Робин Хобб
Золотой шут
Я снова вернулся к главной загадке, которая меня беспокоила. Почему Пиоттр позволил, чтобы это произошло? Почему согласилась Эллиана? Если они выигрывают от союза с Шестью Герцогствами, почему его инициаторами не выступили представители дома ее матери?
Вспомнив уроки Чейда, я принялся разглядывать девушку. Поведение отца вызвало у нее восхищение, она ему улыбнулась, явно гордясь храбростью, которую он продемонстрировал аристократам Шести Герцогств. Эллиана до определенной степени получала удовольствие от происходящего – яркие наряды, сама церемония, музыка, взгляды, обращенные на нее. Ей нравилось быть в центре всеобщего внимания, но все же она хотела впоследствии вернуться к тому, что хорошо знала и считала безопасным, прожить свою жизнь так, как собиралась ее прожить, в доме своей матери и на ее земле.
Я спросил себя, как может Дьютифул этим воспользоваться, чтобы завоевать ее симпатию. Подумал ли кто-нибудь о том, что ему следует предстать с подарками перед ее матерью, чтобы выказать ей свое уважение? Возможно, Эллиана станет лучше к нему относиться, если ее родственники по матери увидят, как Дьютифул за ней ухаживает. Девушки любят подобные вещи. Я решил поговорить об этом с Дьютифулом. Впрочем, я не был уверен в том, что прав или что мои советы будут ему полезны.
Пока я все это обдумывал, королева Кетриккен кивнула менестрелю и тот подал знак музыкантам приготовиться. Королева улыбнулась и что-то сказала тем, кто сидел на высоком помосте. Все расселись по местам, заиграла музыка, и принц предложил руку Эллиане.
Я жалел их обоих: такие юные, они оказались выставленными напоказ перед толпой, достояние двух народов, соединенное ради заключения союза. Рука нарчески трепетала над запястьем принца, когда он вел ее вниз по ступеням на усыпанную песком танцевальную площадку. Легкое дуновение Силы сообщило мне, что тугой воротник натер ему шею, но Дьютифул, продолжая спокойно улыбаться, изящно поклонился своей партнерше.
Принц протянул к Эллиане руки, она сделала небольшой шаг вперед и оказалась перед ним ровно на таком расстоянии, чтобы он смог коснуться кончиками пальцев ее талии. Она не положила руки ему на плечи, как у нас принято, а взялась за юбки, словно хотела показать всем, какие они красивые, а заодно и свои изящные ножки. Потом молодую пару подхватила музыка, и принц с нарческой стали танцевать – безупречно, точно две куклы, управляемые искусным мастером. Они были восхитительно юными и грациозными и выглядели великолепной парой.
Я наблюдал за теми, кто на них смотрел, и с удивлением увидел, что на лицах отражаются самые разнообразные чувства. Чейд сиял от удовольствия. Кетриккен же была смущена и взволнована, и я понял: она втайне надеется, что Дьютифул найдет в своей будущей жене понимание и любовь, а Шести Герцогствам их союз принесет мир и процветание. Аркон Бладблейд скрестил на груди руки и поглядывал на юную пару так, словно они являлись доказательством его силы. Пиоттр, как и я, изучал гостей, ни на секунду не забывая, что он является телохранителем нарчески. Он не хмурился, но и не улыбался, и на короткую долю секунды наши глаза встретились. Я не осмелился отвернуться, лишь сделал вид, что с тупым выражением смотрю мимо него, как будто на самом деле не вижу вовсе. Он перевел глаза на Эллиану, и по его губам мелькнула тень улыбки.
Я проследил за его взглядом и на мгновение позволил себе насладиться прекрасным зрелищем. Принц и нарческа кружились под музыку, их ноги и развевающиеся юбки нарчески вычерчивали причудливые узоры в песке на полу. Высокому Дьютифулу было гораздо легче смотреть на Эллиану, ей же приходилось запрокидывать голову, чтобы глядеть на него, при этом выполняя сложные па и улыбаясь. Принц держался так, будто его вытянутые руки охраняют полет хрупкой бабочки, и Эллиана словно парила перед ним.
