Хэйлоу Саммер
Истинный принц
– Он и его гости, – добавляет карлик с рыжей бородой. А потом, как и другие гномы, косится на потолок.
– Вернемся к Королю-Призраку, – продолжает главная гномиха. – Он добросовестно выполнял свою великую задачу, но не все подданные были согласны с его планами. Некоторые колдуны и ведьмы старой веры восстали против него, потому что не хотели просто так оставлять мир императору и современным колдунам, предпочитая сражаться с новым временем. Они ожидали, что Король-Призрак возглавит эту битву, но он этого не сделал. Если бы он серьезно отнесся к трем могущественным колдунам, которые плели против него интриги, все могло бы закончиться хорошо. Но он отвлекся. Потому что в один прекрасный день, когда он в очередной раз посещал нас, встретил здесь человеческую девушку и влюбился в нее по уши.
– Девушку, которую вы заманили сюда своим заколдованным хлебом, чтобы она работала на вас?
– Ну, может, вначале мы немного и поспособствовали этому, – говорит гномиха. – Но она оставалась с нами долгие годы, потому что ей здесь очень нравилось!
Я не возражаю, хотя мне интересно, что такого восхитительного в том, чтобы жить год за годом в доме гномов и обслуживать этих семерых маленьких людей. Но допустим, я ведь тоже много лет заботилась о своей семье и была довольна своей жизнью.
– Только ради того, чтобы быть с ней, Король-Призрак пренебрегал своими обязанностями. Из-за нее он совершил слишком много поездок в мир людей и стал невнимательным. Упустил из виду, что его враги разработали план, призванный лишить его силы. Три волшебника, возглавлявшие восстание, могли изменять свой облик, поэтому их называли многоликими. Как и сейчас, они действовали тайно, и их трудно разоблачить. Их план заключался в том, чтобы дать Королю-Призраку яблоко, которое погрузило бы его в глубокий сон. Если бы он заснул, его живая кровь держала бы открытыми врата между человеческим миром и миром духов, и он больше не смог бы сражаться с мятежными ведьмами и колдунами. Многоликие присвоили бы его власть и правили бы вместо него.
– Но у них ничего не вышло? – спрашиваю я.
– Случилось кое-что похуже, – мрачно продолжает гномиха. – Кинипетский император узнал об измене через своих шпионов и составил собственный план. Он тайком напитал яблоко смертельным ядом. Когда Король-Призрак укусил его, яд попал в его кровь, и он умер.
– Умер? – потрясенно спрашиваю я. – Совсем?
Гномы кивают, и по их лицам я вижу, что они еще не пережили эту потерю, хотя, должно быть, это случилось много лет назад.
– То есть… Император убил Короля-Призрака?
– Не он лично, – отвечает главная гномиха. – Но убийство произошло по его поручению. Тебе следует знать, что в те дни бушевала ожесточенная война между мятежными ведьмами и колдунами старой веры и императором. Многоликие, пытаясь свергнуть императора, привлекли на свою сторону множество людей и других существ. Они участвовали в набегах и ослабляли Империю, где и как могли. Однажды совершили покушение на сына императора, который был тогда маленьким мальчиком. С этого момента император был полон решимости искоренить старую веру вместе с ведьмами и колдунами, которые ее представляли.
Я просто в шоке. Я и не знала, что это волшебники старой веры хотели убить Испе́ра.
– Ядовитое яблоко позволило императору схватить и уничтожить древнюю веру на корню. В тот роковой день все изменилось. Король-Призрак безжизненно пал в человеческом мире, и мы перенесли его через затухающие врата обратно в призрачное время. Мы похоронили его тело в укромном месте, украсили гробницу золотом и драгоценными камнями и семь дней и ночей бодрствовали рядом с ним, погруженные в печаль и скорбь. Когда мы вернулись в этот дом, было уже поздно.
Шестеро других гномов издают тихие вздохи.
– Слишком поздно для чего?
– Со смертью Короля-Призрака врата между Царством призраков и человеческим миром закрылись. Здесь, где стоит наш дом, пересекалось несколько путей, ведущих в мир людей. Этих путей больше нет. Теперь только призраки могут переходить границы. Подобно духу нашей лисицы, которую мы послали, чтобы убедиться в правильности человеческого мира.
