И. П. Сенченко
Российская империя, Аравия и Персидский залив. Коллекция историй
Коммерческие проекты Российской империи по прокладке к побережью Персидского залива двух трубопроводов – керосинового и нефтяного
Особое место в планах Российской империи по «торговому освоению» Персидского залива отводилось проекту прокладки к нему керосинопровода.
На записке о проведении керосинопровода от Энзели до Персидского залива, информировал министра иностранных дел В. Н. Ламздорфа министр финансов С. Ю. Витте (22.09.1901), Его Императорское Величество изволил начертать: «Вопрос большой важности, о котором нужно серьезно подумать». Я же лично считаю, что «скорейшее осуществление означенного керосинопровода – с продолжением его непосредственно до Баку – имеет для России важное экономическое значение» (109).
8 связи со сказанным выше, интересуется С. В. Витте, «нет ли, с политической точки зрения, препятствий к возбуждению переговоров с персидским правительством о даровании Учетно-ссудному банку концессии, с правом образования общества на постройку и эксплуатацию означенного керосинопровода».
На первом этапе предполагалось осуществлять «доставку керосина морским путем от Баку до Энзели» (крупный иранский порт на берегу Каспийского моря); оттуда «производить его перекачку по трубопроводу до Персидского залива» с последующим провозом дальше, на судах, в порты Персии, Персидского залива и Индии (110).
Не менее впечатляющим, даже по меркам дня сегодняшнего, был другой проект России – о прокладке нефтепровода из Каспия на южное побережье Персии.
9 февраля 1902 г. Министерство финансов провело совещание (под председательством одного из ближайших советников С. Ю. Витте, товарища министра, тайного советника Петра Михайловича Романова) по вопросу «о концессии на сооружение нефтепровода через Персию».
Шах Персии, говорится в документах совещания, «готов был выдать концессию при условии предоставления Персии дополнительного займа в 10 млн. рублей (в дополнение к пятипроцентному золотому займу 1900 г. на 22,5 млн. руб.)» (111).
Прослышав о планах России, писал из Тегерана управляющий Учетно-ссудным банком Персии министру финансов России (12.02.1902), англичане тут же стали прилагать усилия, чтобы сорвать намечавшиеся переговоры о заключении Персией договора о займе с Россией. Особую «активность и изобретательность» проявлял английский посланник в Тегеране. Притом как непосредственно, так и «через врача шаха, Линдлея». Кроме того, «действуя деньгами», пытался оказать соответствующее влияние на «приближенных шаха – на его писца и гадателя» (112).
С идеей проекта о прокладке нефтепровода от Каспийского моря к Персидскому заливу русский инженер С. Е. Палашковский выступил еще в 1884 г. По его расчетам, «уже за первый год работы такой нефтепровод принес бы 10 млн. рублей прибыли, а в дальнейшем давал бы по 100 млн. руб. прибыли ежегодно». Проект этот решили, однако, «оставить без последствий», как тогда говорили, ибо «не было уверенности в постоянных симпатиях к нему со стороны персидского правительства».
Проект С. Е. Палашковского реанимировал министр финансов С. Ю. Витте, в августе 1901 г., и направил докладную записку на имя императора Николая II. Проект этот его заинтересовал. Для переговоров в Персию с миссией столь деликатного характера С. Ю. Витте направил свое доверенное лицо, датчанина Грубе, которого лично знали и принимали у себя мать Николая II и жена брата императора.
16 февраля 1902 г. министр финансов России одобрил «проект концессии на сооружение трубопровода через Персию для ввоза и транзита русских нефтяных продуктов от российской границы до Индийского океана или Персидского залива».
Концессию на «сооружение и эксплуатацию трубопровода» персидское правительство должно было предоставить русскому Учетно-ссудному банку Персии (113).
Проектом договора предусматривалось, что:
– «все доходы от эксплуатации трубопровода, равно как связанных с ним предприятий, освобождались от всяких персидских налогов и сборов» (114);
– «нефтепродукты, идущие транзитом, освобождались от каких-либо таможенных пошлин и от всяких других персидских налогов и сборов»;
– «нефтепродукты, продаваемые внутри Персии, подлежали таможенной пошлине»;
– в целях облегчения местным потребителям доступа к русским нефтепродуктам, банку предоставлялось право «сооружать боковые ветви от главного трубопровода»;
– трубопровод будет «находиться в эксплуатации банка в течение 99 лет». Затем должен «перейти – на безвозмездной основе – в собственность персидского правительства (115).
Учетно-ссудный банк обязался, что «в те годы, когда прибыль от эксплуатации трубопровода превысит 15 %, он будет уплачивать Его Величеству Шаху половину этого излишка» (116).
Российская империя и Персия.
В фокусе внимания политико-дипломатической и торгово-коммерческой деятельности Российской империи в зоне Персидского залива в конце XIX – начале XX столетия находилась Персия.
В инструкции Алексею Николаевичу Шпейеру (1854–1916), назначенному на пост российского чрезвычайного посланника и полномочного министра при Дворе Его Величества Шаха Персии (30.09.1904), указывалось, что главная политико-дипломатическая задача русской дипломатической миссии – это «сделать Персию … полезным и достаточно сильным орудием» в руках Российской империи. Что касается коммерческих целей России в Персии, то они состоят в том, чтобы «сохранить за собой обширный персидский рынок для свободного применения на оном русского труда и капиталов».
Задача эта, отмечалось в инструкции, «сама по себе нелегкая, затрудняется еще необходимостью вести упорную борьбу с Англией, нашим всегдашним политическим соперником в Азии». Однако благодаря принятым мерам, «положение России за последние годы не только значительно упрочилось в Северной Персии», но ей «удалось стать твердой ногой также и в Персидском заливе… Английские притязания на исключительное преобладание в Персидском заливе обнаруживают несостоятельность». Причем даже в торговом отношении. Нагляднейшим доказательством тому служит «подделка русских клейм» английскими фирмами на своих товарах (117).
«Персидский генеральный консул Мирза Махмуд-хан, – сообщал российский генеральный консул в Бомбее Василий (Вильгельм) Оскарович фон Клемм (21.03.1905), – говорил мне, что имеет основание полагать, что недавние беспорядки в Мешхеде и Кочане, направленные против русских торговцев, были в значительной мере подстроены англичанами». По его словам, они «не брезгуют ничем, чтобы подорвать престиж России и то экономическое положение, которое она за последнее время создала себе в Персии» (118).
Деятельное участие в расширении русской торговли в Южной Персии принимал генеральный консул Российской империи в Бендер-Бушире Николай Помпеевич Пассек.
Он всецело поддержал желание Общества стекольного производства А. Р. Ликфельда в Санкт-Петербурге «завязать прямые сношения с персидским рынком». РОПиТ, отвечал Н. Пассек на запрос этого общества, «открыло постоянные конторы и назначило постоянных агентов в Бушир и Бассору. В агентствах устраиваются музеи всех образцов наших производств, доступные для местных купцов», где могли бы быть представлены и Ваши изделия. «Главный конкурент Ваш на местном рынке – германцы» (119).
Документы АВПРИ свидетельствуют, что Н. Пассек активно содействовал ввозу русских товаров в порты Персидского залива. Неустанно боролся за «должный образ России в умах местного населения», за ее престиж на обоих побережьях Персидского залива. Был на дружеской ноге с генерал-губернатором Бушира. От его внимания не ускользал ни один из мало-мальски значимых фактов деятельности англичан в портах Южной Персии и Прибрежной Аравии. Англичане, в свою очередь, тоже, не на секунду, не спускали глаз с «деятельного и влиятельного среди персов русского дипломата», как они о нем отзывались.
Большое внимание развитию русской торговли в бассейне Персидского залива вообще и продвижению русских товаров на рынки Персии в частности уделял Гавриил Владимирович Овсеенко, назначенный консулом Российской империи в Бендер-Аббас.
Обращаясь к правлению «Товарищества мануфактур Людвиг Ребенек» (23.11.1906), он писал: «Как в самом Бендер-Аббасе, так и в прилегающих к нему округах имеется постоянный спрос на различные сорта производимых Вашей фабрикой пунцовых ситцев. В виду чего у местных купцов появилось желание закупать эти товары напрямую». С такой просьбой в консульство обратился, в частности, влиятельный в Бендер-Аббасе купец, агент РОПиТ, Сулейман Авази. Высказал пожелание «вступить с Вами в непосредственные сношения». Торговец этот, располагающий широкими связями в здешних кругах, «может способствовать развитию ввоза русских мануфактурных изделий» на рынки Персии и Прибрежной Аравии (120).
Аналогичные по содержанию письма Г. Овсеенко направил «придворному фабриканту» Н. И. Баташеву (24.03.1907) – «касательно сбыта его изделий в Южной Персии; медных вообще и самоваров в особенности»; а также правлению «Товарищества А. И. Манташева» в Тифлис (27.03.1907) – «касательно организации ввоза в порты Персидского залива русского керосина». В письме к Н. И. Баташеву просил сообщить (для предметного разговора с местными торговцами), «сколько времени занимает доставка изделий из Тулы в Одессу», а также прейскурант цен на них (121). «Товарищество А. И. Манташева» известил о том, что торговец Авази, заинтересованный в продвижении русского товара на рынки Южной Персии, «хотел бы получить, за свой счет, партию керосина в 6 000 ящиков, и стать комиссионером Товарищества» (122).
Российский консул в Кермане (город в юго-восточной части Ирана), надворный советник Александр Яковлевич Миллер (1868–1940), анализируя состояние русской торговли в крае (24.03.1905), не исключал, что интересно, даже «возможность перехода чайной торговли с Персией из английских рук в наши».
Основанием для таких соображений, полагал он, мог служить тот факт, что русские чайные фирмы являлись «значительными покупателями цейлонского и индийского чаев». Часть чая, закупавшегося нашими фирмами, считал он, «могла бы быть направлена – непосредственно или через Одессу – в порты Персидского залива». Даже при поступлении «индийского и цейлонского чаев через Одессу, – резюмировал он, – ввоз таковых в Персию морским путем, на русских пароходах, – благодаря возврату российским правительством таможенных пошлин и дешевизне морского фрахта (20 копеек с пуда), – представляется выгодным» (123).
Из депеш российского вице-консула в Коломбо следует, что:
1. Три русских фирмы – «Преемник А. Кузнецова, А. Губин и Компания», «Молчанов, Печатнов и Компания», «Щербачев, Чоков и Компания» – «довели начатую ими семь лет тому назад покупку чая для России на Цейлоне до внушительных размеров в 12 000 000 английских фунтов, то есть до 330 000 пудов».
2. «Большая часть скупаемого этими фирмами чая (черного)» вывозилась «на внутренние рынки России через Одессу». Там имелись «специально приспособленные помещения для смешивания цейлонского чая с китайским, его развешивания и упаковки в бумажные пакеты и нарядные жестянки».
3. «Меньшая часть цейлонского чая (зеленого) направлялась в Батум – для дальнейшего ввоза в наши среднеазиатские владения».
4. Русских чайных плантаций на Цейлоне не было (124).
Документы АВПРИ рассказывают, что английские путешественники, посещавшие в начале XX столетия Персию, отмечали «преобладание на базаре города Султанабада цейлонского чая в русской упаковке, ввозимого в Керманшахский район с Цейлона через Одессу» (125).
Русские фирмы, отмечал российский вице-консул в Коломбо, «могли бы ввозить в Персию морским путем и покупаемый ими в значительном количестве в Калькутте индийский чай». В настоящее время, замечает русский дипломат, Россия занимает прочные позиции на индийском рынке чая, «является вторым после Соединенного Королевства (Великобритании) покупателем индийского чая» (126).
В 1890 г., сообщал А. Миллер, в Персию впервые завезли «китайский чай московской рассыпки, в количестве 74 пудов». Качество чая было «высоко оценено населением»; и «ввоз его из России через Баку стал стремительно расти». В 1895 г. в Персию из России «ввезли 409 пудов, на сумму 37 966 руб.; в 1897 г. – 3 110 пудов, на 229 873 руб.; и в 1899 г. – 6 760 пудов, на сумму 331 496 руб.» (127).
Ставя вопрос о налаживании «регулярных поставок» в Персию и в зону Персидского залива в целом хорошо зарекомендовавшего себя на местном рынке «китайского чая московской рассыпки», А. Миллер предлагал осуществлять его доставку в порты Персидского залива пароходами РОПиТ, через Одессу. Находил целесообразным поставлять этими же судами и «чай русских фирм с Цейлона» (128).
Занимаясь продвижением русской торговли в Персидском заливе, российские дипломаты сталкивались, порой, с довольно пикантными ситуациями.
