Ида Хайд
Сборник боли и смеха
Пока я шила перед ним, было ощущение, что не я смотрю на него, а оно на меня. Так вместе с увлечением ко мне пришла тревога.
– Мне кажется, ты меня скоро бросишь.
– Что? Почему ты так думаешь?
– Я чувствую, ты стал каким-то отстраненным.
– Я устал просто, не бери в голову.
В последнее время муж стал холоден и уделял мне меньше внимания. Хорошо, что у меня есть чем заняться, чтобы отвлечься от этих мыслей, которые начали меня мучить.
В шитье намечался прогресс: я добралась до пошива брюк. С карманами – а это не шуточки, самое сложное для меня, не считая жакетов и пальто.
Как же он достал! Муж опять задерживается на работе. Чувствую – что-то не так! А ведет себя как ни в чем ни бывало. Я со злостью надавила на педаль, отчего строчка на рубашке пошла криво и зажевало нитку. С силой выдернув ткань из машинки до дырки, я швырнула ее в мусорку. Там ей самое место. Поищу себе занятие получше.
– Привет!
– Ты опять задержался. У тебя кто-то есть?
– Ну что ты опять?… Нету у меня никого. Накидали срочных задач, вот и засиделся.
– Не мог позвонить? Почему трубку не брал?
– Ты зря себя накручиваешь.
Я обернулась к зеркалу. Боже, как же я отвратительно выгляжу. Даже немного страшно. Бесит! Надо разводиться, это невозможно терпеть.
– Накручиваю??? Да это ты меня разлюбил и изменяешь на работе! Я уже не могу тебе верить!
– Хорошо. Давай лучше посмотрим, что ты сегодня сшила.
– Ничего! Ничего у меня не получается! Я выбросила штаны в помойку.
– Давай достанем их, постираем и попробуем разобраться, что не получилось.
Я сшила сложное пальто. Оно двухстороннее, каждый слой я разделяла и сшивала вручную. Весь процесс занял неделю.
Занятие шитьем сильно влияет на спину не самым лучшим образом.
– Я ушла на массаж!
– О, в новом пальтишке? Мило.
Да, еще с утра я успела сшить новое платье. Шитье стало моей манией. Я не могла ни дня прожить, не сшив чего-нибудь.
Пальто вроде было неплохое, но что-то меня в нем раздражало.
Возвращаясь домой с массажа, я заблудилась, пришлось идти через поле с высокой травой. Вся в репейниках и мокрая от пота.
– Дерьмо, а не пальто!
– Зачем ты швыряешь его?..
Я пыталась порвать его прямо в коридоре. Неудобное, жаркое, но черт возьми, прочное! Пальто не поддавалось моим гневным усилиям.
– Можешь убрать его, чтобы я его не видела? Не могу, я сожгу его нахрен!
– Конечно, – муж взял и убрал пальто куда-то глубоко в шкаф, чтобы я его не видела и не могла найти.
Утром я увидела неторопливо ползущего по ковру клеща. Мне было и противно, и жалко его. Поэтому я решила посадить его в банку.
В зеркале отражалась капелька крови на безымянном пальце – это я пыталась накормить клеща, который поселился в банке, уже полной мха и древесной коры. Я поставила ее рядом со швейной машинкой.
Две футболки, брюки, рубашка… Кусочки ткани, нитки, пуговицы – мой стол завален, и среди этого стоит банка с клещом, который не стал пить мою кровь.
С каждым днем муж все больше и больше отдалялся от меня. Или мне так казалось – я уже не понимала. Все это изматывало меня, буквально иссушало изнутри, как клеща, который не нашел свою жертву с теплой кожей. Я слышала только стук механизма в швейной машинке и звук режущих ткань ножниц, отражаясь горбатой тенью в зеркале.
Почему я вообще стала шить? Меня вдохновила одна портная, которую я видела много лет назад. Она была почти ровесницей мне, но обладала огромным талантом и могла исправить любой косяк на вещи. Мне вдруг очень захотелось быть такой же. Так появилась машинка, потом ткани, нитки и прочие инструменты для шитья.
Я увлеклась и не заметила, что это занятие полностью меня поглотило. В зеркале мелькали тени, рычаг нитепритягивателя и ножницы. Мне хотелось создавать красоту, мне хотелось восхищения. Пока однажды не настал тот самый день, когда я вдруг остановилась и не могла шить.
