bannerbannerbanner
Путь суфия

Идрис Шах
Путь суфия

Полная версия

Неправильное понимание суфийских идей и формулировок

Что такое суфийская идея, как она выражается, где нам ее искать?

Суфийское происхождение многих идей можно легко установить по их контексту или по тому, к чему они фактически относятся в самом тексте. Но, кроме того, особенность проблемы в том, что не известен никакой другой комплекс идей или система, которые бы так же глубоко и всесторонне пронизывали так много областей общественной жизни и мысли как на Востоке, так и на Западе. Ни один человек не настолько подготовлен к тому, чтобы сделать подобное допущение, кроме суфия, который не испытывает недостатка в материале. В результате нам задают такого рода вопросы: суфизм – это ряд шаманских культов, философия, религия, тайное общество, система обучения оккультизму, главный источник целых направлений в литературе и поэзии или военная организация, рыцарский или, может быть, коммерческий культ?

Перед каждым исследователем, уже встречавшимся с суфизмом в его разбавленной, обобщенной или частичной разновидности, как на Востоке, так и на Западе, стоят такие серьезные проблемы, как поиск истинных и относящихся к делу суфийских идей и упражнений. Много сотен людей в Европе и Америке упражняются в «дервишском танце, кружении, или верчении», несмотря на то, что в легкодоступной дервишской литературе72 специально указывается, что это упражнение было «предписано» Руми из-за специфики местных условий конкретно жителям Малой Азии в районе Коньи73. Подобным же образом, когда людям, находящимся под влиянием западной работы, или системы, которая пытается следовать учению Гурджиева или Успенского (а таких много тысяч), говорят, что их упражнения и методы хорошо известны и применяются в некоторых суфийских школах, но ведь ими нужно пользоваться по-другому, более разумным способом, соответствующим данной общине, то они чаще всего не могут усвоить это. Потери в таких случаях, из-за неправильного понимания или применения, начинают превышать достижения, получаемые с помощью суфизма.

Еще одно, и до недавнего времени быстро разрастающееся явление, известное тысячам европейцев как субуд, также пользуется некоторыми суфийскими идеями и практическими приемами. Методика субуда основана главным образом на методах накшбанди-кадири74, но в современной подаче они вывернуты наизнанку. На собрании субуда, носящего название латихан75, участник надеется пережить определенное состояние, во время которого, как предполагается, в нем действует Бог. Некоторые испытывают неглубокое переживание, другие – глубокое, третьи не испытывают ничего. Здесь существенно то, что в субуде ценится главным образом переживание, и многие из тех, которые не получают его или которые перестают его испытывать, отсеиваются. Оставшиеся – стойкие последователи этого движения. Но, согласно суфийским идеям и практике, как раз те люди, которые не испытывают субъективных состояний, или те, которые однажды испытали их и больше их не испытывают, именно они могут быть реальными кандидатами для достижения следующей стадии76. Суфий, не знающий этого свойства реальности, может казаться человеком, старающимся упражнять свои мускулы и считающим, что упражнения не дают эффекта, потому что он больше не ощущает в конечностях оцепенелости. Достижения субуда нейтрализуются, во всяком случае частично, потерями.

Это становится настоящей проблемой, когда изучение подлинных суфийских идей предпринимается на основе подобных популяризаций. Поскольку эта искаженная система пользуется суфийской терминологией, вполне может быть, что приступающий к изучению суфизма не сумеет отбросить ассоциации, связанные с субудом.

Еще одна проблема, в высшей степени характерная для суфизма, вызывает много несогласия. Ее можно сформулировать как то, что в суфийской литературе есть материал, опережающий свое время. Некоторые суфийские книги, часть которых переведена на европейские языки и, следовательно, является документально подтвержденным фактом, который можно проверить, содержат материал, который становится понятен, только когда сделаны и стали широко известны «новые» психологические и даже научно-технические открытия. Тогда становится возможной проверка утверждений, некогда казавшихся странными или невероятными, например, того, что афганец Джалаладдин Руми (умер в 1273 году)77, Хаким Санаи из Хорасана (XIV век)78, аль-Газали из Персии (умер в 1111 году)79 и Ибн аль-Араби из Испании (умер в 1240 году)80 говорят о психологических состояниях, психологических теориях и психотера-певтических методиках, которые были бы непонятны читателям без того современного «фундамента», который мы на Западе недавно приобрели. В результате, эти идеи называются «фрейдистскими» или «юнгианскими» и т. д.

Утверждения суфиев о том, что «человек восстал из моря» и что он находится в состоянии эволюции, охватывающей огромный период времени, казались нелепой фантазией до тех пор, пока дарвинисты в XIX веке с восторгом не ухватились за этот материал81.

