Игнатьев Викторович Дмитрий Сборник фантастических рассказов

Красный нектар

Джунгли планеты Аурелия не просто росли – они дышали, жили единым, гигантским организмом. Каждый лист, каждая лиана, каждый клочок влажной, черной земли пульсировал скрытой жизнью. Гигантские, похожие на папоротники деревья с листьями цвета расплавленной меди и прожилками ядовитого изумруда медленно расширялись и сжимались, наполняя воздух густым, сладковатым и чуть удушающим ароматом, похожим на смесь меда, разложившейся плоти и озоном после грозы. Воздух, вибрирующий от звона трелей невидимых существ и металлического стрекотания ксилокопов – шестиногих насекомых с переливающимися, как разлившаяся нефть, крыльями, – был настолько плотным, что его почти можно было пить. Свет двух солц – желтого, яростного Карроса и меньшего, холодного, голубоватого Хелиоса – пробивался сквозь рыжую, почти кровавую листву, создавая причудливую, живую игру теней, в которой тонула, словно испуганное животное, база земной экспедиции «Омега».

Доктор Элария Восс стояла на краю поселения, втиснутого в расчищенный участок джунглей, словно костяная заноза в тело спящего гиганта. Под ногами хлюпала темная, богатая гумусом почва, испещренная биолюминесцентными грибами, мерцавшими тусклым салатовым светом. Она смотрела на деревню аурелианцев, раскинувшуюся чуть поодаль, под сенью исполинского Древа-Купола. Это дерево не поддавалось земной классификации; его крона была похожа на гигантский, полупрозрачный гриб цвета окисленной крови и темного халцедона, а ствол, покрытый бархатистой, фиолетовой корой, испускал едва уловимый, низкочастотный гул, ощущаемый скорее костями, чем ушами.

Эти существа были гуманоидами, но до жути элегантными. Высокие, хрупкие на вид, с кожей цвета темного, отполированного лунным светом серебра и большими, полностью черными глазами, лишенными зрачков, которые поглощали свет, словные крошечные черные дыры. Они передвигались с плавной, почти водной грацией, их ступни, казалось, лишь касались покрытой мхом земли, а их тихое, мелодичное бормотание было похоже на шелест листьев и журчание ручья.

Именно эта плавность сейчас резанула Эларию по нервам, контрастируя с леденящим ужасом, который медленно поднимался из глубины ее существа. Она видела, как старейшина деревни, существо по имени К’тар, медленно, почти церемониально, приблизился к молодому аурелианцу, который сидел, прислонившись к корневищу Древа, похожему на сплетение гигантских, окаменевших змей. Юноша сгорбился, словно под невидимой тяжестью, и его длинные, тонкие пальцы бессильно лежали на коленях. И вот сейчас, глядя на К’тара, Элария с абсолютной, кристальной и леденящей душу ясностью осознала: они не просто стареют. С ними что-то делают. Что-то ужасное.

«Омега» находилась здесь, на Аурелии, уже шесть земных месяцев. Миссия: изучение флоры, фауны и, что самое важное, разумной жизни. Аурелианцы были мирными, гостеприимными, но на редкость закрытыми. Они делились странными, пульсирующими плодами джунглей, показывали безопасные тропы, петляющие между гигантскими воздушными корнями, но их общество, их ритуалы, их сама суть оставались за семью печатями, скрытыми завесой вежливой отстраненности.

Элария, ксенобиолог и по совместительству врач экспедиции, провела последние недели, пытаясь понять странную аномалию. Аурелианцы, судя по всему, не имели естественного цикла старения, как люди. Они оставались молодыми и полными сил десятилетиями, а затем, в течение считаных недель, стремительно дряхлели и умирали. Она поделилась наблюдениями с капитаном Гором, но тот, солдат до мозга костей, с лицом, изборожденным шрамами и космической радиацией, отмахнулся: «Иная биохимия, док. Не примеряй наши мерки. Они, может, от старости дряхлеют и рассыпаются в пыль. Не наше дело».

Но сейчас, наблюдая за К’таром, она поняла, что дело не в биохимии. Во всяком случае, не только в ней.

