Хэйлоу Саммер
Истинный принц
Глава 5
Львиное Сердце стоит перед хлевом как ягненок, взнузданный, оседланный и с таким выражением на морде, будто съел несколько галлюциногенных насекомых.
– Ты его околдовал?
– Не я, – отвечает Испе́р, – Онклидамия.
Он указывает на великолепную черную линдвормиху, которая при солнечном свете выглядит гораздо впечатляюще, чем ночью. Дракониха пристально смотрит на Львиное Сердце своими голубыми глазами, словно хочет поглотить его ими. Раньше я думала, что линдвормы не умеют улыбаться, но морда Онклидамии показывает мне, что я ошибалась.
– Не понимаю! Еще сегодняшней ночью они хотели поубивать друг друга!
Испе́р взлетает в седло.
– Ты, верно, ничегошеньки в линдвормах не смыслишь, – говорит он.
– А как иначе? – вопрошаю я, вскарабкиваясь в седло Львиного Сердца. – В Амберлинге ведь только один линдворм – тот, что принадлежит мне.
– Да, это интересно, – соглашается Испе́р. – Линдвормы – животные, заряженные очень сильной магией, а вы здесь, в Амберлинге, кажется, инстинктивно избегаете таких вещей.
– Прежде чем вы взлетим, – говорю я, – ты должен объяснить мне две вещи. Во-первых, зачем ты окружил мой дом солдатами? Я хочу, чтобы эти люди перестали тереться животами о мой забор и с подозрением оглядывать все, что происходит за ним. А то я чувствую себя очень некомфортно.
– Это только для твоей защиты.
– Единственный враг, который побеспокоил меня, – это призрак лисы, который исчез в котелке и которого больше никто никогда не увидит, и, позволь заметить, мы с моей феей-крестной сделали это сами, без всякой твоей помощи. Потому что мы здесь, в отсталом Амберлинге, очень хорошо вооружены против таинственных врагов императора – в отличие от господ в форме на моем пороге, которые, вероятно, не заметили бы лиса, даже если бы он помочился на их идеально отполированные сапоги! Итак, ты собираешься отозвать своих людей или нет?
– Нет. А что во-вторых?
Такая неслыханная наглость лишает меня дара речи. Я молча пялюсь на него, а он улыбается мне в ответ – примерно так же соблазнительно, как делает это Онклидамия, которая все еще смотрит на Львиное Сердце.
– Ты сказала, – напоминает он, поскольку я продолжаю молчать, – что я должен объяснить тебе две вещи. Исправь меня, если я что-то пропустил, но…
– Да, да, да! – перебиваю его я. – Во-вторых, что ты обсуждал с моей феей? Пока я об этом не узнаю, никуда с тобой не полечу.
Я уже прочно сижу в седле и чувствую беспокойство Львиного Сердца. Он хочет взлететь и развеяться в этот прекрасный зимний день. Боюсь, что, если я подожду еще немного, он может пренебречь моими желаниями и взлететь без разрешения. Кроме того, солнце припекает, и мне, одетой в шапку, пальто и шарф, становится все жарче и жарче.
– Она очень подробно рассказала мне, что произошло вчера вечером, – отвечает Испе́р. – Твоя фея упомянула о доме с гномами, который явился ей в видении, когда из котелка вышел пар. Вот туда мы сейчас и направимся.
– Хочешь сказать, она добровольно поведала тебе об этом?
– Ну, – говорит он, – она рассказала. Ты постоянно забываешь, с кем имеешь дело. Я опасный волшебник, который знает, как управлять противником.
– С помощью магической силы.
– С помощью хитрости. В случае с твоей феей я не применял насилия, потому что она практически принадлежит к моей семье.
Я хмурюсь.
– Откуда ты знаешь, где этот дом с гномами?
– Раньше это был дом сумасшедшего мельника. Твоя фея узнала его. Она несколько раз навещала мельника вместе с бабушкой, когда была еще совсем маленькой девочкой.
– И она с детства помнит дорогу? Вплоть до сегодняшнего дня?
