Хиль де Брук
Итан
С каким же трепетом я представляла, как попробую первую выращенную в космосе морковь.
– Вкусно?
Кивнула в ответ и где-то под ребрами свернулась комком боль потери. Я скривилась, но уже не из-за яблока, а оттого, что старалась не расплакаться. Нужно держаться. Я должна довести начатое до конца, передать «Деметру» другому экипажу и отправиться домой. К моей семье.
Прежде всего надо связаться с Центром и доложить о чрезвычайной ситуации. По возвращению домой меня отправят в бессрочный отпуск с обязательным посещением государственного психолога, в худшем случае выдвинут обвинение в непредумышленном убийстве капитана. Тогда – длительный срок в лечебнице для психически больных преступников. Тюрьма мне не светит, ведь напротив сидит мой воображаемый друг.
– Ты не должна винить себя в случившемся, – произнес он.
– Почему? – я подняла на него глаза, полные слез. – Почему я это сделала?
Кто еще мог ответить на этот вопрос, как не Итан?
– Может быть, он не оставил тебе выбора? – предположил парень, пожимая плечами. – Я не знаю, Джули. Мне очень хочется облегчить твою боль, но я не знаю как.
Тело била нервная дрожь. Итан укрыл меня одеялом, которое было сложено так, что прикрывало лишь треть постели, и забрался под него сам. Прижал в себе и уложил голову мне на плечо, как часто делал в детстве, когда я чего-то боялась. Лгали не только мои глаза, все чувства разом твердили, что он настоящий. Осязаемый, теплый… я ощущала его дыхание на своей груди и боялась шевельнуться.
Так и сидела с надкушенным яблоком в одной руке, а другую держа на спине Итана.
– Ты не можешь быть настоящим…
– Почему?
– Потому что я схожу с ума, Итан. Маленькая пугливая девочка давно выросла, полетела в космос и оказалась в ситуации, которую мой разум пытается заблокировать, чтобы меня защитить. И поэтому он создал тебя, – бормотала я, излагая свою теорию, но на самом деле не была уверена ни в чем.
– Я здесь, потому что нужен тебе, я хочу тебя защитить. – Итан поднял голову, уставившись на меня добрыми голубыми глазами, густо обведенными размазанным черным карандашом.
Как у панды.
Меня все еще била дрожь, я хотела укрыться от всего мира одеялом – непростительная роскошь для состоявшейся женщины, чьи свершения должны были войти в историю и положить начало новой эры человечества. Хотела немедленно отправить сообщение в Центр и дожидаться их вердикта, через силу ухаживая за растениями. Ведь кто-то должен это делать.
Но меня вдруг безотчетно и иррационально потянуло к этому юнцу, восторженному и близкому. Тепло его молодого тела, сильная рука, сжимающая мою талию, мое безумное желание спрятаться от проблем за чьей-то спиной. Хотя бы на краткий миг позволить себе быть женщиной, а не ученым – все это нахлынуло лавиной, и вскоре мы целовались, стаскивая с себя одежду и разбрасывая ее, куда придется. Я на ощупь расстегивала его ремень, а Итан целовал мою грудь, и на какое-то время я позволила себе забыться.
Я никогда не изменяла мужу. За десять лет совместной жизни мне встречались разные мужчины, которые были не прочь разбавить моим обществом свою интимную историю, но я вежливо сводила их интерес к нулю. О Хансене я не могла сказать того же с полной уверенностью. Он был хорошим человеком, любил дочку и меня и старательно скрывал свои мимолетные интрижки на стороне. При том, что мне приходилось много времени проводить в полетах, такой расклад устраивал нас обоих. Моя жизнь очень скоро превратилась в погоню за новыми открытиями, я жила в вечных поисках, старательно игнорирую пролегшую между нами пропасть, и единственным, что находилось между, была наша дочь Эмили.
Задерживаясь взглядом на линии белого бедра Итана, я думала о том, как это должно было быть нелепо. Мы занимались любовью, словно вокруг больше ничего и никого не существовало. Он делал все, чего я хотела, будто угадывая… нет, зная наперед все мои предпочтения.