К’тар опустился на колени перед молодым сородичем. Его длинные, тонкие пальцы с ногтями, похожими на изогнутые перламутровые когти, коснулись висков юноши. Аурелианец вздрогнул, но не сопротивлялся, его плечи ссутулились еще больше, будто позвоночник терял свою крепость. Затем К’тар наклонился. Его лицо, испещренное тончайшими, как паутина, серебряными морщинами, оказалось в сантиметрах от лица юноши. Из центра лба К’тара, из едва заметной ранее вертикальной складки, начало исходить слабое, пульсирующее багровое сияние. Элария, затаив дыхание, увеличила изображение на своем очковом дисплее. Это был не орган свечения. Это была… воронка. Микроскопическая, пульсирующая воронка из плоти и энергии, напоминающая раскрывающийся бутон кошмарного цветка.

И тут она увидела это. Тончайшую, едва видимую нить густого, багрового света, которая потянулась от груди молодого аурелианца ко лбу К’тара. Нить пульсировала, как артерия, и с каждой пульсацией юноша будто съеживался, его серебристая кожа тускнела, покрываясь сеточкой морщин, словно высыхающий пергамент, а глаза, эти бездонные черные озера, теряли блеск, становясь матовыми, пустыми, как потухшие угли. К’тар, напротив, будто наполнялся изнутри. Его поза выпрямилась, кожа засверкала, как вновь отполированный металл, а по его лицу, искаженному концентрацией, пробежала судорога блаженства, столь же противоестественная, как и сам процесс.

Элария отшатнулась, прислонившись спиной к холодному, обшитому рифленым металлом корпусу ровера. Сердце колотилось где-то в горле, перекрывая дыхание. Энергетический вампир. В прямом, буквальном смысле. Не метафора злодея из сказок, а биологический механизм выживания. Старейшина, один из самых уважаемых членов общины, высасывал жизнь, саму сущность, из своего же сородича.

Она не помнила, как добралась до стерильного, пахшего озоном и дезинфектантом лабораторного модуля. Ее руки дрожали, когда она наливала себе крепчайший, почти черный кофе из термокружки. Горьковатый запах на мгновение перебил сладковатую вонь джунглей, просачивающуюся сквозь системы фильтрации.

– Восс? С тобой все в порядке? Ты белая, как полотно. Будто призрака увидела.

Элария вздрогнула, едва не расплескав кофе. В дверях, отбрасывая длинную тень под ярким светом LED-ламп, стоял Майлз Кэллен, инженер и кибернетик экспедиции, человек с острым умом и вечной ироничной ухмылкой, которая сейчас исчезла с его лица, сменясь озабоченностью.

– Я… Я видела кое-что, Майлз. Ужасное, – ее голос прозвучал хрипло и чужим.

–Горы? – спросил Кэллен, имея в виду капитана.

–Хуже. Гораздо, неизмеримо хуже.

Она рассказала ему все, что видела, борясь с подступающей тошнотой, с противным, сладким привкусом ужаса на языке. Кэллен слушал молча, не перебивая, его лицо, обычно оживленное, становилось все более серьезным и каменным.

– Вампиризм, – наконец, выдохнул он, и слово повисло в воздухе, тяжелое и ядовитое. – Социальный паразитизм, возведенный в абсолют. Ты уверена?

– Я видела это своими глазами, Майлз! Он… он вытягивал из него что-то. Энергию. Жизнь. Юноша старел на глазах! Буквально на моих глазах!

– Ладно, ладно, не кипятись, – Кэллен провел рукой по коротко стриженным волосам, оставляя их в беспорядке. – Значит, их долголетие, их «вечная молодость» старейшин… это иллюзия. Они просто перекачивают ресурсы молодежи. Но зачем? Для чего? Чтобы править? Чтобы копить знания?

– Не знаю, – прошептала Элария, глядя на темную жидкость в своей кружке. – Но мы должны сказать Гору.

Капитан Гор, бывший морпех с торсом, как из гранита, и лицом, которое, казалось, было высечено из той же породы, выслушал их, стоя у карты местности, его пальцы сжимали край стола до побеления костяшек. Когда Элария закончила, он тяжело вздохнул, и этот вздох был похож на скрежет камня.

