И. О. Родин
Здравствуй, Ленин!
© Родин И. О., 2019
1
Ноябрьским днем на сцене Московского Академического театра имени Достоевского шла пьеса Горького «На дне». За сценой бродили актеры, готовящиеся к выходу. Только Карнаухов, исполнявший роль Актера, не торопился. Он сидел в гримерной, будучи вдребезги пьян. Перед ним стояла бутылка водки, лежали перочинный нож и надкусанный бутерброд с докторской колбасой.
Взглянув в зеркало, Карнаухов трагическим голосом произнес:
– Мой органон отравлен алкоголем! Вот раньше, когда мой организм не был отравлен алкоголем, у меня была, старик, хорошая память… А теперь вот… кончено, брат! Все кончено для меня! Я всегда читал… все читал с большим успехом… гром аплодисментов! Ты не знаешь, что такое аплодисменты… это, брат, как водка! Бывало, выйду, встану вот так… – Подождав пару секунд, постучал по рупору трансляции: – А, черт, опять не работает! (громко) Эй! Когда мой выход?
Из соседней гримерной почти сразу донеслось:
– Через десять минут!
Карнаухов выпил залпом стакан и вновь обернулся к зеркалу:
– Через десять минут выходить и играть в постановке этой бездарности, этого ничтожества, выскочки! И это я, которому аплодировали Орел, Вологда и Челябинск! (снова выпивает) Как приспичит, так сразу «чего изволите, Иннокентий Петрович», «все вам будет, Иннокентий Петрович», а как роль Сирано де Бержерака, так «вы много пьете»?! Сука! (снова выпивает) Ну, все, больше ждать не буду! Я вам покажу бесплатные лечебницы для алкоголиков!
2
На сцене Лука тем временем утешал обитателей «дна»:
– Должна на свете быть праведная земля… В той земле особые люди живут… хорошие люди! Друг дружку они уважают, друг дружке завсяко-просто помогают…
В этот момент на сцену ввалился Карнаухов с криком:
– А вот и я! Что, не ждали?
На сцене возникла оторопь, правда, через пару секунд Барон, видимо, желая как-то выправить ситуацию, произнес:
– А вот и Актер появился. Где, брат, пропадал?
– Это не я пропадал! – тут же с пьяной решимостью возразил Карнаухов. – Это вы все тут пропали! Совсем пропали!
– Да, но… – начал было Барон.
– А ты вообще заткнись, лизоблюд! – оборвал его Карнаухов.
На сцене воцарилась полная тишина. Карнаухов обвел мутным взглядом присутствующих.
– Опа! Тишина, как на кладбище! Ну, а где же все эти ваши «человек – это звучит гордо» и «надо прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» и прочая дребедень? А вот мне не стыдно за бесцельно прожитые годы! И знаете, почему? Потому что я прожил их с удовольствием! Да, я пил! И не жалею об этом! Так и передайте этому вашему руководителю, этому самозванцу, пигмею, лилипуту, этому хоббиту, бездарю, халтурщику! (плюет на сцену)
Карнаухов перевел взгляд на Луку.
– Ну, а ты, дед, что замолчал? Что ты там втираешь про хороших людей, про реки молочные с кисельными берегами? Ведь признайся, пьешь сам втихомолку? Украдкой. По ночам. Под одеялом, чтоб никто не догадался. А кто вы вообще все такие? Кто вы все на этой грешной земле? Плесень, жалкие бактерии, хламидомонады… Да пошли вы! Все, ушел вешаться.
С этими словами Карнаухов гордо, по-гамлетовски запахнувшись в плащ, удалился со сцены.
Актеры на сцене некоторое время не произносили ни слова. Наконец Лука нарушил молчание:
– Неужели повесится?
– Как же, жди, – скептически отозвался Барон.
– В любом случае – испортил песню, дурак, – подытожил Лука.
Зал, пораженный такой необычной трактовкой классической пьесы, взорвался аплодисментами.
