Игнатий Потапенко
Иллюзия и правда
– Нахал, нахал!.. – вся дрожа, глубоко оскорблённая, шептала она, и вслед за этим голос её с задушевною нежностью зазвучал:
«О, я твоя, тебя люблю.
О, милый мой, и для тебя
Готова я, готова я
На смерть, на смерть»…
Последние слова замерли на её губах, и она опустила изнеможённую головку на плечо Фауста. Оркестр играл продолжение дуэта.
– Ну, какая же вы прелесть! Конфетка, настоящая конфетка!.. – говорил ей вполголоса Фауст.
Она вздрагивала от бешенства. Публика не выдержала и разразилась неистовыми рукоплесканиями. Это был колоссальный восторг, который длился около пяти минут. Певец и певица, взявшись за руки, с радостными улыбками раскланивались на все стороны.
Прошла ещё сцена, и ещё. Вот они попрощались. Фауст, обрадованный своим любовным успехом, подошёл к рампе и объявил публике, что он испытывает блаженство и прибавил:
«Я-а-а-а бегу!..»
Это «я» было ничто иное как высокое si, и так как эта нота была у него очень хороша, то он продержался на ней минуты три, после чего раздался гром рукоплесканий. Но он не убежал, потому что Мефистофель не пустил его. «Сейчас она начнёт беседовать со звёздами. Останьтесь!» – сказал он, и Фауст остался. Действительно, Маргарита показалась в окне беседки и заговорила со звёздами:
«Он любит… Волнуется грудь…
Пенье птичек»…
Увлечение публики доходило до последних пределов напряжения. Все знали, что будет дальше, потому что все знали «Фауста» наизусть. Никто не сомневался, что Маргарита дойдёт до забвения всякой осторожности и, несмотря на то, что сама же попросила Фауста уйти, станет звать его. Знали также, что Фауст, подталкиваемый Мефистофелем, воспользуется случаем, чтобы слиться с нею в поцелуе. И вот, настал этот момент. Она уже на высоких нотах. Голос её не сходит с sol, la и si, оркестр шумит, страстные скрипки изображают взволнованное тремоло, чувственная виолончель порывисто вскрикивает… Она зовёт его. Фауст бросается к ней, сжимает её в горячих объятиях и впивается своими губами в её губы. Мефистофель адски хохочет, занавес падает. Публика не может опомниться от волнения и восторга. Казалось, на мгновение она вся умерла, окаменела…
Оркестр продолжает шуметь, и под звуки оркестра, на сцене, в беседке слышится звучный сопрано:
«Нет, это невыносимо, это невыносимо»!»
– Ха, ха, ха! – отвечает голос тенорового тембра. – Но какие у вас сочные губки! Ха, ха, ха, ха!
Вслед за этим раздаётся звонкая хлёсткая пощёчина.
Вызовы без конца. Фауст и Маргарита кланялись и улыбались публике до изнеможения. Фауст, однако, слегка придерживался за щеку, которая у него горела…
