Николай оставил лодку у причала и сказал сторожу, что вернется часа через три. Он взял такси и поехал по тому адресу, который ему написала Нина. Курортный городок Анапа был не очень большим, поэтому буквально через десять минут таксист остановился у огромного дома, обнесенного каменным забором.
«Ничего себе хоромы», – подумал Николай и вылез из машины.
Он подошел к воротам и заглянул внутрь. Тут же перед его лицом материализовалась огромная морда ротвейлера и так рявкнула, что мужчина отскочил как ошпаренный.
– О господи, вот это монстр! Чем же тебя здесь кормят, что вымахал с теленка ростом? – пробормотал писатель и снова осторожно приблизился к воротам. Показался пожилой мужчина и, прикрикнув на собаку, открыл калитку.
– Добрый день. Вы уж извините нашего Графа, это он только с виду такой грозный, а так он добрый.
– Оно и видно, – пробормотал Николай, косясь на огромную собачью морду, которая пыталась протиснуться к калитке мимо ног сторожа.
– Вы из милиции? – вдруг спросил Николая мужчина.
– Почему вы так решили? – вопросом на вопрос ответил писатель.
– Так мы милицию ждем, несчастье у нас в доме. Я садовником здесь служу и еще привратником, всем ворота открываю. Сижу и специально жду, почитай с самого утра.
– А что у вас случилось?
– Ой, беда, и не спрашивайте, – махнул садовник рукой. – Хозяйка наша утопла сегодня ночью. На берегу халатик ее нашли и тапочки. Милиция-то уж была здесь, а потом, когда сообщили про беду такую, они уехали, но сказали, что теперь следователь должен приехать, вот я и жду, чтобы встретить.
– А почему вы сказали, что ночью хозяйка утонула? – перебил словоохотливого старика Николай. – Откуда известно, что именно ночью?
– Так она всегда ночью купалась, любила это дело. А вчера-то – ума не приложу, зачем она пошла? Ведь штормовое предупреждение было! Она, правда, как рыба плавать умела, но, видать, произошло что-то, раз утопла. Что теперь будет, ума не приложу, ведь на ней хозяйство там, в Москве, какое держалось! Не каждый мужик таким агромадным управлять сможет, а она вот умела. Все в руках у нее горело, в хорошем, конечно, смысле, да и голова на месте, дюже грамотная она у нас была, – с энтузиазмом рассказывал мужчина. – Я ее с детства помню, сорванец, а не девка, только с мальчишками и дружила. Красоты ей, правда, бог не дал, но зато умом наградил отменным. И вот видишь, как судьба-злодейка распорядилась? Теперь муж ее будет хозяйничать, а от него толку как от козла молока, совсем он к жизни не приспособленный, – безнадежно махнул садовник рукой. – Что теперь будет, что будет? – горестно вздохнул он.
– Так, может, жива еще хозяйка ваша? Или ее тело нашли? – спросил Николай. Он вдруг поймал себя на мысли о том, что ему почему-то приятно слышать, что Нина – очень умная женщина.
– Нет, ее саму не нашли, говорю же, халатик только да тапочки, в каких она на берег ходила, – донесся до слуха Николая голос старика и вернул к реальности.
– Так вдруг найдется еще? – задал писатель следующий вопрос.
– Это вряд ли, – отрицательно покачал головой садовник. – Что же она, голышом куда-то убежала? Да и волна ночью была сильная, из такой трудно выбраться, видать, ее и закрутило. Я всю жизнь рядом с морем живу, оно шутить не любит. Грозная стихия, вода-то! Наша Нина как рыба себя в море чувствовала, да, видать, и она не справилась, – проговорил мужчина и вытер кулаком набежавшие на глаза слезы. – Нету нашей хозяйки, это уж точно. Голышом она же не могла уйти куда-то? – снова повторил он.
– Почему голышом?
