Ида Мартин
Сердце Гудвина
© Мартин И., 2024
© ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Бог создал женщин красивыми, чтобы их могли любить мужчины, и глупыми, чтобы они могли любить мужчин.
Ф. Раневская
Действующие лица:
11«Б» – гуманитарный класс
Алиса Серова – девушка с длинными темными волосами
Ксюша Михайлова – блондинка, подруга Алисы
Саша Лужников (Лу) – лидер класса, спортсмен, крашеный под Машин Ган Келли
Паша Проскурин – друг Лу, владелец старых «Жигулей»
Марго Толоконникова – агрессивная девушка в стиле хип-хоп, подруга Лу
Ника Сазонова – подруга Марго, девушка Проскурина, рыжеватая и блеклая
Лена Колпакова – подруга Марго и Ники, чисто «группа поддержки»
Веня Шалаев – косплейщик с разноцветными ногтями, зарабатывающий на Патреоне
Яков Ионович (Ионыч) – учитель русского языка и литературы, их классный руководитель, пожилой и безобидный
11«А» – математический класс
Рома Бондарь – двоюродный брат Ксюши, положительный парень
Кирилл Мартов – друг Ромы, наполовину башкир, поклонник Алисы
Матвей Оболенцев – лидер класса, красавчик и сердцеед
Тим Рощин – друг Матвея, шахматист, чья мама любила Курта Кобейна
Степа Росс – друг Матвея, будущий программист, любит Ксюшу
Кеша Ершов – мутный одиночка
Жанна Носова – внучка Ионыча, подруга Ромы, админ в группе с более 100 тысячами подписчиков
Ира Леонова – правнучка кандидатки физико-математических наук
Иван Сергеевич Аксенов – учитель математики, их классный руководитель, молодой и пользующийся уважением учеников
Родители
Мама Алисы – бухгалтер в строительной компании
Папа Алисы – банковский аналитик
Тетя Лариса – мама Ксюши
Альбина – младшая сестра тети Ларисы, мама Ромы
Дядя Сережа – папа Ксюши
Прочие персонажи
Важные:
Розовый Фламинго
Неважные:
Чижик, Олежка, Давид, странная женщина в очках, электрик, физичка, Леха и Котик
Глава 1
Когда мне пришло первое послание от Гудвина, мы с Ксюшей и ее двоюродным братом Ромой сидели у меня на кухне и ели фасолевый суп. Мы только вернулись из школы, и из того, что можно съесть по-быстрому, кроме супа, в холодильниках наших обеих квартир ничего не нашлось.
– Кто-то умер? – Ксюша застыла с ложкой возле рта. – У тебя такое лицо, будто случилось страшное.
– В универе подняли проходной балл по математике? – усмехнувшись, предположил Рома.
Я снова с беспокойством пробежалась глазами по строчкам сообщения.
– Это признание в любви, но какое-то странное.
– Что за признание? – оживилась Ксюша, отодвигая тарелку. – От кого?
– Понятия не имею. Страница фейковая, создана сегодня. Гудвин какой-то. Авы нет, друзей тоже.
– Покажи! – Она потянулась за моим телефоном.
– Читай вслух, – попросил Рома, когда он оказался у Ксюши в руках.
Ксюша вопросительно посмотрела на меня. Ее рваные белые прядки растрепались, зеленые глаза горели любопытством.
– Читай, – согласилась я, – может, там не все так ужасно, как мне показалось.
– «Здравствуй, Алиса! Это сообщение я пишу не для тебя, а для себя», – громко начала она, и Рома иронично поморщился:
– Вот это поворот.
– «Поэтому можешь не опасаться, что я потребую ответ или на что-то рассчитываю. Смысла в подобных признаниях нет. Их пишут, пытаясь избавиться от мучительных терзаний, облегчить душу или выговориться», – голос у Ксюши был громкий, а тон насмешливый.
Но она так разговаривала всегда. Отчего тем, кто плохо ее знал, поначалу казалось, будто она подшучивает над ними.
– Че за бред? – снова прокомментировал Рома. – Раз смысла нет, то на кой писать? Выговориться, блин. Пусть маме своей выговаривается!