Карнаухов за сценой пил из фляжки. Услышав шквал оваций, оторвался от процесса:
– Это успех!
3
Дверь театра распахнулась, оттуда на улицу вылетел Карнаухов. По всей видимости, ему кто-то дал сильного пинка.
На пороге появился разъяренный режиссер.
– Бездарь, говоришь, пигмей? Выскочка? Лилипут?
Карнаухов (заплетающимся языком):
– Это метафора. Художественный образ!
Режиссер плюнул.
– Так вот я от твоих художеств и от образов устал! Можешь на работу больше не приходить! Короче, ты уволен, алкаш чертов!
Режиссер хлопнул дверью.
– У меня там вещи! – заорал Карнаухов вслед.
В ответ из дверей вылетел чемодан, стукнул Карнаухова в живот, тот упал на землю.
– Расчет дайте!
4
Карнаухов с чемоданчиком шел по улице. Он направлялся к Красной площади.
Подойдя к Историческому музею, поздоровался с человеком, который в соответствующем гриме и костюме представлял Сталина, предлагая с ним сфотографироваться.
– Здорово, Семен.
– Привет.
– Как идут дела?
– Никак. Сегодня еще ни копья не заработал.
– Понятно. И не надоело тебе этого упыря изображать?
– А тебе? Опять что ли пил?
– Есть повод. Из театра ушел.
– Да ну?
– Да, высказал режиссеру все, что о нем думаю, а потом хлопнул дверью. Надоели, сказал, ваши художества! И расчет мне ваш не нужен!
– А он что?
– Ну, естественно, заюлил. Не хотите ли, Иннокентий Петрович, роль Сирано де Бержерака сыграть? Ну, я сказал, куда ему эту роль засунуть.
– Понятно.
– Ладно, через пять минут буду. Надо хоть каких-то денег поднять.
Карнаухов зашел в голубую кабинку стоящего на улице туалета, загримировался там под Ленина, наклеил бороду, надел кепку и, хлебнув из фляжки, вышел наружу, не преминув бросить вылупившемуся на него человеку:
– Товаг’ищ! Будьте аккуг’ атны, спг’ авляя нужду! Убог’щица – тоже человек!
Подойдя к напарнику, Карнаухов молодецки гаркнул:
– Ну что, товаг’ищ Сталин, вг’ежем по-совг’еменному! В г’амках активных пг’одаж!
5
Возле Исторического музея собралась небольшая толпа. Молодежь смеялась, снимала на телефоны, иностранцы щелкали «Никонами» и водили видеокамерами.
Посередине Карнаухов (Ленин) отплясывал вприсядку. Вокруг него кругами ходил Сталин и танцевал лезгинку.
Раззадорившись, Карнаухов запел:
Эх, яблочко,
Да итальянское,
А в Г’оссии власть
Да хулиганская!
По г’екe плывёт топог’
Пг’оизводства Туг’ции —
Это дюжина ножей
В спину г’еволюции.
Не ходите девки замуж
За ког’нета Люция –
У него поллюция
И контг’геволюция!
Внезапно толпа расступилась, и появился Лидер Левой партии в окружении телохранителей.
– Что это за фиглярство? – грозно начал он. – Как вам не стыдно? Ленин – наш вождь, лидер всего коммунистического движения… Кроме того, рядом мавзолей…
Карнаухов, не переставая отплясывать, ответил:
– Не учите меня жить, лучше помогите матег’иально!
– Вот говнюк! – процедил сквозь зубы Лидер.
Карнаухов остановился и грозно двинулся на Лидера.
– Да кто ты вообще такой? Что ты работать мешаешь?
Один из охранников коротким движением дал Карнаухову под дых, и тот согнулся пополам.
– Ах ты тварь… Самому Ленину… – успел прохрипеть он. Повернувшись к Сталину, заорал:
– Ну а ты что смотришь, как бьют вождя? Тоже мне тиран хренов! Закатай его на Соловки, или вообще к стенке поставь!