– Экий ты непонятливый, мужик, – крякнул садовник. – Говорю же, она всегда голышом ночью купалась, об этом всем известно, причуда у нее такая была. На берег шла в халатике, там его сбрасывала, а сама – в воду. Она всегда через заднюю калитку к морю-то ходила, как раз мимо моей каморки, а вчера я ее проглядел, а то бы не пустил ни за что, знал я, что шторм будет. Как я ее просмотрел? Ума не приложу, – снова горестно вздохнул старик и добавил: – Хорошо, что мать с отцом до такой беды не дожили, шибко любили ее, баловали с детства. Вот беда, ох, беда! Так ты, мил-человек, из милиции аль нет? – запоздало спохватился он.
– Нет, я не из милиции, я друг Нины, только сегодня из Москвы прилетел, решил вот Нину навестить, знал, что это лето она здесь будет. Вы меня сейчас прямо из седла выбили, не знаю, что и сказать, – растерянно пожимая плечами, проговорил Николай.
– А ты в дом проходи, раз друг. Что в дверях-то стоять? Там муж ее, Никита, дома, еще какие-то знакомые понаехали, полон дом народу-то, проходи. – И старик отошел от калитки, чтобы пропустить гостя.
– Неудобно как-то, я с Никитой незнаком, – неуверенно произнес Николай, протискиваясь в калитку. Он быстрым шагом направился к дому, но потом приостановился и спросил у садовника: – А где у вас кухня?
– На первом этаже. А тебе зачем?
– От вашего рассказа у меня в горле пересохло. Пить ужасно захотелось, хочу сначала утолить жажду, а потом и в дом зайти, – тут же нашелся он.
– Так ты, мил-человек, тогда вон в ту дверку входи, она сразу тебя на кухню приведет, – махнул старик рукой, показывая, куда пройти.
– Спасибо большое, ужасно пить хочу, – скороговоркой сказал писатель и направился к двери, на которую указал старик, размышляя: «Значит, Нина рассказала мне чистую правду. Если честно, то до самого последнего момента я думал, что это все не настолько серьезно, как она представила. Теперь мне непременно нужно побеседовать с кухаркой Глафирой, как она и говорила. Что ж, послушаем, что скажет женщина».
Николай открыл дверь и вошел в просторное помещение. Оглядевшись, он увидел сидящую в уголочке женщину. Та чистила какие-то овощи и то и дело утирала фартуком глаза.
– Добрый день, – проговорил Николай и увидел, как вздрогнула женщина.
Она испуганно оглянулась и прищурила подслеповатые глаза.
– Для кого добрый, а для кого и не очень, – проворчала Глафира и добавила: – Проходите, коли пришли. Что у порога-то стоять? Вы кто же будете, из милиции, что ли?
– Нет, я не из милиции, – покачал Николай головой. – Я друг Нины, вот, узнал о несчастье, решил к вам заглянуть, мне Нина про вас много рассказывала.
Глаза женщины тут же подобрели, и она уже более дружелюбно проговорила:
– Сюда проходи, раз друг, на стульчик присаживайся. Ты откуда же будешь, из Москвы, что ли?
– Да, я из Москвы, только сегодня прилетел, зашел навестить Нину, а мне ваш садовник прямо у ворот ушат ледяного душа на голову обрушил, извините за каламбур. Я имею в виду, ошарашил он меня новостью о Нине. Хочу от вас услышать, что здесь случилось. Мне Нина говорила, что вас Глафирой зовут, вот только отчества вашего она мне не сказала.
– Меня по отчеству никто и не называет, все Глафирой зовут, и ты зови, я не обижусь, – внимательно глядя на Николая, разрешила женщина.
– Хорошо, значит, Глафира, а мое имя – Николай.
– Что же ты хочешь услышать от меня, Николай?
– Что здесь произошло? Неужели садовник сказал мне правду про Нину?
– Утонула наша Ниночка, в море утонула, – всхлипнула Глафира и вытерла фартуком слезы. Глаза ее были красными и припухшими. Было заметно, что женщина не переставая плачет.
– Она же очень хорошо плавала, – заметил Николай.
– Ты и об этом знаешь?
– Я же сказал, что друг ее. Почему же я не должен об этом знать?
– Да, Нина очень хорошо плавала, с самого детства. С дельфином наперегонки соревновалась, – чуть заметно улыбнулась женщина и, поднявшись с небольшой скамейки, на которой сидела, пошла к умывальнику, чтобы умыть залитое слезами лицо.
