Хью Томас
Гражданская война в Испании. 1931-1939

Полная версия

Глава 10

Последствия восстания в Астурии. – Попытка Лерру найти средний путь. – Республика в тупике. – Выборы 16 февраля 1936 года.

После революции октября 1934 года и ее подавления пришлось предпринимать сверхчеловеческие усилия, чтобы избежать катастрофы гражданской войны. Они не приносили успеха. Все лидеры социалистов сидели по тюрьмам¹. Вместе с ними в камерах оказались и члены каталонского правительства, Асанья и несколько левых политиков. В этих условиях события в Астурии обретали для испанского рабочего класса эпическое значение. Кое-кто, откликаясь на последние слова Белармино Томаса, сказанные на обреченном митинге в Саме, мрачно пророчествовал, что октябрь 1934 года станет для Испании тем же, что 1905 год для России. Во время заключения Ларго Кабальеро стал читать, может быть, в первый раз, труды Маркса и Ленина. Ему было около семидесяти, за плечами осталась жизнь осторожного реформиста, и вот теперь этот сдержанный лидер социалистов стал стремительно склоняться к революционным методам борьбы. А тем временем в Париже Ромен Роллан высказал мнение, с которым были согласны все борцы астурийского восстания: «Со времен Парижской коммуны мир не видел ничего более прекрасного»².

Естественно, события в Астурии вызвали ужас в среде испанского среднего класса. Теперь им казалось, что почти все, даже военная диктатура, предпочтительнее существующего политического разброда. Может, власть возьмет генерал Франко, пока он стоит во главе генерального штаба и военного министерства? Почему бы Хилю Роблесу и CEDA не использовать лучшим образом свою оппозицию правительству? В тот период на удивление мало упоминалась фаланга, главным образом потому, что Хосе Антонио погряз в спорах со старым лидером JONS Ледесмой Рамосом. Последний всегда считал Хосе Антонио этаким «сеньорито» и остро критиковал его за контакты с церковью и высшими классами³. В конечном итоге, после того как Ледесма опубликовал серию статей, в которых осуждал Хосе Антонио как «орудие реакции», он был изгнан из фаланги. Все эти события и непрестанные финансовые трудности молодого испанского фашизма привели к тому, что численно его ряды почти не росли, хотя в этот период после астурийской революции можно было предполагать, что его призывы получат отклик. По воскресеньям они в своих синих рубашках продолжали устраивать шествия. Их враги из среды рабочего класса были разогнаны или сидели по тюрьмам, и они не знали, чем еще заняться. Другие полуфашистские группы, группировавшиеся вокруг Рамиро де Маэсту, продолжали вести страстные и громогласные полемические кампании. И хотя в военном министерстве продолжал оставаться генерал Франко и многие офицеры-монархисты, известные своими правыми взглядами, получили командные посты, в то время военные заговорщики проявляли бурную активность. Так, карлисты по-прежнему давали о себе знать в Наварре. Еще не зная, какая судьба постигнет подготовленных ими офицеров, они все же открыли в Памплоне военную академию. И в развитие соглашения с Муссолини в марте 1934 года четыреста молодых карлистов отправились в Италию изучать искусство ведения современной войны⁴.

В то время премьер-министром Испании продолжал оставаться Лерру. Все последующие месяцы он прилагал незаурядные усилия, чтобы найти устраивающий всех средний путь в водоворотах испанской политики. Когда после революции Компаньса монархисты потребовали полной отмены каталонского статута, Лерру (и в этом его поддержала CEDA) заверил, что приостановит его только в том случае, если Каталония будет управляться генерал-губернатором. Тем не менее самой сложной проблемой для режима стал вопрос наказания мятежников 1934 года. Ибо в конце марта 1935 года военный трибунал, специально созданный для этой цели, вынес двадцать смертных приговоров. Из них уже два были приведены в исполнение⁵. К тому времени был убит Луис Сирваль, журналист, который привлек всеобщее внимание к ужасу репрессий легиона. Лерру и радикалы, предвидя печальные последствия, которые повлечет за собой казнь, скажем, Белармино Томаса и Гонсалеса Пеньи (два социалистических депутата от Астурии) или Компаньса, одобрили замену смертных приговоров не столь суровыми наказаниями. Тем не менее CEDA и, соответственно, ее министры поддержали решения о смертной казни. Лерру получил поддержку президента Алькалы Саморы, который вспомнил, как в 1932 году были наказаны генерал Санхурхо и его соратники. Приговоры были пересмотрены. Министры от CEDA подали в отставку. После продолжительного правительственного кризиса Лерру сформировал новый кабинет, в который вошли пять представителей от CEDA, включая Хиля Роблеса на посту военного министра. Но казней больше не было. Компаньс, Ларго Кабальеро и другие лидеры, обвиненные в руководстве восстанием, были приговорены к тридцати годам тюрьмы, но никто ни на мгновение не поверил, что они отсидят этот срок. Асанья был освобожден, и обвинение против него отвергнуто подавляющим большинством кортесов⁶.

