© Родин И. О., текст, 2014
© Родин И. О., дизайн и название серии, 2014
– Том!
Тишина.
– Том!
Тишина.
– Куда же он подевался!.. Том, где ты?
Тишина.
Тетя Полли опустила очки на нос и оглядела комнату поверх очков, затем подняла их на лоб и повела глазами из стороны в сторону. Минуту-другую старушка пребывала в растерянности, а потом произнесла – достаточно громко, чтобы мебель в комнате могла ее слышать:
– Ну погоди, я до тебя доберусь…
Она наклонилась и стала тыкать щеткой под кровать. Никого, кроме кошки, извлечь на свет не удалось.
– В жизни мне не попадался такой баловник!
За спиной послышался слабый шорох. Старушка резко обернулась, и как раз вовремя: она успела крепко схватить за полу коротенькой куртки мальчишку, который осторожно крался к открытой двери.
– Ага! Опять я забыла про чулан! Ты ведь оттуда? Что тебе там надо?
– Ничего.
– Неужели? А в чем у тебя руки? И рот тоже?
– Не знаю, тетя.
– Зато я знаю. Это варенье! Сколько раз я тебе говорила: не смей таскать варенье без спросу! Я тебе обещала, что выдеру? Отвечай!
Том насупился.
– Давай сюда розгу.
Тонкий прут взвился в воздухе. Казалось, избежать неприятностей не удастся.
– Ой, тетя! Что у вас за спиной?!
Старушка обернулась, испуганно подобрав юбку. Одной секунды мальчику хватило, чтобы метнуться за дверь, перемахнуть через высокий забор и исчезнуть без следа.
Тетя Полли возмущенно охнула, но уже в следующую минуту махнула рукой и добродушно рассмеялась.
– Эх, Том, Том! Ну что мне с ним делать! – проговорила она. – Давно уж мне пора было привыкнуть к его розыгрышам. Недаром говорят: и на старуху бывает проруха. Главное, ведь мальчишка прекрасно знает, что стоит ему меня рассмешить или отвлечь хоть на минуту, я и растаю! Что ни день – выдумает что-нибудь новое. Разве угадаешь, что ему придет в голову? Баловник, одно слово, а у меня рука не поднимается шлепать этого бесенка. Ведь он сын моей покойной сестры и круглый сирота. Как позволю ему сбежать от розги, меня потом совесть мучает, а если накажу – сердце прямо разрывается. Вот сегодня, например. Он прогулял школу, значит, завтра должен быть наказан. Что же мне с ним сделать? Ага… Том ненавидит трудиться, а потому, засажу-ка я его за работу прямо с раннего утра. Жалко, конечно, мучить ребенка. У всех детей выходной… Но долг превыше всего. Надо быть твердой, иначе я окончательно испорчу мальчика.
Том, который к этому моменту был уже далеко, и в самом деле не пошел в школу. Он отлично провел время и едва успел вернуться домой, чтобы до ужина помочь негритенку Джиму напилить дров и наколоть щепок для растопки – это входило в его обязанности. Во всяком случае, Том успел рассказать Джиму о своих похождениях, пока тот, качая от изумления головой, переделал три четверти работы. Младший, сводный, брат Тома, Сид, ловко собрал щепки и отнес их к топке. Сида всегда ставили Тому в пример, потому что он был послушный и тихий, и не имел привычки доставлять неприятности взрослым.
Том с честным лицом уселся ужинать. Украдкой от тети Полли он умудрился стащить со стола несколько кусков сахару и спрятать лакомство в карман. Старушка сидела, подперев лицо ладонью, и время от времени задавала племяннику каверзные вопросы, не сомневаясь, что он непременно попадется в расставленные ею ловушки и проболтается, что прогулял уроки.
– Том, сегодня в школе было не очень жарко?
– Нет, тетя.
– Или все-таки жарко?
– Да, тетя.
– Неужели тебе не хотелось искупаться, Том? Том бросил недоверчивый взгляд в сторону тети Полли. В душу его закралось подозрение. Лицо тети оставалось непроницаемым.
– Да нет, в общем-то не хотелось.