Общеизвестно, что часто встречаются упоминания о силах, содержащихся в атоме82, о «четвертом измерении»83, об относительности84, о космических полетах85, телепатии, телекинезе. Иногда к ним относятся как к фактам, иногда считают созданными с помощью специальных приемов, а иногда видят в них настоящие или будущие способности человека. Сообщения о предвидении будущего и других явлениях этого рода должны оцениваться либо только в свете сравнительно современного знания, либо еще ждать подтверждения со стороны традиционной науки. Более семи веков назад Ибн аль-Араби утверждал, что разумному человеку – сорок тысяч лет, в то время как ортодоксальные евреи, христиане и мусульмане все еще твердо придерживались библейских «дат» сотворения мира – от четырех до шести тысяч лет тому назад. Некоторые последние исследования, однако, теперь устанавливают, что «современному» человеку около тридцати пяти тысяч лет86.

 

Наиболее язвительные насмешки, которым суфии еще продолжают подвергаться в некоторых кругах, вызваны тем, что в своих классических работах они подчеркивали опасности, связанные с внушением людям всепоглощающих идей, и, к ужасу религиозных фанатиков, указывали на нежелательность смешения эмоциональности и усвоения идей и учений с духовными достижениями. Лишь в последние десятилетия и другие люди стали разбираться в этом вопросе лучше, чем духовенство87.

Специфическая дополнительная проблема вдобавок здесь и в том, что, хотя ученые вполне справедливо ждут подтверждения этого материала или пытаются его исследовать, легковерные оккультисты толпятся вокруг суфия, утверждающего, что источник всех этих вещей – суфизм, и настоятельно требуют, как если бы имели на это право, магического знания, управления собой, высшего сознания, сокровенных тайн и т. п.

Для суфия такие доверчивые и порой неуравновешенные люди могут быть большей проблемой, чем скептики. Эти доверчивые люди создают в дальнейшем проблему, потому что, не получив доступа к легкому магическому знанию, они очень скоро могут обратиться к организациям (как к благонамеренным, так и к организациям противоположной направленности), которые, как им кажется, могут удовлетворить их жажду неведомого или необычного либо предложить им «кратчайший путь». Нельзя отрицать, что мы сами употребляем это выражение, но всегда с оговорками: «Адепты, однако, разработали кратчайший путь к познанию Бога. Путей к Богу столько же, сколько душ человеческих (сущностей)»88. Несколько таких организаций существует в Англии и Америке. Если вы, предположим, выпишете себе литературу одной из них, вы получите публикацию, в которой утверждается, что суфии предпочитают вегетарианскую диету и что ученики должны быть «свободны от кастовых, расовых и религиозных предрассудков», прежде чем развивать «оккультные силы».

Другие движения, использующие название «суфий», идеализируют своих основателей, устраивая для своих членов что-то вроде посвятительной полурелигиозной церемонии. У некоторых в процесс обучения входит исполнение музыки с целью привести ищущего в благоприятствующее состояние экстаза, несмотря на то, что суфийское учение говорит, что музыка может нести в себе вред89 и что главное в суфизме – не учитель, а то, чему учат. Польза сведений, содержащихся в суфизме, еще раз заметим, сводится к нулю неправильным применением и выборочным и предубежденным чтением.

Азиатские эмигранты в Англии – арабы (преимущественно из Адена и Сомали), индусы и пакистанцы – ввели еще одну форму «суфизма». Движение это сосредотачивается вокруг мусульманских религиозных фанатиков, собирающихся для совместных молитвенных упражнений, эмоционально возбуждающих их и иногда имеющих возвышающее, очистительное воздействие. Они пользуются суфийской терминологией и копируют суфийскую организацию, у них есть филиалы во многих промышленных и портовых городах Англии.

Проблема здесь не только в том, что многие участники этого движения не смогут теперь изучать суфийские идеи (поскольку считают, что уже знают их), но и в том, что человек – социолог, антрополог или обычный читатель – не всегда может понять, что это в такой же мере является суфизмом, как злобность является христианством или игра в «бинго» – математикой. Достижения опять-таки незначительны, а потери – немалые.

Подобно своим знакомым с учением собратьям во всем мусульманском мире от Марокко до Явы, эти кружки часто на самом деле представляют собой группы мусульманских фанатиков, использующих внешнюю форму суфизма. Некоторые из этих людей – несомненные истерики. Другие никогда и не слыхали ни о каком другом суфизме90. Для них такие утверждения, как то, которое встречается у Ибн аль-Араби: «Ангелы – это силы, скрытые в способностях и органах человека», – показались бы явным богохульством, тем не менее они почитают Ибн аль-Араби91.

Не исключено, что такие сущности (благодаря их неутомимому энтузиазму, умелому размещению денег и обращению к современным методам массовой рекламы) будут считаться настоящими суфиями или носителями суфийских идей. Вероятно, правильно будет сказать, что религия – это слишком важная вещь, чтобы оставить ее на усмотрение теоретизирующих неквалифицированных интеллектуалов или церковников. Последние стремятся «прибрать к рукам» благочестивую деятельность. Это – грех, имеющий большую давность. Газали когда-то считался на Западе католическим теологом Средневековья. «Св. Ехосафат», как оказалось, – Будда; греческий «Св. Хараламбос», как обнаружилось, не кто иной, как дервишский учитель Хаджи Бекташ Вали, основавший орден Бекташи92. Христианский святой XV века Серапион – дервишский поэт Тураби93.