Я удовлетворенно вздохнул и, казалось, понял, чему улыбнулся Пиоттр. Юный принц не пытался прижать девушку к себе, он предоставил ей свободу танцевать так, как она пожелает. Он не предъявлял никаких прав и не ограничивал ее, как раз наоборот – давал всем, кто на них смотрел, возможность полюбоваться ее грацией и изяществом. Мне стало интересно, где Дьютифул этому научился. Неужели Чейд посоветовал, как следует себя вести, или юному наследнику помогает врожденный инстинкт Видящих? Но потом я решил, что в любом случае это не важно. Главное, Пиоттр остался им доволен.
Первый танец принц и нарческа танцевали в полном одиночестве. Затем к ним присоединились другие пары, герцоги и герцогини Шести Герцогств и наши гости с Внешних островов. Я заметил, что Пиоттр сдержал свое слово и увел нарческу у принца на второй танец. Дьютифул остался стоять один, но держался спокойно и уверенно. К нему подошел Чейд, но тайного советника королевы вскоре подхватила под руку девушка лет двадцати.
Аркон Бладблейд имел наглость предложить руку королеве Кетриккен, и я успел заметить удивленное выражение, промелькнувшее у нее на лице. Она бы с радостью отказала ему, но решила, что это будет не в интересах Шести Герцогств, и спустилась вместе с ним на площадку. Бладблейд не отличался тонкостью и воспитанием принца и нахально схватил королеву за талию, ей даже пришлось положить руки ему на плечи, чтобы удержаться на ногах, так резво Бладблейд принялся отплясывать. Кетриккен грациозно следовала за своим партнером и улыбалась, но вряд ли получала удовольствие от происходящего.
Третий танец был более медленным, и я с удовлетворением заметил, что Чейд оставил свою молоденькую партнершу, которая очень мило надула губки, и пригласил леди Пейшенс. Та погрозила ему веером и отказалась бы, но старый лис не отставал, и я прекрасно понимал, что она в глубине души рада его вниманию. За прошедшие годы ничего не изменилось, леди Пейшенс по-прежнему не всегда попадала в такт музыке, но Чейд уверенно вел ее за собой, и я получил истинное удовольствие, глядя на них.
Пиоттр вызволил королеву из объятий Бладблейда, и тот пригласил на танец дочь. Мне показалось, что Кетриккен чувствует себя гораздо увереннее и спокойнее рядом со старым воином, чем с Арконом Бладблейдом. Они о чем-то разговаривали, и я видел, что в ее глазах зажегся искренний интерес. Дьютифул на мгновение взглянул на меня, и я понял, что ему страшно неловко стоять посреди площадки в полном одиночестве, в то время как его невеста танцует со своим отцом. Впрочем, похоже, Бладблейд это понял и подвел к нему Эллиану, когда начался четвертый танец.
Так продолжалось некоторое время. По большей части аристократы с Внешних островов танцевали только со своими соплеменниками, хотя одна молодая женщина осмелилась подойти к лорду Шемши. К моему изумлению, старик был явно польщен ее вниманием и станцевал с ней целых три танца. Когда парные танцы подошли к концу, начались общие, и высокие аристократы заняли свои места, отдав площадку в распоряжение представителей менее родовитой знати. Я молча стоял и наблюдал.