– С каким дельфином? – опешил писатель.
– Ты не знаешь эту историю? Странно, о ней все знают, я имею в виду ее друзей, – сказала Глафира, подставляя руки под струи холодной воды и ополаскивая лицо. – Сюда к берегу очень часто дельфин приплывал, вот Ниночка с ним и сдружилась. Потом этого дельфина поймали и поместили в дельфинарий. Оказалось, что это самочка, да еще в положении. Принесла она маленького, его начали дрессировать, а самку снова на волю отпустили, как только она перестала его выкармливать, – начала рассказывать женщина. Она сняла с крючка полотенце и, вытирая руки и лицо, снова присела на скамейку. – Дельфиненка Макаром назвали, и Нина очень часто туда ходила, в дельфинарий, я имею в виду, – продолжала она свой рассказ. – Мамаша-то больше к берегу не приплывала, в море ушла, обиделась, наверное. А Нина, пока с самкой дружила, научилась имитировать ее свист и, когда приходила в дельфинарий, с Макаром всегда свистом общалась. Там служащие прямо с ума сходили, все просили Нину, чтобы она приходила к ним работать дрессировщиком. Сдружились они с Макаром так же крепко, как и с матерью его. Нина, как только приезжала сюда из Москвы, первым делом туда бежала, чтобы навестить своего Макара. Вот такая странная у них любовь приключилась, – вздохнула женщина.
«Надо же, – усмехнулся про себя Николай. – Прямо как в песне – «дельфин и русалка».
– Отвлеклась я, наверное, ты же меня совсем о другом спрашивал, – донеслось до Николая. – Ну вот, я и говорю, плавала Ниночка – дай бог каждому, не могла она утонуть!
– И что же вы по этому поводу думаете?
– Убили Нину, вот вам мой сказ, – твердо произнесла женщина и поджала губы.
– Почему вы так думаете? – удивленно поинтересовался писатель.
– Не могла она этой ночью купаться пойти, я точно знаю.
– Почему?
– Штормовое предупреждение было, Нина слышала его. Она как раз сюда ко мне на кухню забежала, я пироги пекла, а у меня здесь радио круглосуточно работает. Пока Ниночка здесь чай пила с пирогами, как раз по радио про штормовое предупреждение говорили. У нее там гости в зале сидели, она еще мне пожаловалась, что до ужаса скучно ей там, среди гостей, скорее бы они все уходили. И потом, я заходила к ней уже после одиннадцати, молоко теплое она на ночь всегда пила. Я стакан на столе у кровати поставила, а Нина в это время уже крепко спала. Я окликнула ее несколько раз, только она не проснулась. Утром, когда Никита поднял тревогу, что нет Нины, я к ней в спальню заходила. Стакан так полным и остался стоять. Я прекрасно знаю: если бы Нина даже и пошла купаться, она бы непременно выпила молоко. И еще – она купалась всегда перед сном, а не после. В одиннадцать она уже спала, если бы проснулась, я уверена, никуда бы она не пошла, а выпила бы молоко и снова уснула. Неспроста все это, я чувствую. Потом милиция сюда приехала, Никита вызвал, и они вместе на берег поехали, там и нашли халатик с тапочками. Только все это спектакль! Молоко было нетронуто, – упрямо проговорила Глафира.
– Может, она решила его выпить, когда вернется? – сделал предположение Николай.
– Может, и решила, только я так не думаю, – покачала женщина головой.
– Но почему? Откуда у вас такая уверенность? – не хотел сдаваться Николай, решив выведать у женщины все, что можно.
– Не спрашивай меня, Николай, сама не знаю откуда, но мне кажется, что я права. Извини, некогда мне с тобой лясы точить, скоро господам подавать, а у меня еще ничего не готово. Набежало народу тьма-тьмущая, всех накормить нужно, всем угодить, а годы у меня уже не те, не успеваю я уже ничего. Новый хозяин небось теперь выгонит меня, зачем ему старуха нужна. А может, и не выгонит? Небось укатит в свою Москву, сюда и дорогу забудет, – ворчливо говорила женщина, переставляя тарелки и бокалы с места на место. – Ты ступай себе с богом, Николай, я больше ничего не могу рассказать. К Никите иди, может, он что скажет. Ему виднее, уходила жена ночью купаться или не уходила, – при последних словах Глафира демонстративно отвернулась от посетителя и начала нарочито громко греметь кастрюлями.
