Хельга Мидлтон
Красные скалы английской Ривьеры

7

«Нет дыма без огня», – шептала себе Эйлин, склонившись над экраном. Пальцы правой руки затекли от однообразных круговых движений мышью, но она упрямо прокручивала страницы Ютуба в поисках хоть какой-то информации пятилетней давности.

Из головы не шли слова Нэнси о том, что Билл Барлоу практически тиранил семью. Не могло ли исчезновение Лиз быть простым бегством от отца-диктатора? Кстати, кровь на сиденье ее машины вполне могла быть в результате того, что он, допустим, ее ударил. Она убежала. Правда, Лора говорила, что родителей не было дома, когда Лиз вернулась в тот злосчастный вечер с работы. Но на то она и дочь, чтобы выгораживать отца. И Вера, жена. Если она запугана и затравлена им, то тем более не будет выносить сор из избы.

На этом месте своих размышлений Эйлин решила, что ей пора писать официальный запрос в полицию южного Девона с просьбой выдать копию допросов: а) Томаса Смита и б) семейства Барлоу.

Можно еще запросить перечень найденных или конфискованных вещдоков. В соответствии с Актом о свободе информации они должны предоставить ей архивы даже без адвокатского запроса. Должны-то они должны, но чертова «честь мундира». Кто она такая, чтобы совать свой нос в дела полиции и подвергать сомнению правильность их действий?! Нет, все-таки попробовать надо. А пока ищем то, что можно и так нарыть.

И вот она – удача. Зайдя на официальный сайт полиции, Эйлин нашла то, что искала: пресс-релиз от 27 августа 2012 года.

Камера выхватывает два ряда стульев. На них сидят несколько человек. Парочка констеблей в униформе. За спинками стульев несколько штативов, на них – фотоаппараты с длинными прицельными линзами. Над одной из них склонился парень. Ни камера, ни его лицо почти не видны из-за гривы кудрей, торчащих во все стороны.

«Зачем мужчине такая красота? – подумалось Эйлин. – Любая девушка позавидует». Камера местного отделения Би-би-си, с которой ведется запись, резко развернулась в сторону длинного официального стола. К нему по очереди подходят и рассаживаются: в центре уже немолодой с красиво зачесанными назад седыми волосами суперинтендант, справа от него детектив Джим Хикманн, рядом с ним Лора, Вера и Билл Барлоу. По другую сторону от начальства – женщина-констебль, ответственная за связи с журналистами. Она поправляет на шее черно-белый в шахматную клетку платочек и склоняется над микрофоном.

Эйлин снова и снова прокручивала видеозапись. Эх, надо было повнимательнее слушать семинары по психологии языка тела. Правда, то, о чем говорила Нэнси про Билла Барлоу, видно и так. Доминирующий самец. Его жена все время плачет и прячет лицо в платок. Ее единственную попытку ответить на вопрос журналиста он оборвал, забрав у нее микрофон. Когда кто-то из репортеров задал вопрос Лоре, он плечом отодвинул дочь и попросил не травмировать ребенка. Лора сидит прямая, как палка, с замороженным лицом.

Его речь спокойна, с мягкими интонациями жалости к себе и к тому, что произошло.

– В голове не укладывается, что такое преступление могло случиться в нашем таком прекрасном и благополучном краю, – говорит он, глядя прямо в камеру. – Но я, мы, – он поворачивается к жене и дочери, как бы приглашая их присоединиться к его словам, – не верим в смерть Лиз. Помогите нам найти ее.

В своем заключительном обращении к публике говорит фразу: «Мы ее ждем. Без нее дом пуст. Она зажигала и светила…»

СТОП!

«Почему в ПРОШЕДШЕМ ВРЕМЕНИ? – думает Эйлин, – Ведь тело еще не нашли».