Тут Карнаухов получил второй удар и замолк.
Лидер плюнул, потом положил в коробку пятьсот рублей и пошел прочь – к припаркованному неподалеку «Мерседесу».
Переведя дух, Карнаухов взял пятьсот рублей, скомкал и кинул вслед машине. Потом сгреб коробку с деньгами.
– Все, концерт окончен, пошли делить деньги.
6
Карнаухов сидел в ресторане и с чавканьем, прямо руками ел бифштекс. Грим вождя мирового пролетариата он снимать не стал.
Окружающие то и дело оглядывались на него – кто улыбался, кто возмущенно крутил головой.
– Эй, товаг’ищ! – крикнул Карнаухов официанту. – Еще два по сто!
Налив из графина остатки, поднял рюмку: – За победу миг’овой г’еволюции!
7
В кабинете сидел за работой директор ресторана и считал дневную выручку. В дверь всунулась голова официанта.
– Михал Ильич! Там клиент бушует! Вас требует.
– Пьяный?
– Пьяный.
– И что ко мне приперлись? Скажи охране, пусть выкинут.
– Да как сказать… Клиент необычный.
– Что, кто-то из известных?
– Вроде того.
– Что значит «вроде»? Что ты лыбишься? Короче, кто там?
– Ленин.
– Кто?! – вставший было со стула директор снова сел на стул…
Голос Карнаухова директор ресторана услышал, едва вошел в зал.
– Я что заказывал? Соус с трюфелями! А ты, скотина, что принес? Где трюфеля? Сам, небось, сожрал? Что это за бурда? А? А водку на сколько разбавил? В два или в три раза? Жулье! Кровососы! К стенке бы всех вас поставить!
Дверь ресторана открылась, из нее вылетел Карнаухов. Встав с тротуара, заорал:
– Хамы! Быдло! Попомните еще!
Карнаухов стоял в метро и, покачиваясь, ждал поезда. Достал из кармана грязную ириску и с чмоканьем стал ее жевать. Подошел поезд, диктор объявил: «Граждане, будьте вежливы, уступайте места людям преклонного возраста, инвалидам и беременным женщинам».
Карнаухов вошел в вагон, огляделся, гаркнул что было сил: «Гг’аждане, бег’еменные женщины есть?» Не услышав ответа, плюхнулся на сиденье, развалился и захрапел.
8
Карнаухов, крадучись, вошел в квартиру. Но предосторожности были излишни: жена сидела на кухне и ждала его появления. Увидев жену, Карнаухов всплеснул руками и радостно воскликнул:
– Ба! Мой малыш не спит и ждет появления своего медвежонка!
– Карнаухов, ты когда кончишь бухать? Это невыносимо! Ты являешься неизвестно во сколько, ни черта не зарабатываешь, ведешь себя, как скотина!
– Ну, малыш, ты слегка преувеличиваешь. Сейчас не так уж и поздно…
– Когда я за тебя выходила, то думала ты станешь великим артистом! Ты ведь такие надежды подавал! Ты был лучшим на курсе! И в кого ты превратился!
Карнаухов подбоченился:
– В вождя миг’ового пг’олетаг’иата!
– Идиот! Я думала ты будешь сниматься в кино, играть великие роли, а ты работаешь в каком-то занюханном театре…
– Можешь успокоиться, сегодня я ушел из театра!
– Как?!
– Да! Сколько можно терпеть эти унизительные условия! Этого игуанодона режиссера! А труппа? Это же какие-то ничтожества, убогие людишки! Кроме того, у меня появились перспективы. Меня пригласили во МХАТ.
– И в который из двух?
– Не поверишь – сразу в оба. Вот, думаю, какой выбрать.
– Так, понятно. Ты безнадежен. Карнаухов, ты бездарь и ничтожество…
– Малыш, хватит ругаться. Ну, ушел из театра – делов-то. Иди лучше сюда. Давай сегодня устроим ночь любви. Ты будешь моей Инессой Арманд.