Нечто подобное уже можно наблюдать в странах Востока, где энтузиасты, иногда довольно симпатичные люди, заглушают суфиев, утверждая, что их собственные выдумки и есть истинный суфизм. Это, в свою очередь, поставило трудную и, большей частью неосознаваемую проблему перед многими европейцами, интересующимися суфийским наследием. Оказавшись перед необходимостью выбора, принять или отвергнуть, многие, убежденные в том, что это должно быть суфизм, потому что многие люди вокруг так считают, либо отвращаются от него, либо полностью и безоговорочно принимают. В Англии, не говоря уже о других западных странах, есть случаи «синдрома суфизации», иногда даже у людей, не лишенных логики, которые готовы на страницах печати «доказывать», что этот культ, каким они его видели у впадающих в экстаз, – то, что следует заимствовать Западу94.

Жутковато становится, когда сравниваешь создавшееся положение дел с гипотетической ситуацией в одном отсталом районе, куда уже проникли передовые идеи, но из-за отсутствия точной и соответствующим образом систематизированной информации были восприняты местными жителями поверхностно или неверно. Невольно вспоминаешь «культы груза»95, исповедуемые в малоразвитых общинах, члены которых сооружали из консервных банок модели летательных аппаратов, полагая, что таким образом они могут магически воспроизвести чудеса доставки с неба многих хороших вещей96.

 

И все-таки недостатка в основной информации о суфийских идеях на самом деле нет. Информация есть, но большая ее часть не изучается и не усваивается теми, кто мог бы это делать. Здесь возникает другая типичная проблема: проблема, связанная со спецификой тех мест, где появляется этот материал.

Время от времени в обычной периодической печати появляется много сведений по суфизму и суфиям, часть которых – результат превосходных наблюдений, исследований и научной работы по собиранию фактического материала на местах в Азии, Африке и Европе. Но в силу того, что эти работы не всегда выполнены «признанными специалистами» или выходят в свет в изданиях, которые не считаются авторитетными в «данной области», их можно не заметить.

Вот несколько недавних примеров.

В двух блестящих статьях, напечатанных в журнале «Блэквудз Мэгэзин»97 в 1961 и 1962 годах, О.М. Берк описал идеи и упражнения суфиев Пакистана, Туниса, Марокко и других мест. Он кратко изложил теории и упражнения, хорошо известные в суфийской практике, но не всегда точно описываемые в открытой для всех литературе суфизма. В 1961 году одна делийская газета поместила неплохой материал о суфийских вероучениях и их обсуждениях в Париже98. В одном специализированном научном журнале в 1962 году99 была напечатана важная статья одного египетского врача, в которой описывались идеи и психотерапевтические процедуры одного центрально азиатского дервишского общества, имеющего сеть филиалов в разных странах. В востоко-ведческой и даже оккультной литературе никакие данные из такого материала обыкновенно не цитируются.

До сих пор, кажется, не приводилось ни одной цитаты из ценной статьи другого автора – исследователя живой устной традиции «тайного учения» на Среднем и Дальнем Востоке, – которая была опубликована в 1960 году в «Современном обозрении»100.

Желание распространять суфийские идеи и упражнения, особая манера, в которой это делается, а также символические демонстрации суфийских идей, проведенные в одной большой гиндукушской общине, имеющей в Европе свои отделения, – обо всем этом информирует еще один первоклассный документ. И нет никаких сомнений, что, поскольку он был опубликован в женском еженедельнике «Леди»101, его, как исследовательский материал, можно считать потерянным102.

Один решительный корреспондент «Таймс»103, писавший в 1964 году, опубликовал отчет об идеях и практике в Афганистане и их ответвлениях в арабском мире. Вряд ли когда-нибудь это ценное сообщение станет частью официльной литературы по суфизму. Статья в журнале «Ши» за 1963 год и затем следующая, за 1965 год104, содержали, во всяком случае, некоторый интересный материал и несколько ранее не публиковавшихся фактов.

Формы суфийскогой деятельности

Чему еще учат суфии, как они это делают и какие особые проблемы данное исследование ставит перед теми, кто хотел бы узнать об их идеях из достоверного источника?

Суфии свидетельствуют о существовании достижимого для человека знания такого уровня, что в сопоставлении со знанием ученых оно – как зрелость в сравнении с младенчеством. Сравните, например, с высказыванием аль-Газали: «У ребенка нет настоящего понимания знаний взрослого. Обычный взрослый не может понять знаний ученого. Точно так же образованный человек все еще не может постичь переживаний просветленных святых или суфиев»105. Начнем с того, что вряд ли ученому сразу понравилась бы такая идея. Проблема эта не нова. В XI веке Мухаммад аль-Газали (Альгазель) спас мусульманских теологов толкованием материала ислама. Это толкование разбило критические доводы греческой философии, указало ученым, что их способ познания уступает способу, приобретаемому суфийской практикой. Теологи превратили аль-Газали в своего кумира, а их преемники по-прежнему преподают его толкования как ортодоксальный ислам, несмотря на его заявление, что научный метод ограничен и стоит ниже истинного знания.

