Чем дольше Барков думал о сигнале, тем больше он становился похожим на музыку. И, причём, неизвестную ему ранее и непохожую вообще на известные мелодии. Ему слышались десятки инструментов, которыми играют классическую музыку, где-то на заднем плане кто-то выбивал один и тот же ритм то ли барабанами, то ли маракасами. А в конце играли сотни труб, флейт и прочих духовых инструментов, их звучание сливалось воедино и казавшийся беспорядок звуков превращался в гармоничную игру, в чудесную и завораживающую музыку…
Из своеобразного транса Баркова вывели раскаты грома. Барков отбросил ложку в тарелку и встал из-за стола, подойдя к окну. Вечернее небо заволокли густые мрачные тучи, океан вдали начинал бушевать из-за усиливающегося ветра. Всё это предвещало скорый шторм, а слабый закат на горизонте скрылся за тучами, в которых то и дело сверкали ярко-красные молнии. Кто бы мог подумать, что хорошее утро и тёплый светлый день сменяться мрачной вечерней грозой? По крайней мере, метеорологи ничего подобного не сообщали, и штормового предупреждения не было.
Барков выбросил остатки недоеденного ужина в мусорное ведро и улёгся на кровать. Он мог включить телевизор, посмотреть перед сном какие-нибудь программы и мирно уснуть, но впервые за несколько лет ему захотелось просто полежать и послушать звуки дождя. Барков любил слушать дождь ещё задолго до того, как поступил в институт океанологии и до вступления в должность научного сотрудника. Он помнил, как летним вечером в деревне у бабушки и дедушки, валяясь на тёплой печи, он слушал, как капли бьют по старому шиферу, как вода стекает по желобу и льётся прямо в большую железную бочку. От этого живого звучания, настоящих звуков природы, Баркову становилось очень спокойно на душе, и он засыпал и сладко спал вплоть до нового яркого утра…
Этот дождь, который внезапно нагрянул в город, в корне отличался от дождя в деревне у бабушки и дедушки. Там, в деревне, далеко-далеко от мегаполисов, сплетений дорог и уж тем более океана, там дождь был спокойным, мягким. Если у дождей были бы характеры, то Барков назвал бы тот дождь добрым. А этот дождь был злобным. Он жестоко бил по крыше, по асфальту, по деревьям в парке, повиновался порывам сильного ветра, был заодно со сверкающей молнией и грозным громом. «Нет, – думал Барков, – такой дождь мне не нравится».
Было далеко за полночь. Гроза не прекращалась, настенные часы тикали оглушительнее раскатов грома, отсчитывая каждую секунду и переводя их в минуты, а сон так и не являлся Баркову. Он слышал всё, что происходило у него вокруг – от скрипа матраса до завывания ветра где-то высоко в небе. Барков не мог уснуть ещё и потому, что он всё больше желал прослушать тот злосчастный сигнал, окончательно превратившийся в музыку. Такую диковинную, будто бы древнюю, кем-то забытую. Барков считал, что он всё же сходит с ума. Прослушать сигнал он хотел лишь для того, чтобы доказать себе сохранность и здравость собственного рассудка, он хотел доказать, что музыки этой не существует нигде, кроме как в его голове. Доказав это, он жил бы дальше, навсегда позабыв про музыку или, на худой конец, забросив её в глубины памяти.
Одно дело, когда есть желание, совершенно другое – когда на то есть возможности. Повторное прослушивание сигнала казалось Баркову невозможным. Его словно заманили сладкой конфетой, пообещав, что дадут сотню таких же, а на деле такие конфеты запретили сначала продавать, а затем производить и потреблять, и вообще, они вредны для здоровья. И до конца своих дней придётся жить, вспоминая тот чудесный вкус и не опробовав его вновь. Так и сигнал спрятали от Баркова, запретили слушать его, делиться его записью и, видимо, думать о нём. А как же не думать о том, что таит в себе некую тайну? Всё-таки, запретив смотреть на небо, человек всё больше желает взглянуть на него. Запреты только подогревают интерес, провоцируют людей нарушить их…
Барков не мог уснуть. Вновь и вновь в его голове играла та музыка, скрытая в сигнале, всё с большей громкостью звучала она и выгоняла все мысли прочь. Барков вскочил с кровати, наспех оделся, накинул на себя куртку с капюшоном, кое-как обулся и выбежал из квартиры. Барков побежал в сторону океана, побежал навстречу музыке. Он чувствовал, что эта музыка идёт откуда-то из глубин, она не была человеческой, просто не могла ей быть. Барков бежал назло дождю, ветру и молнии, он бежал к чему-то загадочному. Он чувствовал, что просто обязан был знать источник той чудесной музыки.
Оказавшись на берегу и смотря на бушующий океан, Барков глубоко дышал и старался уловить хоть какой-то звук, кроме музыки. Барков не слышал ни раскатов грома, ни шума океана, ни порывов ветра. Он слышал только музыку. Чудесную, но постепенно сводящую его с ума музыку.
Барков закричал и закрыл глаза. А когда открыл их, то было совсем темно…
***
…совсем темно. Но тепло, спокойно и тихо. Барков не слышал музыки, не слышал шторма и бушующего океана. Он ничего не слышал. Было очень тихо.
Где-то вдали Барков заметил слабый белый огонёк. Он был похож на первую звезду на вечернем небе – тусклую, но предвещающую пришествие миллионов других звёзд. Огонёк с каждой секундой становился всё больше и ярче, казалось, что он приближается к Баркову. Или же Барков приближается к нему?..
Огонёк превратился в большую яркую белую сферу, от которой исходили сотни лучей света. Казалось, сфера может осветить окружение, но оно оставалось всё таким же тёмным. Барков внимательно смотрел на сферу, не отвлекаясь, не смея оторвать от неё взгляда. Свет не слепил его, а, казалось, даже исцелял уставшие и сухие от постоянной работы глаза. Постепенно Барков начал улавливать тихий звон колокольчиков, точно такой же, который он слышал в загадочном сигнале. Что странно – звон колокольчиков звучал из сферы.
Барков не смел шевельнуться. Он думал, что одно лишнее движение, одна лишняя мысль могут отпугнуть сферу, тьму вокруг и тихий звон колокольчиков. Барков боялся, что отпугнёт то загадочное, то привлекательное место, к которому его кто-то допустил…
Как только эта мысль галопом прошла по его сознанию, уступив место другой, ещё не зародившейся мысли, Барков услышал прекрасный голос, который он мог сравнить лишь с голосом ангела.
– Останови безумный ход своих мыслей, человек, – говорил голос. – Успокой свои мысли, возьми их под контроль, не дай им завладеть тобою, как некогда эмоции завладели всеми вами.
Голос исходил из сферы. Барков слышал это и чувствовал, что именно сфера говорит с ним, а не кто-то сзади, сбоку или сверху.
– Кто ты? – спросил Барков. Этот вопрос первым пришёл в его голову, и он казался ему вполне уместным и объяснимым.
– В последние несколько дней с тобой приключилось множество странностей, но из всего этого тебя интересует только то, кто я такой?
– Да, – ответил Барков. – То, что произошло со мной раньше, для меня уже не важно. Важно то, что происходит со мной сейчас и что произойдёт потом.
– Не зря мы выбрали тебя для общения, – сказал голос из сферы. – Так слушай же ответ. Я есть тот, кто отправил вам сигнал. Точнее, один из тех, кто отправил.
– Где вы находитесь?
– На самом дне океана планеты. Ваша жизнь сильна на суше, наша же сильна в воде.
– А кто вы? Вы посланцы с других планет?