевне, то есть здесь. Учти, среди лысых много влиятельных людей, поэтому кому-то очень не поздоровится, если для них не найдется свободных мест… Впрочем, о чем это я? Ты это знаешь лучше меня!
Импровизированный пассаж медовой патокой лег на душу Бруно и достиг глубин его сознания. Это стало ясно после того, как он спешно разбросал на столах таблички с надписью «Заказано».
…«Андрей» расплатился и покинул харчевню. Когда он вернулся, на тротуарах стояли лужи, а в небе продолжало громыхать. Бруно встретил его у входа в зал.
– Впускаю только лысых! – с пафосом произнес он и указал на пару лысых макушек, отсвечивающих в глубине зала.
– Я всегда знал, что ты умный парень, Бруно, – «Андрей» похлопал кельнера по плечу, – принеси-ка мне форель и бокал «мозельского».
Едва он занял место в дальнем углу, как в зал вошел Клюге под руку с куклой-пупсиком, которая годилась ему во внучки.
Мозгов нет – лишь дензнаки в глазах тикают, боевая раскраска лица, когти по пять сантиметров и обрезанный спереди до самой промежности подол не оставляли сомнений в ее принадлежности к первой древнейшей профессии. Впрочем, самой рельефной деталью экстерьера пупсика был бюст.
«Да, – пришло в голову “Андрею”, – ее лифчик можно использовать как пращу для метания валунов в стан неприятеля. Что ж, у каждого свой таран, чтобы пробить колею в этой жизни…»
Бруно усадил стареющего волочилу и его юную блудницу через стол от разведчика, так что он мог слышать каждое их слово.
…В проеме двери появилась монументальная фигура «Франца». Актер и интеллигент в пятом поколении, как следствие – перманентный быдлофоб и эрудит по части музыкальной истории мира, он был завербован Быстролётовым с учетом его навязчивой идеи вывести немцев, подобно Моисею, в Землю обетованную, через распространение отечественной музыкальной культуры.
«Франц» снял шляпу и батистовым носовым платком вытер пот с лысины. Оценивая обстановку, кинжальным взглядом полоснул публику в зале. Следуя в сопровождении Бруно к свободному столику, со светской полуулыбкой громко бросил на ходу таперу:
– Пожалуйста, «Воздух Берлина», маэстро!
При этом «Франц» так ласково потрепал Штюбе по щеке, которого видел впервые, и так выразительно подмигнул ему, что тот непроизвольно поднялся из-за рояля и сделал вслед за ним пару шагов. Спохватившись, вернулся на свое рабочее место, поднял руки над клавиатурой, и зал от плинтусов до люстры заполнила бравурная, ликующая мелодия.
Клюге обернулся и проводил «Франца» протяжным взглядом.
«Андрей» понял, что мяч упал на часть поля, контролируемую объектом, и сейчас последует ответный удар. Не ошибся – через минуту игра началась.
…Обычно агенты не любят, чтобы оператор наблюдал, как они выполняют задание, потому что «каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Но «Францу» всё по боку! Профессиональный служитель Мельпомены, он жаждал публики, как рыба глубоководья, и этой публикой был его оператор «Андрей», а зал харчевни – подмостками.
Агент уверенно исполнял свою партию. Да что там уверенно! Он работал на уровне звезд мировой величины. Он всем своим видом показывал, что задание для него, что леденцы для людоеда – плёвое дело! Он упивался своей ролью триумфатора, демонстрируя своему оператору мастер-класс.
«Андрей» покинул харчевню, когда «Франц» и Клюге, скрестив руки, пили на брудершафт и целовались, а накрашенный пупсик повизгивала и истерично хохотала от острот агента, требуя продолжения банкета.
…Пару дней спустя, когда разведчик заскочил в харчевню, Бруно был хмур и обслужил его подчеркнуто официально.
– Ты чем-то недоволен, шеф? – не выдержал «Андрей».
– Скажи по-честному, для чего тебе понадобилась эта канитель с лысыми? Я ведь поверил тебе, только потому, что ты швейцарский дипломат…
– Ах, вот ты о чем! Дорогой Бруно, мой тебе совет: что бы там ни было, никогда не принимай жизнь слишком всерьез – живьем тебе из нее всё равно не выбраться. А что касается позавчерашнего, то это был просто розыгрыш… Прости покорно, если обидел. Кстати, я кое-что принес тебе… Взгляни-ка: механическая бритва. Вещь незаменимая в твоем бунгало, где, если я не ошибаюсь, нет электричества. Будешь перед зеркалом холить и лелеять себя…
…Дипломатические отношения с Бруно были восстановлены. А годом позже проведенная в харчевне подстава завершилась привлечением к работе в пользу СССР одного из адъютантов Мартина Бормана, начальника личной канцелярии Гитлера.