Еще был Руми, великий мистик и поэт, говоривший своим слушателям, что, как подобает хорошему хозяину, он потчует их стихами, потому что они требуют их; то есть дает им то, что они просят. «Но, – продолжал он, – поэзия всего лишь хлам в сравнении с высшим развитием человека». Почти семьсот лет спустя Руми все еще мог бы уязвлять таким замечанием. Не так давно один обозреватель почтенной английской газеты был так оскорблен этим отрывком (который он обнаружил в каком-то переводе), что сказал буквально следующее: «Руми может думать, что поэзия – это хлам. Я же думаю, что его поэзия – хлам в этом переводе».

Но такая форма изложения суфийских идей отнюдь не значит, что они выражают сомнение в возможностях человека; их значение – лишь дать ему более высокую цель, поддержать его представление, что, может быть, существует такая функция ума, которая дала, например, суфиев-титанов. Любители отрицать неизбежно встречают эту идею в штыки. Именно из-за преобладания такой реакции суфии говорят, что на самом деле люди не хотят знания, которое, как утверждает суфизм, он может сообщить. Люди фактически ищут только удовлетворения в пределах собственного способа мышления106. Но суфий утверждает: «Краткое пребывание в кругу Друзей (суфиев) лучше, чем сто лет искренней смиренной набожности» (Руми).

Суфизм также утверждает, что человек может стать объективным и что объективность дает ему возможность постичь факты «более высокого» порядка. Поэтому человеку предлагается постараться ускорять свое продвижение к тому, что в суфизме иногда зовется «истинным интеллектом»107.

Суфии утверждают, что, поскольку знание это никак нельзя получить из книг, большая часть его должна передаваться в личном контакте, взаимодействием между учителем и учеником. Они настойчиво утверждают, что слишком большое внимание книжному тексту может быть даже вредным. Отсюда – другая проблема, ибо оказывается, что принять это положение ученому так же трудно, как и члену огромного современного грамотного общества, чувствующему, хотя порой лишь подсознательно, что все знание, конечно, должно быть в книгах.

Тем не менее суфии долго и упорно работали над тем, чтобы приспособить письменное слово к передаче определенной части того, чему они учат. Это привело к применению имитирующего и зашифрованного материала – не обязательно и не всегда с целью скрыть подлинный смысл, а для того, чтобы показать после расшифровки, что то, что на поверхности казалось законченной поэмой, мифом, трактатом и т. п., допускает другое толкование: вроде демонстрации, аналогичной калейдоскопическому эффекту. И когда суфии для таких целей, как эти, рисуют схемы, подражатели пытаются только их копировать и использовать на собственном уровне понимания108.

Еще один специальный суфийский прием создает новую проблему: многие отрывки из суфийских книг, даже целые книги или ряд утверждений имеют целью стимулировать мышление, иногда даже тем, что побуждают к здоровой критике. Исследователи, буквально понимающие текст, часто верят, что в этих документах достоверно переданы убеждения самих авторов109.

Вообще на Западе много переводов. Большей частью это буквальная передача только одного аспекта многомерных текстов. Западные исследователи на самом деле знают, что существуют внутренние измерения, но они еще никак не использовали их в своей работе. Справедливости ради надо сказать, что некоторые из них признали, что не могут делать этого110.

Следующая суфийская идея, создающая проблему, усвоить которую многие сочли невозможным, – это утверждение суфиев, что суфизму можно обучать, используя самые различные формы. Короче говоря, суфии не скованы никакой условностью111. Одни, довольно удачно, используют религиозные формы, другие – романтическую поэзию, третьи – шутки, притчи и легенды, а некоторые опираются в своей работе на различные формы искусства и произведения ремесленного труда. Так вот, суфий может сказать, исходя из своего опыта, что все эти формы подачи материала – законны. Но неспециалист, понимающий все буквально, какова бы ни была его искренность, часто с раздражением требует, чтобы ему сказали, кто же такие эти суфии (либо та или иная группа суфиев) – алхимики, члены братств, религиозные маньяки или шутники112, ученые – кто же наконец? Проблема эта, хотя она, может быть, и харак-терна для суфизма, никоим образом не нова. Суфиев убивали в узаконенном порядке113, изгоняли из родных мест и сжигали их книги за то, что они пользовались нерелигиозными или неприемлемыми в данном месте формулировками. Некоторые величайшие классические суфийские авторы обвинялись в ереси, отступничестве, даже в политических преступлениях. Даже в наши дни они попадают под огонь ортодоксов разного толка, не обязательно только религиозных114.