Новое правое, католическое правительство Испании приступило к делу. Было внесено предложение о пересмотре некоторых статей Конституции. Предстояло видоизменить характер региональной автономии, организовать сенат, пересмотреть законы о разводе и браке. Независимый финансист Чапаприета приготовился внести на рассмотрение бюджет, которого не видели в республике с 1932 года. Он хотел положить конец коррупции гражданских служб и засилью бюрократии. Но эти меры, прекрасные сами по себе, могли воспрепятствовать желанию правительства заниматься вопросами образования, хотя жалованье учителей по-прежнему оставалось нищенским. Не удалось добиться соглашения ни по вопросам пересмотра Конституции, ни по бюджету. Во-первых, достаточно сдержанный министр сельского хозяйства от CEDA Хименес Фернандес, ознакомившись с предполагаемыми изменениями аграрного закона, подал в отставку. Чапаприета сам сформировал правительство, в котором Лерру стал министром иностранных дел. Но тут всю радикальную партию потряс внезапный финансовый скандал, последствия которого были непоправимы. Авантюрист из Голландии Даниэль Штраус уговорил кое-кого из министров-радикалов поддержать замысел нового типа рулетки «страперло». Штраус гарантировал солидные доходы в обмен на разрешение ввести «страперло». Когда разразился скандал, выяснилось, что племянник Лерру и его приемный сын поддерживали самые тесные связи со Штраусом. Ясно было, что с ним был связан и сам Лерру, финансовые дела которого всегда оставались запутанными. И ему, и другим радикалам, на которых обрушилось шумное возмущение общества, пришлось уйти в отставку. Для многих испанцев «страперло» – это слово вошло в язык как символ финансового скандала в высших сферах – стало символом неспособности демократов из среднего класса соблюдать достойные стандарты поведения. И наконец через несколько недель премьер-министр Чапаприета поссорился с CEDA из-за предлагаемого бюджета. Хиль Роблес и его друзья подали в отставку.

Это был, как поторопились указать противники демократии, двадцать шестой правительственный кризис республики. За последние четыре с половиной года должности министров в том или ином кабинете занимали семьдесят два человека.

Каждому из них полагалась приличная пенсия, чтобы содержать себя на уровне, достойном бывшего министра. Отношение страны к демократическим процедурам сильно напоминало Францию в мае 1958 года после пятнадцати лет Четвертой республики. Алькала Самора пробовал самые разные сочетания партий, чтобы создать работоспособную администрацию. Раз за разом он терпел поражения. В конце концов Самора решил распустить кортесы и назначить новые выборы. Исходя из того, что хоть какое-то правительство должно заниматься делами до и после выборов, Алькала попросил его составить Портелу Вальядареса, бывшего министра при монархии и неутомимого исследователя присциллианской ереси.

4 января кортесы были распущены. Выборы были назначены на 16 февраля. На выборах доминировал Хиль Роблес. Его фотографии в роли «хефе» с подписями внизу, представлявшими его как «всесильного военного министра», угрожающе смотрели со щитов во всех городах. Тем не менее, по мере того как кампания набирала темпы, лидерам CEDA становилось ясно, что их путь к власти будет далеко не столь прост, как на первых порах казалось. Тем не менее они начали составлять общий список, куда вошли самые разные правые партии. Фалангисты, монархисты и карлисты вместе с аграриями и независимыми во многих местах вступили в альянс, составив вместе с CEDA блок, который они назвали Национальным фронтом. Но промедление с решением его создания, без сомнения, стоило Национальному фронту немалого числа голосов.