В 1938 году Быстролётова, как и многих других его коллег, под предлогом получения нового назначения, вызвали в Москву, где тут же арестовали и бросили в мясорубку ГУЛАГа.
В 1947 году, после 9 лет рабского труда, побоев и унижения в Норильлаге, Краслаге и Сиблаге, Быстролётова доставили на Лубянку и в наручниках ввели в кабинет министра госбезопасности Виктора Абакумова.
Сановный держиморда с неоконченным начальным образованием (3 года сельской школы), упиваясь безграничной властью, предложил «зека Быстролётову» подать на его имя прошение о помиловании в обмен на восстановление в звании и на работе в нелегальной разведке.
Титан духа, воспитанный на рыцарских традициях русского офицерства, урожденный граф Толстой отверг предложение о помиловании, потребовав повторного суда и полной реабилитации.
За отказ просить помилование Быстролётова упекли в камеру-одиночку спецобъекта МГБ «Сухановка».
Через 3 года пребывания в нечеловеческих условиях Дмитрий Александрович ослеп и, перенеся два кровоизлияния в мозг, получил расстройство сознания. После лечения в госпитале Бутырской тюрьмы его отправили на каторжные работы в Озерлаг в Тайшете, затем в Камышлаг в Кемерово.
На этом «испытания на живучесть» Быстролётова не закончились. В 1952 году его поместили в один барак с 28 высокопоставленными гитлеровскими офицерами, отбывавшими заключение за злодеяния, совершенные на территории СССР во время ВОВ.
Со слов Дмитрия Александровича, то было «заключение в заключении»: он оставался наедине с бандитами, против которых сражался в предвоенные годы.
На Лубянке списали своего разведчика в расход, предав забвению и его имя, и его подвиги. Лишь спустя 30 лет там случайно узнали, что Дмитрий Александрович выжил.
Было так.
Первый заместитель председателя КГБ генерал-полковник Цвигун С.К., монополизировавший выход в свет книг чекистской тематики, в 1969‐м от своей агентуры получил сигнал, что из одного издательства в другое кочует рукопись некоего Быстролётова.
Взять ее в работу редакторы не решаются, притом, что исполнена она на высоком профессиональном уровне, человеком, безусловно, талантливым. Дело в том, что изложенные в рукописи события выглядят фантастично, и хотя автор утверждает, что участвовал в них лично как разведчик-нелегал, но представить подтверждающих документов не может.
Заинтересовавшись рукописью, генерал Цвигун дал указание выяснить, что за «фрукт» этот Быстролётов.
Оказалось, пройдя все круги тюремно-лагерного ада, герой-разведчик «Андрей» выжил. Как неизлечимый больной в 1954‐м, за 4 года до окончания срока, освобожден из Особлага № 10 и вернулся в Москву.
Трехкомнатную квартиру, что до ареста он занимал с матерью и женой, ему не вернули, выделили комнату размером с рояль в коммунальной квартире с десятью соседями. Перебиваясь с кваса на воду, Дмитрий Александрович стал зарабатывать на жизнь переводами.
Вопреки тому, что в 1956 году Военная коллегия Верховного суда СССР после повторного рассмотрения дела Быстролётова Д.А. вынесла решение: «Приговор от 8 мая 1939 года по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело прекратить за отсутствием состава преступления», экс-разведчика, как ранее судимого, на постоянную работу нигде не брали.
…Талантливый человек – талантлив во всём. Дар писателя проявился у Быстролётова в лагере. Развил он его в Москве, написав (!) 16 книг, из которых 11 вышли под общим названием «Пир Бессмертных».
Создав несколько киносценариев – по одному из них в 1973‐м поставлен фильм «Человек в штатском», – на полученный гонорар он приобрел однокомнатную кооперативную квартиру.
Главное достоинство произведений Дмитрия Александровича в том, что в них он в завуалированной форме изложил некоторые свои подвиги, приписав их вымышленным героям.
Более того, ему удалось донести до потомков объективные свидетельства той жизни, что довелось испытать целому поколению людей Страны Советов.