– Доктор, вы предлагаете нам, основываясь на одном-единственном наблюдении, обвинить вчерашних союзников в актах… каннибализма на энергетическом уровне? Вы понимаете, к чему это может привести? К панике, к конфликту, к провалу миссии?

– Я понимаю, что мы наблюдаем за актом убийства, капитан! – вспылила Элария, ее страх начал переходитьв гнев. – Медленным, ритуализированным, но убийством!

– Наши приказы – ненасилие и невмешательство во внутренние дела аборигенов, если нет прямой угрозы для экспедиции, – отчеканил Гор, его голос стал низким и опасным. – Пока этой угрозы я не вижу. Они не нападают на нас. Они делают это со своими. Это их культура. Их ужасающая, отвратительная, но их культура.

– Культура? – Элария не верила своим ушам. – Капитан, это преступление против жизни!

– По нашим меркам – да. По их – возможно, нет. Возможно, для них это высшая честь – отдать свою жизнь старейшине. Мы не знаем. И мы не можем судить. Наше дело – наблюдать и изучать. Записывать. А не играть в космических жандармов.

– И смотреть, как они убивают друг друга? – голос Эларии дрогнул от бессилия.

– До тех пор, пока они не начнут убивать нас – да, – холодно, без единой ноты сомнения, ответил Гор. – Приказ остается в силе: наблюдение, но невмешательство. И, доктор Восс, я запрещаю вам предпринимать какие-либо самостоятельные действия. Это ясно?

Элария молча кивнула, сжимая кулаки так, что ногти впились в ладони. Ясно было только одно: капитан не поможет. Он видел в этом лишь стратегический риск, а не моральную катастрофу.

Вернувшись в свой модуль, она застала там Кэллена, который колдовал над панелью сенсоров, его пальцы летали по сенсорным экранам, вызывая голографические диаграммы и потоки данных.

– Ну что, большой начальник сказал «сидеть сложа руки»? – без особой надежды спросил он.

– Ты как угадал? – горько усмехнулась Элария.

– Потому что он солдат, а солдаты следуют приказам. Но мы с тобой, дорогая Элария, ученые. А ученые следуют за фактами. – Он повернулся к ней, и в его глазах, обычно насмешливых, вспыхнул знакомый огонек азарта, смешанного теперь с решимостью. – Я кое-что настроил. Долговременные сканеры жизненных показателей, спектральный анализ энергетических полей. Мы можем мониторить деревню, не выходя отсюда. Если это вампиризм, он должен иметь энергетическую подпись, как отпечаток пальца. Давай соберем данные. Докажем Гору, что это не единичный случай. Что это система.

Следующие несколько дней прошли в напряженной, почти параноидальной работе. Элария пыталась вести себя как обычно, посещала деревню, делала вид, что изучает местные биолюминесцентные лишайники, а сама украдком, с затаенным дыханием, наблюдала за аурелианцами. Теперь, зная, что искать, она видела признаки повсюду. Легкая, едва заметная дрожь в пальцах у молодого ткача, неестественная, почти лихорадочная бодрость у его наставницы, чей возраст должен был исчисляться столетиями. Особенно у старейшин. Их сила, их плавность теперь казалась ей чем-то натянутым, искусственным, как тщательно поддерживаемая иллюзия.

Данные с сканеров Кэллена подтверждали худшие подозрения. Они зафиксировали несколько четких, недвусмысленных всплесков неизвестной энергии, исходящей от Древа-Купола, всегда сопровождавшихся резким падением жизненных показателей у одного из молодых аурелианцев и столь же резким, пугающим скачком у одного из старейшин. Энергетический вампиризм был не случайным актом, а системой. Структурой, на которой держалось все их общество.

Именно в эти дни Элария познакомилась с Лиреном. Он был одним из молодых охотников, любознательным и смелым, с легкими, едва заметными серебряными шрамами на предплечьях – следами встреч с обитателями джунглей. В отличие от других аурелианцев, он не боялся подходить к земной базе, с детским любопытством разглядывал оборудование, пытался понять назначение каждого предмета. Он пытался выучить несколько земных слов, а Элария, в свою очередь, учила его язык, сложный и певучий. Именно Лирен как-то раз, глядя на Древо-Купол, сказал фразу, которая заставила кровь Эларии стынуть в жилах:

– Великое Древо дает нам кровь, а мы возвращаем ему сок. Так крутится Колесо.