– Помолчи, пожалуйста, – попросила его сестра и продолжила: – «Мне ли не знать, что никто и никогда не отвечает взаимностью на глупые чужие страдания. И чем они очевиднее, тем шире пропасть. Ведь тот, кто ничего не сделал, чтобы завоевать любовь, не заслуживает даже жалости. А я не сделал, и не важно, по каким причинам». – Ксюша остановилась и подняла глаза на брата.
– Может, это Мартов?
– С ума сошла?! Он что, по-твоему, умом тронулся? Алиска и без того знает, что он ее любит, – отодвинув тарелку, Рома широко улыбнулся.
С Ксюшей они не очень были похожи. Только общей семейной породой: чистыми открытыми лицами с ясным взглядом, густыми, слегка вьющимися волосами и немного формой носа, как у обеих мам. Однако, когда они улыбались, даже незнакомый человек опознал бы в них брата и сестру. Их улыбка напоминала переливающееся в каплях грибного дождя солнце, такая же внезапно светлая и жизнеутверждающая.
– «Поэтому я просто фейк, который, перед тем как расстаться навсегда, решился высказаться. Так что это исключительно эгоистический порыв. Ты прекрасна, и я бы отдал все, чтобы сделать тебя счастливой. Спорим, ты сейчас улыбнулась?»
Рома издевательски прыснул, и Ксюша показала ему кулак.
– «Ты прекрасна! – передразнил он, скорчив придурочную физиономию. – Позволь мне сделать тебя счастливой!»
– Тебе не кажется, что он странно выражается? – спросила я.
– Еще как кажется.
Ксюша подняла ладонь, призывая нас помолчать. Она старалась читать сообщение серьезно, но получалось плохо: «Ты моя самая большая слабость и боль, но только с твоим появлением в моей жизни я смог ощутить, что мое сердце умеет любить, что оно живое и способно испытывать чувства, над которыми раньше я лишь насмехался.
Но ты такая, словно некто всесильный решил проучить меня, сделав так, что наши пути пересеклись, и не оставив надежды на спасение.
Мне нравится в тебе абсолютно все. Ты такая, какая есть. От головокружительной глубины глаз до едва уловимой улыбки. Твои роскошные волосы, руки, особенный, волнующий запах и нежность кожи. Я схожу с ума, наблюдая за тем, как ты двигаешься, и каждая моя ночная фантазия наполнена тобой.
Я люблю тебя вот уже два года, с тех пор как впервые увидел в школе, и не знаю, смогу ли пережить предстоящее расставание».
Пока Ксюша читала, ее глаза все сильнее округлялись, но Рома не произнес ни слова: «Я лишь хочу, чтобы ты знала, что на свете есть человек, для которого все эти годы ты была причиной просыпаться по утрам, наполняя мою беспросветную жизнь смыслом».
Закончив читать, Ксюша все еще недоуменно смотрела в телефон.
– И это все? Серьезно?
– Просто заблочь его, Алис, и забудь, – отмахнулся Рома, – это явно какой-то глум. Нормальные люди так не пишут.
– То есть ты считаешь, что кто-то пытается меня разыграть? – Его версия мне понравилась больше, чем сумасшедший тайный поклонник.
– Приколы затеваются с конкретной целью, – Ксюша задумчиво изучала пустую страницу Гудвина. – Зачем ему тогда писать «не отвечай» и «мне от тебя ничего не нужно»?
Мой суп стремительно остывал, но есть расхотелось.
– Думаете, это кто-то из школы?
– Не факт, – Рома снова весело заулыбался, – может, какой-нибудь дворник, который два года метет улицы в нашем дворе?
– Но он пишет, что влюблен с тех пор, как увидел в школе. Это кто-то из наших или ваших, кто пришел в десятом.
– А мелких почему не считаешь? Девятый класс, например, самый пик гормональной дури.
– Настораживает последняя фраза, – перебила его Ксюша, возвращая мне телефон. – Все эти годы ты была для него причиной просыпаться по утрам, а теперь ее типа не станет? Что это значит?
– Ой, вот только не надо нагонять драму, – шумно отодвинув табуретку, Рома встал. – Это значит, что одиннадцатый класс последний. Просто он специально так написал, чтобы надавить на жалость.
– Ты прав: некрасиво ставить меня в такое положение. Теперь я чувствую вину за то, чего не делала.