Мне нужно было как-то пережить одиннадцать лун, не скатившись в абсолютное безумие, в котором я подозревала Гонсалеса. Он уже мертв, ему не помочь, но мне еще нужно добраться домой, увидеть дочку и крепко обнять. Сказать ей, что все будет хорошо. Только это все еще держало меня на плаву. И если не создавать внутренний конфликт, отрицая собственные галлюцинации, а научиться с ними сосуществовать – хотя бы временно – это могло меня спасти.
Итан мог меня спасти.
– Забыл сигареты, – с досадой сообщил он, охлопав карманы джинсов.
– Здесь нельзя курить.
– Плевать.
Итан улыбнулся и прижал меня будто хрупкого подростка к себе.
Сообщение в Центр, включающее в себя известие о гибели капитана Гонсалеса и моем нестабильном состоянии, было отправлено полчаса назад. Я просмотрела свою почту и почту Гонсалеса. Ничего кроме обновленной карты движения гигантского торнадо на Нербус 5 там не нашлось. Угроза миновала и чудо неприветливой к людям планеты пошло на спад, а значит, дополнительные расчеты не потребуются. Писем из дома не было, должно быть, там сейчас в самом разгаре День Благодарения, а это значит, что у меня еще есть по меньшей части одни земные сутки, чтобы подготовиться к решению Центра. Все высокопоставленные лица в этот момент, наверное, подоткнув за воротник салфетку, разрезают жирную индейку в кругу семьи и благодарят бога.
Меня осенило проверить бортовой журнал, записи в котором вел Гонсалес. Я надеялась найти ответы на мучившие меня вопросы, но, как того и следовало ожидать, записи обрывались на двадцать четвертом луне. Капитан делал записи дважды в лун, утром и вечером, изредка, если было что-то чрезвычайно важное, делал дополнительные заметки. А это означало, что утром двадцать пятого его уже не было в живых.
Стараясь выбросить гнетущие мысли из головы, я принялась просматривать вчерашние записи камер. В теплице все было спокойно, никаких погромов на этот раз. Несколько десятков ракурсов, в том числе и те, по которым я вчера бродила в поисках капитана. Дрожащей рукой я перемотала запись из коридора, где впервые встретила Итана.
Не знаю, что надеялась там увидеть. Камера, чуть отклоненная в сторону, зафиксировала лишь то, как он вышел из неохваченного ею пространства. Ни его полного отсутствия, ни мистической материализации из воздуха я не увидела. Мои органы чувств лгут, я вижу лишь то, что хочу, пусть даже это запись с камер. Мой мозг считает, что Итан там был, и он подсовывает картинку, где Итан действительно есть. Может ли быть иное объяснение?
Поддавшись любопытству, я перешла на запись из моей каюты, и там меня ожидало то же разочарование. Я застыла перед монитором, выискивая что-то, какую-то неприметную деталь, которая должна была помочь мне с ответами. Но видела только наши переплетенные тела, разбросанную одежду и закатившееся под прикроватный стол-тумбу яблоко.
Над моей головой раздался неприятный повторяющийся писк. Это сработал датчик, определявший, что в скором времени Нербус 0 выстрелит в нашу сторону очередной вспышкой. Вероятно, она будет длиться дольше четырех с половиной минут и темп роста растений после нее ускорится в два-три раза.
Страх сковал меня липкими щупальцами, когда в голове появилась новая теория, способная объяснить происходящее на «Деметре». Что если виноваты не вспышки Нербуса, а инопланетный вирус, который мы могли занести на корабль вместе с грунтом? Что-то, что не обнаружила техника, поселившись в нас с Гонсалесом, могло длительное время не вызывать никаких симптомов. У всех болезней есть свой инкубационный период, некоторые не проявляют себя месяцами. Что если во мне, подавляя мой ясный разум и волю, развивается вирус, с которым люди еще не умеют бороться?
Карантин – это слово звучало как приговор.