– Но я не призрак, – возражаю я. – И тем не менее перешла границу.
– Да, к сожалению, – бурчит беловолосый гном, которого я втайне окрестила Брюзгой. – В этом-то и проблема.
– Можно подумать, – говорит старшая гномиха, – будто мы, гномы, непременно хотим вернуться в человеческий мир и поэтому с нетерпением ждем переворота, но это не так. Мы мирные гномы, какие бы истории о нас ни рассказывали. Нет никакой необходимости в новой схватке между старыми и новыми волшебниками. Но, к сожалению, все уже началось. Граница стала дырявой и скоро разорвется.
К сожалению, все уже началось. Так было написано и в письме, которое я нашла в снежном буке. Впрочем, там не было приписки «к сожалению».
Старшая гномиха глубоко вздыхает, потому что явно собирается объявить мне что-то очень важное, но Брюзга внезапно выступает вперед:
– Ты зря тратишь на нее время, – ворчит он. – Мы должны сделать так, чтобы она навсегда исчезла с лица земли. Так будет лучше для всех.
И что мне делать теперь? Разве главная гномиха не подчеркнула, что они мирные существа, какие бы истории о них ни рассказывали? Я пытаюсь вспомнить сказки моей матери, в которых время от времени попадались и гномы. Думаю, гномы обычно играли в них довольно посредственную роль. Они были жадными и обладали большой властью, потому что ежедневно спускались в глубины Матери-Земли и копались там. С другой стороны, они не убивали молодых женщин. За это отвечали демоны и жадные полудухи.
– Она даже не ела с наших тарелок, – говорит главная гномиха Брюзге. – Как ты собираешься заставить ее исчезнуть? – С примирительной улыбкой на губах она снова поворачивается ко мне. – Его предложение было чисто гипотетическим и в любом случае провалилось бы из-за его неосуществимости. Можешь быть совершенно спокойна.
– Нет, не могу. Сначала вы присылаете мне то письмо, а потом…
– Письмо не от нас, – прерывает меня старшая гномиха. – Оно было послано тебе приверженцами древней веры, которые по всему миру восстают против императора с момента твоего замужества. Они думают, что твоя связь с сыном императора – часть плана, состоящего в том, что ты уничтожишь императорскую семью, откроешь врата в царство Короля-Призрака и воскресишь старую веру.
– Я? Почему я-то?
– Ну, потому что ты – дитя из пепла! – восклицает гном с кустистой рыжей бородой. – Это же ты должна знать.
– Тихо, тихо, – приказывает гномиха рыжеволосому карлику. – Она наполовину человек. Люди часто соображают чуть медленнее.
– Но не ее мать! – возражает Брюзга.
– Моя мать? – озадаченно спрашиваю я.
– Мы вернемся к этому через мгновение, – говорит старшая гномиха. – Просто слушай меня, и все поймешь: император убил Короля-Призрака, полагая, что победил. Древняя вера канула в небытие, и связь с призрачными мирами прервалась. Последние оставшиеся в живых древние колдуны и ведьмы ослабли. Многие умерли суровой зимой, последовавшей за смертью Короля-Призрака. Твоя мать и сумасшедший мельник – лишь двое из них. Но один слух сохранился: поговаривали, что несколькими годами ранее Король-Призрак и его человеческая возлюбленная произвели на свет ребенка, который был тщательно скрыт от мира и императора. Его назвали дитем из пепла, потому что однажды оно воскреснет подобно фениксу из сожженных останков почти утраченного времени, чтобы вернуть древнюю веру в мир. То дитя из пепла – ты.
Я хватаю ртом воздух.
– То есть… вы хотите сказать… здесь, в этом доме… Король-Призрак влюбился в мою мать?
– До нее дошло! – ехидно усмехается Брюзга. – Не прошло и года.