Старушка ощупала рубашку Тома.
– Надо же, даже не вспотел, – заметила тетя Полли.
Она мысленно поздравила себя. Это был хитрый ход: проверить, сухая ли у Тома рубашка, чтобы мальчик даже не понял, к чему она клонит. Однако Том мигом разгадал, в каком направлении вертятся мысли тети, и предупредил следующий вопрос.
– В школе действительно было жарковато, тетя. Ребята обливали друг друга из шланга. У меня волосы до сих пор мокрые, смотрите!
Тетя Полли немного расстроилась, что упустила из виду такую важную улику. Однако ее немедленно посетила новая удачная идея.
– Том, чтобы сунуть голову под струю воды, ведь не надо распарывать воротник рубашки, который я зашила утром, верно? Расстегни куртку, я посмотрю, на месте ли шов.
Лицо Тома посветлело. Он послушно распахнул куртку. Воротник был крепко зашит.
– Ну, ладно! – отступила тетя Полли. – Я, признаться, решила, что ты сбежал с уроков и пошел купаться. А ты на самом деле не так плох, как хочешь казаться, Том.
Хитрые уловки не принесли результата, но старушка была довольна: хоть раз Тома не пришлось уличать во лжи. По совести, ей совсем не хотелось наказывать мальчика. Тетя Полли совсем было собралась отпустить Тома, но тут вмешался Сид.
– Мне показалось, вы зашивали воротник белой ниткой, а здесь черная.
– Ну да, я зашивала белой! Том!
Том не стал дожидаться выяснения подробностей и пулей вылетел за порог.
– Ты у меня еще попляшешь, Сидди! – выкрикнул он напоследок.
Том спрятался в укромном уголке и внимательно осмотрел две иголки, приколотые с обратной стороны лацкана куртки и обмотанные нитками: одна белой, вторая черной.
– Она бы не заметила, если б не Сид, – пробормотал Том. – Ладно, вечером я ему устрою!..
Однако, не прошло и пяти минут, как мальчик забыл о своих неприятностях. Новый, более сильный интерес вытеснил прежние переживания из его души. Дело в том, что сравнительно недавно Том перенял у одного знакомого негра совершенно особенную манеру свистеть, и теперь ему хотелось поупражняться в этом искусстве. Том свистел по-птичьи, часто дотрагиваясь языком до неба, отчего получалась длинная певучая трель. Сердце мальчика переполнялось радостью от сознания, что ему удалось добиться таких потрясающих успехов. Он весело шагал по улице и восхищался собой.
Неожиданно Том перестал свистеть. Перед ним стоял незнакомый мальчишка, чуть повыше его самого. Приезжий любого возраста был редкостью в захудалом городишке Сент-Питерсберге, где жили Сойеры, и потому не заметить новичка было просто невозможно.
Стоявший перед Томом выскочка был хорошо одет: на нем красовался нарядный костюм, и это в будний день! Том неприязненно оглядел новую модную шляпу и чистую суконную куртку, застегнутую на все пуговицы, и такие же новые штаны незнакомца, затем перевел взгляд на ноги. Увиденное переполнило чашу терпения Тома. Мальчишка был в башмаках! Неслыханно! У него имелся даже галстук из какой-то яркой ленты. Такие носили только городские щеголи. Том долго и внимательно смотрел на малолетнего франта, все выше задирая перед чужаком нос – по той простой причине, что чем дольше он смотрел, тем более убогим казалась ему его собственная одежда.
Несколько минут мальчики в упор разглядывали друг друга.
– Хочешь, поколочу? – нарушил, наконец, молчание Том.
– Где тебе! – последовал ответ.
– Сказал, что поколочу, значит, поколочу.
– Не сможешь.
– Смогу.
– Не сможешь!
– Фу ты, ну ты! Захочу, одной левой тебя уложу.
– Что ж не бьешь? Только болтаешь.
– Будешь дурака валять – и прибью.
– Ну, прибей! Чего стоишь?
– Ишь вырядился! Велика птица! Еще и в шляпе!
– Что, не нравится? Попробуй сбей, тогда получишь.