– Вы такие наивные! – Рома развел руками. – Конечно же, он ждет ответной реакции. Иначе стоило бы так распинаться? «Я ни на что не рассчитываю». Угу, как же! Очень даже рассчитывает, раз не стал удалять страницу.
– И на что же он рассчитывает? – Мое беспокойство усилилось.
– Откуда мне знать? Но версию с розыгрышем я так легко не отметал бы. А может, какой-нибудь лузер и задрот типа Столярова или Белова.
– Столяров? – Я нехотя представила худого сутулого Вову с хронической экземой на руках и вечно сальными волосами в качестве моего обожателя. – Вова дальше своего телефона ничего не видит. А Белов, по последним данным, гей.
– Никакой он не задрот, – сказала Ксюша, – у него тон уверенного в себе человека. И он пишет, что знает, каково это, когда признаются в любви, а ты не можешь ответить.
– Мне тоже так показалось, – поддержала я. – Он как будто возвышается надо мной. Типа «просто знай, что такой человек, как я, любит тебя, и теперь живи с этим».
– Перестаньте надумывать, – Рома обнял меня за плечи. – Там такого нет. Но если любопытно, то просто спросите, кто он.
– Ты же велел заблочить.
– Я имел в виду забить на него, но, если вам обязательно надо раздуть детектив, начинать нужно с самого очевидного.
– Так он нам и сказал, – хмыкнула Ксюша, – глупо создавать фейковый акк, чтобы потом раскрыть все карты.
Прихватив из фруктовой вазы банан, Ромка ушел в свою квартиру, а Ксюша подсела ко мне.
– На самом деле прикольно, – она мечтательно вздохнула, – мне еще никто такого не писал.
– Ничего прикольного, Ксюш, мне кажется, это плохое сообщение.
Она нахмурилась.
– С чего ты взяла?
– В первый раз оно открылось в ночном режиме – белые буквы на черном фоне, хотя все остальное не поменялось.
– Обычный вэкашный сбой. У них вечно что-нибудь слетает. Давай лучше прикинем, кто это может быть.
– У меня никаких идей.
– Раз он пишет, что любит тебя два года, то, скорее всего, это тот, кто пришел к нам в девятом. – Ксюша выставила перед собой обе пятерни, приготовившись загибать пальцы. – У математиков: Оболенцев, Рощин, Мартов, Росс… так… Трусов, Фогель, Ершов. Семь. Правильно? И у нас трое: Лу, Проскурин и Шалаев. Десять человек.
Ксюша покрутила получившимися кулаками.
– Ладно! – Я притянула ее руку к себе и разжала пальцы. – Как думаешь, ответить ему что-нибудь?
– Конечно, ответить! Нужно выудить из него побольше информации. Разоблачить и припереть к стенке! – ответила подруга и весело подмигнула.
– А если он такой, что припирать не захочется? – предположила я и поморщилась.
– Ну… Из этих десятерых только Трусов совсем не вариант, но он и не может тебя любить.
– Почему это?
– Потому что он любит меня! – Выпрямив спину, Ксюша кокетливо повела плечом. – И Степа Росс, кстати, тоже.
– А Проскурин любит Нику, – добавила я.
– Это же замечательно! – Глаза подруги азартно блестели. – Троих сразу вычеркиваем.
– Четверых. Мартов и так чуть ли не каждый день твердит о своих чувствах. Зачем ему еще и писать?
Ксюша задумчиво нахмурилась, потом виновато посмотрела на меня.
– Ты не обижайся, но Матвея и Лу я тоже выбросила бы. Сомневаюсь, что кто-то из них снизойдет до таких слов, даже анонимно.
Матвей Оболенцев и Саша Лужников – общепризнанные лидеры, они фигурировали в топе нашего рейтинга красоты и постоянно с кем-нибудь встречались. Лу вечно вплетали в запутанный клубок любовных интриг, а Матвей морочил девчонкам головы, приближая и отдаляя их по очереди. Ксюше они нравились оба, но Лу предпочитал таких, как Маргарита Толоконникова, способных на раз выслать нюдсы и с кем можно сразу же перевести уровень взаимоотношений в горизонтальную плоскость. А Матвей вообще не заморачивался никакими привязанностями и сегодня мог позвать на свидание одну девчонку, а назавтра уже другую.