– Как бы то ни было, – продолжает главная, – само твое существование ставит мир под угрозу. Проблема заключается в крови Короля-Призрака, что течет по твоим венам. Из-за нее возникают дыры в границах. С каждым годом, пока ты становишься старше, те древние ведьмы и колдуны, до сих пор существующие в человеческом мире, становятся все сильнее – в том числе и те три волшебника, коих прозвали многоликими. Они выманивают через образующиеся лазейки всевозможных демонов и злых существ, и как только границы будут полностью разорваны, – что произойдет очень скоро, если ты продолжишь жить, – древние колдуны пойдут на императора с войной. Тогда мы, гномы, будем свободны и сможем пойти куда захотим. Но какой ценой? Император вторгнется в наши владения и разрушит этот пограничный пост, который является нашей родиной. Война уничтожит последние прекрасные места былых времен и прогонит добрые души, которые в них живут.
Я пытаюсь осмыслить эти откровения с той скоростью, с которой они мне преподносятся, но это трудно. Боюсь, разговоров о том, что меня вообще не должно существовать, слишком много.
– То есть письмо мне прислала троица злых древних колдунов? Многоликие?
– Вероятно.
– И чего они от меня хотят?
– Для них ты всего лишь средство достижения цели, – говорит гномиха. – Только не думай, что они хотят сделать тебя своей королевой. Даже если не принимать во внимание то, что ты – наполовину человек и никогда не сможешь обладать силой своего отца, следует помнить, что древние ведьмы и колдуны против того, чтобы кто-либо когда-нибудь управлял ими. Они сами хотят быть у власти. Тебя они собираются сделать своим орудием – марионеткой в игре против императора. Такой же, каким должен был стать Король-Призрак.
– Терпеть не могу древних ведьм и колдунов.
– О, среди них есть и добрые души, но они живут уединенно и ни во что не вмешиваются. А те, кто настраивает людей против императора, – злобные подстрекатели. Твое существование наполняет их новыми силами, и ты ничего не можешь с этим поделать. Разве что умереть.
Я не могу принять такое решение, поэтому лихорадочно ищу другое. Может, мне удастся выяснить, кто такие эти многоликие. Если узнаю, кто они, я могла бы с ними сразиться. Или попросить, чтобы это сделал кто-то другой.
– Мне нужны их имена! – говорю я. – Вы должны рассказать мне, как найти этих трех опасных волшебников.
– Их не зря называют многоликими, – отвечает гномиха. – Никто не знает, как они сейчас выглядят и какие имена носят. Используя магию, они мешают призракам, которых мы посылаем, их распознать. Они действуют очень осторожно: все их следы обрываются еще до того, как выясняется их происхождение.
Пока впитываю эту печальную информацию, я смотрю на светящуюся лису, которая все еще неподвижно сидит на маленьком стульчике и наблюдает за мной. Так значит, она – призрак, которого гномы посылают шпионить за другими людьми. В том числе и за мной. В моем доме.
– Почему ваш призрак внезапно оказался в камине, когда моя фея бросила письмо в огонь?
– Наша лисица, которую мы попросили присмотреть за тобой, поняла, что в письме сокрыта какая-то злобная магия. Она тщетно пыталась ослабить ее, но, к счастью, почтенной мастерице древней веры, которая направляет и защищает тебя, удалось уничтожить письмо и скрытые в нем силы. Заклинание, созданное ею, оказалось настолько мощным, что расколдовало даже нашу лисицу. Ее тень стала видимой, и ей пришлось вернуться к нам, в призрачное время.
Почтенная мастерица старой веры, которая направляет и защищает меня? О ком они говорят? Уж не о моей ли фее-крестной? Тут, должно быть, какая-то путаница, но прежде, чем успеваю заявить об этом, на верхнем этаже снова ухает филин. Его вопль так сказочно-печален, что мои собственные проблемы кажутся совершенно безобидными, хотя это совсем не так.
– Это сумасшедший мельник, – поясняет старшая гномиха. – После смерти его душа переселилась к нам. Он ужасно скорбит по Королю-Призраку и так и не смог смириться с его смертью.
Я указываю на сияющую лисицу.
– А она? Она тоже чья-то заблудшая душа?
– Ты не знаешь, кто она? – восклицает Рыжебородый. – Ты что, совсем не слушаешь, когда твоя почтенная мастерица древней веры тебе что-то объясняет?