Снова повисло молчание, а потом оба принялись ходить по кругу, косясь друг на друга. Еще пара минут – и они сошлись плечо к плечу.
– Убирайся отсюда! – заявил Том.
– Сам убирайся! – не остался в долгу чужой.
– Не хочу.
– И я не хочу.
Последовала смачная оплеуха, и бой начался. Оба мальчика стояли, выставив одну ногу вперед, как опору, и изо всех сил стараясь повалить противника. Напряженное пыхтение продолжалось несколько минут, однако ни тот, ни другой не мог одолеть. Наконец, раскрасневшиеся, они осторожно отступили друг от друга.
– Ты трус и щенок, – объявил Том. – Вот скажу старшему брату, он тебе задаст как следует, одним мизинцем прикончит.
– Плевать я хотел на твоего брата! У меня у самого есть брат, еще старше. Как перекинет твоего через забор!
Оба брата были плодом нехитрой мальчишеской фантазии.
– Врешь!
– Кончай трепаться!
Большим пальцем ноги Том провел на дороге черту.
– Только перешагни эту линию, я тебя как отлуплю, что своих не узнаешь. Попробуй только, не обрадуешься. Кто перейдет эту линию, тот покойник!
Новый мальчик поспешно перешагнул черту.
– Ну-ка, посмотрим, кто здесь покойник!
– Ты не толкайся, а то как дам!
– Ну и как ты мне дашь? Чего же не дерешься?
– Давай два цента, отлуплю.
Новый мальчик достал из кармана два больших медяка и насмешливо протянул Тому. Том ударил его по руке, и монеты полетели в пыль. В тот же миг оба мальчика сцепились по-кошачьи и покатились по земле. Спустя пять минут бесформенная пыхтящая масса приобрела некоторые очертания и сквозь пылевую завесу стало можно разглядеть, что Том оседлал чужого мальчика и молотит его кулаками.
– Проси пощады! – потребовал Том.
Мальчик только сильнее забарахтался, пытаясь высвободиться, а потом заревел – больше от злости, чем от боли. Том не уступал, и в конце концов поверженный щеголь сдавленным голосом признал себя побежденным. Том великодушно выпустил его.
– В другой раз смотри, кому на ногу наступаешь, – заявил победитель и добавил на всякий случай, – щенок.
Щенок, обиженно всхлипывая, сопя и отряхивая пыль с новой одежды, побрел прочь, пообещав на прощание задать Тому перцу.
– Когда поймаю тебя в следующий раз, – уточнил он.
Том вволю посмеялся над ним и в отличном настроении направился домой. Однако едва он повернулся спиной к чужаку, тот схватил камень и бросил, угодив Тому между лопаток. Не замечая боли и громко обзывая незнакомца гадом и подлецом, Том гнался за ним до самого дома и узнал, где живет его обидчик. Некоторое время Том сторожил у калитки, вызывая гада и подлеца на улицу, но тот только строил ему из окна рожи. Кончилось тем, что на крыльце появилась мамаша обидчика.
– Грубиян! – заявила она Тому. – Скверный и невоспитанный мальчишка! Убирайся прочь!
Том вернулся домой очень поздно и, осторожно влезая в окно, обнаружил у себя в комнате засаду в лице тети Полли. Когда старушка увидела, в каком состоянии одежда ее непутевого, но боевого племянника, ее решимость заменить Тому субботний отдых каторжной работой окрепла окончательно.
Наступило летнее субботнее утро. Все дышало свежестью и прохладой, солнечные лучи пронизывали листву деревьев и радостно играли бликами на песчаной тропинке, ведущей к воротам.
Из ворот дома Сойеров появился Том с ведром известки и длинной кистью. Он оглядел забор, и радостное выражение мгновенно слетело с его лица. Душа Тома погрузилась в глубокое уныние. Забор представлял собой сооружение длиной около двадцати пяти метров и высотой чуть меньше трех. Наказание, наложенное тетей Полли, заключалось в том, что провинившийся племянник должен был всю субботу производить малярные работы, а проще говоря – красить забор.