– Нет, но шпионы императора, естественно, знают, где когда-то жил сумасшедший мельник. Он был сторонником древних верований и, следовательно, нашим врагом. После того как тот умер – кстати, той же зимой и от той же лихорадки, что и твоя биологическая мать, – мы следили за местом, где он жил. Дом казался покинутым, но это, как оказалось, было заблуждением. Никто из наших разведчиков не заметил гномов, входящих в дом или выходящих оттуда.
– Ага.
– Самое коварное в этом доме то, что мы не можем его видеть. Он спрятан где-то между поселениями двух вампирских племен в труднодоступной части Запретного Леса. Мы видим только границу, которую сумасшедший мельник когда-то провел вокруг своего дома. Мы наблюдаем за ней. Сам дом, вероятно, существует только в Царстве призраков.
– И что нам там нужно, если мы даже не можем добраться до дома?
– Я полагаю, – отвечает Испе́р, – у дочери нечестивых есть средства, чтобы найти этот дом, которые мне неведомы. Вот почему мы идем туда вместе.
Солнце припекает мне нос, и несколько сосулек, оторвавшись от дерева над нашими головами, сверкая, летят к земле.
– Если враг императора так безумно опасен, – говорю я, – не будет ли полнейшим безрассудством пробираться прямо в логово противника? Тем более что моя фея с малых лет втолковывает мне, что обычные люди, вступающие в Царство призраков, играют с жизнью и смертью.
– Мы не собираемся туда входить. Я просто хочу знать, сможешь ли ты заглянуть в это призрачное место.
– А что, если смогу?
Испе́р понижает голос:
– Тогда мы никому об этом не скажем.
– Потому что?..
– Потому что в противном случае мой отец забудет о том обещании, что дал мне. Он больше не будет воспринимать тебя с равнодушием, он решит, что ты – враг, и, соответственно, будет сражаться.
– Скажи ему, чтобы он поберег свои силы! Мне не нужны враги, вражда – это так обременительно.
– Верю тебе на слово, – говорит Испе́р. – Однако его противники выставили тебя на поле сражения в собственных интересах. Вполне возможно, что наша личная связь является следствием плана, придуманного врагами императора. Еще до твоего рождения.
Несмотря на солнце и теплое пальто, я чувствую дрожь во всем теле. Признаю, в моей жизни произошло много странных совпадений. Но что, если это не совпадения?
– Если мы обнаружим, – продолжает Испе́р, – что ты можешь видеть места, где обитают призраки, нам придется любой ценой сохранить наше открытие в тайне и узнать о нем больше. Намного больше! В конце концов, врагов никогда не обезоруживают силой. Их побеждают, познавая их и мотивы, которые ими движут. Это мы и должны сделать. Я доверяю тебе, ты доверяешь мне. Договорились?
Что мне ответить на это? Сообщение Испе́ра заставляет меня ощутить неловкость, в то время как мой взгляд меланхолично задерживается на его идеально изогнутых губах. Львиное Сердце использует этот момент, чтобы, слегка подпрыгнув, взлететь в воздух. Испе́р вместе с Онклидамией немедля следуют за нами.
Холодный ветер свистит у меня в ушах, голубизна неба надвигается с немыслимой скоростью. Львиное Сердце самоуверенно стремится произвести впечатление на Онклидамию, выполняя самые невероятные маневры, поэтому у меня нет другого выбора, кроме как напряженно сосредоточиться на полете, чтобы ненароком не свалиться с его спины. Но это хорошо, потому что у меня не остается времени на другие мысли и заботы. Мое сердце становится невесомым, как перышко, когда мы парим над миром, и каждый раз, когда Львиное Сердце намеренно падает в воздушную яму, отчего у меня в животе что-то ухает и судорожно сжимается, я восторженно смеюсь.
Когда мы добираемся до серо-коричневой границы Запретного Леса, мне приходится обуздать Львиное Сердце и пропустить Испе́ра с Онклидамией вперед, потому что дороги я не знаю. Смущенно, а если честно прямо-таки загипнотизированно уставившись на гибкий хвост породистой драконихи, Львиное Сердце скользит следом за ней.