Карнаухов полез к жене, но та оттолкнула его и врезала оплеуху.
– Пошел вон, извращенец!
– Ну почему извращенец? – возмутился Карнаухов. – Это ролевые игры! Многим нравится.
– Ну, и иди к тем, кому все это нравится! Короче, с меня хватит! Между нами все кончено! Я подаю на развод!
Карнаухов принял трагическую позу:
– О, Боже! Нет, только не это! Я не вынесу такой утраты! Ты не знаешь, что ты для меня значишь! Я без тебя пропаду! Любовь моя, моя отрада, моя африканская ночь! – Карнаухов упал на колени. – Нет, я не могу отпустить тебя, я никогда себе этого не прощу! Как я буду жить?
– Прекрати паясничать, Карнаухов!
– О, жестокосердая, как можешь отвергать ты падшего, не подать руки страждущему?
Обнимает жену за бедра, пытается повалить на пол.
– Одну, всего одну ночь любви изгою… Ну, побудь сегодня Инессой Арманд, что тебе жалко что ли?
Жена вырывается.
– Все, Карнаухов! Нам нет места под одной крышей.
– Ну и черт с тобой! Уходи! Иди туда, откуда пришла! В тину пошлости и болото низменного бытия! Оставь меня, недостойная!
– Э, нет, Карнаухов. Это ты уйдешь. И прямо сейчас. Может ты забыл, но это моя квартира. Вещи твои я уже собрала! В коридоре стоят. Предупреждаю сразу: не уйдешь – вызову полицию.
Карнаухов, хлопнув дверью, с большим чемоданом на колесах, из которого торчали какие-то вещи, стал спускаться по лестнице.
– Я ухожу! Я не требую пощады! Я буду скитаться по свету, как Лир! О, неблагодарный мир! Ты еще вспомнишь обо мне!
9
Карнаухов шел вдоль набережной. Внезапно он увидел отблеск костра у кромки воды. Заглянув за парапет, он понял, что это греются бомжи.
– О, господа клошары! – воскликнул он. – Узнаете, кто я? Точно, я – первый признак белой горячки! Сам Ильич. Встал из мавзолея, чтобы лично поздороваться с вами. Надоело лежать, хочется выпить в хорошей компании.
Спустившись вниз, продолжил:
– Давайте выпьем, господа клошары! Я угощаю! Вот, у меня тут был где-то коньячок… И вообще – считайте, что с сегодняшнего дня в вашем полку прибыло!
Открыв чемодан, достал бутылку коньяку.
– Вот. Прямо как в пьесе Горького «На дне». «Мой органон отравлен алкоголем»! Ну, кто первый?
Карнаухов протянул бутылку и только тут заметил, что «клошары» как-то нехорошо переглядываются и начинают окружать со всех сторон нежданного гостя.
– Ты смотри, пальто хорошее, – прохрипел один.
– И денежки в карманах наверняка имеются, – отозвался второй.
Третий взялся за ручку чемодана.
– Эй, ты! – возмущенно воскликнул Карнаухов. – А ну пусти!
– Лучше отдай по-хорошему, – просипел «клошар».
– Ах вы, твари! Горьковские типажи гребаные! На, получай! – и Карнаухов обрушил бутылку на голову бомжа, держащего ручку чемодана. Второй получил в глаз кулаком, третий ногой в живот…
Карнаухов мчался по набережной, волоча за собой подпрыгивающий чемодан. Обитатели «дна» со злобными криками бежали следом. К счастью, этого делать быстро они не могли: сказывался не совсем здоровый образ жизни. Однако чемодан сильно тормозил Карнаухова, а бросить его ему было жалко. Видя, что преследователи не отстают, а напротив – приближаются, Карнаухов метнулся во дворы. Несколько раз свернул, увидел выселенный дом, вбежал в подъезд, поднялся по лестнице, распахнул дверь в какую-то квартиру и шагнул во мрак…