Скончался Д.А. Быстролётов 3 мая 1975 года. Похоронен на Хованском кладбище.
В декабре 2017 года столичные журналисты, подготавливая репортаж к 100‐му юбилею ВЧК – ОГПУ – КГБ – ФСБ, опросили с десяток экс-сотрудников органов госбезопасности разного возраста, званий и должностного калибра. Один вопрос был общим для всех: «Кого вы считаете самым лучшим и результативным нелегалом-одиночкой?»
Расплывчато-уклончивые ответы журналистов не устроили, и тогда тот же вопрос был задан знатоку тайн Лубянского подворья, ветерану внешней разведки экс-резиденту в Дании полковнику Любимову М.П.
Ни секунды не задумываясь, Михаил Петрович ответил:
«Очень сложно сказать, кто из наших разведчиков был самым лучшим. И, тем не менее, первым в тройке лучших разведчиков-нелегалов ХХ века профессионалы называют Быстролётова Дмитрия Александровича. А в США, в Вашингтоне, в The International Spy Museum – Международном музее шпионажа – ему посвящен огромный стенд».
P.S. В истории советских секретных служб не найти второго такого виртуоза перевоплощений, беспроигрышного мастера вербовок, ловкого добытчика шифров, талантливого медика, юриста, живописца, литератора и, наконец, неистребимого оптимиста, как Дмитрий Александрович Быстролётов. Может, в этом и есть тайный смысл: Господь Бог поставляет таких людей поштучно, да и то не каждое столетие? Но уж слишком безжалостны сценарии их жизни!
Весной 1992 года генерал-майор Ю.И. Дроздов, экс-начальник управления «С» (подготовка разведчиков-нелегалов), возглавил группу приема делегации бывших сотрудников ЦРУ и ФБР высокого ранга.
Официальным предлогом для их визита в Москву был обмен опытом правового обеспечения деятельности специальных служб с российскими коллегами из контрразведки и разведки.
На самом деле американцы искали (и нашли-таки!) способ проинспектировать новые российские секретные структуры: Федеральную службу безопасности и Службу внешней разведки – правопреемниц двух основных главков КГБ СССР.
Согласно добытым нашей разведкой данным, итоги инспекции повергли американцев в уныние – об этом свидетельствовал их доклад на имя президента и Конгрессу США.
С подачи ЦРУ и ФБР президент Клинтон под предлогом установления паритета между американскими и российскими спецслужбами стал требовать от «друга Бориса» упразднить антитеррористическое подразделение «Альфа» и уникальный отряд «Вымпел».
Вопрос оставался открытым до октября 1993 года, когда «Альфа» и «Вымпел» не выполнили приказ Ельцина о штурме Белого дома. В наказание президент своим Указом передал обе группы специального назначения в МВД.
«Альфу» вернуть в систему госбезопасности удалось, а вот «Вымпел» был уничтожен под корень.
…Протокольную часть визита венчал конспиративный банкет для гостей и отставных генералов КГБ первого эшелона. «Литерная вечеря» проходила в подвальном ресторане пресс-центра внешней разведки на Остоженке.
Блюда и тосты следовали своим чередом, как вдруг специальный агент ЦРУ Роберт Уэйд, находясь в изрядном подпитии, обратился к генералу Дроздову:
– Вы хорошие парни, русские. Мы знаем, что у вас были успехи, которыми вы можете по праву гордиться. Даже ваши поражения демонстрировали мощь вашей разведки… Но пройдет время, и вы ахнете, если это будет рассекречено, какую агентуру влияния имело ЦРУ в вашем Министерстве иностранных дел!
Выслушав мой перевод, Ю.И. Дроздов, в силу своей профессии человек герметичный в чувствах, помыслах и высказываниях, лишь пожал плечами. Но, будто что-то вспомнив, резко повернулся к первому заместителю начальника внешней разведки генерал-лейтенанту Кирпиченко.
– Вадим Алексеевич, может, стоит в качестве противовеса рассказать о нашем человеке во внешнеполитическом ведомстве Коста-Рики?
– Чтобы утереть нос заморскому гостю и вызвать переполох в руководстве ЦРУ? Ты же знаешь, Юрий Иванович, не в наших это традициях. Да и время еще не пришло рассекречивать «Макса»…
Лишь в 1997 году из увидевшей свет «Энциклопедии военного искусства» (раздел «Разведчики ХХ века») я узнал, что генералы имели в виду разведчика-нелегала Иосифа Ромуальдовича Григулевича, который – невероятно! – служил Чрезвычайным посланником Республики Коста-Рика одновременно в Ватикане, в Италии и Югославии.