Хотя суфии утверждают, что суфизм – это эзотерическое учение в контексте ислама (с которым он, следовательно, считается вполне совместимым), но даже беглый обзор предполагаемых истоков суфизма покажет, что он находится и в основании формулировок, которые кажутся многим людям очень сильно отличающимися друг от друга. Поэтому в то время, как «цепь передачи» упомянутых учи́телей протягивается к пророку Мухаммеду по той или иной линии передачи, применяемой школой или учителем, о ней также могут говорить некоторые авторитеты как о происходящей от, скажем, Увайса аль-Карни (умершего в VII веке), который никогда не встречался с Мухаммедом115. Пользующийся большим авторитетом Сухраварди, наряду с розенкрейцерами (хотя значительно раньше их) и другими, определенно утверждает, что это было знание, постигнутое и применявшееся преемственным рядом мудрецов, в числе которых и таинственный древний Гермес из Египта116. Другая не менее известная личность, Ибн аль-Фарид (1181–1235), подчеркивает, что суфизм лежит позади всякой систематизации и впереди нее, что «наше вино существовало прежде того, что вы называете виноградом и виноградной лозой» (школой и системой):

 
Чествуя Друга, мы опьянялись вином
Еще до сотворения виноградной лозы117.
 

Нет никакого сомнения в том, что дервиши, будущие суфии, по традиции собирались вместе для изучения всех остатков этого знания, которые могли найти, ожидая, когда среди них, может быть, появится истолкователь и сделает действенными принципы и упражнения, настоящий смысл которых был для них потерян. Эту теорию можно найти и на Западе во франкмасонстве (в его идее о «потерянном секрете»). Практика эта вполне подтверждается, например, в учебнике АВАРИФ АЛЬ-МААРИФ, и люди, интересующиеся такими вещами, считали ее указанием на то, что в суфизме встречается идея ожидания мессии. Как бы то ни было (и это относится только к «подготовительной стадии», а не к суфизму в строгом смысле слова), имеется свидетельство того, что появляющиеся среди людей учителя, иногда таинственного происхождения, время от времени находили себе последователей в Европе и на Среднем Востоке, которые, какими бы ни были их психология или религиозная принадлежность, вдохновлялись суфийскими учениями. Этих людей много веков называют Универсальными или Совершенными Людьми (Инсан-и-Камил). Так было с Руми и Шемсом Тебризи; с Бахауддином Накшбандом (XIV век) из Бухары; с Ибн аль-Араби, который обучал в терминах религии, образов древности и любовной поэзии; со многими другими, менее известными в западной литературе.

Проблема для изучающего здесь может быть не в том, существовал ли на самом деле или этот «нерациональный» вид деятельности или обновление традиции, а скорее в том, что ему психологически трудно считать, что у таких людей действительно было какое-то особое назначение «воссоединить капли ртути» или «оживить, пробудить внутренний поток в человеке».

Но мы еще даже не приступили к перечислению областей, в которых суфии и придуманные ими организации (эти последние не являются распространенными, потому что суфизм – это деятельность, а не институт) проводили общественную, философскую и другие виды деятельности в течение последнего тысячелетия. Личности, на вид такие разные, как прямолинейный Руми, праведник Чишти, «опьяненный Богом» Халладж118, государственные деятели Муджаддидов, веками трудились, способствуя действительному воссоединению общин, казавшихся навсегда разъединившимися.

Эти люди, в награду за свои труды, опять-таки оценивавшиеся комментаторами, применявшими несоответствующие и часто ошибочные критерии, были обвинены в том, что они – тайные христиане, иудеи, еретики, индуисты и солнцепоклонники. Когда бекташи употребляли число двенадцать и, как Араби и Руми, отводили христианским мифам важное место в своих учениях, то в этом видели (и по-прежнему видят) попытку воспользоваться в своих интересах тем, что у местных многочисленных христиан не было хороших руководителей. Обоснованность этого обвинения ждет проверки ответа суфиев, указавших, что формулировки христианских идей, так же как и многие другие, содержат в себе ряд ценных прозрений, в соответствующих обстоятельствах применимых к человеку.

Последователи Хаджи Бекташа (умер в 1337 году) считались, а в некоторых местах и теперь еще считаются аморальными только потому, что они допускали женщин на свои собрания. Никто не мог или не хотел их понять, когда они говорили, что необходимо восстановить социальное равновесие общества, основанного на приоритете мужчин. «Восстановление социальных прав женщин» звучало просто как прикрытие для оргий, пока недавно не стало «респектабельным» стремлением.

Ни один влиятельный деятель даже в XIX и начале XX века не дал себе труда рассмотреть утверждение такого человека, как выдающийся турецкий суфий и ученый Зия Гёкальп119, который сказал, что суфийские писатели много веков тому назад изложили и применили теории, которые впоследствии стали ассоциироваться с именами Беркли, Канта, Фуйе, Грюйе, Ницше и Уильяма Джеймса.