– Что за сок, Лирен? – осторожно спросила она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал.

– Красный нектар, – ответил юноша, и его черные, бездонные глаза стали мечтательными, отрешенными. – Он дает силу старейшинам, чтобы те вели нас сквозь тьму джунглей и времени. Это великая честь – быть избранным для подношения. Удостоиться слияния.

«Избранным». «Слияния». Значит, жертву не просто выбирали. Ей внушали, что это честь. Промывание мозгов, возведенное в религиозный догмат, в кровавую святую обязанность.

В ту же ночь Кэллен ворвался в ее модуль, его лицо было бледным, а в глазах горел огонь открытия, смешанный с ужасом.

–Элария, я понял! Я понял, как это работает!

Он бросил планшет на стол с таким грохотом, что она вздрогнула. На экране была сложная, трехмерная диаграмма энергетических потоков, напоминающая паутину с Древом-Куполом в центре.

–Смотри. Это не просто прямой трансфер «жизненной силы». Это сложный, многоуровневый процесс. Старейшина, «вампир», выступает в роли катализатора, фильтра. Он не просто забирает, он… преобразует. Он вытягивает биологическую энергию, грубую силу, витальную энергию, а возвращает в общину что-то другое. Стабильность? Информацию, накопленную за века? Я не уверен. Но система, черт побери, она идеально сбалансирована. Они создали замкнутую экосистему, где молодежь – это расходный ресурс, батарейки для правящего класса, которые сами же верят, что служат высшему благу!

– Боже мой, – прошептала Элария, глядя на мерцающую голограмму, эту карту их кошмарного симбиоза. – Это ужасно. Это гениально и ужасно.

– Есть еще кое-что, – лицо Кэллена стало мрачным, как ночь в джунглях. – Сканирование биосигнатур. Я проверил данные за последние два месяца. Частота этих «подношений» растет. Экспоненциально. Сначала это был один случай в неделю. Потом два. Сейчас уже три, иногда четыре. Их система требует все больше и больше энергии. Она ненасытна.

– Почему? Что происходит?

– Не знаю. Может, старейшин стало больше, и доля каждого уменьшилась. Может, они сами стали слабее и им нужно больше «топлива». А может… – он замолчал, глядя куда-то в пустоту.

–Может что, Майлз?

–А может, они почуяли новую, неисследованную, чужеродную энергию поблизости. Нас. Наши технологии. Наши биополя. Может, мы, сами того не ведая, стали для них новым, лакомым куском, разжегшим их аппетиты.

Холодная, тошная волна страха прокатилась по телу Эларии. Она посмотрела в иллюминатор, на огни деревни, мерцающие под багровой, похожей на легкие сенью Древа. Они были не просто чужими. Они были хищниками. И их стая голодала все сильнее.

На следующее утро Элария снова пошла в деревню, решив поговорить с К’таром напрямую. Рискуя нарушить приказ Гора, она должна была понять, есть ли в нем хоть капля сомнения, хоть искра человечности. Она нашла его у подножия Древа-Купола. Старейшина сидел в позе лотоса, его серебристая кожа сияла в лучах Карроса, словно покрытая инеем. Он был воплощением мудрости и спокойствия, живой идол.

– Доктор Восс, – его голос был подобен шелесту шелка по стеклу. – Ты неслабое смятение в своей ауре. Что тревожит тебя, дитя далеких звезд?

Элария выбрала слова с крайней осторожностью, чувствуя, как под взглядом его черных, бездонных глаз все ее аргументы кажутся детским лепетом.

–Старейшина К’тар, мы, люди, стремимся понять все, что нас окружает. Мы заметили… циклические изменения в энергии ваших людей. Некоторые слабеют, другие… наполняются силой. Мы хотим понять этот процесс. Этот… Круговорот.

Глаза К’тара, бездонные черные пустыни, уставились на нее. В них не было ни злобы, ни удивления. Лишь холодное, безразличное любопытство, с каким ученый разглядывает под микроскопом новый штамм бактерий.

– Ты говоришь о Круговороте, – сказал он, и его слова повисли в густом воздухе. – О дыхании общины. Сила течет от тех, кто может ее дать, к тем, кто нуждается в ней, чтобы вести. Так было всегда. Так должно быть. Это гармония. Основа нашего бытия.

– Но те, кто дает… они умирают, – не удержалась Элария, и ее голос прозвучал резко, по-земному, на фоне его плавной речи.

– Они становятся частью Великого Древа, – парировал К’тар, и в его голосе впервые прозвучала сталь. – Их энергия, их сущность продолжает жить в нас, в мудрости старейшин, которые оберегают племя от опасностей джунглей и от тлена времени. Разве это не прекрасно? Отдать себя ради целого. Сделать свое существование кирпичиком в вечном храме общины.

– А если кто-то не захочет… отдавать себя? – рискнула она, чувствуя, как сердце замирает.

Взгляд К’тара на мгновение стал острым, как отточенный кристалл, готовый пронзить ее насквозь. Вокруг, казалось, сгустилась тишина, и даже вездесущий гул джунглей на мгновение стих.

–Желание отдельного человека – ничто перед волей общины. Река не спрашивает разрешения у капли, чтобы течь. Нарушитель гармонии становится ее врагом. А врагов Круговорота, – он сделал паузу, и багровый свет Древа на его лице стал зловещим, – ждет не смерть. Ждет Пустота. Забвение, хуже любой смерти.

В его голосе прозвучала ледяная, нечеловеческая уверенность. Элария поняла, что разговор окончен. Она поклонилась и ушла, чувствуя на спине его тяжелый, неотрывный взгляд, словно приклеенный к ее позвоночнику. Она не добилась ничего, кроме того, что предупредила его о своем интересе, о своем смятении.

Вернувшись на базу, она обнаружила, что Гора нет – он улетел на шаттле на орбиту для планового совещания с кораблем-носителем. Командование принял его заместитель, лейтенант Варгас, еще более рьяный, педантичный сторонник невмешательства, видевший в каждом жесте аборигенов потенциальную угрозу протоколу.

Ситуация достигла точки кипения вечером. Кэллен, бледный как лунное серебро, с расширенными зрачками, влетел в ее лабораторию, запыхавшись.

– Лирен, – выдохнул он, хватая ее за руку. – Сканеры показывают… у него катастрофическое падение всех показателей. Энергетический всплеск исходит от К’тара. Сильнейший за все время! Сейчас. Прямо сейчас!

Элария не думала. Она выбежала из модуля, как ошпаренная, и помчалась к деревне, не обращая внимания на крики Варгаса, пытавшегося ее остановить. Она слышала, как Кэллен кричал ей вслед что-то о подкреплении, но его слова тонули в оглушительном гуле крови в ушах и в нарастающем, тревожном гуле из самой деревни. Она не могла позволить этому случиться. Не с Лirenом. Он был единственным, кто смотрел на них не как на чужаков, а как на друзей, кто видел в них людей.

Деревня была погружена в непривычную, гнетущую тишину, нарушаемую лишь низким, монотонным напевом, исходящим от собравшихся аурелианцев. Они стояли плотным кольцом под Древом-Купола, их лица, обращенные к центру, были пусты и отрешенны. В центре, на коленях, в позе добровольного жертвоприношения, стоял Лирен. Его глаза были закрыты, на губах играла слабая, блаженная улыбка. Перед ним возвышался К’тар. Из лба старейшины уже исходило ядовитое, интенсивное багровое сияние, и та самая тонкая, но теперь более плотная и яркая нить энергии начала тянуться к груди юноши, словно приготовленное жало.

– Стой! – закричала Элария, с силой расталкивая двух аурелианцев и врываясь в круг.

Аурелианцы повернулись к ней. Их черные глаза выражали не злость, а скорее… глубочайшее недоумение, словно она, буйно помешавшаяся, нарушила священнодействие. К’тар медленно обернулся. Его лицо было искажено нечеловеческой сосредоточенностью и тем же блаженным ожиданием.