Да, КГБ умел многое: его сотрудники по всему свету вербовали лидеров партий, глав спецслужб, сановников из ближайшего окружения президентов и премьер-министров.
Но чтобы наш разведчик-нелегал возглавил посольство чужой страны сразу в трех государствах?! Нет, увольте, такого казуса история дипломатии и секретных служб еще не знала. Едва об этом стало известно в разведсообществе США, там случился не просто шок – апокалипсис.
Иосиф Григулевич (Григулявичюс) родился 5 мая 1913 года на окраине Российской империи, в литовском городе Тракай в семье фармацевта-караима[6].
В 1924 году глава семейства потерял работу и уехал на заработки в Аргентину, а мать с Иосифом перебралась в Вильно, где он окончил гимназию. Помимо караимского, мальчик с детства владел русским, литовским, польским языками. Меняя континенты и страны, освоил английский, французский, португальский, испанский и итальянский.
В свои 17 лет «Юзик» – псевдоним Григулевича, под которым его знали подпольщики и полиция, – стал членом компартии Польши, а к двадцати за революционную деятельность отбыл срок в печально известной изуверским содержанием тюрьме Лукишки в Вильно.
В 1933 году, чтобы избежать второго срока, скрывался на конспиративной квартире польской секции Коминтерна в Варшаве, где общался с Еленой Стасовой, председателем ЦК Международной организации помощи борцам революции (МОПР), и с полпредом СССР в Польше Владимиром Антоновым-Овсеенко.
Вера юного подпольщика в торжество идей коммунизма, его оригинальные мысли о революционном переустройстве мира восхитили Стасову и Антонова. Они убедили «Юзика» по чужим документам выехать в Париж и по заданию Коминтерна распространять через печатные издания социалистические идеи и вести антифашистскую пропаганду.
По возвращении в Москву Елена Дмитриевна сообщила о Григулевиче своему сослуживцу по Петроградской ЧК, а ныне шефу внешней разведки А.Х. Артузову.
Оперативные преимущества вовлечения новобранца Коминтерна в орбиту деятельности советской разведки за границей были очевидны, и Артузов обязал помощника нелегального резидента в Париже Александра Короткова на конкретных поручениях проверить личные и деловые качества «Юзика».
Всё складывалось в пользу вербовки, но соблюсти формальную процедуру (отбор подписки, присвоение псевдонима и т. д.) Короткову не удалось – кандидат в агенты исчез. Через секцию МОПР в Париже выяснили, что из-за ухудшения здоровья отца «Юзик» выехал к нему в Аргентину.
Год жизни в Аргентине, и Григулевич блестяще говорит по-испански, а его смуглое лицо, смоляные волосы, карие глаза, ослепительной белизны улыбка делают его неотличимым от местных жителей.
Секретарь аргентинской секции МОПР Карл Духовный через свои связи в полиции помог Иосифу обзавестись паспортом на имя коренного аргентинца Хосе Ротти, и он колесит по стране, проводя антифашистскую пропаганду.
Едва в Испании началась гражданская война, Хосе бросился к испанскому послу за въездной визой. С порога заявил, что намерен воевать против Франко. Услышав это, посол, сам убежденный антифашист, не испытывая ни малейших угрызений совести, выдал ему испанский паспорт на имя Хосе Окампо.
По прибытии в Мадрид Григулевич встретил знакомого ему по Аргентине секретаря исполкома Коминтерна Витторио Кодовильо. Тот познакомил его с командиром коммунистической Одиннадцатой дивизии легендарным Энрико Листером, который направил Иосифа в учебный лагерь для новобранцев.
Через месяц Хосе Окампо, командир интернациональной роты, в бою за Толедский мост проявил дар стратега и был назначен помощником начальника штаба Центрального фронта.
Но штабная работа не по нраву Окампо – он рвется в бой. Листер нашел в нём надежного друга, и они в одном окопе сражаются под Гвадалахарой и на Сарагосском направлении.
После победного боя Листер устроил званый ужин, где представил своего отважного друга Окампо атташе по политическим вопросам посольства СССР в Мадриде Льву Лазаревичу Николаеву. Под этой «корягой сидел» генерал госбезопасности Л.Л. Фельдбин (кодовое имя «Швед»), резидент НКВД в Испании.