Это приводит нас к еще одному важному суфийскому принципу, с которым нужно познакомиться, хотя он вызывает недоумение и даже ярость у определенного типа людей. Это утверждение, что когда суфийская деятельность сосредотачивается в одном месте или в одном обществе в очень активной и «истинной» (не подражательной) форме, то происходит это лишь ограниченное время и для определенных целей. Подобные утверждения не нравятся как раз тем людям, которые заявляют: «Я хочу это здесь, сейчас или вообще не хочу». Другими словами, суть в том, что никакое общество никогда не бывает совершенным и его потребности не бывают точно такими, как у других обществ. Суфий не учреждает институты, имеющие целью существовать вечно. Внешняя форма, в которой он выражает свои идеи, является временным средством, предназначенным действовать в определенном месте. То, что вечно, говорит он, находится в другом измерении.

72См., например, Shamsudin Ahmad el-Aflaki, Munaqib El-Arifin (перведено Редхаусом как «Деяния адептов»). London, 1881; перепечатано в факсимильном издании Кингстона под названием «Легенды суфиев» (Legends of the Sufis. London: ed. Kingston, 1965). См. также El-Gazali Alchemy of happiness.
73Руми (1207–1273) родился в Балхе, Афганистан, и умер в Конье, Турция, где «дервишские танцы» публично разрешены в наше время только как зрелище для туристов.
74Абдул Кадир Гилани («Султан друзей») (1077–1166); Хадрат Бахауддин Накшбанд (Аль-Шах) (1318–1389).
75«Субуд» был основан индонезийцем Мухаммедом Субухом в 1934 г. Неразборчивая практика упражнения латихан породила, как известно, состояние, которое в медицинской литературе называется «психозом субуда».
76«Истина приходит после ”состояний” и экстаза и занимает их место» (Кала-бадхи, Китаб аль-Тааруф, цитирует Джунайда из Багдада [умер в 910 г.]). В переводе A.J. Arberry, The doctrine of the Sufis. Cambridge, 1935, p. 106: «Но, когда приходит Истина, сам экстаз изгоняется».
77В Фихи-Ма-Фихи (в переводе A.J. Arberry «Discourses of Rumi». London, 1961); «Месневи» (The Mathnawi, перев. R.A. Nicholson. London, 1926; J.W. Redhouse. London, 1881; E.H. Whinfield. London, 1887; C.E. Wilson. London, 1910, etc.).
78Первая книга Хадика, перев. Дж. Стефенсоном как «Окруженный стеной сад Истины» (J. Stephenson Walled Garden of Truth. Calcutta, 1910); Карнама («Книга работы») (Karnama, Book of the Work); и Диван (Diwan).
79Мишкат аль-Анвар, перев. Гарднером как «Ниша для светильников» (W. H. T. Gairdner Niche for Lamps. London: Royal Asiatic Society, 1924; Lahore, 1952). Ихйа аль-Улум Ад-Дин («Возрождение наук о вере») (Ihya El-Ulum Ed-Din, Revival of Religious Sciences).
80Футухат аль-Маккиа («Открытия в Мекке») (Futuhat Al-Makkia, Openings in Mecca); Фусус аль-Хикам («Грани мудрости») (Fusus El-Hikam, Bezels of the Wisdoms); Кимиа-А-Садат («Алхимия счастья») (Kimia-I-Sadat, Alchemy of Happiness); Тарджуман аль-Ашвак («Толкователь желаний») (Tarjuman El-Ashwaq, Interpreter of Desires), trans. Nicholson.
81См. Dietrici, Der Darwinismus Im 10. Und 19. Jahrhundert. Leipzig, 1878; и Rumi, Mathnavi.
82Шабистари, Сад Тайн / Тайный Сад (XIII – XIV вв.); Сайад Ахмед Хатиф Исфахани, Тарджибанд; и др.
83Например, «В Скрытом Мире иные тучи и иной дождь … они зримы только очищенными – теми, кто не обманут кажущейся завершенностью обычного мира». (Руми, «Месневи»): Гхаиб ра абри ва аби дигар астАсман ва афтаб-и-дигар аст.Найад ан илла ки бар пакан падидБаркийан фи лабс мин халкин джадид.
84Например, у Худжвири (XI в.ек) Раскрытие скрытого в разделе «Перечисление их чудес».
85См., например, № IX в Nicholson’s Diwan-I-Shams-I-Tabriz, p. 32 (персидский текст XIII в.).
86Профессор Мохаммед Али Айни (перев. A. Rechid A. La quintessence de la philosophie de Ibn-I-Arabi. Paris, 1926, pp. 66–67.
87Джунайд из Багдада (умер в 910 г.) ответил обусловленным людям так: «Ни один человек не достигает ступени Истины, пока тысяча честных людей не засвидетельствуют, что он еретик».
88По-арабски: «Аль-туруку иллахи ка нуфуси бани Адама» (см. Sirdar Ali Shah, Islamic Sufism, p. 211).