Николай немного потоптался у порога, а потом, попрощавшись, вышел за дверь. В дом он не пошел, а направился снова к воротам. Там по-прежнему сидел садовник и, увидев Николая, встал со скамейки.
– Что так быстро?
– Времени у меня уже нет, торопиться нужно, я завтра еще забегу, – ответил писатель и вышел на улицу.
Он тут же поймал такси и поехал в центр города, чтобы купить Нине что-то из одежды. Уже возвращаясь с покупками, Николай увидел из окна машины огромную вывеску «Дельфинарий» и попросил водителя остановиться. Рассказ о Макаре настолько поразил мужчину, что ему захотелось посмотреть на этого дельфина. Когда он прошел к администратору, то узнал от него неприятную новость. Правда, для того чтобы с ним вообще захотели разговаривать, ему пришлось показать свое удостоверение из Союза писателей и наврать с три короба, что он хотел бы написать повесть о людях и дельфинах.
– Уплыл Макар, уже два дня его ищут. Ведь он в неволе родился, четыре с лишним года уже здесь прожил, погибнет он в море, если не найдут. Ума не приложу, как он смог! Откуда только эта дыра в сетке появилась? – разводил администратор руками. – Но я вам могу много рассказать о дружбе Макара и одной девушки, ее Нина зовут. Я уже в этом дельфинарии десять лет работаю и много повидал, но такого, если честно, не встречал. Макар, вы не поверите, ревновал Нину ко всем, как мужчина может ревновать любимую женщину. Он один раз своего же тренера чуть не убил, когда увидел, как тот обнимает Нину за плечи. Подпрыгнул и хвостом так двинул Евгения, это тренера так зовут, что тот свалился в воду уже без сознания. Хорошо, что девушка рядом была, сообразила, в чем дело, и тут же вытащила бедолагу. Еле-еле с Макаром помирилась, он от нее на дно ушел, так ей даже пришлось акваланг надевать, чтобы достать его там. А Евгений после этого наотрез отказался Макара тренировать. Вот как в жизни бывает, – улыбался администратор. – Если бы я сам не был свидетелем всего, о чем я вам сейчас рассказал, а от кого-нибудь такое услышал, я бы ни за что не поверил.
Николай поблагодарил словоохотливого администратора за интересный рассказ, который и в самом деле мало походил на правду. Он вышел на улицу и поехал к пристани. По дороге заехал к своему знакомому поэту Павлу и договорился о том, чтобы у него пожила девушка денька три-четыре. Все дела, которые были намечены, он сделал и теперь торопился вернуться на остров. Когда его моторная лодка причалила к берегу, из дома тут же выскочила Нина и засыпала Николая вопросами.
– Ну, что там? Как там? Что говорят? Меня еще ищут или уже нет? – тараторила она без остановки.
– Угомонись, ради бога, дай хоть передохнуть с дороги, устал как собака, есть хочу, пить хочу, – осадил Нину писатель и не спеша пошел к дому.
Девушка застыла как вкопанная, а потом, набрав побольше воздуха в легкие, заорала так, что зазвенели стекла:
– Издеваешься? Я тут мечусь от берега к дому как умалишенная, все лодку его выглядываю, а он, видите ли, есть и пить хочет! Я тебя сейчас в море утоплю, сразу напьешься. Неужели ты не видишь, что мои нервы на пределе? Неужели не понимаешь моего состояния? Сию минуту рассказывай, иначе я не знаю, что сейчас сделаю, – топнула она ногой.
– Успокойся, все уверены, что ты утонула, так что живи себе спокойно, – хмыкнул Николай и вошел в дом.
Нина тут же потрусила за ним.
– Ну, рассказывай, пожалуйста, – нетерпеливо попросила она.
Писатель посмотрел на ее горящие любопытством глаза и, сжалившись, начал говорить:
– Я разговаривал сначала с садовником, а потом с Глафирой, кухаркой твоей. Знаешь, что она мне сказала?