Поразительно, каким бесконечным кажется Запретный Лес. Мы летим и летим, а он все тянется – до самого горизонта. В этом огромном лесу почти нет ориентиров, но Испе́р, похоже, точно знает, куда лететь, и в какой-то момент начинает снижаться.
Мне с малых лет проповедовали, что человек, который находится слишком далеко ото всех человеческих поселений, в глубине леса теряется. Я не могу разглядеть поблизости ни одного поселения, тем не менее Испе́р непоколебимо готовится к посадке, что совсем не так просто, потому что единственная поляна в чаще еле-еле вмещает в себя двух линдвормов.
За мгновение до того, как Онклидамия касается земли, Испе́р выпрыгивает из седла и приземляется в обледенелый похрустывающий снег. Он знаками показывает мне сделать то же самое, и поскольку я не могу представить, что сын императора преследует какой-то план, который убьет нас обоих, то спрыгиваю и оказываюсь рядом с ним.
Испе́р издает свистящий звук, похожий на мелодию заколдованной флейты, после чего Онклидамия снова поднимается ввысь и исчезает за черными верхушками деревьев. Львиное Сердце тоже разворачивается и улетает следом за ней.
– Он даже не оглянулся на меня! – восклицаю я. – Что она с ним сделала?
– Она выбрала его, – отвечает Испе́р. – Это означает, что с сегодняшнего дня она выделяет секрет, который делает линдвормов-самцов покорными. Не принимай это на свой счет, он просто не может этому противиться.
– Как-то нечестно с ее стороны!
– Эффект ослабевает через три-пять дней. Тогда он снова станет прежним. Обычно после этого происходит спаривание и выясняется, возникло между ними что-то вроде настоящей личной привязанности или нет. Очень похоже на нас, людей, ты не находишь?
– То есть Львиное Сердце спарится с линдвормихой твоего брата? Потому что она его околдовала?
– Нет, не волнуйся. В корм Онклидамии добавляют отвар, который подавляет желание совершать сам акт спаривания. Беременные линдвормихи просто несносны и не используются в качестве верховых животных, поэтому все самки этого вида снабжаются у императора таким отваром, если только они не предназначены для размножения.
Теперь, когда я уже не могу убежать, мне кажется, что мрак леса надвигается на нас. Без своего дракончика чувствую себя потерянной.
– Они вернутся, когда понадобятся нам снова? – спрашиваю я.
– Если я буду в состоянии свистеть, то да.
За поляной царит почти ночная темнота. Осенью деревья сбросили свою листву, но серые листья не смогли улететь далеко: они застряли в тонкой оплетке из веток и сучьев и вместе с листвой предыдущих лет образуют заплесневелый, гниющий слой, покрытый снегом. Холодный воздух, бьющий нам навстречу из глубины леса, пахнет могилой.
– Ты сказал, что дом сумасшедшего мельника находится между поселениями двух вампирских племен, – приглушенным голосом говорю я.
– Он намеренно выбрал это место, чтобы защитить себя от незваных гостей.
– Но дом все равно находится во владениях Царства призраков.
– Раньше пограничные районы были видимы, и путь в Царство призраков был доступен каждому.
– А что мы будем делать, если на нас нападут вампиры?
– Бороться, но надеюсь, до этого не дойдет, – говорит он и берет меня за руку. – Я распространил свое маскировочное заклинание и на тебя. Если все пройдет как надо, мы ускользнем от внимания наших врагов и достигнем границы, не беспокоясь о вампирах, опасных животных, злых духах или безумных Богах природы.
Я крепче сжимаю его руку. Маскировочное заклинание? Что ж, звучит неплохо.
– Нам нужно молчать? – шепчу я.
– Нет, – отвечает он. – Но остерегайся эмоциональных вспышек. Подобную энергию вампиры и дикие звери чуют за много миль.
– Тогда не зли меня.
– Хорошо, – соглашается он, глядя на меня так, что все мое тело трепещет. Или это маскировочное заклинание так ощущается? Будто кто-то влил в меня пунш, который так любит пить моя добрая фея. Внутри становится жарко, а тело жаждет чувственных объятий.