– Тима тоже убираем. Он знает, что мне нравится.
– Ты ему об этом говорила?
– Нет, не говорила.
– Тогда не знает. Парни вообще никогда ничего не знают, пока им об этом прямо не скажешь. Но если это Тим, то все сходится. Гудвин говорит, что не сделал ничего, чтобы завоевать твою любовь. Вот он и не сделал, после того как Мартов на него наехал.
Спорить я не стала. Лучше всего, если бы Гудвином оказался именно Тим Рощин, а все, что он написал, правдой.
Тим мне нравился давно – уже месяцев пять или шесть, с начала учебного года. Он был высокий, светло-русый, с длинными, как у викингов или рокеров восьмидесятых, волосами и серьезным выражением лица, суровость которого удивительным образом скрадывалась благодаря милой смущенной улыбке. Рощин играл в шахматы и ездил на всевозможные турниры.
Однажды мы вместе переписывали тест по английскому и потом, болтая, час простояли во дворе. Был еще случай: я в школе искала Рому. Заглянула в кабинет математики, а там Тим, стоя на парте возле окна, вешал шторы. Выглядело это забавно, я пошутила над ним, а он рассказал, что проиграл, поспорив с математиком из-за какой-то задачки. Мы посмеялись.
Как-то я столкнулась с ним в поликлинике. Сначала сидели вместе в очереди, а потом он дождался меня после приема, и мы немного погуляли.
Ксюша посоветовала проявить немного активности, чтобы показать ему, что он мне симпатичен. Однако, стоило подойти к нему на перемене и просто заговорить, как это тут же заметил Кирилл Мартов и все испортил.
– И что мне тогда ему написать?
– Ну… – Ксюша поднялась, собрала их с братом тарелки и поставила в посудомоечную машину. – Что-нибудь милое. С намеком, что у него есть шанс и все такое.
– А если это не Тим?
– А кто? Нет, Алис, реально больше некому.
– Вдруг все же это прикол? – засомневалась я. – Ленка с Марго стебутся?
Она немного помолчала.
– Мне сейчас надо домой – до маминого возвращения белье развесить, а когда придешь делать домашку, вместе придумаем ответ.
Мы жили в соседних квартирах. Дверь в дверь. И ходили друг к другу в любое время.
– Хорошо.
После ухода Ксюши я попробовала доесть остывший суп, но аппетит пропал. Перечитала сообщение Гудвина, внимательно вглядываясь в строчки. Тревожное чувство, охватившее меня поначалу, улеглось, и я уже сомневалась, что за этим странным признанием таилось предостережение.
Вообще, мы с Ксюшей были теми самыми подружками, которые обожают обсуждать парней, любовь и все, что с этим связано. Мы постоянно кого-нибудь любили, а кто-нибудь любил нас. Однако дольше месяца эти влюбленности затягивались редко, потому что все, что назвалось серьезным словом «отношения», пугало нас обеих.
Обязательства, ссоры, ревность, душераздирающие драмы расставаний – подобное происходило вокруг, кого ни возьми.
Нет уж, нам вполне хватало двухнедельного романтического счастья – с цветами, поцелуями, волнующей перепиской и повышающими самооценку свиданиями. А потом мы просто влюблялись в кого-нибудь еще, и все заканчивалось раньше, чем успевало превратиться в отношения.
Кто-то, конечно, обижался и пытался «все» вернуть, но после объяснения, что это «все» он выдумал сам, никаких притязаний ни у кого, за исключением Мартова, конечно, не оставалось. Но Кирилл особый случай, и я до сих пор не знала, что с ним делать.
Любовное признание Гудвина меня не удивило. Я знала, что могу кому-то нравиться и, возможно, даже тайно, но то, как он это преподнес, вызывало необъяснимое беспокойство. А я терпеть не могла беспокоиться по таким вопросам. Беспокоиться стоило о предстоящих через месяц экзаменах и поступлении в универ, а все, что касалось любви, должно быть связано только с приятными чувствами.
Сообщение Гудвин отправил в десять двадцать утра, и все это время в Сети не появлялся, но, пока я сидела, задумчиво уставившись в экран, на его пустой аватарке неожиданно вспыхнул зеленый кружок. Упускать момент было нельзя.