Пару раз мой господин отправлял меня с поручениями в разные части огромного зала – как правило, чтобы поприветствовать какую-нибудь красотку и передать его искреннее сожаление по поводу того, что он не может пригласить ее на танец из-за жестокой травмы. Некоторые из них подходили к нему и всячески изображали сочувствие. Сивил Брезинга ни разу не вышел на танцевальную площадку. А вот леди Розмари танцевала, один раз даже с Чейдом. Я заметил, что они о чем-то разговаривают, она смотрела на него и хитро улыбалась, в то время как его черты сохраняли вежливую серьезность. Леди Пейшенс, как я и предполагал, рано покинула праздник. Она никогда не любила пышные балы и придворное общество. Принц Дьютифул должен был чувствовать себя польщенным, что она вообще прибыла на его помолвку.
Музыка, танцы, застолье, закуски и вино, которое лилось рекой, продолжались почти всю ночь. Я несколько раз безуспешно попытался подобраться к тарелке или бокалу Сивила Брезинги. Близился рассвет, у меня отчаянно болели ноги, и я с тоской думал о встрече с принцем Дьютифулом, которую назначил на утро. Я сомневался, что он придет, но сам должен был быть на месте – на случай, если он все-таки выполнит обещание. О чем я думал? Мне следовало отложить наши занятия на несколько дней и съездить в свою хижину, чтобы навести там порядок.
Казалось, лорд Голден не знает, что такое усталость. Когда столы сдвинули в сторону, чтобы увеличить танцевальную площадку, он нашел себе уютное местечко около камина и переместился туда вместе с теми, кто его окружал. Многие из них пришли, чтобы его поприветствовать, и так и остались, привлеченные интересной беседой. А я в очередной раз убедился, что лорд Голден и Шут – это два разных человека. Лорд Голден отличался остроумием и обаянием, но в его речах ни разу не появилось даже намека на колкости Шута.
Кроме того, он держался как истинный джамелиец, житель большого города, который иногда позволяет себе весьма недвусмысленную критику в адрес «нравов Шести Герцогств» в вопросах морали и традиций. Он обсуждал наряды и украшения с теми, кто стоял рядом с ним, так что остальные оказывались безжалостно изгнанными из разговора, открыто флиртовал с женщинами, замужними и нет, много пил, а когда ему предложили Дым, величественно отказался, заявив, что употребляет только листья самого высшего качества, иначе наутро его тошнит. «Думаю, пребывание при дворе сатрапа избаловало меня», – заявил он. Лорд Голден рассуждал о далекой Джамелии так, что даже мне стало ясно: он не просто там жил, но и принимал самое активное участие в интригах двора.
К середине вечера начали появляться курильницы с Дымом, столь популярным при дворе во времена Регала. Сейчас в моду вошли подвешенные на толстых цепях маленькие металлические клетки с крошечными горшочками, в которых горели листья. Кое-кто из молодых лордов и даже дам имел собственные сосуды, прикрепленные к запястьям. Тут и там я заметил верных слуг, стоявших рядом со своими господами и окуривавших их Дымом.
Я плохо переносил Дым, а кроме того, в моем сознании он навсегда остался связан с Регалом, что делало его еще более отвратительным. Однако я заметил, что даже королева позволила себе немного расслабиться и вдохнуть Дыма. Впрочем, я знал, что он известен в горах, откуда она родом, хотя там жгут другую траву. Другое растение, то же название, тот же эффект, туманно подумал я. Королева вернулась на высокий помост, и я даже сквозь дымку видел, как сияют ее глаза. Она разговаривала с Пиоттром, он улыбался и что-то ей отвечал, но ни разу так и не отвел глаз от Дьютифула и Эллианы. Аркон Бладблейд присоединился к танцующим и уже успел поменять несколько партнерш. Он сбросил плащ и расстегнул сорочку. Аркон явно любил танцевать, хотя и не всегда попадал в такт музыке, в особенности после такого количества выпитого, да и Дым делал свое дело.