Слева к нему примкнули несколько независимых партий центра. Они включали Лерру и его радикалов, «Лигу» (партию каталонских бизнесменов), «прогрессивистов» (сторонников Саморы) и партию центра, которую в последнюю минуту успел сформировать премьер-министр Портела Вальядарес. Среди центристских партий числились Баскская националистическая партия, которая, хотя с 1934 года и находилась в очень плохих отношениях с правыми и их католическими коллегами из CEDA, по-прежнему решительно не хотела заключать союз с левыми. Так же она относилась и к альянсу с правыми.

На выборах 1936 года левые партии объединились в блок, названный Народным фронтом. Название было предложено коммунистической партией. Предыдущим августом на 7-м конгрессе Коминтерна в Москве Димитров, болгарский коммунист, ставший генеральным секретарем Коминтерна благодаря своему мужественному поведению на процессе, где его обвинили в поджоге рейхстага, определил политические цели всемирного коммунистического движения перед лицом угрозы, которую представлял приход Гитлера к власти. «Образование единого Народного фронта, – сказал он, – говорит, что совместные действия с социал-демократами стали необходимостью. Разве мы не можем объединить в едином строю коммунистов, социал-демократов, католиков и других рабочих? Товарищи, вы должны помнить древнюю легенду о взятии Трои. Атакующая армия была неспособна добиться победы, пока с помощью троянского коня не проникла во вражеский лагерь. Мы, революционные рабочие, не должны стесняться такой тактики»⁷. Это слова и определили политику Народного фронта. В прошлом коммунистов осуждали за то, что они считали фашистскими все «буржуазные» партии. Теперь они решили хранить верность «буржуазной» парламентской демократии, пока не придет черед заменить ее «пролетарской». Конечно, политика этого Народного фронта пошла значительно дальше, чем действия так называемого Народного фронта 20-х годов XX века. Коммунистические партии (как в Восточной Европе в 1945 году) получили инструкции проводить общие мероприятия с другими рабочими партиями, в том числе и среднего класса. Для Советского Союза и его наиболее преданных сторонников из исполнительного комитета Коминтерна такая политика была в лучшем случае компромиссом, продиктованным необходимостью сохранить долгосрочную цель коммунистов: свергнуть капиталистическое буржуазное общество. Советскому правительству нужны союзники даже из буржуазных стран, прежде всего из Франции и Англии, для противостояния гитлеровской Германии.

В Испании создание Народного фронта имело куда более серьезные последствия. Но с течением времени стало ясно, что коммунисты вряд ли могут дать ему что-то большее, чем имя. Ибо в Испании условия сотрудничества между партиями рабочего класса (в том числе левой республиканской Асаньи и, как ни странно, бывшими радикалами Мартинеса Баррио из Объединенной республиканской партии) существовали и без давления коммунистов. Такие условия сохранялись во время существования республики. Разница была в том, что в 1936 году сторонники Асаньи и Мартинеса Баррио были готовы к сотрудничеству с социалистами, пусть даже те, не в пример своей сдержанности в 1931 году, поддерживали революционную Астурию. Но обе эти крупные партии все еще продолжали считать Испанскую коммунистическую партию слишком маленькой, чтобы она могла представлять для них угрозу. (Хотя во Франции немалая численность коммунистической партии значительно осложнила ее сотрудничество с Леоном Блюмом.) Полутроцкистский Альянс рабочих и крестьян вскоре после кое-каких внутренних перестановок был переименован в POUM (Partido Obrero de Unificación Marxista) и тоже поддержал Народный фронт на выборах в феврале 1936 года. Но анархисты из FAI и CNT продолжали держаться в стороне. Тем не менее в последнюю минуту они разрешили своим членам в некоторых районах заявлять во время избирательной кампании, что они поддерживают тот союз, о котором впервые шла речь во время астурийского восстания. Дело было в том, что одним из основных пунктов в программе Народного фронта называлась амнистия всем политическим заключенным⁸.

Другие пункты в программе Народного фронта снова возвращают нас к событиям в Астурии. Должны быть устранены все препятствия, связанные с потерей работы по политическим мотивам, – откровенное предупреждение тем предпринимателям, которые наняли новых рабочих вместо тех, кто сидел в тюрьме или лишился работы после забастовок в октябре 1934 года. Государство должно выплатить компенсации жертвам 1934 года. Необходимо восстановить Каталонский статут. Обсудить статуты других регионов. Приоритет должен быть отдан аграрному закону и другим реформам, начатым в 1933 году.