«Почему ты не написал мне со своего настоящего аккаунта?» – спросила я первое, что пришло в голову. «А зачем?» – ответил он почти сразу. Действительно, зачем? Он же обозначил, что ничего от меня не ждет. «Так было бы проще». – «Ошибаешься».
Главное – соблюдать осторожность, напомнила я себе, если это розыгрыш, можно запросто попасть в идиотское положение.
«Ты из школы?» – «А какая разница?» – «Любопытно». – «Предположим». – «Из одиннадцатого?» – «А как бы тебе хотелось?» – «Никак». – «Тебе не понравилось мое письмо?» – «Нет». – «Почему?» – «Такое чувство, что ты его писал под чем-то».
В ответ он прислал ржущий смайлик, а затем: «Возможно». – «Это прикол такой, да?» – «Что именно?» – «Письмо твое». – «Нет. Я тебя правда люблю». – «И просыпаешься ради меня по утрам?» – «Ага». – «Где ты это скатал?» – «Можешь прогнать через антиплагиат».
Я задумалась. Он явно не производил впечатление депрессивного душнилы и вполне мог оказаться Рощиным, а мог и фейком моих дурацких одноклассниц типа Марго, которые нас с Ксюшей терпеть не могли.
«И что я, по-твоему, теперь с этим должна делать?» – «Ничего». – «Но ты же писал это с какой-то целью?» – «Я писал, потому что не мог ночью заснуть. И это уже не в первый раз, просто раньше никогда не отправлял. Перечитывал утром и удалял. А сегодня так и не уснул, поэтому отправил». – «Погоди, кажется, здесь есть какое-то противоречие. До этого ты просыпался ради меня, а теперь еще и бессонница, и тоже из-за меня?» – «Ты мне не веришь?» – «Пока не понимаю». – «Можешь не верить. Я не настаиваю». – «Во все остальное тоже не верить?» – «Как хочешь». – «Значит, никакой любви нет?»
Последнее сообщение он открыл, но зеленый кружок пропал.
Я внимательно перечитала нашу переписку. Мне понравилось, что отвечал он легко и быстро. Марго так не сумела бы. Я почти не сомневалась, что переписывалась с парнем. Забавно – ему удалось меня заинтересовать. А вдруг это и правда Тим? Кто их знает, этих шахматистов?
Но даже если нет, то Ксюша права, это самый оригинальный подкат из всех, что когда-либо у меня случались.
Глава 2
Шли последние школьные недели, и на уроках старались только те, кому требовалось исправлять итоговые оценки, в основном силы были брошены на выполнение старых егэшных заданий, пробных тестов и заучивание цитат для сочинений.
Учителя в один голос твердили, что нужно собраться и совершить «последний рывок». Однако учиться до тошноты не хотелось. На улице стояла теплынь, витали запахи свежей зелени, щебетали птицы и расхаживали красивые весенние люди.
Я мечтала о даче, о поездке на море, о путешествии в Карелию, куда мы собирались обеими семьями в августе. Мне представлялась кристально чистая речка, огромная голубика и высоченные, до самого неба, сосны. А еще в моих фантазиях фигурировали неизвестно откуда взявшиеся ночные прогулки по городу, ранние завтраки в кафе с круассанами, катание на мотоцикле, карусели, танцевальные клубы и горячие поцелуи. После окончания школы мама милостиво согласилась на укорачивание волос, а если поступлю в университет и папа не заупрямится, сделаю себе от локтя до запястья татуировку. Какую-нибудь глубокомысленную надпись на латыни: «Dum spiro, spero» или «Vita brevis, ars longa», а может, наоборот, нечто простое и милое: стайка бабочек на плече, разбитое сердце на лодыжке или черный полумесяц на шее под волосами.
В университете я наверняка встречу парня, в которого по-настоящему влюблюсь. Но произойдет это не раньше сентября, а сейчас предстояло, собрав волю в кулак, мужественно пережить прекрасный, но предназначенный не для меня, май.
Однако воля никак не собиралась. Я никогда так не маялась из-за учебы, как в эти чудесные солнечные дни. Темнело поздно, и ночи были такие упоительные, что я, слушая музыку, валялась под открытым окном, пока не начинало светать. А по утрам засыпала на уроках.
