Чигринский начал задумчиво и нервно ходить по комнате. Лопатина уселась за стол, подпёрла голову руками и, видимо, испытывала страшную досаду. Его шаги раздражали её, и она, сидя к нему спиной и не подымая головы, нервным голосом промолвила:
– Слушайте, если вам так уж очень хочется ходить, то вы можете делать это в своей комнате.
Чигринский остановился, скорбно посмотрел на неё, потом направился к двери и вышел. Он прошёл по тёмному коридору, в котором горела прибитая к стене маленькая лампочка, дававшая, однако, очень много копоти и мало света. Он вошёл в свою комнату и зажёг свечу. Здесь было очень трудно шагать, но всё-таки он не мог обойтись без этого. Он не мог сидеть или лежать на месте, и его прогулка походила на какие-то безумные прыжки: сделав три шага в одном направлении, он должен был возвращаться.
«Странное существо женщина, – философски размышлял Чигринский, – до какой степени она зависит от каприза, от случайности… Не будь этого билета, ведь она спокойно просидела бы весь вечер дома!» Но затем он представлял себе Лопатину сидящею за столом в той позе, в которой он её оставил; воображал, какое она переживает негодование по отношению к нему, и ему казалось невозможным оставлять дело в таком положении. Он очень дорожил её расположением. «После этого она меня совсем возненавидит», – с отчаянием думал Чигринский.
Рядом, сквозь наглухо запертую дверь, слышалось лёгкое похрапывание. Соседнюю комнату занимал студент-техник, хохол, по фамилии Булыга. Он уже дня два не выходил из комнаты. Булыга был очень мнителен и вечно воображал себя опасно-больным; на этот раз он схватил лёгкую простуду и, по обыкновению, вёл себя так, как будто ему предстояла верная смерть.
У Чигринского вдруг мелькнула мысль попросить у него одежду. Он постучался в дверь.
– А что вам? – болезненным голосом отозвался Булыга.
– Можно к вам зайти на минутку? – спросил Чигринский.
– Зайдите.
Чигринский быстро перебежал из своей комнаты в соседнюю. Булыга лежал на кровати, натянув на себя одеяло до подбородка. На стуле, стоявшем у изголовья, были какие-то лекарственные пузырьки с рецептами и горящая свечка.
– Как ваше здоровье? – спросил Чигринский больше для того, чтобы как-нибудь обнаружить участие и этим расположить Булыгу в свою пользу.
– Скверно! – ответил Булыга. – Кашляю. Должно быть, туберкулы…
– Слушайте, не можете ли вы мне сделать одолжение?
Булыга уже после этих слов посмотрел на него испуганными глазами. Дело в том, что он был сравнительно с другими порядочно обеспечен. Он правильно получал из дому деньги и мог бы жить в гораздо лучшей квартире, но из экономии поселился здесь. Чигринский, положим, не любил брать взаймы, потому что не рассчитывал на исправную отдачу; но Булыге было хорошо известно, что у соседа никогда денег не бывает, поэтому он тотчас же заподозрил, что у него хотят просить денег.
– Ох, знаете, я просто не знаю, что делать, – сказал Булыга, желая наперёд отвадить соседа от просьбы. – Вот уже неделя прошла, как должен получить из деревни, а ничего не шлют…
– Пришлют! – успокоительно заметил Чигринский, – вам ведь всегда присылают. Скажите, Булыга, ведь вы сегодня никуда не идёте?
– Куда же я могу выйти? Разве что-нибудь экстренное?
– Ну, что же может быть теперь экстренное, вечером? Так, значит, вы никуда не едете?
– Да что вам за дело до этого, еду я или нет?
– Да уж, значит, есть дело, коли спрашиваю. Тут, видите ли, такое обстоятельство… Мне надо пойти сегодня в одно место… приличное… А костюм мой, сами видите, каков.
– Так вы хотите в мой одеться?
– Да, если вы позволите.
– Ну, знаете, я этого никогда не делаю. Во-первых, вы длинный, а я короткий.
– Да это ничего… Тут главное, чтобы там, где полагается сюртук, был сюртук, а уж какой – это неважно…
– Нет уж, оставьте, пожалуйста! Терпеть не могу, когда мои вещи кто-нибудь носит.
– Так не дадите?
– Нет.
Чигринский ушёл к себе. Минут через десять после этого в дверь его постучались, и затем раздался голос Марьи Петровны:
– Слушайте, Чигринский, идите сюда.
Чигринский побежал в её комнату.
– Мне страшно хочется поехать, я должна пойти сегодня! Я бы сама пошла, но это ужасно далеко, я боюсь…
– Может быть, я проводил бы вас, а оттуда вы как-нибудь сами, что ли…
– Нет! как же! А вдруг я там не встречу знакомых… Нет, вы уж лучше достаньте как-нибудь себе.