89См., например, Саади (1184–1263), «Гулистан» («Сад роз»), «Об обычаях дервишей», перев. Agha Omar Ali-Shah, Gulistan (Sheikh Muslihuddin Saadi Shirazi, Le jardin de roses. Paris, 1966). Ср. с Ибн Хамданом, который цитируется Худжвири в Кашф аль-Махджуб: «Ни в коем случае не приучай себя к музыке, если это мешает тебе иметь более высокие восприятия». Современные дервиши ордена Чишти далеко отошли в этом от наставлений своего основателя, довольствуясь раздвоенным, или экстатическим, состоянием, которое вызывается слушанием или исполнением музыки. Муинуддин Чишти сам высказывался против этой практики: «Им известно, что мы слушаем музыку и тем постигаем некоторые ”тайны”. Поэтому они исполняют музыку и погружаются в ”состояния”. Знай же, что во всяком учении должны быть выполнены все его требования, не только в отношении музыки, размышления, сосредоточения. Запомни: бесполезен превосходный надой молока у коровы, которая опрокидывает ведро».
90Хотя на словах признают поучения Ибн аль-Араби, не усвоены, например, такие его слова, относящиеся к суфизму: Она привела в замешательствоВсех ученых ислама,Всех, кто изучал псалмы,Всех еврейских раввинов,Всех христианских священников. Или знаменитые слова Абу Саида ибн Аби-Хаира (1040 г.): До тех пор, пока не падут общины духовных лиц и минареты,Наша святая работа не завершится.Пока вера не станет неприятием, а неприятие – верой,Не будет истинно верующего. Об ограничениях религиозной формы: «Как мне быть, мусульмане? Я не знаю себя. Я не христианин, не иудей, не маг, не мусульманин. Не принадлежу Востоку, не принадлежу Западу». Divan-I-Shams-I-Tabriz, XXXII, p. 124 (персидский текст).
91Ibn el-Arabi, Fusus El-Hikam («Грани, или аспекты, мудрости»),s.v. El-Fas el-Adamia («Аспект Адама»); пересказ в книге S. A. Q. Husiani, Ibn Al Arabi. La-hore, 1931; французский вариант: Burckhardt, T., La Sagesse des Prophetes. Paris, 1955, pp. 22 f.
92Birge J. K. The Bektashi Order of Dervishes. London, 1937, p. 39, n. 3.
93Brown, The Darvishes, p. 475.
94Иногда эти культы представляют собой выродившиеся общины, какие я описываю в книге Destination Mecca, pp. 169 ff.
95Известный поэт Тед Хью проницательно отметил, что многие суфийские идеи проникли в примитивные общины. Два года тому назад он писал: «Почти склоняешься к мысли, что шаманизм вполне мог бы сойти за одичавший, заблудший отпрыск суфизма». (Tho Listner, 1964, October 29th, p. 678).
96Lawrence P. Road Belong Cargo. London, 1964, книга содержит описание этого культа, снабжена превосходной библиографией.
97Blackwood’s Magazine, Vol. 290, № 1754, pp. 481–595; и Vol. 291, № 1756, pp. 123–135.
98Selim Brook-White («Murid»): «Sufism in a Changing World» // Siraat (на английском языке), Delhi, 1961, January 1st, Vol. I, № 5, p. 5, cols. 1–3.
99Hallaj J. Hypotherapeutic Techniques in a Central Asian Community // International Journal of Clinical and Experimental Hypnosis, 1962, Vol. 10, № 4 (October), pp. 271–274. Переиздание в R.E. Shor and M.T. Orne, The Nature of Hypnosis (Selected Basic Readings). New York, 1965, vol. 6, pp. 453 ff.
100Foster W. The Family of Hashim // Contemporary Rewiew, 1960, May, Vol. 197, № 1132, pp. 269–271.
101Martin D. R. Below the Hindu Kush // Lady, 1965, December 9th, vol. CLXII, № 4210, pp. 870.
102Некоторые из этих статей перепечатаны теперь в R.W. Davidson, Documents on Contemporary Dervish Communities. London, 1966–1967.
103«Elusive Guardians of Ancient Secrets» // The Times, 1964, March 9th, № 55, 955, p. 12, col. 6–8.
104She Looks at Religion – № 11 // She, 1963, March, p.58; а также Mir S. Khan, The Hard High Life // She, 1965, September, pp. 68–70. (Обе заметки иллюстрированы).
105Из монументального труда аль-Газали «Возрождение наук о вере».
106Изречения первых исторических суфийских учи́телей о суфиях и суфизме: Дхун-Нун Египтянин (умер в 860 г.): «Суфий – это тот, чья речь согласуется с его поведением, чье молчание характеризует его состояние, и кто отвергает мирские связи». Женщина-адепт Рабия аль-Адавия (умерла в 717 г.): «Суфий – тот, кто не страшится ада и не жаждет рая». Абдул-Хасан Нури (умер в 907 г.): «Суфизм – это отречение от всех удовольствий (преходящего) мира». Худжвири (XI в.): «Последователь суфизма – тот, кто стремится достичь такой ступени, когда он становится мертвым по отношению к себе и живым по отношению к истине посредством борьбы. Тот, кто достиг этой цели, называется суфием». Джунайд из Багдада (умер в 910 г.): «Суфизм – это качество, в котором заключается существование человека». Нури: «Суфий ничем не владеет, и ничто не владеет им». Ибн аль-Лалали (XI в.): «Суфизм – это истина без формулировки».