– Может, это все-таки Лу? – ущипнув меня под партой за коленку, громко прошептала Ксюша.
– Что? – Я с трудом вынырнула из бессвязного потока летних мыслей.
– Спишь, что ли? – Она отодвинула плотную завесу моих волос. – Говорю, может, Гудвин – это Лу?
Я посмотрела вперед, где у доски косноязычно пересказывал «Темные аллеи» Саша Лужников, а старенький учитель литературы Яков Ионович покорно слушал его, уткнувшись в древний бумажный журнал с оценками.
Лу был красавчиком и довольно популярной личностью. Он занимался водным поло, а свободное от тренировок время посвящал тусовкам. Насчет учебы Лу не парился, ходили слухи, что его так и так возьмут в универ, чтобы он играл за их команду.
– Шутишь? – Я покосилась на подругу. – Мы вроде решили, что Лу чересчур высокого мнения о себе, чтобы кому-то писать, да и у нас взаимная неприязнь, забыла? Он бы скорее тебе написал.
Ксюша расплылась в довольной улыбке, она ждала именно такого ответа.
– От ненависти до любви один шаг – классика любовного романа. Они враждуют и на людях хейтят друг друга, а когда остаются наедине, их охватывает страсть…
– Нет у нас с Лу никакой страсти, – фыркнула я, – и ты это прекрасно знаешь.
– Я заметила, как он разглядывал тебя вчера на физре.
– Он на всех так пялится, и тебя разглядывает не меньше. Письмо Гудвина написано грамотно и никак не вяжется с Лу.
– Зря ты так думаешь. Он, между прочим, далеко не туп.
– Точно не Лу, – отрезала я.
Разочарованно вздохнув, Ксюша подперла подбородок ладонью и снова принялась разглядывать Лужникова.
– Все-таки этот цвет ему очень идет, правда?
Пару месяцев назад Лу неожиданно покрасился в яркого блондина по типу Машин Ган Келли, чем привел Ксюшу и других девчонок в полный восторг. Теперь же он обрастал и ярко-белый смешался с его родным темно-русым, что смотрелось даже лучше.
– Угу, – отозвалась я, – и стрижка поинтереснее.
– Нет, я про рубашку.
К счастью, Лу закончил мучить Бунина, и Ионыч пригласил к доске Нику.
Именно «пригласил», он всегда так говорил: «А сейчас я приглашаю к доске…» И когда тебя вызывали отвечать, создавалось ощущение, будто шествуешь к сцене за «Оскаром».
– Сборник рассказов Бунина «Темные аллеи» является символом уходящей молодости, неразделенной любви, осмысления и сожаления… – с гордо поднятой головой затараторила Ника на весь класс.
– Поехали после седьмого платья на выпускной выбирать! – предложила я, неожиданно представив, что «уходящая молодость» – это про наше окончание школы. – Погода такая, что хочется чего-то радостного и приятного.
– Мне тоже хочется радостного, – откликнулась Ксюша, – какого-нибудь праздника или танцев.
– Вы уже достали болтать! – резко повернулась к нам Лена Колпакова. – Из-за вас я ничего не слышу.
– Ты не слышишь не из-за нас, а потому что глухая тетеря, – огрызнулась Ксюша, а я просто показала язык.
Из нас двоих Ксюша объективно красивее. Она выше меня и выглядит старше. У нее броские черты лица: огромные миндалевидные глаза, меняющие цвет от серых до темно-зеленых, большой чувственный рот, четко очерченные скулы и ямочки на щеках. Она постоянно экспериментирует с волосами и последние полгода стрижется рваными перьями в стиле восьмидесятых и красится в платиновую блондинку.
Я же если и бываю в парикмахерской, то лишь для того, чтобы подровнять кончики, потому что обещала родителям оставить длинные волосы до выпускного.
У меня широкие темные брови, губы бантиком и узкий подбородок, а кончик носа вздернут, как у мультяшного персонажа, и еще румянец, вспыхивающий по любому поводу. Но зато глаза не меньше Ксюшиных: карие, круглые и тоскливые, как у голодного спаниеля. В детстве Рома шутил, что если я стану грустным клоуном, то и грим накладывать не придется.
