bannerbannerbanner
Депрессия и травма: Как преодолеть?

Иеромонах Прокопий (Пащенко)
Депрессия и травма: Как преодолеть?

Полная версия

Преодолеть отчуждение (в том числе и о депрессии)

Часть I. Депрессия и отчуждение деятельности от глубинных основ личности

Основой для написания книги «Преодолеть отчуждение» послужили лекции с одноименным названием[1]. В двух частях лекций разбирались различные причины, приводящие к унынию, депрессии и уходу в экстремальные активности. Книга не повторяет содержание лекций, в ней даются некоторые акценты, штрихи. Распределение материала в книге по главам не совпадает с распределением материала в лекциях «Преодолеть отчуждение». Как в лекциях, так и в данном издании приводятся мысли из творений светских авторов. Наличие ссылок на их творения не означает, что принимается все написанное этими авторами. Значимыми и актуальными в контексте лекций и статьи являются те мысли, которые непосредственно цитируются или излагаются. Биографии авторов, а также их различные идеи, высказанные в связи с различными иными вопросами, выносятся за скобки и не рассматриваются.

Проект «Преодолеть отчуждение: в том числе и о депрессии» включает в себя как тексты, так и лекции, в основной своей массе не повторяющие, а дополняющие друг друга. О проекте см. в Приложении 2.

Отец Ефрем (не Филофейский) захотел уйти с горы Афон от своего старца – Иосифа Исихаста. Отец Ефрем обещал вернуться, но старцу было открыто, что тот не вернется. «Я тебе советую не уходить», – сказал старец отцу Ефрему и предупредил, что тот идет по своей воле (то есть без благословения). «Когда тот, попрощавшись, отошел метров на десять, внезапно Старец почувствовал, что разорвалась духовная связь, которая была у него с отцом Ефремом. Разорвалась – и он стал как будто чужой. Это произошло потому, что непослушание случилось по очень важному вопросу»[2].

Депрессия начинается тогда, когда деятельность человека и его жизнь в целом начинают отчуждаться от глубинных основ его личности (отсюда – название лекционных циклов – «Преодолеть отчуждение»). У каждого из нас есть некое ядро личности, и оно призывает нас к определенным поступкам и определенному образу жизни. Но бывает так, что, увлекаясь страстями или заманчивыми предложениями, кто-то решается жить вопреки этому призыву. Медийное пространство насыщено манящими предложениями «рвать цветы жизни» и «брать от жизни всё». И, уходя вослед подобных предложений, а также реализуя их на практике, человек вступает в конфликт с внутренним призывом и разрывает связь с глубинными основами своей личности.

Этот разрыв выражается, помимо прочего, и в том, что человека охватывает чувство глубокого внутреннего неблагополучия, несмотря на, казалось бы, полный материальный достаток. Дом – полная чаша, но жизнь не мила. Более того, жить становится просто тошно.

Процесс вхождения в депрессию можно проиллюстрировать с помощью описания детской игры «горячо – холодно». Когда дети играют в эту игру, они прячут какой-то предмет, например, мишку в одной из комнат квартиры. И один из детей – «вода» (ведёт игру) – должен этого мишку найти. Если ребенок подходит ближе к мишке, ему говорят: «Теплее», а если он удаляется от мишки, говорят: «Холодно». Если ребенок выходит из комнаты, в которой спрятан мишка, ребенку говорят: «Совсем ледышка».

«Совсем ледышка» – это и есть депрессия. Человек по жизни идет не туда, и вся его психофизическая организация всеми доступными средствами начинает ему сигнализировать: «Родной, ты идешь по жизни не туда».

Указанные идеи нашли свое выражение в сказке «Момо» (подробно сказка разбирается в первой части цикла лекций «Преодолеть отчуждение»; чтобы облегчить запоминание приводимых святоотеческих мыслей, связанных с главной темой, они «нанизываются» на сюжет сказки). Эту сказку написал Энде Михаэль, и она может найти отклик как в детских душах, так и у взрослых. Не вдаваясь подробно в описание сюжета сказки, здесь стоит отметить лишь одну мысль, связанную с так называемыми Цветами Времени. Цветы Времени, как повествуется в сказке, расцветали каждый час в сердце того человека, который дело свое делал с душой. Строитель, например, старался делать качественное жилище. Ему не было стыдно за свою работу, и он радовался своему труду. Парикмахер узнавал своих клиентов, принимал их с заботой и в каждом из них видел личность. Клиенты не воспринимались им в качестве бездушных единиц, годных лишь на то, чтобы бросить звонкую монету в его карман. Хозяин кафе знал своих посетителей и был искренне приветлив с ними.