Годы службы в ЧК, ОГПУ и НКВД приучили Фельдбина[7] рассматривать знакомство с новым человеком с позиций целесообразности привлечения его к работе в интересах органов госбезопасности.
Пообщавшись с Окампо на испанском языке и, преследуя сугубо оперативные цели, генерал пригласил его посетить советское посольство. Комроты не заставил себя уговаривать.
В своей книге «Тактика и стратегия разведки и контрразведки», принятой в качестве учебного пособия в советских разведшколах, деятельность сотрудника НКВД по приобретению источников информации Фельдбин сравнил с процессом поглощения пищи китом. Захватив в поле своего внимания широкий круг лиц, вербовщик процеживает их, как через китовый ус, через оперативное ситечко, оставляя в пасти нужный планктон и выбрасывая отработанную воду в виде фонтана.
Под «оперативным ситечком» Фельдбин подразумевал негласных помощников, которые проводят сепарацию «воды» и селекцию «планктона».
Вот и в этот раз данные на комроты Хосе Окампо «Швед» получил от своей агентуры в штабе Центрального фронта. Но самую ценную информацию ему «слил» Витторио Кодовильо. Он сообщил все имена Григулевича, под которыми тот проходил в Литве, Польше, Франции, Аргентине.
Услышав истинную фамилию командира роты, «Швед» вспомнил своего помощника в парижской резидентуре, сорвавшуюся вербовку, и холодно резюмировал: «Конечно, он – наш кадр. А то, что не удалось Короткову во Франции, сделаю я в Испании!»
…13 мая 1937 года «Швед» встретил Окампо-Григулевича, сидя в кресле и разбросав ноги в сафьяновых мокасинах по персидскому ковру. На нём были шелковая сорочка без галстука и фланелевые брюки. Меж пальцев дымилась американская сигарета «Lucky Strike». Завидев в дверях гостя, «Швед» сделал знак, и вооруженные автоматами телохранители бесшумно исчезли.
«Шелковая сорочка, сафьяновые мокасины, элитный табак, телохранители. Атташе жирует, а в это время в СССР, как пишут английские и французские газеты, голод и нищета. Вот так сюрприз!» – подумал Иосиф, не подозревая, что его ждет сюрприз похлеще.
– Buenos días, camarado Le…
– Здравствуйте, Юзик! – грубо оборвал гостя «Швед». – Вы что, за время межконтинентальных вояжей забыли русский язык? Или так вжились в шкуру Окампо, что выбраться из нее не можете?
Обдумывая сценарий предстоящей встречи, «Швед», мастер изощренных плутней, решил разыграть психологический этюд, где особая роль отводилась дебюту, исполненному на русском языке, – он должен был сделать Григулевича покладистым.
Ставка на родную речь себя оправдала: обескураженный Иосиф застыл посередине кабинета с протянутой для пожатия рукой.
– Судя по вашей реакции, Юзик, русский язык вы еще помните. Начиная с сегодня, мы с вами будем общаться только на русском! – командным тоном произнес «Швед». Секунду помедлив, пожал вытянутую в его сторону руку и, уже радушно улыбаясь, добавил:
– Впрочем, если вы против, я не смею настаивать… Вольному – воля…
Нет-нет, «Швед», матерый мастер подвоха, не отказался от намерения завершить дело, инициированное Артузовым и не реализованное Коротковым. Просто он применил метод допроса испанской инквизиции: «сперва жестко ударить, затем расслабить и погладить». Спектакль генерал закончил на лирической ноте:
– Скажите, Иосиф, тогда, в 1933‐м, всё обошлось, и сегодня ваш батюшка в полном здравии?
Мозговая атака парализовала волю Григулевича, и корифей жанра «Швед» это понял. Дружески похлопав Иосифа по плечу, вынул из бара бутылку французского коньяка. Наполнил не рюмки – фужеры.
– За продолжение встреч!
Григулевич безотчетно осушил фужер и промямлил:
– Кто вы, сударь… на самом деле?
– Я – бывший начальник Александра Короткова…
– А почему вы выбрали именно меня?
– Потому, что у вас прекрасные данные. Во-первых, безупречное с точки зрения Уголовного кодекса СССР прошлое.
Во-вторых, вы умеете устанавливать контакт с людьми, независимо от их социального статуса, пола и возраста.