– Подобные чувства им тоже заметны, – предостерегает меня. – Попытайся думать о чем-нибудь другом.
– В смысле? А о чем я думала?
– О чем-то, что окружает тебя такой аурой, которой я почти не могу сопротивляться. Но нам стоит остыть, иначе это действительно будет опасно.
Его слова приводят меня в чувство. Я вообще-то и так уверена, что мы совершаем нечто опасное. Я знаю Испе́ра недолго – и, как сообщалось ранее, не очень хорошо, – но уже сообразила, что он любит ввязываться в приключения, которые другие считают идиотскими и даже самоубийственными. Бьюсь об заклад, наша прогулка – именно такое приключение.
Едва мы покидаем поляну, на земле почти не остается снега. Местность обрывистая; мы бредем в глубь чащи по коричневым коврам из мха, а нагромождения разлагающихся листьев и грязного снега в переплетенных кронах деревьев становятся все выше и выше. Все это время в отдалении какие-то лесные существа воют, хрипят и свистят: эти звуки пробиваются сквозь темноту среди мощнейших стволов деревьев. Надеюсь, ближе они не подойдут.
– А где императорские шпионы, о которых ты упоминал? – спрашиваю я. – Ты утверждал, что они охраняют границу, которую мельник провел вокруг своего дома.
– Они стоят на замаскированных постах по краям участка, по которому мы с тобой сейчас движемся. Место это довольно большое: если идти по прямой, чтобы пересечь весь участок, потребуется час или два. Это означает, что сейчас мы сами по себе. Но если я отправлю сигнал бедствия, они смогут прийти к нам на помощь.
– А далеко еще до дома мельника?
– Не знаю. Он находится где-то в этом месте. Где именно – мы не знаем, потому что не можем заглянуть в Царство призраков.
– Но ты надеешься, что я смогу?
– Надеюсь и в то же время боюсь этого. В зависимости от того, как все закончится, это будет подарком или проклятием.
Эта информация никоим образом меня не успокаивает, но сейчас предпочитаю молчать, потому что меня все больше охватывает ощущение, что мрак вокруг нас пульсирует. Кажется, что даже земля под ногами гудит.
– Что такое? – спрашивает Испе́р, почувствовав, что я замедлилась.
– Разве ты не замечаешь? – спрашиваю я. – Здесь что-то не так, и…
Шум над нашими головами заставляет меня замолчать. Это всего лишь короткий шорох, но он сопровождается холодным затхлым ветерком, который заставляет меня вздрогнуть всем телом. Испе́р всматривается в верхушки деревьев над нами, положив руку на свой меч.
– Вот черт, – бормочет он.
– Что?
– Маскировочное заклинание не покрывает нас полностью. Моя магия мерцает.
– Я же говорю, здесь что-то не так.
Испе́р тянет меня за собой, но уйти далеко нам не удается. Несколько теней падают с крон деревьев на лесную почву и встают у нас на пути. Вампиры с бледными, изголодавшимися лицами. Их взгляды полны удивления и жадности. В широко раскрытых ртах чудовищ я вижу желтоватую белизну длинных острых клыков. Мурашки бегут по всему моему телу, словно ледяной дождь.
– Держись ближе ко мне! – приказывает Испе́р. – И будешь вне опасности.
Я считаю это дерзкой ложью, потому что только навскидку здесь двадцать голодных существ с острыми зубами и когтями, готовых, конечно же, без всяких колебаний высосать всю кровь до последней капли из императорского сына и его жены.
Даже не могу винить их за то, что они хотят напасть на нас. Мы вторглись на их территорию. Нельзя так просто зайти в вольер со львами, а потом волноваться из-за того, что они шипят на тебя и бьют своими когтистыми лапами.
Радужная молния, выпущенная из руки Испе́ра, перелетает от вампира к вампиру, заставляя их – одного за другим – замереть в абсолютной неподвижности. Когда первый ряд нежити становится будто бы окаменевшим, я собираюсь с облегчением вздохнуть, но второй ряд предупрежден и начинает действовать.
Холодный, вязкий туман неестественно быстро ползет по земле, обвиваясь, словно путы, вокруг моей левой ноги. Испе́р отпускает меня, вытаскивает два меча, короткий и длинный, и разрубает туман, словно тот сделан из тонкого стекла.
Туман распадается на тысячи звенящих осколков, что образует странную мелодию, но прежде чем мы успеваем воспользоваться нашей вновь обретенной свободой, трое вампиров подскакивают к Испе́ру и нападают на него с вытянутыми когтями и устрашающими взглядами.
Защищая, он заслоняет меня собой и рубит воздух мечами. Коротким мечом наносит удар первому вампиру в грудь, более длинным – ранит второго в руку. Я отшатываюсь назад, когда в меня, пролетев по воздуху неестественно высокой дугой, врезается фонтан черной крови.
– Вытри ее! – ревет Испе́р, обезвреживая третьего вампира и отбрасывая его на окаменевших собратьев. Те уже начинают оживать, но все еще настолько неподвижны, что опрокидываются, словно конусы, один за другим. – Иначе она разъест твою кожу!
Я очень медленно соображаю, в это время позади меня появляются еще четыре вампира, от которых мне тоже нужно каким-то образом держаться подальше. Торопливо вытираю шарфом брызги вампирской крови с лица, разбегаюсь и делаю огромный прыжок в том единственном направлении, которое еще не перекрыто. При этом я перелетаю через упавшее полусгнившее дерево, на котором растут грибы, похожие на громадные шляпы с обвисшими полями. Пульсация темноты усиливается, когда я лечу по воздуху, пока внезапно она не прекращается, а мое лицо не освещается лучами солнечного света. Тепло и свет кажутся мне нереальными, но прежде, чем успеваю понять, что происходит, вдруг оказываюсь в росистой траве.
Она скользкая. Я теряю равновесие и через мгновение лежу на спине. В растерянности замечаю, что на деревьях над моей головой шелестят зеленые листья. Белка, вцепившись в раскачивающуюся ветку, с любопытством разглядывает меня, вокруг, громко щебеча, порхают птицы.
Я перевожу взгляд в сторону и вижу милую поляну. Мельничное колесо крутится рядом с покрытым соломой домиком, движимое тихо журчащим ручьем. Да, я однозначно где-то в другом месте, но тут, словно по команде, заколдованный участок земли, на который я приземлилась, посылает мне еще и оленя, который радостно скачет следом за розовой бабочкой. Все понятно. Должно быть, я попала в Царство призраков – и тут гораздо красивее, чем в историях, которые рассказывала мне фея-крестная.
Глава 6
Я жду, что гномы, которых я видела вчера вечером в испарениях котелка, выйдут из дома, но ничего подобного не происходит. Либо они меня не замечают, либо их вообще нет дома. Наверное, последнее, потому что все ставни в доме заперты. В любом случае, мне следует поскорее убраться отсюда. Ведь теперь я знаю то, что хотел выяснить Испе́р: я могу не только видеть призрачные миры, но еще и входить в них!
Когда встаю и забираюсь на ствол дерева, поросшего грибами в виде шляп с опущенными полями, белки и оленята с любопытством наблюдают за мной. Мыши, птицы и ящерицы тоже чрезвычайно сильно интересуются моими намерениями, но я не позволяю им себя отвлечь. Я сосредотачиваюсь, делаю глубокий вдох и прыгаю в тень за пределами поляны в ожидании новой встречи с вампирами.
А там… ничего. Во всяком случае, ничего нового. Птицы щебечут, стоит летняя жара. И как мне вернуться назад?
Находиться здесь в зимней одежде уже невыносимо, поэтому я снимаю пальто, испорченный шарф и перчатки и вешаю их на ветку. Потом принимаюсь ползать, перелезать, исследовать ствол дерева, поросшего грибами, сопровождаемая и преследуемая стайкой животных. Я делаю это бесчисленное количество раз, а тем временем к нам присоединяются кролики, еноты и лягушки, которые вполне довольны своей жизнью.