Но все изменилось, когда люди стали экономить время. То время, которое раньше они вкладывали в качество труда, в тепло и заботу о ближних, в чтение книг и размышление о собственной жизни, они стали отрезать от своей личности и вкладывать в обогащение. И хотя люди стали зарабатывать больше, в их жизни радости не прибавилось.

Например, строитель, желая строить быстрее и больше зарабатывать, перестал заботиться о качестве. При этом он не мог не осознавать, что теперь он строит некачественное жилище, отчего ему было грустно, ведь он работал не так, как подсказывала ему совесть. И от этой грусти он стал пытаться «спрятаться» в алкоголе. Парикмахер перестал читать книги и с заботой ухаживать за больной мамой. Да, он что-то делал для неё. Например, как автомат, приносил ей еду, но больше не разговаривал с ней как с человеком – ему стало некогда. Владелец кафе не нашел времени, чтобы поговорить с Момо, когда она зашла к нему после того, как они год не виделись.

Раньше, когда люди приходили к тому месту, где жила Момо, они «находили здесь самих себя», но теперь у них не стало хватать на это времени (в беседах образ Момо объясняется как символ встречи человека с самим собой; встреча эта неразрывно связана с предшествующей ей встречей с Богом; в Боге человек обретает и самого себя).

Люди перестали уделять время ближним и стали тратить его только на себя, на свое обогащение. Они думали, что, обогатившись, начнут жить беззаботно, так как у них будет много времени на себя. Но времени больше не становилось, ведь оно похищалось Серыми господами.

Серые господа выкрадывали из сердец людей Цветы Времени, разрывали Цветы на листочки, сушили эти листочки и делали из них сигары. Сигары из листочков они делали потому, что в листочках, пусть даже и в засушенном виде, но еще теплилась жизнь. А живое время Серые господа использовать не могли, потому что даже и вырванные из человеческого сердца Цветы Времени умирали не сразу. Всеми нитями своего существа они стремились назад к человеку, которому принадлежали. Да, Цветы Времени умирали не сразу, в них еще теплилась жизнь, но жизнь Цветов, вырванных из сердца, теряла смысл. В дыму сигар время окончательно умирало. И этим мертвым временем Серые господа питались.

Дымом, исходящим от этих сигар, они однажды восхотели отравить сам источник времени. Возникла опасность, что живое время, посылаемое людям, станет отравленным. Люди, получающие отравленное время, начинают заболевать (мертвым временем является, например, просмотр сериалов, а также занятия, не затрагивающие глубину личности; после такого рода занятий вслед за недолго длящимся возбуждением начинается фаза апатии и приходит чувство опустошенности).

Вначале эта болезнь незаметна. «Просто наступает день, когда тебе ничего больше не хочется делать. Все становится неинтересным, человека охватывает тоска. И это уже не проходит. Тоска усиливается – день ото дня, от недели к неделе. Человек чувствует себя опустошенным, он становится недовольным и самим собой, и всем миром. Постепенно проходит и это чувство, и ты уже вообще ничего не ощущаешь. Тебе все безразлично. Весь мир становится чужим, тебе уже нет до него никакого дела. Уже нет ни гнева, ни восторга, ни радости, ни грусти. Люди не умеют больше ни смеяться, ни плакать. Все окутывает ледяной холод, любви нет. Тогда болезнь становится неизлечимой (если люди не пересмотрят своей жизни, как герои сказки, которые в итоге излечились).

Люди мечутся с пустыми, серыми лицами, становятся такими же, как Серые господа. Да, они становятся такими же чудовищами. Смертельная Скука – вот название этой болезни».

Это описание Смертельной Скуки можно наложить на святоотеческое понимание печали и уныния. Многочисленные святоотеческие мысли о печали и унынии суммируются в книге православного богослова Жан-Клода Ларше «Исцеление психических болезней». Ларше отмечает, что под термином печали подразумевается не только состояние души, характеризуемое самим этим словом, но также и упадок духа, бессилие, психическая тяжесть, боль, изнеможение, скорбь, стесненность, отчаяние. Как правило, печали сопутствуют беспокойство и угнетенность.