– Уйди, дитя иных звезд, – его голос гремел в ее сознании, хотя губы почти не двигались. – Это не твой путь. Не твое Колесо.

– Я не позволю тебе убить его! – Элария бросилась к Лirenу, но два мощных аурелианца-охранника с телами, подобными сплетенным стальным прутьям, мгновенно преградили ей путь, их хватка была холодной и неумолимой, как тиски.

– Это не убийство, – сказал К’тар, и в его голосе звучала почти жалость. – Это вознесение. Лирен избран. Его сила станет моей силой, а моя мудрость станет мудростью всего народа. Его песня сольется с хором Древа. Ты, слепая, не видишь красоты этого акта.

– Я понимаю, что ты монстр! – рыдала Элария, пытаясь вырваться, слезы гнева и ужаса текли по ее лицу.

Нить энергии пульсировала все ярче, наполняясь соками жизни Лирена. Юноша уже не просто сгорбился, он лежал на земле, его тело содрогалось в мелких, судорожных конвульсиях. Его серебристая кожа стала серой, землистой и дряблой, словно с него за несколько секунд стянули всю молодость и силу.

И тут Элария увидела, как из порванной в беге сумки на ее поясе, где она носила медицинский сканер, выпал многофункциональный нож, стандартная экипировка для выживания в джунглях. Без лишних мыслей, движимая чистейшим адреналином, отчаянием и яростью, она схватила его, нажала кнопку, и короткое, но острое лезвие из закаленной стали с щелчком выскочило наружу, блеснув в багровом свете. Она не целилась убить. Она целилась в тот самый пульсирующий, кошмарный орган, в ту самую воронку на лбу К’тара, в источник этого ужаса.

Нож, холодный кусок земной технологии, блеснул в призрачном свете Аурелии и вонзился в плоть чуть выше переносицы старейшины.

Раздался звук, не похожий ни на что, слышимое ранее. Не крик, а оглушительный, высокочастотный визг, словно лопнула струна гигантской виолончели, смешанный с шипением раскаленного металла, опущенного в воду. Багровая нить, связывавшая К’тара и Лирена, вспыхнула ослепительно ярко, как миниатюрная сверхновая, и разорвалась, рассыпавшись на миллионы искр, которые, падая, гасли в воздухе. Волна чистой, дикой энергии отбросила всех стоящих рядом, включая Эларию. Она ударилась спиной о корень, и мир на мгновение поплыл перед глазами.

К’тар схватился за лицо. Из раны сочилась не кровь, а густое, светящееся багровое вещество, похожее на жидкий фосфор, смешанный с темной смолой. Его величественная осанка исчезла в один миг, он сгорбился, его тело начало стремительно, с ужасающей скоростью стареть на глазах. Кожа покрылась глубокими, как ущелья, морщинами, потускнела, стала похожа на высохшую глину. Он не кричал от боли, а смотрел на Эларию через пальцы, с немым, вселенским ужасом и непониманием, словно она не лишила его жизни, а совершила нечто гораздо худшее – осквернила саму суть его бытия, разорвала ткань мироздания.

В тот же миг что-то произошло с самим Древом-Куполом. Его багровая, сияющая листва померкла, стала тусклой и блеклой, как погасший уголь. По огромному, бархатистому стволу пробежала судорога, и низкочастотный гул, всегда исходивший от него, сменился на прерывистый, хриплый стон. Воздух наполнился тревожным, яростным гулом, исходящим уже от самих аурелианцев. Их недоумение сменилось единой, коллективной яростью. Мелодичное бормотание превратилось в низкий, угрожающий ропот, похожий на рычание стаи. Они стали сходиться, медленно, но неумолимо, окружая Эларию плотным, живым кольцом. Их черные глаза, обычно бездонные и спокойные, теперь пылали единым, нечеловеческим гневом. Они были больше не мирными аборигенами. Они были разъяренным ульем, у которого убили матку.

Элария отступила к Лирену, отбиваясь от темноты, плывущей перед глазами. Он был жив, но едва дышал, его тело было холодным и высохшим, как у столетнего старика, мумифицированного в песке. Она попыталась поднять его, но ее собственные силы иссякли, а его тело было безжизненным грузом.