Думаю, лорд Голден сжалился надо мной, когда объявил, что боль в ноге стала невыносимой и он, к сожалению, должен покинуть приятное общество. Его умоляли остаться, и он на мгновение задумался, но потом решил, что все-таки должен уйти к себе. Впрочем, на прощание потребовалось довольно много времени, а когда я наконец взял его скамеечку и подушку и мы направились к двери, нас еще раза четыре остановили, чтобы пожелать лорду Голдену спокойной ночи. К тому моменту, когда мы поднялись по лестнице и вошли в наши апартаменты, я имел ясное представление о том, насколько он популярен при дворе.
Закрыв за нами дверь на засов, я подбросил в почти потухший камин дров, налил себе вина и без сил опустился на стул, стоящий около камина, а он уселся на пол, чтобы разбинтовать ногу.
– Слишком туго затянул! Посмотри на мою бедную ногу, какая она синяя и холодная!
– Так тебе и надо, – заявил я без малейшей тени сочувствия.
От моей одежды несло Дымом, и я выдохнул через нос, стараясь хотя бы немного очистить от мерзкого запаха легкие. Я посмотрел на сидящего на полу Шута, который тер пальцы на ноге, и понял, что страшно рад его возвращению.
– Слушай, а откуда взялся «лорд Голден»? Мне еще ни разу не доводилось встречать такого сплетника и болтуна. Если бы я познакомился с тобой сегодня, ты вызвал бы у меня презрение, и ничего больше. Ты напомнил мне о Регале.
– Правда? Ну, еще одно подтверждение моей правоты. Я считаю, что мы должны учиться у всякого, с кем нас сводит жизнь.
Он широко зевнул, затем наклонился вперед и прикоснулся лбом к коленям, но тут же откинулся назад так сильно, что его волосы разметались по полу. Без всякого видимого усилия он снова сел, протянул мне руку, и я помог ему подняться на ноги. Шут тут же плюхнулся на стул рядом со мной.
– Если ты хочешь, чтобы другие стали высказывать при тебе свои самые сокровенные и мерзкие мысли, нужно и самому немного побыть мерзким.
– Наверное. Только зачем им это?
Шут потянулся ко мне и взял из рук бокал.
– Наглец. Украл вино своего господина. Пойди возьми себе стакан.
Когда я встал, он ответил на мой вопрос:
– Поощряя их, я очень многое узнаю. Кто ждет ребенка от какого-нибудь лорда. У кого образовались серьезные долги. Кто кому изменяет и с кем. Кто наделен Даром или связан с теми, кто им обладает.
Я чудом не пролил вино.
– И что тебе удалось узнать?
– Все так, как мы и ожидали, – словно стараясь меня утешить, ответил он. – Про принца и его мать никто ничего не говорит. Никаких сплетен про тебя. Прошел интересный слух о том, что Сивил Брезинга разорвал помолвку с Сайдел Грейлинг, поскольку кто-то из членов ее семьи якобы Одаренный. На прошлой неделе изгнаны из Баккипа серебряных дел мастер, наделенный Даром, его шестеро детей и жена. Леди Эзомаль страшно этим недовольна, потому что она заказала у него два кольца.
Да, и еще: леди Пейшенс держит в своем поместье Одаренных птичниц, и ей плевать на то, что об этом всем известно. Кто-то обвинил их в том, что они заколдовали охотничьих соколов, а леди Пейшенс заявила, что Дар на такое неспособен. А потом она пригрозила жалобщику, что, если он не перестанет напускать своих соколов на черепах, живущих у нее в саду, она прикажет выпороть его на конюшне и ее совершенно не интересует, чей он кузен.
– Да, Пейшенс, как всегда, разумна и рассудительна, – заметил я с улыбкой, и Шут кивнул. Потом я покачал головой и сказал: – Если ненависть к Одаренным будет продолжать разгораться, Пейшенс окажется в серьезной опасности. Иногда я жалею, что она столь отважна и часто забывает об осторожности.
– Ты ведь по ней скучаешь, правда? – мягко спросил Шут.
– Да, скучаю, – тяжело вздохнув, ответил я.