Печаль может вызываться различными причинами. Иногда состояния, характерные для печали, могут возникнуть вследствие реализации страстей похоти и гнева. Иногда – вследствие воздействия на человека демонов, а иногда – без видимой причины.

Причина печали не обязательно может корениться в неудовлетворении личного желания, направленного на конкретный объект (захотел человек, например, приобрести такую-то вещь, но не смог, и оттого – печален). Причина вхождения в состояние печали может быть связана с общим неудовольствием, «с чувством глобальной неудовлетворенности от всего существования». Печаль показывает, «что глубинные и основные желания данного человека (истинное значение которых он не всегда ясно понимает) не удовлетворены».

 

Уныние же может проявляться как смутное и расплывчатое чувство неудовольствия, отвращения и скуки. Как чувство усталости по отношению к себе и к своему существованию, к окружению и месту жительства, к работе и любому виду деятельности. Люди, охваченные унынием, подвергаются бессмысленной тревоге, общей тоске, чувству угнетенности, состоянию оцепенения, психической и телесной заторможенности, вялости души и тела. Чтобы предотвратить эти неприятные переживания, они начинают стремиться к разносторонней деятельности, к переходам с места на место, к бесполезному общению, ко всему, что, по их мысли, восполнит ощущаемое ими неудовлетворение и позволит избежать скуки, тревоги и одиночества. «Желая и думая найти таким образом удовлетворение и обрести себя, они на самом деле отвращаются от себя и своей обязанности жить духовно, от своей истинной природы и назначения, а тем самым от всякого полноценного удовлетворения»[3].

Угасание духовной жизни запечатлевает особой печатью регрессии и упадка внешнюю деятельность человека. У человека опускаются руки, жить становится тошно, скучно и неинтересно. Такова расплата за отказ от любви и таково следствие утраты сердечного созерцания, рождаемого из любви.

Любовь здесь понимается не столько в качестве эмоции, сколько в качестве способности тянуться к открываемым «прекрасным далям» (здесь и далее используем терминологию замечательного русского философа, писателя Ивана Ильина). «Сердечное созерцание», пульсирующее «в священном ядре личности», позволяет человеку прикоснуться к пониманию тех законов, на основании которых развивается мироздание. Деятельность, реализуемая в соответствии с этими законами, не отрывается от священного ядра личности. И в своем созерцании, и в своей деятельности человек остается целостным и неделимым.

«Творящий человек, – как пишет Иван Ильин, – должен внять мировой глубине и сам запеть из нее». Все великое и гениальное, что было создано, то было создано поющим и созерцающим сердцем. Сердечным созерцанием человек видит цель, узнает ее совестью сердца и хранит ей верность любовью.

Без любви нельзя жить человеку, потому что все самое главное и драгоценное открывается сердцу. Только созерцающая любовь открывает душу другого человека для взаимопонимания и проникновенного общения, для дружбы, для брака и воспитания детей. Взаимопонимание и проникновенное общение недоступны для бессердечных людей. Созерцающая любовь открывает человеку родину как духовную связь с родным народом (речь идет не о том, чтобы запереться в темной комнате и смотреть в одну точку, а о способности созерцать пути становления явлений; благодаря созерцанию человек постигает причинно-следственные связи, пронизывающие явления и связывающие их между собой; созерцание дает человеку возможность творчески подойти к реальности и преобразить ее).

Когда же люди руководствуются только волей и рассудком, они утрачивают способность к сердечному созерцанию. Любовь исключена людьми «из культурного акта»: из науки, из веры, из искусства, из этики, из политики и из воспитания. И вследствие отказа от любви человечество вступило в полосу духовного кризиса, невиданного по свей глубине и размаху[4].

Великие бедствия и опасности, по мысли Ивана Ильина, могут быть преодолены только тогда, когда «священным огнем» возгорится «последняя глубина человеческой души». Только при условии «внутреннего обновления» люди могут противостоять разложению и кризису. Когда человек смотрит на мир и самого себя из глубины, о которой человечеству возвестил Сын Божий, Иисус Христос, человеку открывается «грядущая даль»[5] – понимание ответа на вопрос: «Что нам делать для того, чтобы предотвратить злейшие возможности и создать новую, прекрасную жизнь?».