– Как мне отсюда выбраться? – спрашиваю я олененка. – Я хочу вернуться в зиму своего собственного времени.
В ответ животное смотрит на меня простодушными глазами, совершенно ничего не понимая, как и следовало ожидать. Я продолжаю повторять свой вопрос, исследуя всю поляну в поисках границы, которую не могу найти. Мне никто не отвечает, меня не озаряет никакая вспышка вдохновения, но я помню предупреждения моей феи. Сколько раз она говорила, что существуют границы, которые нельзя переступать! Потому что иначе сам станешь призраком и потеряешься навсегда.
Через несколько часов я решаю отдохнуть в доме сумасшедшего мельника. За все то время, что я здесь ползаю, на поляне совершенно ничего не изменилось. Если не считать плеска воды и громкого щебета птиц, здесь идеальная тишина.
Когда направляюсь к дому, животные принимаются прыгать и скакать вокруг меня, словно с нетерпением дожидались этого момента. Я осторожно толкаю низкую дверь, через которую даже моя фея могла бы пройти, лишь пригнувшись, и звери тут же проносятся мимо меня в темную комнатку.
Внутри дома царит могильная тишина, если не считать топота лап и стука копыт моих спутников. Постепенно мои глаза привыкают к полумраку. Мебель в гостиной маленькая, словно предназначена для детей, а в доме царит полнейший беспорядок. Пока я раздумываю, открывать ли ставни или отдохнуть в темноте, громко ухает филин. Его крик доносится с верхнего этажа и звучит так печально, что я чувствую необходимость посмотреть, не случилось ли чего с этой птицей. Нащупываю ступени лестницы, ведущей под крышу, и поднимаюсь по ней.
Навстречу мне льется теплый огненно-красный свет. Он исходит от лисы, которая спит, свернувшись калачиком, на одной из семи маленьких кроватей, установленных на чердаке. Я сразу узнаю лису: это ее искаженную тень моя фея заманила на кухню и изгнала. Но сегодня лиса выглядит мило и безобидно, к тому же – очень красиво светится. На напольных часах, стрелки которых остановились, я замечаю филина. Он сидит там, молча и враждебно наблюдая за мной своими черными глазами.
Поскольку в остальном с ним все в порядке, я возвращаюсь в гостиную и одно за другим открываю все окна, чтобы свет и воздух могли проникнуть в дом. На столе, за которым гномы сидели вчера вечером, стоят семь тарелок и семь кружек. В корзине лежит буханка свежего хлеба, приготовленная для жителей дома, что говорит о том, что они скоро будут дома. Я не горю желанием встречаться с ними, но поскольку самостоятельно найти обратный путь в Запретный Лес не могу, мне волей-неволей придется просить у гномов помощи.
Аромат хлеба непреодолимо манит меня. Внезапно ощущаю такой голод, будто три дня бродила по лесу без еды. При этом я отлично позавтракала: готова поспорить, съеденная мною порция пончиков могла бы прокормить все семейство гномов в течение всей зимы. Следовательно, я должна быть сыта, но это далеко не так. О, этот запах сводит меня с ума!
Я не поддаюсь соблазну, потому что помню рассказы моей матери, в которых слабые люди ели в странных местах что-то, что им не следовало есть. Каждый раз, когда эти люди превращались в жаб, теряли голос, были порабощены демоном или съедены ведьмой, я думала: как можно быть такими глупыми? Я бы никогда ни к чему не притронулась! И только сейчас понимаю, как тяжело приходилось героям этих сказаний.
Чем дольше я сопротивляюсь, тем мучительнее становится чувство голода. Я отвлекаюсь, перемывая грязную посуду, сложенную стопками у корыта с водой. Затем подметаю жилую комнату, в чем она, к слову, чрезвычайно остро нуждалась. Домик гномов уютный, но они, видимо, ходят по дому в сапогах с прилипшими к ним комьями земли. Воистину – из всей той грязи, что я выметаю из комнаты, могла бы получиться отличная грядка для овощей. И все же я благодарна за грязь, потому что, пока избавляюсь от нее, мой голод утихает.