Даже от этих слов у меня сжалось сердце. Я не просто по ней скучал. Я ее бросил. Сегодня я ее видел – одинокую стареющую женщину, окруженную только верными служанками.
– Но ты не допускаешь возможности дать ей знать, что тебе удалось спастись и ты остался жив?
Я покачал головой.
– Как раз по тем самым причинам, о которых я только что сказал. Пейшенс не знает, что такое осторожность. Она не только объявит эту грандиозную новость во всеуслышание, но и пообещает выпороть на конюшне всякого, кто не будет радоваться вместе с ней. Разумеется, после того, как сначала строго отчитает меня за неслыханное поведение.
– Разумеется.
Мы оба печально улыбались, как люди, которые на миг позволили сердцу помечтать о том, чего боится разум. В камине горел огонь, и его языки лизали свежее полено. За закрытыми ставнями завывал ветер, возвещавший о приближении зимы. Я вдруг подумал, что совсем к ней не подготовился – оставил в саду свой урожай и не позаботился, чтобы мой пони не голодал холодными зимними днями. Впрочем, это были дела другого человека в другой жизни. Я знал, что здесь, в Оленьем замке, мне не нужно бояться зимы. Я должен был бы чувствовать себя спокойно и уверенно, а мне все казалось, будто меня лишили чего-то очень ценного и важного.
– Как ты думаешь, принц придет на рассвете в башню Верити?
Глаза Шута были закрыты, но он повернул голову в мою сторону.
– Понятия не имею. Он все еще танцевал, когда мы ушли.
– Наверное, мне нужно туда пойти – на случай, если он все-таки придет. Я уже жалею, что предложил это. Лучше бы я отправился в свою хижину и навел там порядок.
Он издал нечто среднее между вздохом и согласием, потом подтянул ноги и устроился в кресле, как ребенок. Колени оказались рядом с подбородком.
– Я иду спать, – заявил я. – И тебе советую.
Он издал еще один неопределенный звук, и я застонал. А потом отправился в свою каморку, снял покрывало с кровати, принес в комнату и закутал в него Шута.
– Спокойной ночи, Шут.
Он тяжело вздохнул в ответ и подтянул покрывало.
Я задул все свечи, кроме той, что взял в свою комнату. Поставив ее на маленький сундук, я со стоном сел на жесткую кровать. Спина отчаянно болела там, где был старый шрам, я не мог долго стоять неподвижно, а вот ездить верхом и работать было значительно легче. В маленькой комнате оказалось душно и одновременно холодно, неподвижный воздух пропитали запахи, собиравшиеся здесь в течение последних лет ста. Мне совсем не хотелось ложиться тут спать, и я подумал, а не подняться ли по лестнице, чтобы отдохнуть на широкой и мягкой постели Чейда. Только вот для этого требовалось преодолеть ужасно много ступенек.
Я стянул роскошное одеяние и даже попытался аккуратно его сложить. Забравшись под тонкое одеяло, я дал себе слово попросить у Чейда денег, чтобы купить по крайней мере еще одно, которое не кусалось бы так ужасно. И проверить, как идут дела у Неда. А потом извиниться перед Джинной за то, что я не выполнил своего обещания и не пришел к ним сегодня вечером. Избавиться от своих записей, оставшихся в хижине. Объяснить моей Вороной, как она должна себя вести. И научить принца пользоваться Силой и Даром.
Я сделал глубокий вдох, выдохнул, заставив себя хотя бы на время забыть о своих заботах, и погрузился в сон.
Сумеречный Волк.
Зов прозвучал совсем слабо, словно легкий дым, принесенный ветром. Не мое имя. Имя, данное мне кем-то другим. Но это вовсе не значит, что я должен на него отзываться. Я решил не обращать внимания на призыв.
Сумеречный Волк.
Сумеречный Волк.
Сумеречный Волк.
Так Нед дергал меня за полу рубашки, когда был маленьким. Настойчиво и упрямо. Так комар жужжит тебе в ухо темной ночью, когда ужасно хочется спать.