Экспедиция «Деметры 2» уже в пути. Когда мы ложились на орбиту НТ5610011, их корабль, целью которого было довезти вторую смену и вернуть домой первую, уже бороздил просторы космоса на сверхмощных скоростях, держа курс сюда.
При малейшем намеке на иноземную инфекцию или вирус меня изолируют до конца полета на Землю.
Я никогда не увижу дочь.
Итан нашелся там же, где я его и оставила. Он что-то мастерил, подогнув под себя одну ногу. Надел майку и джинсы. И наверняка успел выспаться.
– Как ты думаешь, я могла подхватить здесь какую-нибудь болезнь? – спросила я, едва вошла.
– Болезнь? – поднял голову Итан.
Я разглядела на его руке мой носок. Парень рисовал на нем красным маркером глаза и рот. Маппет-шоу на краю вселенной. От этой мысли я невесело усмехнулась и опустилась рядом.
– Что если я вижу тебя, потому что эта болезнь воздействует на клетки мозга и заставляет меня делать…
– Ты все еще не веришь, что я настоящий, – Итан потупил взор, всем своим видом показывая, как он огорчен, но тут же писклявым голоском заговорил мой разрисованный носок. – Джули не хочет верить, что я настоящий. Что же мне сделать? Как заставить ее поверить?
Он засмеялся, приобняв меня за плечи, и мне не оставалось ничего кроме как сдаться, выдавив из себя неуверенную улыбку.
– Ты не больна и не сходишь с ума, – прошептал мне на ухо воображаемый друг детства.
Для убедительности кивнул носком на руке.
– Видишь? Он тоже так считает.
Семь последующих лунов я проводила наблюдение за растениями, взрыхляла и увлажняла почву, исключая возможные негативные для их состояния факторы. Сообщение от Центра, пришедшее к середине того же луна, поразило меня своей сухостью. Джейсон Финнеган, возглавлявший управление экспедицией «Деметра» с Земли, сообщил, что мне следует придерживаться предписанных протоколов и дожидаться прибытия команды «Деметра 2». Он так же сказал, что выражает глубочайшее соболезнование по поводу утраты уважаемого страной гражданина, и просил не оглашать случившееся в связи с нежелательными последствиями, которые могут бросить тень и поставить под угрозу всю целесообразность проекта. То есть мне прямым текстом запретили сообщать о смерти Гонсалеса кому бы то ни было. Для моей семьи он все еще был жив и продолжал возглавлять нашу научно-исследовательскую экспедицию. Не сомневаюсь, что люди Финнегана вышли на связь с Лусией, предупредив ее о том же. Я была уверена, что его жена начнет паниковать и звонить во все инстанции, если ее Хорхе не выйдет на связь. Писем от нее больше не приходило, что лишь подтверждало мои соображения.
Хансен говорил, как он скучает и ждет, когда я наконец-то вернусь домой. Обещал устроить по этому поводу большой праздник, на который соберет всех наших близких друзей, даже семейку чокнутых, но весьма милых Краучей. На другом послании он наперебой с Эми рассказывал, как прошел День Благодарения с семьей ее одноклассницы. Я включала видео на повтор, кусая губы и глотая соленые слезы, и больше всего на свете боялась не вернуться. Пыталась записать ответ, но каждый раз нажимала «удалить», потому что мой вид вызвал бы у них очень много вопросов, а я не хотела и не могла на них отвечать.
Однажды я заметила синяк на запястье. Итан сжал его слишком сильно, когда мы занимались любовью. Эта мелочь, такая незначительная, совсем выпала у меня из головы. Я застыла, изумленно глядя на синеватый отпечаток пальца. Это не укладывалось в моем понимании. Есть какие-то вещи, которые отпечатываются в нашей памяти и воображении как фотоснимки. А есть те, на которые не обращаешь внимания, пока не утыкаешься носом. Вроде неловкого удара о краешек стола, о котором ты наверняка забудешь к концу дня и, лишь ложась спать, обнаружишь на месте удара ссадину. И, скорее всего, даже не вспомнишь, откуда она появилась.