107Руми «Акл» = реальный интеллект. Он также сказал: «Книга суфия не есть ученость и буквы» («Месневи»).
108Так психологические и другие схемы становятся «мандалами» и «магическими фигурками».
109По этой причине различные варианты дервишских обучающих историй, собранные в моей книге Tales of the Dervishes. London, 1967, представлены суфийскими учи́телями как события, случившиеся с ними.
110Как выражается профессор А. Дж. Арберри из Кембриджа, доктрина эта неясна, потому что «основана преимущественно на переживаниях, по самой их природе непередаваемых» (Tales from the Masnavi. London, 1961, p. 19). Специальный термин, обозначающий один из видов этой доктрины – употребление сходных по написанию слов, которые имеют разные значения, – Джинас-и-Мукхариф; он часто используется в поэзии. Гибб (Gibb, History of Ottoman Poetry. 1900, I, 188) обнаруживает знакомство с этой системой, но не применяет ее в своих исследованиях.
111Махмуд Шабистари (1317 г.), вместе со многими суфийскими учителями, говорит о преходящей природе формулировки духовного учения: Если бы мусульманин знал, что такое идол,Он бы знал, что есть религия и в идолопоклонстве.Если бы идолопоклонник знал, что такое религия,Он бы понял, где он сбился с пути.Ничего он не видит в своем идоле, кромеочевидного создания рук человеческих,Вот почему, по Закону Ислама, он – язычник.(Гульшан-и-Раз, «Сад тайн») Персидский текст: Мусулман гар биданист ки бут чистБиданисти ки дин дар бутпарасти’ст.Агар мушрик зи дин агах гаштиКуджа дар дин и худ гумрах гашти.На дид у дар бут илла халки захир,Бадан иллат шуд ан дар Шара, Кафир.
112Как мало известна эта важная часть суфийской передачи в «специальной литературе», подтверждается тем фактом, что чуть ли не единственное упоминание о юморе в суфизме есть у одного американского исследователя (Birge, The Bektashi Order of Dervishes, p. 88); и он даже считает юмор «характерной особенностью» изучаемого им ордена Бекташи. См. также Shah I. Exploits of the Incomparable Mulla Nasrudin. London: Jonathan Cape, 1966.
113Больше всего известен случай с Хусайном ибн Мансуром аль-Халладжем, суфийским великомучеником, которого в 922 г. заживо четвертовали, а труп сожгли, по приказу халифа аль-Муктадира, из дома Харун аль-Рашида, за то, что он якобы утверждал, что он – Бог. Профессор Луис Масиньон специализировался на литературе о Халладже. См. примечание 101 ниже. Великий учитель Сухраварди (XII в.) также был казнен – за то, что учил «древней философии» (см. примечание 19, выше).
114О группах и движениях обусловленных и догматических людей см. Liftan R. J. Thought Reform. London, 1961; Mann J. Changing Human Behaviour. New York, 1965; Sprott W. J. H. Human Groups. London, 1958; Phillips M. Small Social Groups in England. London, 1965.
115История о том, что сподвижники Мухаммеда посетили Увайса после смерти пророка, имеется во многих книгах, включая хорошо известное сочинение «Повесть Друзей» (Жизнеописание шейхов) Фаридаддина Аттара, переведенное А. Паве де Куртей (A. Pavet de Courteille, Le Memorial des Saints. Paris, 1889, pp. 11 f.). См. сокращенное издание этой книги на английском языке Dr B. Behari’s English Abridgement Fariduddin Attar’s Tadhkiratul-Auliya. Lahore, 1961.
116См. Авариф аль-Маариф, написанный в XIII в. шейхом Шихабаддином Умаром ибн Мухаммедом Сухраварди (вариант Мухмуда ибн Али Алкашани, переведенный с персидского на английский язык Х. Вильберфорсом Кларком, Lieut. Col. H. Wilberforce Clarke, Awarif-L-Ma’rif. Calcutta, 1890).
117По-арабски этот отрывок гласит: Шарибна ала дхикри алхабиби мудаматуШакирна би ха мин кабри ан юхлака алкарму. Профессор Хитти (op. cit., p. 436) называет Ибн аль-Фарида единственным арабским мистическим поэтом.
118См. Professor L. Massignon, Le Divan d’al Hallaj. Paris, 1955, etc.
119См. Zia Gökalp, Turkish Nationalism and Western Civilisation. London, 1959.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru