И. П. Цапенко
Наука в современном российском обществе
ВВЕДЕНИЕ
Проблема взаимоотношений науки и общества традиционна для науковедения, в том числе для отечественного, в советские годы приложившего немало усилий для выработки магистральных путей «соединения достижений научно‐технического прогресса с преимуществами социализма». Для отечественной науки о науке характерно изучение и менее идеологизированных социальных сюжетов, таких как исторические предпосылки формирования науки, влияние социальных условий на ее национальные особенности и т.п. Вообще анализ социального контекста в том или ином виде присутствует в любых ее исследованиях. Показательно, что главная составляющая отечественного науковедения – история науки – в позднесоветские годы породила такую область знания, как социальная история науки. Закономерно и то, что одной из центральных областей науковедения – и за рубежом, и в нашей стране – традиционно была социология науки, одна из приоритетных тем которой – взаимоотношения науки и общества. Для науковедения характерно также вычленение двух основных составляющих этой темы: а) влияние общества на науку; б) воздействие науки на общество.
Вместе с тем есть все основания для неудовлетворенности постановкой этой проблемы в науковедческих исследованиях. Прежде всего потому, что на полюсе общества его взаимоотношения с наукой рассматриваются недифференцированно – как взаимодействие науки с обществом вообще, а между тем ее отношения с различными социальными системами – политикой, бизнесом, СМИ и др.– хотя и имеют некоторые общие механизмы, но строятся по‐разному и имеют самостоятельной значение. В настоящей книге предпринята попытка дифференцированного изучения этих линий взаимодействия, каждая из которых оказывает большое влияние и на общество, и на науку.
Как известно, в начале 1990‐х годов отечественная наука переживала глубокий кризис, который, несмотря на некоторое улучшение ее состояния в последние годы, не преодолен до сих пор. Этот кризис принято объяснять, главным образом, хроническим недостатком финансирования отечественной науки на протяжении 1990‐х годов и другими экономическими причинами. Часто указываются и такие причины, как недостаточная востребованность науки нашей преимущественно сырьевой экономикой, отсутствие внятного социального заказа науке в пореформенной России, советская организация отечественной науки, препятствующая ее адаптации к новым экономическим реалиям, и т.п. Все эти причины, безусловно, сыграли и продолжают играть большую роль, но нетрудно заметить, что все они подводятся под общий знаменатель, которым является не кризис самой российской науки, а кризис системы ее взаимоотношений с обществом. Так, например, хронический недостаток финансирования, безусловно, определял бедственное положение отечественной науки в 1990‐е годы, но в системе ее взаимоотношений с нашим обществом он был, скорее, не причиной, а следствием кризиса этой системы.
В основе тяжелого положения отечественной науки лежит ее функциональный кризис, состоящий в том, что ее прежние – советские – функции, такие как обеспечение обороноспособности (как известно, в советские годы на долю ВПК приходилось более 70% расходов на отечественную науку), демонстрация всему миру преимуществ социализма с помощью, например, космических полетов, идеологическое «промывание мозгов» общественными дисциплинами, в новых условиях оказались невостребованными, а к использованию науки теми способами, которые характерны для развитых стран, наше общество было не готово. В этих условиях характерные для 1990‐х годов призывы к сохранению российской науки во имя ее замечательных традиций, былых достижений и перспектив звучали как глас вопиющего в пустыне, нашим гражданам было очень непросто объяснить, для чего им нужна наука, особенно фундаментальная, сохранение, а тем более развитие которой требует больших капиталовложений и, следовательно, создает большую нагрузку на и без того дефицитный в те годы государственный бюджет. Это резко контрастировало с отношением к науке в советские времена, особенно в 1960‐е годы, считающиеся ее «золотым веком», когда, как показывали опросы, большинство наших сограждан не сомневались в правомерности больших расходов на нее и мечтали, чтобы их дети стали ученными и космонавтами. Нынешние опросы демонстрируют совсем другое отношение нашего общества к науке, а в иерархии профессий ученый занимает одно из самых малопочетных мест, намного уступая по престижности таким профессиям, как банкир, юрист, менеджер. Налицо радикальное изменение отношения нашего общества к науке, что явилось ярким выражением кризиса их взаимоотношений.
Вместе с тем различные социальные системы по‐разному строят свои взаимоотношения с наукой, и снижение интереса к ней со стороны одних систем может сочетаться с возрастанием интереса других, что служит одной из главных причин необходимости реализованного в этой книге дифференцированного рассмотрения взаимоотношений науки и общества. Так, для отечественных СМИ, особенно для телевидения, характерно снижение интереса к науке, а также преподнесение в качестве «ученых» астрологов, нумерологов, парапсихологов и т.п. В то же время наши политики демонстрируют явно неравнодушное отношение к ней, что выражается и в их большой любви к ученым степеням и званиям, в создании многочисленных штатов консультантов и аналитиков, которых они в основном рекрутируют из мира науки. Российский бизнес, несмотря на его торгово‐сырьевую, а не инновационную ориентацию, тоже неравнодушен к науке, хотя и потребляет ее весьма специфическим образом, нехарактерным для инновационных экономик. В таких условиях уместнее говорить не о разрыве отношений нашего общества с наукой и не об отсутствии социального заказа ей, а о специфическом характере такого заказа и искажении этих отношений.
Аналитическая дифференциация этих отношений необходима и на другом полюсе – на полюсе науки. «Наука вообще» – это такая же правомерная лишь в отдельных случаях абстракция, как и «общество в целом». Подобно тому как общество состоит из разных социальных систем, наука включает ее различные типы и разные научные дисциплины. Не вполне правомерна и констатация того, что вся отечественная наука с начала 1990‐х годов переживает тяжелый кризис, поскольку разные типы науки и разные научные дисциплины оказались в различном положении. В частности, на фоне стагнации (если не хуже) естественной и технической науки с середины 90‐х наблюдалось бурное развитие таких социогуманитарных дисциплин, как политология и экономика, настоящий бум опросов общественного мнения, маркетинговых исследований и прочих прикладных проявлений социогуманитарной науки. Эта ситуация, в возможность которой трудно было поверить еще совсем недавно, когда лишь естественная и техническая наука считалась у нас «настоящей» наукой, а социогуманитарные дисциплины – ее не слишком существенным и сильно идеологизированным придатком, тоже выражает специфические отношения с наукой современного российского общества.
На них сказывается и общее состояние этого общества. В частности, иррационализация массового сознания, весьма характерная для переходных, «турбулентных» времен, вера значительной части наших сограждан во всевозможную чертовщину, которой не замедлили воспользоваться маги, астрологи и экстрасенсы, а также средства массовой информации (и дезинформации), поспешившие на этой иррационализации подзаработать. В современной России парадоксальным образом сочетается вроде бы несочетаемое: курс на экономику знаний с культом астрологов и колдунов, эзотерические воззрения с активным использованием достижений научно‐технического прогресса в виде, например, компьютеров и автомобилей, вполне материалистическое школьное и вузовское образование с оккультными пристрастиями отечественных СМИ, куда бóльшая любовь нашего телевидения, существующего благодаря открытиям физиков, не к физикам, а к хиромантам. Вполне симптоматично и то, что «сообщество» астрологов, колдунов и т.п., которых в нашей стране сейчас насчитывается около 300 тысяч – немногим меньше, чем профессиональных ученых, сейчас явно копирует основные формы организации научного сообщества, создавая свои институты и академии, присваивая себе «ученые степени» магистров белой и черной магии, докторов парапсихологии и других оккультных наук. И это тоже служит симптомом не индифферентности нашего общества к науке, а странного отношения к ней и деформации в массовом сознании представления о том, что она собой представляет.
Характерными для нашего общества и нашего времени явлениями служат также поп‐наука, «независимая», антрепренерская наука и другие виды околонауки, в отличие от паранауки представляющие собой не мошенничество и профанацию, а важные связующие звенья между наукой и обществом, выполняющие существенные социальные функции. Показательно, что доходы представителей околонауки (в роли которых часто выступают и профессиональные ученые) в нынешней России заметно превосходят заработки ученых, что едва ли является лишь неким цивилизационным артефактом, а , скорее, выражает знаковую трансформацию потребностей нашего общества в науке.
Подобные тенденции служат основным предметом рассмотрения в данной книге, представляющей собой попытку анализа новых взаимоотношений науки и нашего российского, а также в определенной мере и всего современного общества. Структура книги определяется этой задачей и включает 5 основных разделов, посвященных соответственно: 1) общему состоянию отечественной науки (часть I); 2) новым тенденциям в ее развитии (часть II); 3) ее взаимоотношениям со СМИ, а также с «мирами» бизнеса и политики (часть III); 4) таким «околонаучных» явлениям, как теневая наука, поп‐наука и паранаука (часть IV); 5) перспективам науки и ее наиболее вероятному будущему (часть V).
Не изменяя основным принципам научной и, в частности, науковедческой литературы, авторы этой книги в то же время попытались сделать ее достаточно популярной, доступной для массового читателя, поскольку, по их убеждению, обсуждение затронутых в ней сюжетов не должно быть «внутренним делом» самих ученых, а проблема взаимоотношений науки и общества должна стать предметом диалога между ними.
Часть I
Состояние современной российской науки
Глава 1
Кризис или возрождение?
Негативные и позитивные симптомы
Характеристики современного состояния российской науки, как правило, даются в трагической тональности и сводятся к констатации ее глубокого кризиса. Разные авторы акцентируют внимание на различных симптомах этого кризиса, которые, тем не менее, можно объединить в целостную, представленную в таблице 1 картину.
Таблица 1
Основные симптомы кризиса российской науки
К общеизвестным симптомам кризиса отечественной науки, которые упоминаются в большинстве работ, посвященных ее состоянию, можно добавить и еще ряд негативных явлений, носящих менее отчетливый характер. Так, например, наши ученые, поглощенные зарабатыванием денег, прорубанием «окна в Европу» (а также в Америку и др.), проводят все меньше эмпирических исследований, которые требуют больших затрат времени и сил, предоставляя это своим студентам и аспирантам. Утрачивается объединяющее начало между близкими по своему профилю научно‐исследовательскими институтами, ослабевает координация НИР. Существует и немало других тенденций, которые хотя и выглядят не так бедственно, как общие объемы финансирования отечественной науки или интенсивная утечка умов, тоже усугубляют ее критическое состояние.
Наблюдаются, правда, и отдельные позитивные изменения: деидеологизация, академическая свобода, интеграция в мировую науку, возрастание численности научных учреждений, количества кандидатских и дикторских диссертаций и т.п. (таблица 2).
Позитивные тенденции, впрочем, либо неоднозначны (например, возрастание количества научных учреждений, происходящее за счет их малооправданного дробления, рост количества защищаемых диссертаций, достигаемый за счет снижения их качества), либо очень неустойчивы и в любой момент могут повернуться вспять. И уж во всяком случае эти позитивные изменения не могут компенсировать сохраняющиеся негативные явления. В результате, по мнению основной части нашего научного сообщества, отечественная наука продолжает пребывать в состоянии кризиса (Наука в России…, 2004, с. 39).
Финансовое и материально‐техническое обеспечение
Одним из ключевых индикаторов состояния науки является объем национальных расходов на НИОКР, с которым, как свидетельствует статистика Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), Евростата, Национального научного фонда США (ННФ) и др., тесно коррелируют его другие показатели, в частности число научных статей и патентов, характеризующие публикационную и изобретательскую активность тех или иных стран.
С 2002 г., когда были приняты «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологий на период до 2010 года и дальнейшую перспективу», определяющие уровень ежегодного прироста бюджетных ассигнований на науку, в стране наблюдается рост бюджетных расходов на НИОКР, как в номинальном, так и реальном исчислении. Причем, как отмечается в исследовании Института экономики переходного периода, хотя темпы прироста бюджетных ассигнований на науку в реальном выражении были ниже, чем запланированные в «Основах…», однако они значительно превышали их показатели в странах с устойчивыми научными комплексами (таблица 3).
Таблица 2
Позитивные тенденции в российской науке
Важную роль в дальнейшем расширении финансирования ключевых секторов НИОКР призвана сыграть реализация Федеральной целевой программы «Исследования и разработки по приоритетным направлениям развития научно‐технологического комплекса России на 2007–2012 годы», к числу приоритетов которой относятся информационно‐телекоммуникационные системы, индустрия наносистем и материалов, живые системы, рациональное природопользование, энергетика и энергосбережение, перспективные вооружения и военная техника, транспортные, авиационные и космические системы, а также безопасность и противодействие терроризму.
Несмотря на заметный рост расходов на науку из бюджетных, а также других источников, его темпы неустойчивы, удельный вес внутренних затрат организаций на исследования и разработки в ВВП сохраняется на довольно низком уровне и обнаруживает лишь колебательную динамику (таблица 4).