Я просто сидела, глядя на себя в зеркало со смешанными чувствами. Одновременно как будто очень явно видела себя, но вместе с тем – как в тумане.
Мое оцепенение прервал звонок. Это звонила мама мужа. Мы мило поболтали, и как бы между делом она почему-то стала рассказывать мне о бывшей жене моего мужа. Что она была швеей, работала в мастерской, обладала огромным талантом и могла исправить любой косяк на вещи. А еще она рассказала, что зеркало, которое висит у нас дома, когда-то принадлежало ей.
Муж снова пришел поздно, но у меня не было ревности или злости. Я неподвижно сидела у зеркала. Моя нога замерла на педали машинки до судороги.
Он зашел, звякнув ключами, тяжело опустился на пуф в коридоре.
– Моя бывшая жена сегодня умерла.
Бабушка
Там, за холмами, живут великаны.
Горя не знают, плывут по дорогам
В белых футболках, шелковицы полных,
Белой черешни, упавшей за домом,
Помню я запах яблок в дожде.
Печку большую, косточки в вишне, поле с картошкой,
Платья в горошке.
Нитки цветные, сумка в акации,
Дым из избушки, хлеба краюшки.
Олени на стенах, капает с крыши, тихо… чуть слышно
Рисует бабушка цыплят.
Все спят.
Одиночество
Березы мажут небо акварелью
Лежишь больной в своей постели
В забытом доме старом
Журавль стучит в окно лукавый
На кухне книги и посуда
Тоску разносит тусклый свет
Лежит на стуле серый плед
Я самый одинокий в мире дед
***
Где ты? Под снегом планеты,
В ветре ноября, в травах октября,
В каком году в мыслях тону.
В эту глубину я тебя тяну.
Давай очутимся здесь вместе,
Приснимся друг другу
В самую длинную ночь.
Нам уже не помочь…
Возьми мою руку, чтоб не споткнуться,
Назад не вернуться.
Здесь никого нету, все люди-трафареты.
Ничего не бойся, от дождя плащом укройся.
Это все воспоминания, но не теряй внимание.
Мы лишь мысли, просто сон,
Мимолетно все и вечно.
Бродим здесь мы бесконечно.
Это было, это будет, это есть сейчас и здесь.
Нету нас таких как есть.
Ты туман осенний поздний, обнимаешь, тихо таешь,
Растворяясь над рекою,
Я прольюсь чей-то слезою.
Нам пора, летим отсюда. Отпусти, не будет чуда.
Пока можешь, прикоснись,
Сердце бьется, но смирись.
Бессонница
Елка, пихта и кровать
Снова до утра не спать.
Собираясь в кучу с мыслью,
Клубок тайны размотать.
Скомканное одеяло, неудобная кровать,
Подушка слишком много знает,
Простыня может летать,
До рассвета часов пять…
Дворник смел зачатки сна,
Грузчик разгрузил сомнений
К магазину сожалений,
Он ведь это не со зла.
В темных окнах все зима…
Оголтелый ветер дует,
Обрывая провода,
Чтобы вдаль такие мысли
Не уплыли никогда.
***
Там нет войны, политики и мрака.
Туман, роса, звезда –
Все светит тайной и любовью.
Тот город небольшой
Соединяет все,
Что было, есть и будет.
Сидеть на крыше можно
До рассвета,
Бродить по холмам, обернувшись в туманы, как в шаль,
Реки касаясь голою ногой,
Цветов ночных вдыхать и аромат костров.
Спустившись в комнату по дереву во мху,
Где ждут меня друзья,
Где вся моя семья,
Где я….
Но все рассеялось к утру,
Вернув в реальность, как с прогулки в тюрьму.
Прощай, Тверской!
Прощай район
Тверской —
Истории
Вотчина.
Ты мне отцом не стал,
А отчимом.
Ты был загадкой,
Мистиком
Придуманной,
А стал хвостом
Селедки —
Игрушкой кошкиной.
Я переулка запах
Запомню,
Наверное,
У церкви с куполами синими
Публику
Скверную.
Рассвет на Пушкинской
Мне будет
Сниться,
Подростки пьяные
У дома Сытина
Колесо такси
дымится.
Мне не забыть
Осенней грусти
Ветреной.
Бульвар и пруд,
И в пятнах
Плитка вся.