В-третьих, вы свободно владеете кучей языков.
Наконец, вы не обременены семьей.
Но самое главное – ваше революционное прошлое, опыт нелегальной работы в разных странах по линии Коминтерна.
И если ты, – «Швед» перешел на «ты», – поможешь мне убрать Андреса Нина, друга и ближайшего союзника Троцкого, то станешь нашим секретным сотрудником.
В будущем я обещаю тебе рисковую и интересную жизнь. Ведь ты себя не мыслишь вне опасностей и риска, не так ли? А их в нашей работе более чем достаточно. Я очень хочу, чтобы ты работал под моим началом, поэтому не лезь под пули, ясно?
Иосиф хотел было что-то возразить, но «Швед» гаркнул:
– За нас, за единомышленников! – и они опять сдвинули фужеры.
…16 июня Андрес Нин и 40 его каталонских соратников были арестованы по приказу шефа управления общественной безопасности республики Рикардо Бурильо, выполнявшего указание Льва Николаева.
21 июня Нин исчез из тюрьмы, и больше его никогда не видели. Боевики Нина в его исчезновении винили Окампо и устроили на него охоту.
Фельдбин спрятал его в одной из своих «кукушек»[8] и направил в Центр радиограмму:
«В связи с чрезвычайными обстоятельствами необходимо вывести Юзика в Аттику[9]. Прошу в максимально сжатые сроки доставить экспрессом[10] для него новые сапоги[11]. Таблицу умножения[12] вышлю позже. Швед».
Через неделю Григулевич с документами Хорхе Мартина отплыл в Одессу.
По прибытии в Союз Иосиф был зачислен в Школу особого назначения (ШОН) Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) НКВД СССР. Под псевдонимом «Макс» он приобретал навыки шифровальщика, работу на «ключе», способы передачи информации через тайники, искусство вербовки, минно-взрывное дело и другие премудрости разведывательно-диверсионного ремесла.
«…В процессе обучения обнаружил незаурядный интеллект, феноменальную память, невероятную работоспособность. Имеет вкус к риску и принятию авантюрных решений, обладает богатым воображением.
Доминантный и властный человек с выраженными лидерскими наклонностями. Стиль действий характеризуется быстротой и энергичностью. В поведении присутствует безусловная ориентация на успех.
В дискуссиях убедителен и красноречив, умеет навязать оппоненту свою точку зрения.
Склонен к лицедейству и перевоплощению, способен производить любое впечатление. Умело использует актерский дар при выполнении заданий.
Настроен оптимистично, обаятелен, коммуникабелен.
Вывод: по политической и специальной подготовке, по личным и деловым качествам и в силу владения шестью языками может быть командирован в качестве разведчика-нелегала на любой континент.
С учетом внешних данных “Макса” и предпочтения, которое он отдает испанскому языку, полагал бы целесообразным использовать его под легендой коммерсанта или священника из Латинской Америки.
И.о. начальника 7‐го отдела ГУГБ НКВД СССР
Шпигельглас».
В 1938 году Григулевич получил советское гражданство, а через год стал членом ВКП(б).
В 1939 году НКВД разработал план операции «Утка» по физическому устранению Троцкого (кличка «Старик»). Чтобы создать оптимальные условия для реализации акции, «Макса» направили к месту проживания объекта в Мехико.
Это была его первая командировка в качестве разведчика-нелегала, поэтому инструктаж проводил лично шеф НКВД Лаврентий Берия.
В Мехико «Макс» – американец Дэвид Давидсон – заболел тифом и попал в больницу, где ослеп и оглох.
Лечащий врач был несказанно удивлен, услышав, как американец в бреду просит знаменитого художника Давида Сикейроса помочь ему найти какого-то «старика», чтобы поймать какую-то «утку». При этом американец говорит не по-английски, а по-испански!
Желая срубить деньжат на передаче последней воли умирающего гринго, доктор разыскал художника. Тот примчался в больницу, узнал в слепоглухом доходяге своего однополчанина Хосе Окампо, щедро заплатил доктору-деляге и бросился к знахарям из племени майя.
И, о чудо, – благодаря их настоям из целебных трав к Григулевичу через неделю вернулись слух и зрение, а скоро он и вовсе поправился.
«Макс» открылся своему спасителю, рассказав, что в Мексику прибыл по заданию руководства Коминтерна, чтобы организовать убийство Троцкого.