Мои друзья-животные наблюдают за моими усилиями с любопытствующим энтузиазмом и решаются мне подражать. Это забавно, но только добавляет мне работы, потому что они облизывают тарелки, заметают ногами землю под коврики, а пытаясь замочить грязную одежду в корыте для стирки, сами падают туда, и мне приходится их спасать. Я так занята, что время от времени забываю, где нахожусь. В этом и заключается коварство подобных мест. Вы теряете из виду прошлое и будущее, и самое безумное в этом то, что происходящее кажется сейчас настоящим счастьем.
Когда начинает смеркаться, я зажигаю лампы и развожу огонь в камине. Я хочу подкинуть дров, но замечаю, что корзина с дровами пуста, и поэтому отправляюсь на их поиски вместе с корзиной и лампой. В задней части дома нахожу дверь, которая, кажется, ведет в подвал. Предполагая, что найду там еще поленьев, я толкаю дверь, но она не открывается. Она холодная. Ледяная. Словно за ней стоит глубокая зима.
Едва подумав о зиме, вспоминаю, кто я и зачем сюда пришла. Я почти забыла об этом!
Боже мой, если так пойдет и дальше, я навеки останусь в этом заколдованном месте и никогда не найду дорогу домой. Я снова трясу дверь и обыскиваю каждый камень и нишу в поисках ключа, который подошел бы к замку. Но, конечно же, не нахожу.
Камин в доме догорает. Филин на верхнем этаже издает печальный вскрик, когда я сажусь на пол к своим спящим животным. Я думаю об Испе́ре и смотрю на последние язычки гаснущего пламени. Не могу забыть, кто я, пока думаю о нем. Я должна держаться за его образ, тогда со мной ничего не случится. Но мысли о нем превращаются в мечты, а мечты плавно переходят в сон. Я просыпаюсь только когда слышу голоса.
– Она ела из твоей тарелки?
– Нет, не ела! И не пила из моей чашки.
– И в наших постелях она тоже не спит. Ничего не поделаешь. Надо заканчивать с этим, ребята!
Мне этот разговор кажется странным и непонятным, и я открываю глаза. Очень хочу встать, но это не так-то просто, потому что я заснула на полу, а после всей этой чистки и подметания мои конечности напрочь окоченели.
Когда начинаю двигаться, голоса стихают. Все еще сонная, я оглядываюсь по сторонам: сидя на полу, я почти того же роста, что и семь гномов, окружающих меня. Среди них пятеро мужчин и две женщины: я думаю так только потому, что у пятерых гномов длинные бороды, а двое других не имеют растительности на лице и похожи на мою добрую фею. У них такие же крючковатые носы и особо самоуверенные складки вокруг рта.
Семь лиц пялятся на меня так, словно я – опасное животное, которое пробралось из леса в их жилище и от которого они отчаянно хотят избавиться. Кстати, о животных: все мои друзья из леса исчезли. Осталась только лиса, которая днем спала под крышей. Она сидит на одном из маленьких стульев и смотрит на меня. Вокруг того места, где она сидит, распространяется свет, напоминающий свечение раскаленных углей.
– Давайте-ка побыстрее покончим с этим, – говорю я. – Я заблудилась и была бы очень вам признательна, если бы вы объяснили мне, как добраться домой. Кроме того, я не люблю, когда мне присылают проклятые письма с безумными посланиями. Запомните это!
Гномы не реагируют, не удивлюсь, если они вообще глухие. Но младшая из двух женщин-гномов качает головой и бормочет:
– Она не ела из наших тарелок…
Они полностью свихнулись – вот весь ответ! Ну конечно: они посылают мне безумные письма, потому что и сами безумны!
– Зачем мне есть из ваших тарелок? – сердито спрашиваю я. – У меня дома есть свои тарелки, из которых я могу есть, кроме того, в отличие от вас всех, у меня-то с головой все в порядке!
– Успокойся, – говорит пожилая гномиха. – Мы просто удивляемся, как ты смогла противостоять нашей магии дома и очага. До сих пор каждый незваный гость ел из наших тарелок, пил из наших чашек и спал в наших кроватях. Даже молодой Король-Призрак делал это.