– Что? – насторожилась Нина.
– Она почему-то уверена, что ты не утонула, а тебя убили!
– Да ну? – вытаращилась Нина. – А с чего она так решила?
– Не знаю, – пожал Николай плечами. – Она мне ничего не стала больше говорить, ляпнула про убийство – и все. Я пробовал выведать, но она закрылась, как в раковине.
– Может, она что-то видела? Ведь как-то меня из дома выносили? А Глафира могла увидеть, сказала тебе, а потом, видно, испугалась, вот и замолчала, – предположила девушка и задумчиво нахмурила лоб.
– Не знаю. Может, и так, – снова пожал плечами мужчина. – Только не думаю, что она промолчит и не скажет следователю, если действительно видела, как тебя из дома тащили. Кстати, следователя там сегодня ждут, меня за него сначала приняли и садовник, и Глафира. Слушай, у меня голова кругом, вот дела-то закрутились! Может, ты все-таки подумаешь и не будешь пороть горячку, а пойдешь в милицию и все расскажешь? – снова предложил писатель.
– Я же тебе уже сказала, что не пойду, – взвилась Нина. – А своих решений я никогда не меняю, прошу это учесть! Будем действовать так, как и наметили. Твое дело – привезти мне документы, и все, дальше можешь не принимать в этом никакого участия, я сама все сделаю.
– Ну уж нет, дорогуша. Втравила меня в историю, заставила принимать непосредственное участие, а теперь – в сторону? – возмутился Николай. – Так не пойдет. Привезу тебе документы и вернусь в Москву вместе с тобой. Буду следить за ходом событий, а потом, когда все закончится, такой роман отгрохаю, что все закачаются. Если ты, конечно, мне позволишь описать эти события, ведь ты главная героиня? – спохватился Николай.
– Я смотрю, тебя только твой роман и волнует? А что будет со мной, тебе не очень интересно? – грозно подбоченилась Нина, уперев руки в бока.
– Не говори ерунды, если бы мне было все равно, я не пошел бы у тебя на поводу, – парировал писатель.
– А куда б ты делся? – усмехнулась Нина и посмотрела на Николая веселыми глазами.
Тот пропустил шпильку мимо ушей и с горящими глазами заговорил:
– Слушай, я же совсем тебе забыл рассказать. Мне Глафира поведала про твою «любовь-морковь» с Макаром.
– И что?
– Я из чистого любопытства заехал в дельфинарий. Знаешь, что я там узнал? – улыбнулся Николай.
– Господи, как же ты любишь тянуть кота за хвост, господин Стручевский, – всплеснула Нина руками. – Вы, писатели, все такие зануды? Что ты там узнал?
– Твой Макар удрал оттуда два дня назад, и его не могут найти, – пропустив мимо ушей замечание о своем занудстве, сказал Николай.
– Врешь, – выдохнула Нина, с недоверием глядя на писателя.
– Не хами, женщина, я никогда не был лжецом, – нахмурился Николай и посмотрел на Нину грозным взглядом. – Прошу это тоже учесть!
– Так, значит, я видела это не во сне, – прошептала Нина, совершенно не обращая внимания на выпад писателя.
– Что ты имеешь в виду? – спросил тот.
Нина пропустила вопрос мимо ушей и ринулась из дома на улицу. Она пробежала по берегу и, остановившись у самой воды, начала издавать странные звуки, похожие на свист. Простояв так минут двадцать, она вернулась в дом и плюхнулась на стул.
– Он может погибнуть в море, – всхлипнула она. – Теперь я понимаю, кто мне помог добраться до острова, сама бы я не смогла, сил бы не хватило, – то ли с Николаем, то ли сама с собой разговаривала девушка. – Если это был Макар, то дай ему бог здоровья, он мне жизнь спас! Все, хватит об этом, а то я сейчас расплачусь, – решительно проговорила она, сама себя успокаивая. – Он умный, он не должен погибнуть.
– Расскажи мне все, я хочу услышать эту историю из твоих уст, – попросил писатель, с интересом глядя на девушку.