В глубине подлинно религиозного человека словно сияет лампада, из центрального луча которой человек не выходит даже и при погружении в жизненные дела. Подлинная религиозность являет себя как целостная и творческая жизнь, открывается как новая реальность, наличие которой позволяет человеку «творчески вложиться в остальной мир». Человек ощущает внутри себя как бы сияние раскаленного угля, и с огнем этого священного центра он не разлучается даже тогда, когда вовлекается в деятельность и исследовательский процесс[6].

Депрессия и распад картины мира

Сердечное созерцание позволяет человеку вычленить из окружающей действительности те содержания, которые он мог бы включить в свой опыт. Строя свое мировоззрение, перестаивая на началах любви способ восприятия реальности, человек становится способным не только взглянуть на действительность целостно и объемно. Он становится способным вступить во взаимодействие с действительностью как целостное существо, личность.

Тот же, кто пытается эгоистически перестраивать все и вся по своему лекалу, по мнению одного из основателей нейрофизиологии, академика Ухтомского, превращается в «умирающего с голоду и посреди изобилия». Такой человек остается «неутолимым в своем замкнутом порочном круге», дальнейшая участь человека зависит от следующего выбора. Будет ли он и далее идти по пути самомнения или он выйдет «из своих твердынь и замков в поисках пребывающей выше его Правды»[7].

Как можно понять слова об умирании с голоду посреди изобилия? Перед человеком лежит Богом данный мир, неистощимый в своих возможностях и многообразии. Сколько разных людей, которые могут дать ценный совет! А в состоянии депрессии человек замыкается в текущей неудаче, в текущем мгновении. Не получил, чего так сильно жаждал, и – словно жизнь оборвалась и закончилась. Словно нет ни прошлого, в котором человек преодолевал подобные ситуации, ни будущего, в котором могут появиться новые возможности и перспективы. Человек замыкается в своем порочном круге восприятия, и весь мир становится нереальным и далеким. Человек, по сути, становится отсеченным в своем переживании от всей полноты бытия.

В состоянии охваченности депрессией человек нередко относится к проблеме выхода из нее как к проблеме приобретения какой-либо вещи. Он напоминает увидевшего, как люди радуются любовным письмам, и пожелавшего каждому подарить по письму. Подарив, он удивляется, почему к его письмам люди так равнодушны. «Мало дать, – замечает Антуан де Сент-Экзюпери. – Нужно сотворить того, кто получит».

Мысль Экзюпери можно понять как призыв подняться над тем уровнем раздробленности, для которого характерна апатия и отчужденность от полноты бытия. Пока человек находится на этом уровне, ему ничто не в радость, – любовное письмо его не обрадует потому, что он сам не любит.

Поднимаясь над состоянием отчужденности, человек «сбывается». Карабкаясь по склону, преодолевая эгоизм и стремясь достичь любви, он начинает ощущать связи, соединяющие хаос разноликих вещей в осмысленную картину (обозревая город сверху, он видит, что улицы расположены по определенному плану; когда же он находился на одной из них, то видел лишь сутолоку).

Принцип преодоления состояния отчужденности может быть выражен фразой: «Не ищи света, как вещи среди вещей, ищи камни, строй храм, и он озарит тебя светом». Посреди разбросанных в пустыни камней человек не может найти ни прохлады, ни молитвенной тишины. Но если он построит из камней часовню, то совокупность камней станет способной воспринять те качества, которыми не обладал каждый камень в отдельности.

Камни здесь можно уподобить понятиям, из которых слагается картина мира. Понятия связываются между собой тогда, когда человек исходит в своих отношениях с миром из позиции любви. Любящее сердце открывает человеку родину – «царство мое – вовсе не овцы, не поля, не дома и не горы»[8] «Царство» является тем, что объединяет и превращает в единое целое и поля, и горы, и дома. «Царство» есть то, что питает в человеке любовь. Тот же, кто в эгоизме твердит: «Я, я, я…», тот изгнал себя из царства. Такой человек, словно «камень, откатившийся от стены храма, слово-пустышка, не ставшее стихотворением».

Если узел, связывающий все воедино, развязывается, то окружающий мир начинает восприниматься как хаос разноликих вещей. Трагедию этого переживания Экзюпери описывает в притче о дозорном.

Дозорный должен был охранять городскую стену, но вот он заснул. Сердце его помрачилось, жизнь словно покинула дозорного, и он стал чувствовать лишь усталость. Вокруг него ничего не переменилось, но все переменилось в нем. Целостная картина города для него распалась, не было больше «царства», ради защиты которого стоило бдеть на городской стене. Дозорный оказался перед хаосом разноликих вещей. Наблюдая с этих позиций за жизнью города, он спрашивал себя: «При чем тут я? На что мне эта сутолока, этот балаган?»