И если у кого-то существовал рейтинг женской красоты, вроде того, что мы с Ксюшей завели на парней, то подруга набрала бы не меньше девяти баллов, а у меня не больше семи с половиной, по крайней мере, мне самой так казалось.
Рейтинг парней мы придумали четыре года назад, когда обсуждали, кто красивее: Шаламе или Хеймсворт. Долго спорили, сойдясь в итоге на том, что красивы оба, просто по-разному. Тогда для нас это было открытием – обнаружить, что одно и то же явление способно проявляться в столь различных формах.
По этой причине пришлось завести таблицу, куда попали знаменитости мужского пола, казавшиеся нам привлекательными, начиная от Айрона Пайпера и всех BTS до Генри Кавилла и принца Дании Николая.
Все они получили от нас по десять баллов, после чего в этот рейтинг стали попадать реальные и знакомые нам люди: старшеклассники, друзья по даче, лагерю, вожатые, ребята из танцевальной студии, приятели Ромы по секции и даже курьер Вова с папиной работы, которого папа иногда присылал домой за документами.
Самым симпатичным доставалась девятка, потому что звездами они не были, а остальные распределялись по степени убывания нашей к ним симпатии.
Огромный список мы добросовестно и пристрастно заполняли пару лет, пока не надоело. Однако в десятом классе к нему снова пришлось вернуться, потому что старые классы расформировали и сделали два: математический и гуманитарный. Несколько человек из наших стареньких поступили в маткласс, кто-то остался в гуманитарном, а многие и вовсе разошлись по другим школам и колледжам. Зато на смену им к нам перевелись новые симпатичные парни, и «рейтинг красоты» пришлось срочно реанимировать.
После седьмого урока на выходе из школы нас догнал Рома.
– А чего вы нас не зовете?
– Куда? – удивились мы в один голос.
– За платьями. Мы с Кириллом поможем вам выбирать.
От раздевалки не торопясь к нам приближался Мартов.
– Откуда ты узнал? – удивилась Ксюша.
– Так вся школа уже обсуждает, – Рома довольно улыбался.
– Неужели вы хотите таскаться с нами по магазинам? Впервые вижу у тебя такой порыв.
– Кирилл хочет, – Рома понизил голос. – Очень просил уговорить вас.
– Зачем это ему? – вспыхнула я.
– Ясное дело зачем, – Рома весело подмигнул.
Он был спокойным, доброжелательным и необидчивым и все детство поддерживал нас с Ксюшей во всех выдумках и шалостях, которых на нашем счету хватало.
Ведь когда трое детей почти одного возраста чуть ли не круглосуточно находятся вместе, хулиганских проделок не избежать. Мы варили приворотное зелье из всей найденной в доме губной помады, строили из штор спальни моих родителей палатку, рисовали карту сокровищ на обоях, да много чего вытворяли. Между нами никогда не существовало мальчишечье-девчоночьей дистанции и в четырнадцать лет, под деловые советы Ксюши, даже учились друг на друге целоваться.
Но после того как Рома перешел в маткласс, он довольно сильно отдалился от нас, однажды и вовсе заявив, что мы «дискредитируем» его перед одноклассниками, которые все как один мечтали стать великими экономистами, банкирами, разработчиками технологий будущего и наномедиками и которые считали, что гуманитарии – это просто неудачники, не сумевшие попасть в маткласс.
– Ладно, – милостиво согласилась Ксюша. – Поехали.
В компании парней нормального шопинга не выйдет – это стало понятно сразу, поэтому мы отправились в «Охотный ряд», где после быстрой пробежки по магазинам собирались погулять в Александровском саду и поесть мороженого, сидя на деревянных лавочках с круглыми спинками.
– Рома рассказал про сообщение, – сообщил Мартов, повернувшись ко мне лицом на эскалаторе, когда мы зашли в метро.
– Какое еще сообщение?
– Ты знаешь! – Он выдержал паузу.
– Ромка – болтун.
– А это секрет?