Я морщу лоб и молчу. Ну да, я частенько пропускаю мимо ушей то, о чем говорит фея-крестная, особенно когда та рассказывает всякие непонятные вещи, да это и к лучшему. Кроме того, она никогда не упоминала о светящейся лисе, и увидев вчера ее черные очертания, как и я, подумала, что перед нами злой дух.
– Лисица тоже была великой волшебницей, – говорит гномиха. – Она была мудрой женщиной старой веры. Твоя фея-крестная – ее внучка.
Меня поражает вспышка осознания, за которой следует вторая вспышка, которая чуть не заставляет меня рассмеяться. Все, что эти гномы знают обо мне и моей крестной фее, им поведала светящаяся лисица! А поскольку эта лисица – покойная бабушка моей тщеславной, самолюбивой феи, она никогда не расскажет гномам, какая на самом деле ее внучка неудачница. Она описывает свою внучку гномам, как чрезвычайно великую волшебницу, хотя только вчера моя фея призналась, что ей так и не удалось войти в контакт с духом своей бабушки. И это притом, что призрак этой самой бабушки все время присматривал за нами!
– А, ну конечно, – говорю я, бросая на лисицу изучающий взгляд. – Бабушка моей почтенной феи. Надеюсь, ее призрак сможет проводить меня домой. Пора бы мне вернуться в мир людей.
Но гномы, кажется, смотрят на это скептически.
– Стоит попробовать, – говорит, наконец, главная гномиха. – Ты перешла границу один раз, возможно, тебе удастся сделать это и во второй. Но прежде, чем ты уйдешь, у нас к тебе будет одна просьба.
Эти слова она почти шепчет. Я знаю этот тон: таким голосом говорит моя фея, когда отдает мне свои списки покупок якобы для того, чтобы посыльному, который приносит товары, не пришлось ходить дважды. На самом деле она заказывает все, что только можно, за счет Испе́ра. Во всяком случае, я не помню, чтобы она заплатила хоть одну медную монету за все те вещи, с которыми на цыпочках исчезала из кухни, едва посыльный успевал поставить туда коробки.
– Да, в чем дело? – очень вежливо спрашиваю я.
– Было бы неплохо, если бы ты избавила нас от своей магии.
– От моей магии? – в замешательстве повторяю я.
– От твоей магии дома и очага, – нервно поясняет Рыжебородый. – Вместо того чтобы есть из наших тарелок и пить из наших чашек, ты сплела свое собственное заклинание! Это было очень нагло с твоей стороны.
– Что-что я сделала?
– Она безгранично глупа, – с мерзкой усмешкой говорит Брюзга. – Еще большая тупица, чем утверждала лиса.
Лиса! Мало того, что эта женщина совершенно нелепым образом героизирует свою внучку, так она еще и называет меня тупицей!
– Ты вычищала здесь все, как безумная, – говорит Рыжебородый. – Каждый уголок этого дома осквернен твоим присутствием. К счастью, дров ты не нашла, а то еще и очаг бы присвоила.
Я не имею ни малейшего представления, о чем говорит этот парень. Но поскольку на всех без исключения лицах вокруг себя вижу обиду и укоризну, понимаю, что этот карлик, наверное, говорит правду. Мой взгляд останавливается на сияющей лисице, и та – в этом я полностью уверена – тихо усмехается про себя. Значит, магия дома и очага. Постепенно начинаю осознавать, почему никогда не хотела нанимать кого-то, кто стал бы убирать мой дом и обслуживать меня.
Глава 7
В благодарность за то, что я освобождаю их от своей магии дома и очага (к счастью, мне нужно просто сказать вслух, что я делаю это), гномы раскрывают мне то, чего я предпочла бы не знать. Если это вообще правда.
– Остерегайся принца, – советует мне главная, открывая входную дверь, чтобы я могла выйти вместе с лисой в ночь. – Он не тот, за кого себя выдает.
– Он не принц?
– Он не твой муж.
Я впадаю в ступор.
– Как такое может быть? Я вышла за него замуж. Даже присутствовала при этом, так что могу утверждать это с абсолютной уверенностью.
Гномиха качает головой так, словно знает об этом больше меня.
– Нет, вы не женаты. Спроси у него! Он поймет, о чем ты говоришь.
– Но я сама не знаю, о чем буду говорить. Почему бы тебе просто не объяснить мне, в чем дело?
– Это его тайна. Природа тайн заключается в том, что нельзя раскрывать их против воли владельца, не взвалив на себя вину. Поэтому попроси его добровольно открыть тебе этот секрет. Если он любит тебя, то сделает это.
С этими словами гномиха с удивительной силой выталкивает меня за порог и захлопывает за мной дверь. Что ж, они рады, что наконец избавились от меня!
– Ты говоришь? – спрашиваю я у светящейся лисицы, которая рысью бежит впереди меня в темный лес. Она игнорирует мой вопрос и хранит молчание. Бьюсь об заклад, она умеет говорить, но упряма, совсем как ее внучка. – Моя фея вовсе не почтенная мастерица древней веры, – сообщаю я. – И ты это прекрасно знаешь. Я не хочу называть ее дилетанткой, потому что иногда ей удается сделать что-то значительное, но не может идти и речи о том, чтобы…
Лисица резко поворачивается, и я теряю равновесие. Вскоре весь лес вспыхивает, и лисица исчезает, словно ее поглощает черная тень. А я, делая следующий шаг, внезапно возвращаюсь обратно – в Запретный Лес зимнего человеческого мира.
Мне требуется некоторое время, чтобы привыкнуть к свету множества факелов, которые освещают лес. Везде, куда ни глянь, толпятся солдаты. Мне хочется идти быстрее, но ноги не слушаются. Они непривычно громоздкие и тяжелые, словно я вдруг разучилась ходить.
Мне холодно, несмотря на костры, которые разожгли солдаты, потому что пальто, шапку и шарф я забыла в Царстве призраков. К тому же откровения гномов перевернули мой мир с ног на голову. Многое из того, во что я верила всю жизнь, оказывается иным, что выбивает у меня почву из-под ног. В плане эмоций, я имею в виду. Настоящая земля остается там, где она есть, пока я шаг за шагом продвигаюсь навстречу кострам.
Солдаты замечают меня, и теперь их крики разносятся по пустынному лесу. Не успеваю я достигнуть первого человека, как Испе́р проталкивается сквозь солдат, вооруженных, как и их предводитель, с головы до ног, словно они собрались на войну. Но когда принц узнает меня, выражение его лица расслабляется. В мгновение ока он оказывается рядом со мной и заключает в свои объятия. Его тепло нравится мне. Мне все в нем нравится.
– Почему тебе всегда нужно настолько перебарщивать? – спрашивает он, гладя мои волосы. – Я сказал: проверь, сможешь ли ты заглянуть на ту сторону. Я не сказал: прыгай и оставайся там шесть дней!
– Шесть дней? – в ужасе переспрашиваю я.
Вместо того чтобы что-то ответить, он оставляет поцелуи на моем лице, что, конечно, очень приятно, но от этого кровь бросается в голову, и я больше не могу устоять на ногах. Он удерживает меня, когда обмякаю в его руках, и осторожно сажает меня на землю.
– Шесть дней? – спрашиваю я еще раз. Никак не могу в это поверить!
– Да, шесть дней, – говорит он. – Время там течет иначе.
– Это объясняет, почему я на грани голодной смерти.
Солдаты приносят одеяла и горячий чай. А еще суют мне в руку влажную губку. Я в нерешительности смотрю на нее.
– Съешь это! – просит меня Испе́р. – Тебе станет лучше.
Я машинально набиваю губкой рот. Она напоминает пересоленный яблочный пирог, – должно быть, императорский повар, потянувшись к сахарнице, перепутал ее с солонкой. Мне приходится бороться с этим вкусом, но едва первый кусок достигает моего желудка, ему становится невероятно хорошо, и ноющее чувство пустоты проходит.
– Не помню, чтобы когда-нибудь раньше ела настолько неудачный пирог.
– Это не пирог, любовь моя, это шедевр нашего создателя рецептов лечебной магии. То, что он производит, редко бывает вкусным, однако лучших укрепляющих хлебов, лечебных супов, утешительного печенья и согревающих паст ты не найдешь нигде. Даже такое своенравное дитя Амберлинга, как ты, отреагирует на его снадобья.
И ведь правда. Внезапно мне становится удивительно хорошо! Как будто мое сердце – раскаленный камин, а живот – уютно свернувшаяся спящая кошка. Я слышу, как она мурлычет. Всем телом.
– Что стало с вампирами? – спрашиваю я. – Тебе удалось убежать?
– Лучше спроси, удалось ли сбежать вампирам. После того как ты исчезла, и они стали по-настоящему навязчивыми, мне пришлось прибегнуть к решительным мерам, чтобы удерживать их на расстоянии. Вскоре мне на помощь прибыл патруль, и вампиры отступили. Сейчас они, скрипя зубами, прячутся в тенях леса, обеспокоенные тем, что мы осаждаем их территорию. Но теперь ты здесь, и мы сможем покинуть места их обитания уже сегодня ночью.
– Тебя не ранили?
– Ну, я получил несколько ядовитых царапин, и мне пришлось съесть порцию по-настоящему отвратительного лечебного супа. Но после мне стало лучше. Гораздо большей проблемой стало твое исчезновение. Мы обязательно должны держать это в секрете, слышишь? Если мой отец узнает об этом, ты умрешь.
Я оглядываюсь по сторонам. По крайней мере, солдат двадцать бегают по лесу и в курсе случившегося.
– Они подчиняются мне, а не императору, – объясняет Испе́р. – Пока я успешно преследую противников моего отца, они будут доверять моим решениям и молчать. Тем не менее мы в беде. Вообще-то я должен бояться тебя, а ты – меня.
– Я знаю, – говорю я. – Мы враги.
– Так видится со стороны. Но нам известно другое, ведь правда?
Он гладит мои руки и преданно целует в лоб. Я предпочла бы оставить эти ласки безо всяких возражений, но бдительность главной гномихи не дает мне покоя.
– А правда, что у тебя есть тайна? – спрашиваю я. – Та, что касается меня и очень обременяет тебя?
Он перестает меня целовать, задумчиво смотрит мне в лицо и, кажется, совсем не радуется моему вопросу. Потом едва заметно кивает.
– Я слушаю? – напираю я, потому что он не делает никаких попыток что-либо мне объяснить.
– Не сейчас, – отвечает он. – Мы должны вернуться домой. Твоя фея чуть не сошла с ума от беспокойства, а твои сестры рыдают с утра до ночи.
– Этци рыдает? – удивляюсь я. – Вот уж не верю!
– Рыдает-рыдает, но только из-за того, что я запретил барону появляться у вас дома. Кроме того, с тех пор как ты исчезла, твоих сестер не выпускали на улицу, и это тоже на них сказалось.
– Ты запер моих сестер дома?
– Не сердись, моя Лунолицая. За последние шесть дней мне пришлось изрядно потрудиться в Амберлинге, чтобы найти убийцу и его помощников. Если бы твои сестры выходили на улицу, мои враги могли бы напасть на них или похитить, чтобы оказать на меня давление. К тому же, по официальным данным, ты болеешь, и твоим сестрам необходимо находиться дома из-за опасности заражения.
– А почему ты выпроводил барона? Из-за предполагаемого риска заражения или чтобы мои сестры не проболтались?
– И то и другое. Но прежде всего потому, что этот мужчина меня озадачивает. Понятия не имею, кто он и что он. Разведчики, которых я нанял следить за ним, вернулись через три дня с пустыми руками. Это очень необычно.
– Ты уже расспрашивал его лично?
– Сначала мне нужно узнать о нем больше.
Он помогает мне подняться на ноги, и благодаря пересоленному яблочному пирогу я действительно в состоянии уверенно стоять и ходить. Онклидамия ждет нас на той же поляне, на которой мы высадились шесть дней назад. Только теперь эта поляна окружена солдатами.
– Львиное Сердце тоже находится под домашним арестом?
– Нет, – говорит Испе́р, забираясь в седло.
– Нет? – повторяю я.