Сумеречный Волк.
Сумеречный Волк.
Голос не собирался оставлять меня в покое.
Я сплю.
Неожиданно, как это бывает во сне, я понял, что сказал правду. Я спал, и мне снился сон. Сны – это ерунда, они не имеют никакого значения. Ведь так?
Я тоже. Только во сне я могу до тебя дотянуться. Разве ты этого не знаешь?
Мой ответ, казалось, сделал ее призыв громче. У меня возникло ощущение, будто она в меня вцепилась.
Нет, я не знал.
Я огляделся по сторонам, и мне показалось, будто я узнаю место, где оказался. Стояла весна, и ближайшие ко мне яблони были в цвету, я слышал, как жужжат пчелы, перелетая от цветка к цветку. Мои босые ноги щекотала мягкая зеленая трава, а легкий теплый ветерок играл волосами.
Я столько раз побывала в твоих снах и наблюдала за тем, что ты делаешь. Вот и решила, что могу пригласить тебя в один из своих. Тебе нравится?
Рядом со мной стояла женщина. Нет, не женщина, девушка. Кто-то. Я не знал наверняка. Я видел ее платье, и миниатюрные кожаные туфельки, и загорелые руки, но все остальное скрывал туман. Мне никак не удавалось разглядеть лицо. Что же до меня… Я смотрел на себя словно со стороны, но был совсем не похож на собственное изображение из зеркала. Высокий, с роскошными седыми волосами, которые ниспадали на спину и прикрывали лоб… Очень сильный, сильнее меня настоящего. Под ногтями черные полоски грязи, во рту острые зубы. Мне стало не по себе. Я почувствовал опасность, впрочем, она угрожала не мне. Почему же я не могу вспомнить, что мне угрожает?
Это не я. Это неправильно.
Она мягко рассмеялась.
Если ты не позволишь мне видеть тебя настоящего, тогда тебе придется стать таким, каким я тебя представляю. Сумеречный Волк, почему ты не приходишь? Я по тебе скучаю. Я почувствовала, что ты испытал сильную боль, но не знаю, в чем ее причина. Ты ранен? Или болен? Мне кажется, что тебя стало… ну, как будто меньше, чем раньше. Ты устал и постарел. Я скучала по тебе и твоим снам. И боялась, что ты умер, ведь ты больше ко мне не приходил. У меня ушла целая вечность, чтобы понять, что я могу с тобой связаться, а не ждать твоего появления.
Она болтала, точно ребенок, а я испытал очень реальный и холодный страх. Казалось, меня окутал туман, пробравшийся в мое сердце, а потом я увидел, что он со всех сторон окружил мой сон. Каким-то образом, сам не зная как, я его вызвал, сделал плотнее, превратив в защитную стену. Я попытался предупредить ее.
Это неправильно. И плохо. Отойди, держись подальше от меня.
Так нечестно, заплакала она, когда стена тумана надежно нас разделила. Теперь ее мысли долетали до меня словно издалека и были едва слышны. Посмотри, что ты натворил с моим сном! Мне с таким трудом удалось его создать, а ты все испортил. Куда ты уходишь? Ты самый настоящий грубиян!
Я разорвал с ней связь и понял, что могу проснуться. На самом деле я уже проснулся и, спустив ноги с кровати, провел рукой по торчащим в разные стороны коротким волосам. Я почти приготовился к обычной головной боли, но она, будто молния, промчалась по моему телу и безжалостно набросилась на мозг. Я делал глубокие вдохи, стараясь успокоиться и торжественно пообещав себе, что на сей раз меня не вырвет. Когда прошло немного времени, минута или полгода, я принялся упрямо и напряженно укреплять свои защитные стены. Неужели я проявил неосторожность? Неужели усталость и Дым их разрушили?
Или моя дочь настолько сильна, что может их обойти?