Таблица 3
Динамика роста расходов федерального бюджета на гражданскую науку, 2002–2006 гг.
Источник: Российская экономика в 2006 году, 2007, с. 554.
Таблица 4
Динамика внутренних затрат на исследования и разработки в России, 2000–2006 гг.
Источник: Российский статистический ежегодник, 2007.
Рис. 1. Внутренние затраты на исследования и разработки на душу населения в регионах РФ, 2006 г. (руб.)
Источник: Регионы России, 2007; расчеты авторов.
Внутренние затраты на исследования и разработки составляли в 2006 г. в России чуть более 2 тыс. руб. в расчете на душу населения. Обращает на себя внимание и резкая территориальная неравномерность финансовых потоков в научную и опытно‐конструкторскую деятельность. Лишь в 12 регионах эти расходы были выше среднероссийского уровня, что свидетельствует об их концентрации в ограниченном числе регионов с развитой научной базой. При этом в 8 субъектах выделялось менее 100 рублей на человека на эти цели. Различия между максимальным значением показателя в Москве и минимальным в Республике Ингушетии носят более чем тысячекратный характер (рисунок 1).
При пересчете данного показателя по паритету покупательной способности1, он был бы эквивалентен в России 141,3 долл., в Москве – 701,9 долл., в Санкт‐Петербурге – 483,1, тогда как в Республике Ингушетии – менее 1 доллара. Межстрановые сопоставления по этому показателю демонстрируют, что положение регионов‐лидеров соответствует высоким мировым отметкам в Норвегии и Ирландии, Россия занимает примерно то же положение, что и Греция, а регионы‐аутсайдеры находятся на уровне развивающихся стран (рисунок 2).
Рис. 2. Внутренние затраты на исследования и разработки на душу населения в России, 2006 г., и зарубежных странах, 2005 г. (долл. по ППС)
Источники: OECD in Figures, 2007; расчеты авторов.
По показателю доли национальных расходов на НИОКР в ВВП, который в международной статистике также называется «интенсивностью НИОКР», Россия не только существенно уступает мировым лидерам в этой области, но и находится несколько ниже среднего уровня ЕС, где активно реализуется стратегия построения общества знаний и формирования единого европейского научного пространства, соответствуя лишь позициям отнюдь не самых продвинутых в сфере НИОКР стран, таких как Испания и Италия (рисунок 3).
Вместе с тем на российском региональном пространстве выделяется целый ряд регионов, в частности Пензенская и Нижегородская области, а также Санкт‐Петербург, в которых данный показатель превышает максимальные мировые отметки. На другом полюсе инновационного развития находятся Ненецкий и Ямало‐Ненецкий АО, которые соответствуют лишь уровню менее развитых стран мира (рисунок 4).
При межстрановых сопоставлениях становится очевидно, что в странах ОЭСР основные расходы в сфере НИОКР несет бизнес, удельный вес которого в структуре источников их финансирования превышает 60%, тогда как в регионах России на долю предпринимательского сектора и собственных средств научных организаций приходится менее 30% их объема. Поэтому Россия еще сильнее отстает от развитых и новых индустриальных стран по объему внутрифирменных расходов на НИОКР, которые, по данным Всемирного банка, составляют в России всего 0,3% от объема оборота предприятий, тогда как в странах с растущими экономиками – в Китае, Бразилии и Индии – находится в интервале 0,46–2,5% (Российская экономика в 2006 году, 2007, с. 572).
Рис. 3. Доля затрат на исследования и разработки в ВВП в России, 2006 г., и зарубежных странах, 2005 г. (%)
Источники: Eurostat news release 6/2007; Human Development Report, 2007.
Рис. 4. Доля внутренних затрат на исследования и разработки в ВРП в регионах РФ, 2005 г. (%)
Источник: Регионы России, 2007.
В этом отношении весьма показательны данные Доклада о глобальных информационных технологиях 2007–2008 (Global Information Technology Report, 2007–2008), подготовленного Всемирным экономическим форумом (ВЭФ) и международной школой бизнеса INSEAD, в котором объем внутрифирменных расходов на НИОКР в различных странах оценивается по 7‐балльной шкале: 1 баллу соответствует минимальное (худшее) значение показателя, 7 – максимальное (лучшее). По этому индикатору Россия занимает лишь 49‐е место в мировом рейтинге, включающем 127 государств (рисунок 5).