– Он исчез, – признается Испе́р. – Последние три дня мы не видели его и ничего не слышали о нем.
– Что? – в ужасе восклицаю я. В моей голове разыгрываются весьма кошмарные сценарии: древние волшебники, возможно, захватили и похитили Львиное Сердце! Возможно, они сейчас держат его в каком-нибудь подземелье, чтобы угрожать мне, что превратят его в плодородный порошок или ветчину из линдворма, если я не сделаю того, что они от меня потребуют.
– Не волнуйся, – говорит Испе́р. – Все в порядке.
– Откуда тебе известно?
– Он переживает фазу любовных страданий, потому что Онклидамия стала относиться к нему холоднее, с тех пор как любовные чары утихли.
– Да что с ней такое? – укоризненно спрашиваю я. – Сначала она морочит ему голову, а потом отворачивается? Кто так делает?
– Это часть ритуала. Так поступают все линдвормы. Она прогоняет его, и он обиженно отступает. Тогда у них появляется время, чтобы осмыслить свои чувства. Когда он вернется из уединения через неделю или две, они оба примут важное решение.
– А именно?
– Хотят ли остаться вместе на всю оставшуюся жизнь или нет. Будем надеяться, что они будут единодушны, иначе один из них будет очень долго страдать от любовных переживаний. Чтобы преодолеть потерю великой любви, линдворму может понадобиться целый год.
– Очень странные брачные игры.
– Видишь? Все это звучит очень по-человечески.
– А что, если с Львиным Сердцем что-то случится, пока он будет отсутствовать?
– Он взрослый дракон. Он может позаботиться о себе.
На этот счет у меня есть некоторые сомнения, но, признаю, в отношении Львиного Сердца я всегда чрезмерно заботлива. Я взбираюсь на спину Онклидамии и усаживаюсь перед Испе́ром. Едва занимаю свое место, он обхватывает меня руками.
– Почти как тогда, – шепчет он мне на ухо. – Тебе не кажется?
Я знаю, что он имеет в виду тот летний день, когда он впервые сбил меня в лесу с ног, а вскоре после этого посадил на свою лошадь, чтобы отвезти обратно на дорогу. Даже тогда он знал больше, чем я, и ничего не рассказал мне.
– Ты должен доверить мне свою тайну, – настаиваю я.
– Да, – отвечает он. – Я сделаю это.
Ледяной воздух холоден, особенно когда Онклидамия взмахивает крыльями, но я не мерзну. Испе́р прижимает меня к груди, укутав мое тело своим плащом. Медленно, но верно Онклидамия набирает высоту, и мы летим вверх, в звездное зимнее небо.
Приятно вернуться домой. Я никогда не знала, что могу творить магию дома и очага, но, когда после почти семи дней отсутствия вхожу в свое собственное королевство, замечаю, как во мне расцветают чудесные силы. Добрые духи бросаются ко мне, тихие и невидимые, каждый угол и каждый кусочек сумеречного света внутри дома говорит со мной без слов. Я благодарна за это чувство. Могу на него положиться независимо от того, что еще произойдет в моей жизни.
На верхнем этаже распахиваются две двери.
– Золушка-а-а-а! – пронзительно вопит Этци. С Наташей на руках и в свободном элегантном халате – я даже не знала, что у нее такой есть – она спускается по ступенькам. – Как ты могла так с нами поступить? Ты всегда думаешь только о себе. Мы с бароном были обречены писать друг другу бесчисленное множество писем! Это был худший период в моей жизни.
Прежде чем я успеваю спросить, был он таким из-за писем барона или его явно выраженной орфографической безграмотности, на верхней площадке лестницы появляется Каникла. Закутавшись в свой плед, она осторожно, шаг за шагом, спускается вниз. По лицу ее бегут слезы.
– Где ты была? – всхлипывая, спрашивает она. – Долго я бы так не выдержала.
Ее горе пугает меня. Неужели Испе́р отказывал ей в добрых дарах королевского повара? Но только я собираюсь привлечь его к ответственности, как дверь в салон распахивается, и навстречу мне, шатаясь, движется моя фея. Видимо, она еще не ложилась спать, а сидела перед камином до двух часов ночи, собираясь с духом при помощи определенных жидких ингредиентов. Теперь у нее заплетается язык, что я понимаю по совершенно невнятному приветствию, похожему на «Воздарим раков».