– Нет, Николай, не теперь, – покачала головой Нина и, увидев разочарованное лицо мужчины, засмеялась: – Но я обязательно тебе расскажу, когда будет настроение. Ты купил билет на самолет? – перескочила она на интересующую ее тему.
– Да, завтра в восемь утра я улетаю в Москву.
– Отлично, – потерла девушка руку об руку. – Как ты думаешь, через сколько дней ты сможешь вернуться?
– Ну, точно не могу сказать, – задумался Николай. – Постараюсь дня через три быть здесь, максимум через четыре, – ответил он.
– Ну, теперь держитесь, господа, я выхожу на тропу войны, и вам придется ой как плохо, – прошипела Нина, обращаясь к невидимым недругам, и в ее глазах блеснул злорадный огонек.
Николай с большими предосторожностями отвез Нину к Павлу и, дав ему рекомендацию по возможности ни о чем ее не спрашивать и в его отсутствие не беспокоить, уехал в аэропорт. Павел показал девушке комнату, где она может спокойно пожить то время, пока не вернется Николай. Показал книги, которые она может почитать, телевизор, которым она смело может пользоваться, места общего пользования и кухню. После этого, моментально забыв о своей гостье, он занялся своими делами – уселся за компьютер и погрузился в свои лирические мысли. Когда день уже склонился к вечеру и желудок Нины начал подавать тревожные сигналы, она подумала: «Вот интересно, этот парень думает меня кормить, или я должна питаться святым духом?»
Подождав еще один час, девушка, осторожно высунув нос в дверь, тихо позвала:
– Эй, Павел, не знаю, как вас там по отчеству, а ужин сегодня намечается?
Ей ответила тишина, и Нина тихонько вышла из комнаты. Она прошла по коридору и заглянула в гостиную. Павел полулежал в кресле, задрав ноги на подлокотник. Его отсутствующие глаза были устремлены в потолок, рука рисовала в воздухе невидимые фигуры, а зубы покусывали кончик авторучки.
– Павел, извините, что беспокою вас, но я ужасно проголодалась, – виновато проговорила Нина, застыв на пороге комнаты.
Поэт посмотрел на девушку совершенно отстраненным взглядом и апатично спросил:
– Вы кто?
Девушка оглянулась назад, чтобы посмотреть, к кому он обратился, но никого не увидела и поняла, что вопрос был адресован именно ей.
– Я? – показав на себя рукой, переспросила Нина. – Я подруга Николая Стручевского, писателя. Надеюсь, его вы помните? – с опаской поинтересовалась она.
– Ах, простите, Наташенька, я совсем выпал из времени. Извините, но у нас, у поэтов, это иногда случается. Моя муза увела меня далеко от реальности. Я сейчас был в прекрасном месте, моя дорогая! Я был в Эдемском саду! Вы были когда-нибудь в Эдемском саду? – глядя на девушку горящими фанатичным огнем полубезумными глазами, спросил поэт.
– Нет, вы знаете, как-то не приходилось, – буркнула Нина и, пожав плечами, сделала два шага назад от двери в коридор. В случае чего, будет шанс для того, чтобы вовремя удрать. – Вообще-то меня не Наташей, а Ниной зовут, – кисло улыбнувшись чокнутому поэту, напомнила ему девушка.
– Ой, простите меня, дорогая, – замахал тот руками и засмеялся. – Это со мной частенько бывает. Среди многочисленного калейдоскопа имен моих знакомых я не всегда могу выудить нужное.
«Сочувствую, такой молодой, а уже склерозный», – подумала про себя Нина, а вслух произнесла:
– Это ничего, у меня на имена тоже память не очень.
– Я весь внимание, Ниночка, – уже совершенно нормальным голосом сказал Павел, и Нина заметила, что глаза поэта вернулись на прежнее место, туда, где им и положено было быть, – на лицо хозяина.
– Вы уж простите меня тоже, Павел, но я такая голодная, что терпеть больше нет сил, – развела девушка руками и виновато улыбнулась.
– Да что же это вы? На кухне полный холодильник, кушайте, сколько душа пожелает, – удивленно вскинул брови поэт.
– Неудобно как-то самостоятельно у вас хозяйничать, – пожала Нина плечами.