Избирательная кампания прошла относительно спокойно.

Алькала Самора снял цензуру прессы и отменил «чрезвычайное положение», которое со времени астурийского восстания продолжало существовать во многих регионах. О насилии говорили лишь листовки и воззвания. «Ватиканский фашизм, – гласила одна листовка, – предлагает вам работу и обрекает на голод; он предлагает вам мир и оставляет по себе пять тысяч могил; он предлагает вам порядок и возводит виселицы. Народный фронт предлагает не больше и не меньше того, что он может дать: Хлеб, Мир и Свободу!»⁹ Лерру и радикалы сосредоточили усилия на подрыве позиций партии центра, которую оставил Портела. Кальво Сотело, экс-министр финансов при диктатуре Примо де Риверы, в первый раз предстал как фигура национального масштаба, в качестве лидера монархической партии, вместо Антонио Гойкоэчеа (после того как Сотела, будучи в изгнании в Париже в 1931–1932 годах, посетил несколько встреч заговорщиков против республики, он уже не стал для них чужаком). 19 января он предупредил всех испанских патриотов, что, если они не проголосуют за Национальный фронт, над всей Испанией будет развеваться красный флаг – «тот флаг, красный цвет которого станет символом уничтожения прошлого Испании и ее идеалов».

Испания пошла на выборы в воскресенье 16 февраля – в день карнавала перед Пасхой. 34 000 солдат гражданской гвардии и «Асальто» следили за порядком. Карабинеры охраняли банки и посольства в Мадриде, ибо почти все силы полиции были брошены на избирательные участки. В целом все прошло спокойно. Лишь позже поступили сообщения, что в разных деревнях были застрелены три человека. Небольшие волнения вспыхнули в Гранаде. Но такие случаи стали редки. Корреспондент «Таймс» Эрнст де Кокс сообщал, что выборы прошли в «целом образцово». Вот результаты первого круга (в скобках – второго):

Поскольку избиратели голосовали за альянс, а не за отдельные партии, трудно подсчитать количество голосов, отданных за каждую из них. Тем не менее в совокупности каждая группа получила:

Таким образом, Народный фронт утвердился как ведущий союз партий – и по количеству голосов, и по числу мест в кортесах. Но если бы центристы и правые сложили свои голоса, у них было бы небольшое численное преимущество. Конечно, организация выборов не имела ничего общего с Конституцией. Левые в 1934 году получили куда меньше мест, чем им полагалось, если бы их количество было прямо пропорционально отданным за этот блок голосам. Потом были неоднократные попытки манипулировать с цифрами для доказательства того, что Народный фронт пришел к власти незаконно. А тем временем в кортесах оставалось еще двадцать незаполненных мест. Никто из претендовавших на них не набрал необходимых 40 процентов голосов¹².

Примечания

¹ Тем не менее Прието успел укрыться во Франции (как он сделал в 1930 году во время восстания в Хаке). Он не поддерживал замысел восстания против правительства.

² Эти его слова приводит Гросси.

³ Связи Хосе Антонио с армией и прочими силами «старой Испании», которые возмущали Ледесму, объяснялись несколькими причинами. Во-первых, необходимостью в финансовой поддержке. Во-вторых, стремлением обрести связи в обществе, которых он был лишен как сын прежнего диктатора. И кроме того, отсутствием у него уверенности, что его партия сможет достаточно быстро обрести силы, чтобы нанести поражение социализму. По крайней мере, именно эти слова были в любопытном письме генералу Франко, отправленном как раз перед восстанием в Астурии, 24 сентября 1934 года. В нем он давал понять Франко, что был бы готов поддержать военный переворот, чтобы восстановить «забытое историческое достоинство страны». Тем не менее Франко не ответил.

⁴ Стоит отметить, что полковник Рада, который уже натаскивал карлистов в Наварре, имел тесные отношения с фалангой. Какое-то время он командовал фалангистской милицией и утром 7 октября 1934 года, когда в Мадриде социалисты начали всеобщую забастовку, отправился оценивать положение дел в одной машине с Хосе Антонио, Ледесмой Рамосом и пилотом Руисом де Альдой. Последний был в то время ближайшим сподвижником Хосе Антонио (и даже откликался на имя Фаланга). Он был родом из Эстельи (Наварра). Сам Хосе Антонио в 1934–1935 годах несколько раз вел переговоры с полковником Барбой.