Том со вздохом обмакнул кисть в известку и провел тонкую белую полосу по серой шершавой доске. Какой ничтожно малой казалась эта полоса по сравнению с безбрежным некрашеным пространством!
Том вспомнил, как весело собирался провести этот выходной день, и горе его возросло еще больше. Скоро другие мальчики выйдут на улицу и отправятся в разные интересные места. Нет сомнений, что они будут издеваться над тем, что Тома заставили работать. Надо заметить, что Том терпеть не мог, когда над ним смеялись.
Он со вздохом вытащил из кармана все свои сокровища и стал внимательно рассматривать их. Здесь были сломанные игрушки, алебастровые шарики, обрывки веревки, но вся эта ерунда могла сгодиться только на то, чтобы купить себе не больше пяти минут свободы. Пришлось рассовывать свои жалкие капиталы по карманам. Идея с подкупом других мальчиков не оправдала себя, и требовалась новая, более продуктивная. В эту мрачную минуту Тома вдруг осенило. Блестящая, гениальная мысль, настоящее вдохновение!
Он взялся за кисть и не торопясь, основательно, принялся красить шершавые доски. Скоро из-за угла показался Бен Роджерс – острый на язык мальчишка, насмешек которого Том опасался не без оснований. Бен жевал большое яблоко и время от времени издавал протяжный, мелодичный свист, после чего переходил на низкие частоты и гудел, словно самый настоящий пароход, который и изображал весьма похоже.
Подойдя поближе, Бен убавил ход и стал рядом с Томом, громко чавкая и очень серьезно, за капитана, отдавая самому себе команды.
– Право руля! Задний ход! Эй, на берегу! Принимай швартов!
Тот по-прежнему белил забор, не обращая на него никакого внимания. Уяснив, что завистливых взглядов приятеля ему не дождаться, Бен перешел в наступление.
– Ага, попался!
Ответа не последовало. Том, словно живописец, пристально, прищурив глаза, любовался своим последним мазком. Бен оторопело уставился на него, потом подошел и стал рядом с Томом. Яблоко у него в руке источало такой сладкий аромат, что Том поневоле проглотил слюну.
– Что, Том, работать заставляют? – небрежно бросил Бен.
Том резко обернулся в его сторону и подскочил, будто от неожиданности.
– Фу, это ты, Бен, – облегченно протянул он. – Я и не заметил.
– Слушай, я иду купаться, – деловито продолжал Бен. – Хочешь тоже пойти? Хотя, нет, конечно. Тебе придется работать.
Том пристально посмотрел на Бена.
– О какой работе ты говоришь?
– Как, то есть? Это, по-твоему, не работа, что ли?
Бен насмешливо кивнул в сторону забора. Том снова взялся за кисть.
– Кому как, – невозмутимо ответил он. – Может, работа, а может, и нет. Я знаю одно: Тому Сойеру она нравится.
– Чего? Ты хочешь сказать, что ты любишь белить заборы?
Том равномерно задвигал кистью по шершавой доске.
– А почему ты так удивляешься? Тебе что, каждый день достается белить забор, Бен?
Дело приняло совсем другой оборот. Бен перестал жевать яблоко. Том осторожно водил кистью вверх-вниз, останавливаясь время от времени, чтобы отойти на пару шагов и полюбоваться результатом. Бен следил за каждым его движением, проявляя все большую заинтересованность.
Прошло три минуты.
– Слушай, Том, дай мне побелить немножко, – наконец выдавил Бен.
Том задумался и в первый момент как будто готов был согласиться, но потом вдруг передумал.
– Нет, Бен, ничего не получится, – помотал он головой. – Для тети Полли очень важно, чтобы забор был покрашен как следует. Понимаешь, если б это была та сторона, что выходит во двор, она бы слова не сказала. Но речь идет о фасаде. Он смотрит на улицу. Его знаешь как надо белить? Может, один мальчик из тысячи, а то и из двух тысяч сумеет покрасить, как она требует.
Бен нетерпеливо затоптался на месте.
– Слушай, пусти меня попробовать, хоть чуть-чуть. Том, я бы тебя пустил, если б ты был на моем месте.