Соседей милых
Улыбки
Короткие,
И депутатов крикливых
У ресторана
Томного.
Тепло я вспомню
Ночь
На Красной
площади,
И как бегу я
Прочь
Мимо веранды,
На почте
Очередь.
Благодарю за все,
Скучать не буду
Очень я,
Мне надо дальше
Жить,
А здесь не очень
Мне.
Часики не тикают
Затея
– Как же достали эти люди, – сказала высокая худая девушка и мотнула длинным тонким хвостом светло-русых волос.
– Ну мы в центре живем, чего ты хотела? – прищурился ее спутник высокий стройный кудрявый брюнет со стрижкой «шапочка».
– Я хотела бы квартиру с окном в ванной, двумя окнами в гостиной с видом на закат, белую спальню и тихий, почти безлюдный двор. Без ходящих туда-сюда посторонних во дворе.
Молодая пара гуляла в Ботаническом саду. Был май, все цвело и полные суетливые женщины по очереди делали фото на фоне цветов яблонь, слив, черемухи и сирени, чтобы потом оформить их в рамочку и выложить в Одноклассники. В лесу стоял сладкий запах сиреневых цветов, который из сладко-травяного превращался в дурманящий дымно-пьянящий. Я не знаю, как они называются, сходите сами посмотрите во второй половине мая, весь лес в Ботаническом в них.
Людей действительно было много, велосипедисты и подростки на самокатах жутко раздражали пару. Они 2 года жили в центре Москвы, со среды по воскресенье каждый вечер с 19:00 до 23:00 слушали дурно поющих и играющих музыкантов с одним и тем же репертуаром, а каждые выходные ночью слушали самую безобразную музыку из старых магнитол напротив своих окон.
Они очень хотели отдохнуть от людей, побыть на природе и послушать тишину.
–Слушай, вот было бы прикольно, если бы была такая штука: очки или линзы с наушниками, включаешь их и вместо людей видишь деревья, слышишь пение птиц или там шелест листьев. – Йена мечтательно провела рукой по хвосту и стала изучать его кончик.
– Ага, вон смотри! Старый клен пошел, а вон тополь недоумок на самокате проехал. – у Элгея плохо получалось шутить, и когда получалось, он ощущал некоторое превосходство и ребячью радость одновременно. Тем более, что Йену было не так-то просто развеселить. Ее смех был для него победой.
– Аахах! Рябина на роликах! – Йена сдержанно и как-то несуразно засмеялась.
– Можешь надеть наушники прямо сейчас, – хитро улыбнулся парень с карими, почти черными, в которых не видно зрачков, глазами
– А что там, кстати, с ипотекой, ты не узнавал? Ставки не упали?
– Неа, 20%, есть военная – 16%, – Элгей приложил руку ко лбу, имитируя то, как отдают честь военные, – ну и семейная – 0,1%.
– Нам типа нужно быть семьей, чтобы платить долг до конца жизни? – недовольно скривила тонкие маленькие губы Йена.
– Семьей с ребенком. – не моргая посмотрел на нее Элгей.
– Слушай…
– Нет, спасибо, я не хочу детей.
– Да нет, я тоже не хочу… А если нам сделать ребенка, но не физически, а юридически.
– В смысле? – в этот момент ветер забавно приподнял волосы Элгея так, что он стал похож на попугая Карела, выражающего недоумение или страх с помощью поднятого хохолка и вытаращенных глаз.
– Ну в смысле вписать его в паспорт, типа у нас ребенок и взять семейную ипотеку. Семья же, ребеночек вот. – Йена сделала жест, будто качает ребенка на руках.
– А как ты его в паспорт впишешь?
– По свидетельству о рождении.
– А кто тебе его даст?
– ЗАГС.
– Не понятно.
– У меня у знакомой есть хороший знакомый врач, работает в роддоме. Может быть он бы и не отказался от подработки.
– Фиг знает… Попробуй узнать, конечно, но я фиг знает…
– А в ЗАГС-е у мамы знакомая работает. Будет мед.карта, будет и свидетельство о рождении. А с ним мы с тобой станем счастливыми родителями и купим квартиру мечты.
– С окном в ванной, ага. И с решеткой на окне.
– Ой, дурак!
– Ну узнай, конечно, но я думаю там либо сразу пошлют, либо денег надо миллион.
У Акушера
Чат в Телеграме:
«Привет. Ты говорила, что у тебя врач знакомый есть, акушер? Он очень хороший, надежный?»