⁵ Первым из казненных был бандит из Барселоны, чье участие в революции ничем не отличалось от его обычных занятий, а вторым – сержант регулярной армии Васкес, который дезертировал из своей части в Астурии и примкнул к шахтерам.

⁶ Все же в его поддержку проголосовало 189 депутатов, а против – 68. Его дело рассматривалось в кортесах, ибо не было доказательств, в силу которых он должен был бы предстать перед военным трибуналом.

⁷ Из отчета о 7-м конгрессе Коминтерна, опубликованном Коммунистической партией Великобритании. Образ троянского коня следует понимать как оправдание для иностранных коммунистических партий идеи сотрудничества с буржуазией, которая должна прийти на место зловещих угроз в адрес той же буржуазии.

⁸ Мотивы действий советского правительства и лабиринты его сложнейших интриг обсуждаются ниже. Пока автор указал лишь самые главные из тех факторов, которые помогут понять ход выборов 1936 года.

⁹ 5000 могил. Это число рабочих, которые предположительно были расстреляны в Астурии.

¹⁰ Если бы места, полученные басками, перешли к их будущим союзникам по Народному фронту, то количество мест этой группы возросло бы до 261, а у центра упало бы до 49.

¹¹ После второго тура все еще оставались вакантными три места.

¹² Жонглирование цифрами продолжалось бесконечно. Хотя несколько фигур в центре пользовались безусловным уважением и количество поданных за них голосов не подвергалось сомнению, их политическая ориентация оставалась размытой – левые они или правые. Случались и прямые угрозы, но несколько таких инцидентов были скорее исключением. Но если часть таких инцидентов и может быть отнесена на счет левых, то, без сомнения, жители в сельских районах, хотя и отличались левыми взглядами, все же голосовали за правых. Как и всегда, они поступали так из страха перед местными «касиками» или агентами землевладельца. Так, в августе доктор Франц Бокенау посетил деревню Алиа в долине Тахо и убедился, что в ней царит высокий революционный дух. Такого он в Испании еще не встречал. Тем не менее в феврале деревня целиком проголосовала за правых. Такие факты вызывали бесконечные споры вокруг количества отданных голосов, методики их подсчетов и, соответственно, числа мест.

Глава 11

Франко и Портела Вальядарес. – Тюрьмы открываются. – Асанья возвращается к власти. – Кампания убийств фаланги. – Ларго Кабальеро как «испанский Ленин». – Появление Кальво Сотело. – Генерал Мола в Памплоне. – Ссоры в среде левых. – Смещение Алькалы Саморы. – Апрельский мятеж. – Асанья становится президентом. – Заговоры коммунистов. – Хосе Антонио присоединяется к конспираторам.

Пока результаты первого тура выборов 16 февраля продолжали поступать, генерал Франко, все еще начальник генерального штаба военного министерства, созвонился с премьер-министром Вальядаресом. После того как он вместе с генералом Годедом «умиротворил» Астурию, этот сдержанный, неторопливый, но амбициозный офицер обрел репутацию непримиримого врага левых. Может, в энтузиазме, с которым средний класс приветствовал его склонность к репрессиям, он уже увидел ту награду, которая достанется ему, если он не потеряет головы. События в Астурии убедили его, что раскол в Испании зашел слишком далеко и пришло время поставить на кон силовое наведение «порядка». Тем не менее пока генерал держался в стороне от политики. Не в пример многим своим коллегам в армии, он не имел льстецов, которые подбивали бы его на те или иные действия. В порядке дня был постоянный вопрос: «Какую позицию занимает Франко?» Зимой 1935/36 года Сальвадор де Мадарьяга (представитель республики в Лиге Наций) и доктор Мараньон встречались с Франко. И тот и другой сочли, что начальник генерального штаба был совершенно искренен, говоря им, что не хочет присоединяться ни к какому заговору против республики¹. Тем не менее через три недели Франко предупредил временного премьер-министра страны Портелу Вальядареса, что необходимо объявить военное положение и тем самым предотвратить захват власти Народным фронтом. Портела ответил, что такое решение может спровоцировать революцию. Однако Франко уверял его, что при поддержке правительства хватит сил ее сокрушить. Портела колебался. Этот демократ и франкмасон был богатым человеком. Он обсудил данный вопрос с Диего Мартинесом Баррио, лидером Объединенной республиканской партии и тоже масоном тридцать третьей ступени. Впоследствии ярые враги масонства обвинят Портелу в следовании масонским инструкциям, при посредстве Мартинеса Баррио спешно доставленным из Цюриха, или из Английского банка, или из любого другого места, где в то время заседал совет гроссмейстеров ордена. Затем Портела встретился с Кальво Сотело, который говорил в том же ключе, что и Франко. Тем не менее на следующий день Портела передал власть Асанье, видному политику Народного фронта². Это, конечно, было сделано в полном соответствии с Конституцией. Уходящий с поста премьер-министр не получал никаких тайных масонских инструкций. Генерал Франко вместе с генералами Фанжулом (позднее, при Хиле Роблесе, заместитель секретаря военного министерства), Варелой (экс-наставником карлистов), Эмилио Молой (командующим войсками в Марокко), Оргасом и Понте решили не предпринимать никаких немедленных шагов контрреволюционного характера. Все же в Аликанте излишне торопливый капитан Хильберт вывел своих людей на улицы. Можно предположить, что это было попыткой взять власть в городе. Хильберта застрелил свой же капрал, хотя в печати его смерть была подана как самоубийство. Недалеко от Аликанте, в Фонтильес, возбужденная и восторженная толпа сторонников Народного фронта попыталась освободить из лепрозория больных проказой. Но больные предусмотрительно отказались покидать лечебницу.