Если бы он сидел возле постели возлюбленной, то он не смог бы заснуть. Но на данный момент для него распылилось то, что он мог бы любить.

Любимая распылилась для него на досадные частности и перестала вдохновлять его. Глядя на ту, которая была любимейшей из любимых, он думал: «Вот, оказывается, какое у нее лицо… Как я мог полюбить его? И какой тонкий голос. Какую страшную глупость она сейчас сказала. Как нелепо поступила…». Любимая стала чужой, и ему кажется, что он ее ненавидит.

Дозорный утратил возможность ощущать Божественные узлы, которые связывают все воедино. Теперь он ничего не любит и ничего не понимает.

По мнению Экзюпери, если в дозорном замерцает душа, забьется сердце и проснется любовь, он станет способным ощутить значимость происходящего в городе, ощутит, что значит жить человеком. Чаша наполнится, если сохранить верность и блюсти свой дом, хотя сейчас он пуст и оставлен.

«Если ты ваятель, к тебе вернется исполненный смысла образ. Если пастырь – вернется ощущение близости Господа, если влюбленный – вернется полнота любви. Если дозорный – вернется значимость царства».

Томясь тоской и скукой, глядя на дома, которые кажутся муравейниками, «стараясь любить, хотя нет любви, стараясь верить, хотя нет веры», стараясь сохранить преданность, хотя на данный момент это кажется бессмысленным, дозорный готовит себя «к озарению, которое приходит как награда и дар любви». Живя так, дозорный однажды «воодушевился бы своими хождениями по кругу, словно таинственным танцем под звездами в мире, где все исполнено смысла».

Вот молчат влюбленные и смотрят друг на друга, и дозорный охраняет их молчание. Вот люди склонились над умирающим, ловя его последнее слово, и дозорный оберегает слово умирающего. «Разбуди любовь, и в дозорных проснется бдительность».

 

Более подобно о формировании картины мира см. в цикле бесед «Искра жизни: Свет, сумерки, тьма».

Катастрофа, настигшая дозорного, похожа на ту, в которую вошли многие люди, обращающие внимание лишь на вещественное, утверждающие, что жизнь – это не более чем кости и мускулы, – такие люди, словно «прозекторы в мертвецкой». Кроме вещественного у них нет ничего (есть тело, лежащее на столе, но жизни в нем нет).

Сакральная глубина мира утрачивается человеком, и человек оказывается один на один со своей неспособностью узреть картину, стоящую за вещностью и дробностью мира. Эта мысль передается также Экзюпери через притчу о разрушении дома отца, в котором каждый шаг был исполнен смысла.

Дом противостоит пространству, бегу времени противостоят традиции. Чтобы время не истирало человека в пыль, время нужно обжить. Оно обживается, когда человек переходит от праздника к празднику, от годовщины к годовщине, подобно тому, как в доме – переходит из комнаты в комнату. Каждая комната имеет свое назначение и потому каждый шаг в этом доме осмыслен.

Но вот люди подумали, что если не станет дома, ассоциирующегося у них с запретами, то они станут великими. Пока идет разрушение дома, они еще могут радоваться. Но когда дом разрушен, то удовольствие исчерпывается и наступает царство скуки. Люди, утратив дом, оказываются на рыночной площади, «они не знают, что им делать на этой ярмарке». Что порадует их, «затерявшихся в мелькании недель, в слепых годах без праздников?».

  URL: http://solovki-monastyr.ru/abba-page/narcomania/.
2См. главу «Отец Ефрем» из книги старца Ефрема Филофейского «Моя жизнь со старцем Иосифом».
3См. «Печаль. Нозология» из книги Жан-Клода Ларше «Исцеление психических болезней».
4См. «Без любви (из письма к сыну)» из книги Ивана Ильина «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний».
5См. «Послесловие. О духовном излучении» из книги Ивана Ильина «Путь к очевидности».
6Там же. См. главу «Что такое религиозность».
7Ухтомский А. Доминанта души: из гуманитарного наследия. Рыбинск: Рыбинское подворье, 2000.
8Антуан де Сент-Экзюпери. «Цитадель». Далее в этой главе цитирование выполняется по указанному произведению.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49 
Рейтинг@Mail.ru