«Ну да, мы учились вместе, дружим с первого класса.»
«Ему можно доверять?»
«Смотря что, но так я бы с ним в разведку пошла и могу поручиться за него.»
«Слушай, у нас дело деликатное, нужно точно знать, что он не подведет и не разболтает всем.»
«Не беспокойся, если вы его ни о чем незаконном просить не будите, все будет ок.»
«Ну как тебе сказать… Дело тонкое. Нет, убивать мы никого не будем, но хочу быть уверена, что ему можно доверять.»
«Тогда все ок. Он недавно зав.отделением стал. Я предупрежу, что ты от меня, если решишь встретиться с ним или позвонить.»
«Супер! Спасибо большое!»
«Все ок, написала ему.»
– Дорогой, мы идем в роддом! – деловито и довольно произнесла Йена, крася губы в коридоре. Удивительным делом красная помада не делала ее тонкие маленькие губы тоньше, а лицо с заостренными чертами злее.
– Чего? Куда??? – произнес Элгей из кухни, выходящей в коридор. Он сделал вид, что поперхнулся кофе и закашлялся от неожиданности. – Ты реально? – недоумевал он.
– Ну попробуем. Чего мы теряем? – ответила она, любуясь отражением в зеркале, крутясь и рассматривая свои узкие бедра.
– А что на ужин? А в тюрьме сейчас уууужин – ма-ка-ро-ны, – пытался шутить Элгей.
– Ой, сплюнь, все будет ок.
– Добрый день, мы к зав.отделения акушерства Раздвигайлову. Скажите, он у себя?
– А вы по какому вопросу? – спросила девушка на посту в женском отделении.
– Мы по важному вопросу, нам нужно с ним переговорить. – решительно ответила Йена.
– Если вы по поводу партнерских родов, заполните бланк. – медсестра включила автопилот, на автомате пытаясь сберечь врача от назойливости посетителей.
– Мы договорились о встрече, – не сдавала позиций Йена.
– А, вы договаривались… как вас зовут?
– Йена Лютикова. – сказала девушка и гордо выпрямившись, задрала маленький острый подбородок.
– А, ясно. Пойдемте за мной. – медсестра вышла из-за стойки и оказалась удивительно высокой и мускулистой женщиной. Халат и брюки на ней чуть не трещали по швам. Из-за загорелой кожи халат казался еще более белоснежным.
Они шли по коридору, по бокам которого располагались палаты, где лежали беременные женщины. Кто-то из них спал, кто-то возбужденно разговаривал по телефону, сообщая о своем самочуствии и желаниях съесть что-то, кто-то искал врача, а иные – просто ходили по коридору, придерживая себя за живот.
Они дошли до конца коридора, повернули направо, где был маленький предбанник, за которым была дверь с табличкой «заведующий отделением акушерства и гинекологии Раздвигайлов Вагтрах Вашотович».
– Вагтрах Вашотович, к вам тут посетители, – намеренно и показательно учтиво сказала медсестра, заглянув в кабинет.
– Да-да, Маринвиктрна, пускай заходят.
Йена чуть не засмеялась, Элгей молчал. Его выражение лица было каменным и выражало солидарность всем людям, имеющим имена, которые можно слышать и трактовать по-всякому, в основном по-обидному.
– Добрый день, я Йена, моя подруга должна была сказать, что я зайду.
– Да-да-да… прошу вас, милая девочка, проходите, – Вагтрах Вашотович был невысокго роста, стройный, седой, в очках, поверх которых он смотрел на собеседника. Из-под халата с чуть засученными рукавами виднелись часы марки Piaget из белого золота с синим циферблатом.
«Хороший знак. Сам он вряд ли бы себе такие смог купить… Или нет? Или это означает, что его ставки слишком высоки и меньше, чем за 1,5 миллиона он не согласиться…»
– Слушаю, вас, моя милая. – он жестом показал на кресла напротив своего стола, приглашая пару сесть.
– Спасибо, – задумчиво и немного растерянно произнесла Йена, присаживаясь. У нее не было никакого плана, она не знала, как начать разговор.
– Так что вас привело ко мне? Не получается забеременеть? – хитро посмотрел поверх очков Вагтрах Вашотович и облизнул четко очерченную верхнюю губу в форме бантика.
– Видите ли…у нас деликатная просьба. – опустила глаза Йена.