Мартов продолжал смотреть пристальным серьезным взглядом – по-другому он не умел. Карие, чуть раскосые глаза никогда не улыбались, даже когда он смеялся или дурачился. На его красивом мужественном лице одинаково отчетливо проступали черты татарских и славянских предков. Его мама была родом из Уфы, где, по его словам, проживало не меньше сотни их родственников. А отец тридцать лет назад переехал в Москву из Ярославля. Я их видела несколько раз на школьных мероприятиях. Обычные, ничем не примечательные мужчина и женщина. Просто удивительно, что Кирилл такой привлекательный.
Первое время мы с Ксюшей сворачивали шеи, оборачиваясь на него, и сразу записали к девятибалльникам. А когда Рома привел его домой, так смутились, что, закрывшись у меня в комнате, просидели, пока он не ушел.
Неудивительно, что вскоре наши заинтересованные взгляды Мартов воспринял как сигнал к действию и, оказавшись в очередной раз у Ромы в гостях, поцеловал меня, притиснув к стене в коридоре.
Мы, конечно же, провоцировали его, но я воспринимала наш общий флирт как игру. Однако после поцелуя стало понятно, что со своими симпатиями он определился.
Мои восторги Ксюша не разделила, молча ушла к себе и рыдала два дня, пока я не пришла к ней и не сказала, что она мне намного важнее, чем совершенно чужой человек, пускай и такой симпатичный. Ксюша умоляла не обращать на нее внимания, уверяла, что поплачет и переживет, но я ответила, что никакой парень не встанет между нами, и с тех пор твердо держала обещание.
Это было непросто, потому что Мартов оказался страшно упрямым и отставать от меня не хотел. Признавался в любви, страдал и, чуть ли не каждый день появляясь у Ромы в гостях, приносил мне конфеты. Много раз я объясняла, что рассчитывать ему не на что, ругалась, злилась, бойкотировала его, но со временем привыкла и просто смирилась. И хотя Ксюша давно освободила меня от данного слова, вернуться к началу было уже невозможно.
– Не секрет, но и не предмет для обсуждения, – после некоторого молчания ответила я.
– Покажешь, что он пишет?
– Зачем?
– Так… просто, – промямлил Мартов, – если тебе кто-то угрожает, хочу об этом знать.
– Все нормально, – я улыбнулась, – спасибо, нет никаких угроз.
– Если что, скажешь мне? – Он снова строго посмотрел.
Мне хотелось спросить, что он сделает в случае этого «если что», но разговор закончился вместе с эскалатором.
Мы пробежались по второму этажу торгового центра и спустились на первый, а там больше людей, шума и суеты. Заходя в магазины, осматривались мельком, шутя предлагали друг другу слишком вычурные и нелепые вещи, критиковали то, что мы с Ксюшей точно примерили бы, если бы с нами не увязались парни, и шли дальше. О выборе платья речи не шло, все это понимали, потому просто веселились.
Сообщение от Гудвина пришло в последнем магазинчике, куда мы заглянули из-за пестрой летней рубашки, на которую Рома запал, заметив на манекене. И пока они с Ксюшей, обожавшей покупать что-нибудь не себе, обдумывали, у кого из родителей лучше попросить две с половиной тысячи, я достала телефон и сразу обнаружила уведомление: «Надеюсь, ты купишь красное платье!» – написал Гудвин.
– Что там? – За спиной незаметно нарисовался Мартов и заглянул через плечо.
Я поспешила отойти от него, но Кирилл настойчиво последовал за мной.
– Это тот? Вы общаетесь? Ты уже знаешь, кто это?
– Кирилл, пожалуйста! – Еще не успев справиться с удивлением, я недовольно повернулась к нему. – Это мое дело. Личное! Я не нуждаюсь ни в опеке, ни в телохранителе и переписываюсь с кем захочу.
Выражение его лица оставалось таким невозмутимым, что на секунду я подумала, а изменится ли оно, если в него плюнуть или влепить пощечину.
– Все равно, – Мартов по-хозяйски пригладил мне выбившуюся из прически прядь. – Мне не нравится, что какой-то непонятный тип достает мою девушку.
– Что? – Я опешила.
Это не первое его подобное заявление, но сейчас оно прозвучало возмутительнее, чем обычно.
– Я не твоя девушка!
– Это пока, – упрямо выдвинув челюсть, буркнул он, – пока не моя. Но скоро будешь.