– Бен, я бы с радостью, честное слово! – воскликнул Том, округляя честные глаза. – Только тетя Полли… Нет, она ни за что не разрешит. Джиму тоже хотелось покрасить, а она не дала. Сиду хотелось, она и Сиду не позволила. А теперь представь: я тебе доверю, а вдруг что-то не так…
– Том, я же буду стараться. Хочешь, я тебе дам серединку от яблока?
– Ну, ладно… Хотя нет, Бен, лучше не надо. Я боюсь.
– Я все яблоко тебе отдам!
Том с выражением мучительного сомнения на лице выпустил кисть из рук. Душа его ликовала. И пока бывший пароход трудился в поте лица на солнцепеке, удалившийся от дел живописец, уселся в тени, принялся болтать ногами, жевать хрустящее яблоко и обдумывать дальнейший план обеспечения всеобщей занятости.
За новыми малярами дело не стало. История Бена Роджерса повторилась еще неоднократно. То один, то другой мальчик пробегал по улице, и каждый из них подходил, чтобы поиздеваться над Томом, после чего оставался белить забор. Когда Бен устал, Том продал следующую очередь Билли Фишеру за подержанного бумажного змея. Его место заступил Джонни Миллер, купив право на малярные работы за дохлую крысу на веревочке, чтобы ее удобнее было вертеть.
Время шло. К середине дня Том, еще утром имевший в кармане жалкие гроши, стал богачом и буквально утопал в роскоши. Кроме ценностей, полученных от Бена, Билли и Джонни, теперь у него было двенадцать алебастровых шариков, сломанная губная гармошка, осколок синего бутылочного стекла, пустая катушка, ключ, который ничего не отпирал, кусок мела, хрустальная пробка от графина, оловянный солдатик, пара головастиков, шесть хлопушек, одноглазый котенок, медная дверная ручка, собачий ошейник без собаки, черенок от ножа, четыре куска апельсинной корки и старая оконная рама. На заборе по всей длине и высоте сохла аккуратно нанесенная в три слоя известка, и если бы побелка не кончилась, Том вне всякого сомнения разорил бы всех городских мальчишек.
Том отправился докладывать о своих свершениях тете Полли, которая сидела у открытого окна в уютной комнатке, служившей одновременно спальней, гостиной, столовой и кабинетом. Теплый летний воздух, умиротворяющая тишина, запах цветов и низкое гудение пчел оказали свое действие, и старушка задремала над вязанием. Она была убеждена, что Том не только не выполнит порученной ему работы, но и, скорее всего, сбежит при первой возможности. Поэтому добровольное появление племянника на пороге комнаты и его осторожное покашливание очень удивило тетю Полли.
– Ты, что, Том?
– Я пришел спросить, тетя, можно мне теперь пойти поиграть?
– Как, уже? Сколько же ты сделал?
– Все, тетя.
– Том, не ври, я этого не люблю. Сколько ты покрасил?
– Я говорю правду, тетя. Все готово.
Жизненный опыт приучил старушку не верить Тому на слово. Она отправилась проверять работу племянника и была бы довольна, если бы слова Тома оказались правдой хотя бы на двадцать процентов. Когда же тетя Полли увидела, что весь забор не только выбелен, но и покрыт известкой в три слоя, а кроме того, на земле проведена аккуратная белая полоса, удивлению старушки не было границ.
– Ну и ну! – протянула она. – Должна сказать, ты умеешь работать, когда захочешь… Жаль только, Том, что это очень редко с тобой случается. Ладно, ступай играть.
Тетя Полли была настолько поражена сногсшибательными достижениями Тома, что от вела его в чулан, выбрала в корзине самое румяное яблоко и преподнесла племяннику. Улучив минутку, когда старушка отвернулась, Том успел стянуть у нее за спиной пряник.
Том вышел за калитку, прошествовал до конца квартала и свернул в грязный переулок, по которому со всех ног побежал на городскую площадь. Там, по предварительному уговору, уже строились в боевом порядке две армии городских мальчишек. Первой командовал Том, второй – его закадычный друг Джо Гарпер. Оба великих полководца не унижались до того, чтобы драться самим. Это занятие больше подходило мелюзге, а Том и Джо сидели рядом на пригорке и руководили сражением, рассылая приказы через адъютантов.