Хотя нынешнее финансовое положение российской науки уже далеко не критическое, как было в первой половине 90‐х годов прошлого века, проблемы подобного рода по‐прежнему сохраняются. Как свидетельствуют результаты обследования ЦИСН, проведенного в 2005 г., лишь 13,9% государственных (и полугосударственных) научных организаций оценивают свое финансовое положение как хорошее, причем доля таких организаций опускается до 3,6% в естественных науках и до 7,1% в наукоградах (таблица 5). Показательно также, что лишь в 37% обследованных организаций преобладают внебюджетные источники финансирования, свидетельствующие о возможностях данных организаций увеличивать свою ресурсную базу за счет коммерциализации результатов своей деятельности.
Рис. 5. Оценка объема внутрифирменных расходов на НИОКР, 2007–2008 (баллы, от 1 до 7)
Источник: Global Information Technology Report 2007–2008.
Таблица 5
Финансовое положение научных организаций, 2005 г. (по оценкам руководителей в % к числу опрошенных)
Источник: Научные организации в условиях реформирования…, 2007.
Ограниченные масштабы финансирования НИОКР сказываются в ослабленном состоянии их материально‐технической базы. Согласно данным Росстата, за период с 1995 по 2004 г. фондовооруженность научного труда снизилась в 1,6 раза. Лишь в последние годы физический объем основных фондов отрасли «Наука и научное обслуживание» стал проявлять тенденцию к некоторому росту, при этом коэффициент их обновления в 2004 г. составлял всего 1,3%, что на 0,9 пункта ниже, чем в целом по экономике (О тенденциях в области развития науки в России, 2005, c. 90).
По данным ЦИСН, 43,4% машин и оборудования научных организаций и 61,7% соответствующей техники их опытных баз имеют возраст более 11 лет. Правда, в последние годы все настойчивее усиливается тенденция к обновлению парка научного оборудования, о чем свидетельствует довольно высокая (29%) доля новой техники, имеющей возраст 1–2 года (рисунок 6).
Рис. 6. Возрастная структура машин и оборудования научно‐исследовательских организаций и их опытных баз, 2001 г. (%)
Источник: Сколько стоит Россия, 2004.
Хотя, как свидетельствуют данные ЦИСН, уже довольно значительная доля российских организаций имеет материально‐техническое оснащение на мировом уровне и даже выше его, однако руководители их преобладающей части все же сетуют на худшее по сравнению с мировыми стандартами его состояние (таблица 6).
Гораздо лучше обеспеченность научных учреждений информационно‐коммуникационными ресурсами, хотя еще примерно половина организаций пока не дотягивает до мирового уровня в этой области. Как показывают данные ЦИСН, 49,1% научных организаций обеспечены этими ресурсами на уровне мировых стандартов, в том числе 63,6% государственных научных центров, 55% государственных унитарных предприятий, 54,6% институтов естественнонаучного профиля (Научные организации в условиях реформирования…, 2007).
В последние годы до начала экономического кризиса отмечалась тенденция к повышению оплаты труда в сфере науки. В 2006 г. впервые в бюджете было выделено 3 млрд. рублей на повышение зарплат сотрудникам учреждений и преподавателям вузов, имеющим ученые степени. Согласно указанному постановлению, с 1 мая 2006 г. оплата труда научных работников имеет две составляющие – должностной оклад, размер которого также определен в постановлении, и выплаты стимулирующего характера. Обе составляющие зарплаты выплачиваются из бюджетных средств. Внебюджетные средства остаются дополнительным источником доходов ученых.
Таблица 6
Обеспеченность научных организаций материально‐техническими ресурсами (по оценкам их руководителей в % к числу опрошенных), 2005 г.
Источник: Научные организации в условиях реформирования…, 2007.
Кроме того, в 2005 г. президент РФ В.В. Путин подписал указ об учреждении 500 ежегодных грантов президента РФ для государственной поддержки молодых российских ученых – кандидатов наук и их научных руководителей. В соответствии с указом ежегодно молодым ученым предоставляются гранты в размере 60 тыс. рублей. В том же году учреждены 100 ежегодных президентских грантов для господдержки научных исследований молодых (до 40 лет) ученых – докторов наук.