Так, в одном из документов АВПРИ (март 1905 г.), содержится информация о том, что одесский торговый дом «Братьев Зензиновых» отправил в Керман, на имя надворного советника А. Миллера, «партию русского чая в 4 000 футов с наложенным платежом в 3 264 рублей». Этим, писал консул, обращаясь к правлению торгового дома, «Вы поставили меня в крайне неловкое и даже неприятное положение, с последствиями, которые могли очень негативно отозваться на моей службе». Согласитесь, что «дипломатический представитель не может стать за прилавок и заняться оптовой и розничной торговлей даже с благой целью способствовать отечественной коммерции». Любой консул, «получающий жалование от казны и состоящий на действительной службе, по закону обязан содействовать преуспеянию отечественной торговли путем сообщения торговых сведений и защиты законных интересов подданных своего Отечества, но торговать он не имеет права. Наши консулы на Востоке освобождены от уплаты таможенных пошлин за выписываемые ими для их частного обихода вещи. В какое же невозможное положение поставили Вы меня, прислав на мое имя коммерческую партию чая в 4000 футов».
«Наши соперники в Персии, – резюмировал консул, – вправе будут, опираясь на этот факт, обвинить меня в недозволенной законом … торговле. Наше правительство, узнав об этом, не потерпит на своей службе дипломатического представителя-торговца» (129).
Интересные донесения о русской торговле поступали от российского консула в Исфахане, действительного статского советника, князя Аристида Михайловича Дабижа.
«Старшина русского купечества в Ширазе, Хаджи Аббас, – докладывал он, – информировал консульство о том, что ширазские купцы, хорошо зная качество наших товаров и предпочитая их английским, которые, в виду отсутствия конкуренции, продаются здесь по очень высоким ценам, изъявили полную готовность содействовать развитию нашей торговли на юге Персии» (130).
Для успешного сбыта русских товаров «нам необходимо, по примеру англичан, учредить в Ширазе склады и поручить заведование ими компетентному в торговле лицу. Ознакомившись со вкусами и потребностями местного населения, такое лицо всегда могло бы дать надлежащие рекомендации представителю той или другой русской фирмы. Притом как относительно спроса на каждый товар в отдельности, так и о способе его доставки и упаковке, … равно как и о кредитоспособности местных купцов, которым можно было бы отдавать товары на комиссию» (131).
8 этом вопросе, отмечал консул, «громадные услуги нам мог бы оказать проживающий давно в Ширазе русскоподданный Алиев». Он пользуется «во всем Фарсе [в Персии] большим уважением и значительным кредитом. Даже Шахиншахский банк выдает Алиеву очень крупные суммы без поручений».
Для развития нашей торговли в крае, подчеркивал консул, «следует избегать мелких посредников, всякого рода баззасов …; надо торговать без посредников-комиссионеров» (132).
Активизация торгово-промышленного капитала России в Персии, «вид русских боевых кораблей и консульств» в Персидском заливе, успехи здесь русской дипломатии, настолько встревожили англичан, что данный вопрос специально рассматривался в английском парламенте.
9 января 1902 г., сообщал из Лондона (16.01.1902) действительный статский советник, барон Георгий Александрович Гревениц (1857–1939), в Палате общин «проходили довольно интересные прения по вопросу о русском и английском влиянии в Персии». Суть выступлений членов палаты сводилась к необходимости принятия правительством Англии «соответствующих мер по защите торговых и политических интересов Британской империи в Персии». Г-н Уальтон, известный своими путешествиями в Китай и Персию, обратил внимание парламентариев на «чрезмерное усиление влияния» русских в Северной Персии, «почти окончательно, – по его наблюдениям, – вытеснивших оттуда английскую торговлю». Указал на необходимость для Англии держаться, как он выразился, «той же системы действий по отношению к югу этой страны; и войти с Россией в соглашение о разграничении сфер влияния в Персии».
Наибольшую опасность интересам Англии в этом районе мира в будущем представляло бы, по его мнению, «приобретение Россией порта в Персидском заливе», чему надлежит противиться всеми силами (133).
Столь же горячо, по словам барона Г. А. Гревеница, требовал «энергичной защиты британских интересов в Южной Персии» еще один член Палаты общин – лорд Перси, считавший, что в Северной Персии Англия «уже никак не могла соперничать с Россией».
Затем слово взял сэр Эдвард Грей. Англия, сказал он, «может держаться нескольких подходов к деятельности России в Азии». Наилучший из них – это достижение соглашения с Россией по азиатским вопросам вообще. Самый нерациональный, – это плыть по течению событий. Если в Персии «влиянию России суждено расшириться, – закончил свое выступление Эдвард Грей, – то произойти это должно по соглашению с Англией» (134).