Моя добрая фея отнюдь не склонна к вспышкам нежности, и все же я ожидаю, что она с облегчением заключит меня в объятия – ведь она знала, где я, и, должно быть, от страха за меня совсем потеряла рассудок. Как бы не так! Прежде чем успеваю осознать, что моя фея задумала, как она уже преодолевает разницу в росте между собой и Испе́ром и раздается удар. Ошеломленная, я смотрю на свою фею-крестную: она отвесила сыну императора звонкую пощечину! И это несмотря на то, что он доставил меня домой целой и невредимой.
– Я проклинаю тот день, когда ты вошел в нашу жизнь! – кричит она, по крайней мере, я подозреваю, что кричит фея именно это, потому что говорит она очень невнятно. – Ты нужен нам здесь не больше, чем деревне – чума! Убирайся отсюда, забирай своих солдат и никогда больше не показывайся!
Испе́р в шоке, как и я. Он делает шаг назад и смотрит на мою фею с изумлением – словно на забавное, неразумное животное, которое, с одной стороны, кажется довольно занимательным, а с другой – может нанести новый удар, что определенно необходимо предотвратить.
– Неужели тебе не понятно, – спрашивает он, – что произошло бы, если бы покушение на Перисала расследовал мой отец? А не я?
Моя фея зажмуривает глаза и враждебно смотрит на него, не отвечая.
– Так я скажу тебе, моя дорогая Леонор: император заковал бы в цепи любого, хоть отдаленно пахнущего древней магией, и ты стала бы одной из первых, кто был бы схвачен. Ну и кому же ты обязана тем, что еще можешь прыгать тут и размахивать своими ручками? А?
– Но ведь можно же иметь собственное мнение, – упрямо шепчет моя фея, но уже кажется намного более кроткой, чем раньше. Меж тем до нее, вероятно, доходит, что кричать на императорского сына и колотить его – не самая удачная идея.
Я пытаюсь разрядить обстановку, заключив мою фею в объятия и крепко прижимая ее к себе. Этот изворотливый, воинственный, никогда не довольный мною монстр-полугном – самая верная подруга, которая у меня есть. Даже если весь мир вокруг меня внезапно сойдет с ума – на нее я всегда смогу рассчитывать.
– Я, кстати, в порядке, – объявляю я фее в моих объятиях. – В доме сумасшедшего мельника время течет иначе, потому-то я и отсутствовала так долго.
– Я была уверена, что тебя забрал Король-Призрак.
– Его больше нет в живых, – говорю я.
– Он еще жив! – восклицает моя фея. – Он постоянно посылает своих духов. Они повсюду.
Пока моя фея не упомянула еще каких-нибудь вещей, о которых Испе́р, возможно, не должен слышать, отправлю-ка я ее лучше спать.
– Отдохни, фея-крестная. Мы все устали и измучены. Завтра мы сможем спокойно поговорить.
Она кивает, выпутывается из моих объятий и, покачиваясь, проходит мимо Испе́ра в свою спальню.
– На кухне еще остался овощной пудинг, – говорит она. – Если ты голодна, можешь его съесть.
Вскоре дверь за ней закрывается, и Каникла, которая уже добирается до нижней ступени вместе со своим пледом, предупреждает меня:
– Ни в коем случае не ешь его! На вкус он премерзкий.
Этци останавливается на лестнице в нескольких шагах от Каниклы и принимает в своем халате элегантную гордую позу.
– А что насчет барона? – спрашивает она. – Ты разрешишь ему появляться в нашем доме, Золушка? Я смогу, наконец, снова кататься с ним в санях?
– Да конечно, – отвечаю я, хотя по лицу Испе́ра видно, что он разрешил бы все иначе.
– Какая радость, – восклицает Этци. – Я сейчас же напишу барону. Кстати, он беспокоился о тебе так же, как и все мы. С тяжелым сердцем часы считать, и к центру жизни подходя – в ночи друг друга обнимать!