– Я могу помочь, – сказал заботливо Вагтрах и медленно скользнул взглядом с неприличной заинтересованностью с ног до до груди Йены.
Элгей заерзал. Он сидел у двери и совершенно не знал, как себя вести в таких ситуациях, он не умел конфликтовать, но как-то проявить и обозначить себя хотел.
– У нас важное дело и нам нужно знать, сможете вы нам помочь или нет. – строго, насколько это возможно для него, произнес Элгей.
Вагтрах Вашотович словно вернулся из своих грез, перестал смотреть на Йену и вопросительно глядел теперь на Элгея.
– Наши родители очень хотят внуков, – мямлила Йена голосом девушки, недавно увеличившей губы.
– Так-так… вам нужна моя помощь с зачатием, моя милая? – зав.отделением опять отлетел в свои грезы, похотливо осматривая Йену.
– Да не нужно нам зачать! – закричал возмущенный Элгей.
– Спокойно, голубчик, я свое дело знаю. – покровительственно сказал врач. – продолжайте, голубушка, что вы хотите, чтобы я сделал? – мечтательно вопрошал доктор.
– Наши родители… но они далеко, понимаете… А мы пока не планируем… – опустив глаза мямлила Йена.
– Детка, я не понимаю, – заскучал и немного расстроился Вагтрах Вашотович.
– Нам нужен ребенок, но не ребенок, а документ, что он родился. – немного осмелев, произнесла девушка.
– Позвольте? Это как же? Без зачатия и родов? – резко громко сказал Вагтрах Вашотович, поправил очки и смотрел уже через них и без своей недавней неги.
– Ну понимаете… нам надо показать им, что у них есть внук… но мы пока не готовы.. может быть у вас есть какая-нибудь карта или можно сделать документ, что я родила у вас… – уже более уверенным тоном, но с напускной наивностью говорила Йена.
– И как вы намереваетесь предъявить им внука? – кричал врач.
– Мы покажем им фото свидетельства о рождении. – уверенно, выпрямив спину и мотнув хвостом, сказала Йена.
– Да кто же вам его даст? – еще громче вопрошал доктор.
– Вы можете нам помочь или нет? – серьезно и прямо посмотрела девушка на врача.
– Безусловно. НЕТ! – отрезал Вагтрах Вашотович.
– В таком случае, простите за беспокойство. – Йена встала из кресла.
В этот момент единственный, кто ощущал беспокойство был Элгей. Он плохо понимал, что происходит, нервничал и просто сидел в оцепенении с вытаращенными глазами и слегка приоткрытым ртом, который готов был, в зависимости от ситуации засмеяться или округлиться в удивлении.
– Милая девочка, ну как вы не понимаете, – тон доктора сменился снова на ласково-похотливый. Он очень любил деньги, но очень не любил что-то делать и проблемы. Он не хотел отпускать Йену, старался набить цену и остаться не при делах.
– Я поняла, что вы ничего для нас сделать не в силах. – Йена кивнула Элгею приглашая к выходу.
Доктор был задет, для него было невыносимо слышать, что он не на что не годен и осознавать, что возможность получить денег на отпуск, который он планировал провести с мускулистой медсестрой, прямо сейчас ускользает.
– Не говорите так… я очень хочу! Помочь вам, – взмолился Вагтрах Вашотович.
Йена резко повернулась в сторону доктора, отчего ее хвост ударил ее по лицу.
– Так можете или не можете? – она чувствовала, что он у нее в руках.
– Я постараюсь, давайте договоримся. Но без нарушений закона! – доктор старался не подавать вида, что он на крючке.
– Нам нужна карта и все документы, какие вы даете после рождения ребенка каждой женщине. – начала диктовать условия Йена.
– Но как я могу дать ее, если ребенка нет?
– Да вы издеваетесь?
– Нет, я конечно, могу устроить, но вы же понимаете… чем мне это грозит? – доктор перешел к сути, к цене.
– Я похожа на идиотку?
– О, милая моя, нисколько!
– Сколько?
– Давать взятку заслуженному заведующему отделения??? – врач закричал на весь кабинет. Мог себе позволить, ведь стены у него были звуконепроницаемые. Он нарочно заказал себе их во время ремонта, объяснив необходимость требованием тишины для работы, чтобы крики рожениц не отвлекали его от умственного труда. Ну да.