Сикейрос с энтузиазмом воспринял идею, сколотил бригаду из своих друзей-сорвиголов, и ранним утром 24 мая 1940 года они под водительством «Макса» совершили налет на виллу Троцкого.
…Рассредоточившись с внешней стороны спальни объекта, они открыли шквальный огонь из револьверов и ручного пулемета.
«Старик», который жил в постоянном ожидании покушения, среагировал мгновенно. Схватив в охапку жену, бросился с постели под кровать. Массивная, из морёного дуба, она спасла обоих: у них ни царапины, а спальня превращена в крошево – нападавшие выпустили (!) более 200 пуль.
О том, что Троцкий остался жив, известило мексиканское радио. Иосиф впал в депрессию, и во сне ему стал являться, бряцая наручниками, нарком Берия.
…Генерал Эйтингон, оператор «Макса» в Мексике и тонкий психолог, чтобы вернуть его к жизни, свел с юной мексиканкой Лаурой Агиляр Араухо.
Позже девушка станет его женой, но для начала наш герой завербует ее в качестве агента-связника под псевдонимом «Луиза».
За участие в ликвидации Троцкого «Макса» наградили орденом Красной Звезды.
Великая Отечественная война застала «Макса» в Аргентине, откуда он выезжал в страны Южной Америки для создания региональных резидентур.
Вскоре полосы местных газет запестрели вариациями на тему «Атлантика – свалка сгоревших кораблей». Действительно, суда под флагами нейтральных стран с грузами для Германии самовоспламенялись посреди Атлантики. Это действовал незримый фронт под командованием «Макса».
Сформированные им в южноамериканских портах диверсионные группы на судах, груженных кобальтом, марганцем, селитрой для военной промышленности Третьего рейха, установили зажигательные фугасы и мины замедленного действия, которые уничтожили груз трансатлантических судов со стратегическим сырьем и продовольствием общим объемом более 1 миллиона тонн.
За вклад в победу СССР над фашистской Германией «Макс» награжден орденом Красного Знамени.
27 июня 1945 года «Макс», глава нелегальных резидентур НКВД в Южной Америке, прибыл в Сантьяго.
Его заместитель доложил ему десяток досье с материалами изучения потенциальных кандидатов на вербовку. На следующий день «Макс», выступая «под чужим флагом» – владельцем кофейных плантаций аргентинцем Хосе Ротти, – вышел на вербовочную беседу с вице-консулом Коста-Рики.
Снова Григулевич подтвердил сложившееся о нем в Центре мнение, как о вербовщике[13], который «разгадал формулу успеха». Он играючи завербовал вице-консула под псевдонимом «Кабальеро». В порыве чувств тот признался, что проникся к дону Ротти доверием, потому что он напомнил ему друга детства по имени Доменик, сына богатейшего латифундиста Коста-Рики Педро Бонефиля.
– Они – мой сводный брат и родной отец, – потупив взгляд, тихо сказал Иосиф. – Да-да, покойный дон Педро – мой отец…
Даже в самых смелых мечтах Григулевич не мог представить себе, какие стратегические перспективы сулит это его признание. Ведь единственное, на что он рассчитывал, – с помощью «Кабальеро» приобрести костариканский паспорт.
– Так вы – костариканец?! – новоиспеченный агент ошарашенно смотрел на своего оператора.
– Да, я костариканец, незаконнорожденный сын дона Педро, которого за страсть к женскому полу в Коста-Рике прозвали «ловеласом нации»… Родился я в Алахуэле, в детстве меня звали Теодоро! – уже твердо ответил «Макс» и сообщил агенту историю «своего отца», а по сути, пересказал данные на Педро Бонефиля, почерпнутые вчера в одном из досье.
– Ну что ж, – «Кабальеро» заговорщицки подмигнул своему секретному шефу, – у вас есть шанс официально стать гражданином Коста-Рики, можете на меня положиться!
Через месяц «Макс» стал обладателем костариканского паспорта и рекомендательного письма к кофейному магнату Коста-Рики Хосе Фигересу, который, выиграв выборы, готовился сесть в кресло президента страны.
Он принял Теодоро Бонефиля Кастро и, обнаружив в нем родственную душу – человека авантюрного склада ума, поделился своими планами завоевания западноевропейского кофейного рынка.
В сентябре 1949 года «Макс» и «Луиза» были выведены на длительное оседание в Западную Европу и приступили к выполнению разведывательных заданий в Италии и Югославии.