– Не волнуйтесь, хозяйничайте на здоровье. Коля оставил мне денег, если что-то закончится, схожу в магазин и куплю еще. Я никогда себе не готовлю, обхожусь бутербродами и кофе, иногда варю себе пельмени. Я редко бываю по вечерам дома. Сами понимаете, я человек творческий – встречи, интервью, банкеты, фуршеты. Для себя совершенно не остается времени, сегодняшний вечер – исключение из правил. Но сейчас наверняка оживет мой телефон, и мне придется снова нестись на крыльях своей популярности к верным поклонникам. Я не могу обмануть их ожиданий. Ах, эта богемная жизнь, – театрально приложив ладонь ко лбу, вздохнул лирик и томно прикрыл глаза.
– Да-а, действительно тяжело, искренне вам сочувствую, – поддакнула Нина Павлу, про себя чертыхаясь на чем свет стоит. «Приедет Николай, придушу его прямо у порога! Нашел куда меня поселить – к задвинутому поэту. Я много раз слышала, что творческие люди немного «того», а сейчас убедилась в этом воочию».
Вслух Нина произнесла:
– Так вы позволите мне пройти на кухню?
Поэт ничего не ответил, уже вновь «покинув» реальность, и девушка, посмотрев на него сочувственным взглядом, пошла изучать содержимое холодильника.
Когда голод был утолен настолько, что даже стало трудно дышать, Нина успокоилась и прошла в ванную комнату. Уже не спрашивая разрешения у хозяина, она включила душ и воспользовалась гелем, а потом и полотенцем. После сытного ужина и водных процедур Нина крепко уснула.
Следующий день прошел относительно спокойно, если не считать того, что без остановки звонил телефон. К вечеру Нина снова услышала трель, но уже не телефона, а дверного звонка. «Кто это, интересно?» – испуганно подумала она и, спрыгнув с кровати, на которой сидела с книгой, подошла к двери своей комнаты. Она осторожно ее приоткрыла и посмотрела в образовавшуюся щелку. Павел открыл входную дверь, и тут же послышался радостный возглас:
– Ха, ха, привет труженикам лирического фронта, принимай гостей! Шампанское в холодильник, пиццу в микроволновку! – сунув в руки хозяину полиэтиленовый пакет с дарами, заорал гость как оглашенный. – Познакомься, это Лола, моя Психея, моя Афродита! Она моя вдохновительница, моя… в общем, прошу любить и жаловать, – без остановки сыпал словами высокий, немного костлявый гость, картинно размахивая руками, вращая глазами и томно при этом улыбаясь.
«О господи, еще один ненормальный», – ужаснулась Нина и только хотела закрыть дверь своей комнаты, как вновь раздался звонок.
– Сегодня что, день открытых дверей? – проворчала Нина и снова припала к своей щелочке. Когда она увидела, кто приперся в гости к поэту, глаза ее расширились от дикого ужаса. На пороге стояла ее «ненаглядная подруга» Наташа и, повиснув на руке у привлекательного шатена, широко улыбалась Павлу.
– Павлик, негодник, где ты пропадал? Я звонила тебе несколько раз! – закричала она визгливым голосом и подставила щеку для поцелуя хозяину дома. – Хорошо, что Вольдемар сказал мне, что у тебя сегодня вечеринка.
– Прости, дорогая, мне только вчера включили телефон, – целуя намертво заштукатуренные румянами щеки Натальи, улыбался поэт. – Была какая-то поломка на линии. Проходите, друзья мои, Петр уже здесь, он привел с собой свою новую «Психею». О-о-о, какое замечательное вино, – принимая из рук Вольдемара две бутылки «Киндзмараули», зацокал Павел языком.
Не успел он проводить народ в гостиную, как в дверь снова позвонили.
– Итак, значит, сегодня здесь вечеринка, – проворчала Нина. – Поэт мог бы, между прочим, меня предупредить об этом! Все бы ничего, если бы сюда не приперлась Наталья. Не дай бог, кому-нибудь из гостей придет в голову заглянуть в эту комнату. Что мне тогда делать? Как нарочно, и задвижки здесь никакой нет, – осматривая дверь с внутренней стороны, продолжала ворчать Нина. Она поплотнее ее закрыла и выключила настольную лампу, которая стояла рядом с кроватью прямо на полу. Немного посидев на кровати, прислушиваясь к шуму, доносившемуся из соседней комнаты, Нина решила лечь спать.