После упорного и продолжительного боя армия Тома одержала уверенную победу. Обе армии подсчитали потери, обменялись пленными, договорились, когда и из-за чего объявлять войну в следующий раз, и назначили день решительного сражения. После этих формальностей обе армии построились в две шеренги и, чеканя шаг, удалились с поля боя.
Том отправился домой в гордом одиночестве и отличном настроении. Проходя мимо дома Джефа Тэтчера, он увидел в саду незнакомую девочку – очаровательное создание с голубыми глазами и золотистыми волосами, заплетенными в две длинных косы, в белом летнем платьице и кружевных панталончиках. Великий полководец, всего полчаса назад увенчанный лаврами героя, сдался в плен без единого выстрела. Некая Эмми Лоренс, внимания которой Том добивался в течение последних нескольких месяцев и которая неделю назад наконец призналась, что любит его, в одночасье была забыта ветреным молодым человеком.
Теперь сердце Тома Сойера было целиком отдано новому ангелу. Том с тоской и восхищением взирал издали на девочку, пока не убедился, что она его заметила. Тогда он притворился, будто не обращает на нее ни малейшего внимания, и начал выделываться перед ней (как делают все мальчишки), стараясь понравиться юной красавице и вы звать ее интерес. Довольно долго Том то вставал на руки, то подпрыгивал каким-то невероятным по своей нелепости образом, то балансировал с прутиком на носу, то со свирепым выражением на лице рубил рукой воздух. Случайно взглянув во время какого-то головоломного акробатического трюка в сторону нового предмета своего обожания, Том увидел, что девочка повернулась к нему спиной и пошла к дому. Весь его пыл мигом иссяк. Неоцененный воздыхатель уныло побрел к забору дома Тэтчеров. Девочка поднялась на крыльцо, но прежде чем исчезнуть за дверью, обернулась, улыбнулась и перебросила через забор цветок маргаритки.
Том бросился к тому месту, где упал цветок, остановился шагах в двух от прекрасного подарка, затем прикрыл глаза ладонью и стал всматриваться куда-то в даль, словно увидел в конце улицы что-то очень интересное. Потом он поднял с земли соломинку, установил себе на нос и, закинув голову назад, притворяясь, что балансирует, стал придвигаться все ближе и ближе к цветку. В кон це концов Том как бы невзначай наступил на него босой ногой. Гибкие пальцы ухватили тонкий стебелек, и, прыгая на одной ноге, Том подхватил свой трофей и скрылся за углом. Убедившись, что ни кто за ним не наблюдает, Том спрятал цветок на груди, у самого сердца.
Вечером, около половины десятого, сжимая в ладони увядший цветок, он снова пришел по безлюдной улице к дому, где жила прекрасная незнакомка. Том перелез через забор, осторожно перебрался через клумбы и стал под окном. Он долго с умилением глядел на освещенный изнутри прямоугольник, потом лег на землю, растянулся во весь рост, сложив руки на груди и прижимая к ней маргаритку. Том подумал, что именно так он хотел бы умереть – одинокий странник, среди равнодушных людей, бесприютная голова, безответное любящее сердце. Наступит радостное летнее утро, Она распахнет окно, выглянет и увидит Тома Сойера таким, каким застигла его безвременная смерть, – в расцвете юной, блистательной, многообещающей жизни. И может быть, прекрасная незнакомка даже проронит над ним хотя бы одну слезинку, чистую, как горный хрусталь…
Окно с шумом распахнулось, резкий окрик служанки нарушил возвышенное ночное безмолвие, и поток холодной воды хлынул на распростертого страдальца.
Потрясенный и возмущенный, герой-любовник едва не захлебнулся. Он вскочил на ноги, неистово отфыркиваясь. В воздухе просвистел камень, послышалось негромкое проклятие, зазвенело, разбиваясь, стекло, и тут же невысокая, едва различимая в сумерках фигурка перескочила через забор и растаяла в темноте.