Верх одержала точка зрения, изложенная виконтом Крансборном. «Политика английского правительства в Азии, – заявил он, – имеет в виду сохранение status quo». Что же касается конкретно зоны Персидского залива, то «Англия не может уступить своего первенства в Персидском заливе, основанного на могуществе английского флота», равно как и в провинциях, прилегающих к Британской Индии. И потому правительство Англии «будет зорко охранять здесь британские интересы» (135).
Ранее в том же духе высказывался, кстати, и лорд Керзон. У Англии, говорил он, нет возражений насчет предоставления России коммерческого доступа к Персидскому заливу по железной дороге, скажем, или иным путем, но вот приобретение русским правительством «политических прав» в этом районе представляло бы «серьезную опасность» для Британской империи. Уступку любой страной Персидского залива порта России следует рассматривать, считал он, как нанесение «намеренного оскорбления» Великобритании, более того, – как повод-провокацию к войне (136).
Участие России в торговом обороте Персии за 1906–1907 финансовый год, докладывал гофмейстер Высочайшего Двора, посланник Российской империи в Персии в 1906–1908 гг. Гартвиг Николай Генрихович (31.01.1908), выражалось «в крупной доле в 57,08 %» (137).
Н. Г. Гартвиг (1857–1914), как писали о нем «Санкт-Петербургские ведомости» (14.04.1907), выступал активным проводником российской политики в Персии, нацеленной на удержание ее в сфере влияния Российской империи. Он установил широкие и доверительные связи с представителями местной элиты. «Широко раскрыл двери гостеприимного здания миссии для представителей не одних только правящих классов, но и духовенства, и торгового сословия». И обрел в Персии авторитет и уважение.
Одним из наиболее востребованных персидских товаров в России были, к слову, ковры. Их регулярно приобретали для Зимнего дворца. Так, документы АВПРИ упоминают о том, что в апреле 1836 г. обер-гоф мейстер, граф Павел Иванович Кутайсов обращался с такой просьбой к российскому посланнику в Персии графу Ивану Осиповичу Симоничу (1749–1851). «Покорнейше прошу Ваше сиятельство, – писал он, – распорядиться купить для комнат Государыни Императрицы в Зимнем дворце такового числа персидских бархатных ковриков, сколько по существующей в Тегеране цене на сказанную сумму (в 500 рублей) приобрести можно, избрав оные лучшего качества. Переслать таковые прошу при удобном случае в Санкт-Петербург, в Интендантскую контору, не позже, как к октябрю с. г.».
Распоряжение об оказании содействия «в пересылке ковриков» поступило «главноуправляющему гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области барону Георгию Владимировичу Розену» (138).
Именно он, кстати, добился от персидского правительства выдачи пособия матери и жене убитого в Тегеране Александра Сергеевича Грибоедова.
Рассказывая о торговой деятельности России в Персии в рамках ее «новой политики» в зоне Персидского залива, «политики дела», отметим, что 30 августа 1907 г. в контексте последствий русско-японской войны Россия и Англия заключили Конвенцию по делам Персии, Афганистана и Тибета. В том, что касалось конкретно Персии, суть этой конвенции сводилась к разделу ее земель на русскую (северную) и английскую (южную) сферы влияния. Стороны договорились о «свободе рук» в своих зонах. Территория между двумя зонами считалась нейтральной (139).
Российская империя, вынужденная в силу сложившихся исторических обстоятельств отойти от активной деятельности в Персидском заливе, в том числе на юге Персии (в соответствии с конвенцией от 1907 г.), тем не менее, в коммерческом отношении, окончательно себя из списка торговых партнеров этого района не вычеркнула. Свидетельством тому – данные, содержащиеся в «Очерке Бассорского вилайета и арабо-турецких владений в Персидском заливе», подготовленном российским консулом в Басре С. Тухолкой (октябрь 1912 г.). «За год, – сообщал он, – в Бассору приходит из Европы и Индии до 200 пароходов. На английские суда приходится до 85 % общего тоннажа; на немецкие суда – 9 %; на русские – 4 % и на турецкие – 2 %». В 1911 г. тоннаж английских судов составил (тонн) 256 906; немецких – 39 249; русских – 9 178; турецких – 5 576 (140).