«Быстрее бы время проходило, и Николай забрал бы меня отсюда, – зарывшись носом в подушку, думала девушка. – Не очень-то мне нравится компания, которая завалилась к этому замороченному поэту».
Из соседней комнаты доносился гомон голосов, иногда взрывы смеха, и под этот аккомпанемент Нина начала погружаться в спасительный сон. Ей приснился остров, на который она приплыла, но вместо симпатичного писателя она обнаружила там своего мужа Никиту. Девушку охватил такой ужас, что она моментально проснулась и резко села на кровати. Удостоверившись, что это был всего лишь сон, Нина облегченно вздохнула. Только она собралась вновь лечь на подушку, как услышала, что у двери комнаты происходит какая-то возня. Она насторожилась и прислушалась. Послышалось тихое женское хихиканье, а вслед за этим возбужденный шепот:
– Ну, Натали, не мучай меня, негодница! Ты так хороша и аппетитна, что я уже не могу сидеть и только смотреть на тебя. Я сгораю от страсти! В этой комнате никого нет, нам есть где уединиться.
Дверь комнаты приоткрылась, и Нина увидела в тусклом свете, который пробился сюда из коридора, две фигуры. Мужчина жадно шарил по телу женщины руками, подталкивая ее в глубь комнаты. Нина расширила от ужаса глаза и, вихрем слетев с кровати, проворно заползла под нее. «Ох, ты черт возьми, вас мне здесь только и не хватало, – подумала она и увидела, как прогнулся матрас от тяжести завалившихся на него двух тел, чуть не размазав Нину по полу. Она распласталась на полу, насколько это было возможно, и практически перестала дышать. – Почему, интересно, мебельная индустрия решила, что низкие кровати намного удобнее высоких?» – сморщившись от пыли, которая моментально забилась в нос, подумала девушка.
– То ли дело было раньше! Хорошо помню большую высокую кровать с панцирной сеткой, которая стояла в бабушкиной комнате, – прошептала она одними губами, подергала носом, который начал нестерпимо чесаться. «Только бы не чихнуть», – подумала она и начала интенсивно тереть пальцами переносицу. Но, как нарочно, чих уже созрел, и сдержать его не было никакой возможности. Нина уткнула нос в ладони и чихнула. Она замерла, вытаращив глаза и приготовившись к тому, что сейчас парочка заглянет под кровать и обнаружит ее здесь. К ее великому облегчению, те были слишком заняты друг другом, чтобы обращать внимание на какие-то посторонние шумы, доносящиеся из-под кровати, на которой они кувыркались. Нина перевела дух и поневоле уловила звуки, которые совсем не собиралась и не желала слушать. Чтобы не слышать этих охов и ахов, доносившихся сверху, она, уткнувшись лицом в сложенные руки, начала декламировать про себя стихи, которые первыми пришли в голову: «Мое лицо под маской ночи скрыто. Но все оно пылает от стыда за то, что ты подслушал нынче ночью».
До Нины вдруг дошло, что она читает Шекспира, монолог Джульетты, и она прыснула от смеха. Монолог приобрел совершенно комический смысл из-за ситуации, в которой сейчас находилась девушка. Лежа под кроватью на ужасно пыльном полу, она была невольной свидетельницей возбужденной шумной оргии, происходящей прямо над ее головой.
– Охренеть от вас можно. А побыстрее там нельзя закончить? – тяжело вздохнула Нина и тут же услышала:
– Ты прелесть, моя дорогая! Давай шустренько одевайся, присоединимся к гостям, как будто никуда не исчезали. Я пойду первым, а минут через пять и ты появляйся, – послышался звук смачных поцелуев.
– Ну-у, Вольдемар, не уходи, – капризно протянула Наталья. – Я хочу немного полежать в твоих объятьях, понежиться, отдохнуть от пережитого с тобой кайфа. Ты такой агрессивный, такой страстный, такой…
Договорить она не успела, потому что Вольдемара уже смыло из комнаты, как цунами.