Повсюду бушевал безграничный энтузиазм по поводу победы Народного фронта. Перед зданием министерства внутренних дел в Мадриде с криками «Амнистия!» собирались огромные толпы. В Овьедо вооруженные сторонники Народного фронта в ожидании результатов выборов открыли ворота тюрьмы, где содержалось большинство пленников, захваченных после революции в Астурии. Вместе с ними оказались на свободе и обыкновенные преступники.

Первым действием Асаньи на посту премьер-министра стала подпись под указом об амнистии всех политических заключенных. Социалисты и лидеры Каталонии 1934 года вышли на свободу. Компаньса и его советников по выходе из тюрьмы радостно приветствовали как вновь обретенных вождей. Зеленые, все в цветах, улицы их любимого города давно не видели такого энтузиазма. Еще один указ Асаньи дал депутатам от Каталонии право выбрать свое собственное правительство. Как и предполагалось, Компаньс и его друзья одержали триумфальную победу и вернулись в Женералитат. Трибунал конституционных гарантий счел незаконным приостановление действия Каталонского статута. Тем временем Асанья формировал свое правительство. Оно было почти полностью составлено из представителей его собственной партии, то есть левых республиканцев, объединенной республиканской (сам Марти-нес Баррио стал спикером кортесов), «Эскерры» Компаньса (каталонские левые) и галисийских автономистов Касареса Кироги, который, как ив 1933 году, стал министром внутренних дел. Конечно, это было правительство меньшинства, зависящее от большинства в кортесах и своих союзников по последним выборам из Народного фронта.

Новая администрация Асаньи и его министров начала свою работу с призыва к спокойствию. Было объявлено чрезвычайное положение и введена жесткая цензура прессы. По всей стране прошло назначение новых гражданских губернаторов – главным образом членов партии Асаньи. Из-за участия в репрессиях в Астурии генералы Франко и Годед были смещены со своих постов в военном министерстве; первого отправили командовать войсками на Канарские острова, второго – на такой же пост на Балеарах. Правительство приступило к работе по выполнению условий пакта о Народном фронте. Снова стал работать Институт аграрной реформы. От 50 до 75 тысяч крестьян (главным образом в Эстремадуре) еще до конца марта под покровительством института обзавелись своими участками земли. Были представлены на рассмотрение и другие меры, связанные с указом об амнистии. Среди них, в частности, предписание хозяевам принять обратно на работу тех, кого они выгнали после стачек 1934 года, а также компенсировать им потерянную зарплату. Вместе с этим хозяевам предоставлялся выбор: взять ли человека на прежнее место или выплатить ему компенсацию. Эта непростая ситуация говорила об отношении нового правительства к испанской индустрии. В результате всех этих мер стоимость песеты упала, ведущие финансисты стали переводить свои средства из страны и уезжать сами³.