– Да, так и было, – подтверждает гном с кустистой рыжей бородой. – Он был еще ребенком, но прошло три месяца, прежде чем заклинание ослабло, и он смог двинуться дальше.
– Вы хотите сказать, – недоверчиво спрашиваю я, – что ваша коварная магия дома и очага чуть не заставила меня застрять здесь на три месяца? Это было бы катастрофой!
– Ничего ведь не произошло, – успокаивающе говорит старшая гномиха. Остальные гномы согласно кивают, что подтверждает мое предположение, что эта гномиха – главарь всей банды и всегда говорит за всех. – Мы точно не заинтересованы в том, чтобы привязать тебя к дому. Раньше, когда врата еще были открыты, мы, признаю, заманивали то одного, то другого гостя, чтобы они помогали нам.
Ты смотри! Вон как гномы экономили расходы на персонал. Хотя это им совсем не требуется, понимаю я, когда смотрю на корзины, которые они втащили в дом. Среди лежащих в них комьев земли отчетливо поблескивает золото.
– Когда молодой Король-Призрак случайно попал в наши руки, мы, конечно, не стали заставлять его работать, – рассказывает глава гномов. – Мы радовались мальчику и баловали его, как если бы он был нашим собственным ребенком. Мы очень любили его, так же, как и он нас, поэтому продолжал возвращаться к нам снова и снова, даже когда повзрослел. С этого и началась беда.
Семеро гномов смотрят на меня так, словно я должна знать, о чем они говорят. Да они, кажется, считают меня просто корифеем в вопросах, касающихся бедствий. Но поскольку я понятия не имею, на что они намекают, наконец спрашиваю:
– Что за беда?
– Что за беда? – передразнивает меня беловолосый гном. – И ты еще спрашиваешь, дурочка?
– Ну-ну, – успокаивает его главная. – Она всего лишь дитя нового времени. Думаю, человеческий мир мало что знает о старых делах.
– Но ведь она… – начинает беловолосый гном, но главная прикладывает палец к губам, и он замолкает.
Тогда она поворачивается ко мне.
– Беда, о которой мы говорим, касается и тебя, и нас. Объяснить тебе, о чем идет речь?
– Да, пожалуйста, я внимательно слушаю.
– Это длинная история. Я даже не знаю, с чего начать… Хм, пожалуй, лучше всего с Короля-Призрака. Он жил с нами в детстве, но с тех пор прошла тысяча лет, и наша история не об этом. Она началась позже, когда умерли родители Короля-Призрака. На него перешло очень тяжкое бремя. В то время он был довольно молод, едва перерос детство. Но уже обладал многовековым жизненным опытом. Призрачные короли и гномы живут куда дольше, чем вы, люди.
Седовласый гном прочищает горло и бормочет что-то в бороду, но главная строгим взглядом дает понять, что ему следует молчать, что тот послушно и делает, хотя и с крайне недовольным выражением на лице.
– К тому моменту, когда Король-Призрак получил свое наследство, – продолжает гном, – сила древней веры в человеческом мире уже стремительно ослабевала. Королю-Призраку, правителю древних созданий, надлежало спасти бесчисленное количество существ, вырвав их из человеческих сфер. Поразительным деянием силы он переместил несколько человеческих королевств, в которых старые силы еще были живы, в Царство призраков. И только Амберлинг не тронул – это королевство осталось видимым в человеческом мире как последняя и самая могущественная твердыня древней веры. Через Амберлинг Король-Призрак мог посещать людей, это были его врата в реальность, как и Запретный Лес, скрывающий тропинки, ведущие в призрачное время. Дом, где мы сейчас находимся, был важным пограничным постом.
– Значит, этот сумасшедший мельник был неким хранителем границ?
– Ну, если так, то хранителями границ были все мы. У сумасшедшего мельника не было дома. Он бродил по окрестностям без всякой ответственности, но, когда уставал и нуждался в кладовой, которую мог опустошать сколько душе угодно, – охотно оставался у нас.