Но эти трудности оказались незначительными по сравнению с другими угрозами закону и порядку. С момента выборов по всей стране прокатился вал насилий, убийств и поджогов. Частично он был вызван вспышкой бурной радости со стороны левых, освобожденных из тюрем или, по крайней мере, из-под власти CEDA и радикалов. Чувствовалась тут и продуманная работа фаланги, решившей усугубить хаос в Испании, что позволило бы оправдать установление жестокого режима. Хосе Антонио Примо де Ривера потерял свое место в результате выборов и, соответственно, уже не столь благодушно относился к идее демократических институтов. В конце февраля 1936 года фаланга насчитывала по всей Испании приблизительно 25 тысяч членов, что, впрочем, никак не сказывалось на размахе ее провокаций. Вооруженные ручными пулеметами, сеньоры из фаланги разъезжали на машинах, делая все, чтобы усугубить беспорядок: от покушения на убийство автора Конституции республики, юриста, придерживающегося социалистических взглядов Хименеса де Асуа до поджогов церквей – их можно было списать на анархистов. Вооруженные члены FAI и CNT по-прежнему решительно держались в стороне от режима. Они продолжали верить, что свободу им даст «энциклопедия вместе с пистолетом», то есть свободу от любого политического бремени. Неудачи республики давали им то же радостное удовлетворение, что и фалангистам. И «пистолерос» с обеих сторон продолжали вести совместную работу, особенно против социалистов, которые, продолжая с отвращением относиться к фалангистам, считали их «пособниками FAI».

Неприязнь и ссоры двух самых больших профсоюзов в Испании, CNT и UGT, достигли апогея в первой половине 1936 года. Разные воззрения на стачечную борьбу повлекли за собой непрекращающиеся перестрелки. Но даже не это было основной темой споров в среде рабочего класса Испании. Ибо старые распри внутри социалистической партии между Прието и Ларго Кабальеро, которые скрывались с 1917 года, сейчас вышли на поверхность. После выборов Ларго Кабальеро вдохновился близкой возможностью революции и реальностью, как ему казалось, прихода к власти. И наконец, он был сплошь окружен льстецами из числа его друзей в Испанской коммунистической партии⁴. Они стали называть его испанским Лениным. Этот опытный муниципальный советник и профсоюзный работник был просто в восторге от явно не подходящего ему прозвища. Поскольку голоса его партии привели к власти правительство Асаньи, Ларго Кабальеро, объезжая Испанию, выступал перед ревущими толпами с театральными пророчествами о близости революции. Реальная политика Ларго Кабальеро, без сомнения, была куда сдержаннее, чем его апокалиптические выступления. Но доподлинно этого никто не знал. Ларго продолжал спорить с Прието, который по-прежнему придерживался реформистских взглядов. Выразилось это, в частности, в том, что стали выходить две социалистические газеты, контролируемые соответственно Ларго и Прието: «Кларидад» и «Эль Сосьялиста».

В то время как противоречия левых (хотя в то же время они были безоговорочно уверены, что будущее принадлежит им) продолжали стремительно нарастать, весной 1936 года правые и остатки центристов начали обретать общий язык. Объединенные общими опасениями о грядущей волне насилия со стороны левых, которая потрясла бы все испанское общество, члены CEDA, армейские офицеры, карлисты, монархисты, мелкая и крупная буржуазия и даже радикалы, сторонники Лерру, – словом, все пришли к единому мнению, что правительство Асаньи напоминает Временное правительство Керенского перед приходом большевиков к власти в России 1917 года. Оппозиция установила контакт с этими группами, чей альянс на выборах затруднил ее победу. Поражение центра (включая почти стопроцентный уход радикалов) было самой заметной приметой последних выборов. Потерял место даже сам Лерру. После победы Народного фронта несколько членов центристских групп помедлили, по крайней мере, с тактической поддержкой правых. По сути, CEDA продолжала оставаться самой большой партией в кортесах⁵. Но ее неудача в попытке завоевать полную победу заставила многих из тех, кто поддерживал CEDA на первых порах, предположить: а не является ли вообще фикцией стремление создать партию христианской демократии? Место Хиля Роблеса как «хефе» среднего класса Испании, светлой надежды правых занял куда более опасный и неразборчивый в средствах Кальво Сотело, который стал главным оратором от оппозиции на заседаниях кортесов. Но в ту бурную весну уже мало кто из испанцев считал, что стоит возлагать на кортесы большие надежды⁶.