Эйлин поставила видео на паузу и придвинула к себе блокнот. Аккуратным почерком школьницы она вывела:

8

Оливии Стоун очень идет ее имя. Родившаяся как результат быстрой и очень бурной любви белоснежной английской девушки и французского моряка, выходца из Марокко, она унаследовала от родителей удивительный набор расовых черт. Кожа ее светло-кофейного цвета, лицо прямое. И нос, и губы вполне европейского покроя, но волосы – буйная шапка черных мелких кудрей, и фигурка стройна и суха, как оливковое деревце. Она как Инь и Ян – черное и белое, мужское и женское, север и юг. Все смешалось в ней. Она бесконечно экспериментирует со своей внешностью, подчеркивая то прической, то одеждой свою принадлежность то к одной культуре, то к другой.

Еще Оливия унаследовала от обоих родителей раннюю любознательность и презрение к общепринятым правилам игры. Вследствие этого в пятнадцать лет она бросила школу, недоучившись и не получив сертификата хоть о каком-то мало-мальски среднем образовании. Все эти годы Оливия занималась только тем, что ей было интересно. Ее интересы менялись примерно каждые полгода, и, таким образом, к двадцати трем годам она уже умела шить, рисовать, писать стихи, петь рэп и пить не пьянея. Она попробовала себя в роли помощника риелтора, научилась стоять неподвижно, позируя художникам, освоила фотокамеру и в настоящий момент работала внештатным репортером газеты «Торбэй-экспресс».

Эйлин познакомилась с Оливией несколько лет назад случайно и в совершенно неожиданном месте – в библиотеке. Обе искали в отделе рефератов какую-то информацию. Разговорились. Сначала шепотом, как принято в библиотеках, потом, выйдя на улицу и найдя столик в уютном уголке какого-то кафе, уже в полный голос. Эйлин не помнила, когда она так громко смеялась ни до, ни после той встречи с Оливией. Тремя часами позже девушки выходили из кафе абсолютными подругами. Уже на следующее утро Оливия ждала Эйлин у ворот ее дома, и они втроем (куда ж без Чипса) отправились в долгую прогулку вдоль моря.

Еще вчера Эйлин собиралась позвонить подруге, но отвлеклась на семейный ужин и обсуждение предстоящей свадьбы. И вот теперь ее разбудил мелодичный перезвон в телефоне, извещающий о новом СМС-сообщении.

Оливия верна себе. Ни «привет», ни «как дела?». На экране высвечиваются два слова «где и когда», даже знак вопроса не присутствует.

«У меня через час». Каков вопрос – таков и ответ.

Эйлин потянулась, еще раз посмотрела на экран телефона – 6:01. Отбросила одеяло и бодро направилась в сторону ванной комнаты.

Вместе с потоками воды приходит привычка анализировать свои ощущения. Этой практике ее учила женщина-психолог, которая работала с ней после смерти Анны, и теперь Эйлин с удовольствием отмечает, что ей действительно не терпится увидеться с подругой.

Стараясь не шуметь и не будить домочадцев, она залила воду в кофемашину, достала из пакета уже нарезанные ломти хлеба и отправила их в слоты тостера.

У входной двери слышится какое-то движение, и прежде, чем колотушка в виде кольца в пасти льва ударяет о медную подставку, Чипс уже радостно вертится с этой стороны двери, яростно виляя хвостом – учуял старую подружку.

– Выключи эту дрянь, – не здороваясь, Оливия кивает в сторону тостера. – С детства терпеть их не могу. Я еще помню те времена, когда они были единственной едой в доме моей матери. Тост с маслом на завтрак, тост с бобами в томате на ланч, тост с рыбными палочками на ужин. Фу, редкостная гадость. Я тут свежие круассаны принесла.

– И тебе, дорогая подруга, доброго утра.

– Ага.

С дымящимися чашками свежего кофе и круассанами в хлебной корзинке подруги вышли в утренний сад.

– Как же у тебя здесь красиво. – Оливия, раскинув руки, глубоко втянула в себя воздух.

– Да, пейзаж неплох, – согласилась Эйлин, – но давай о деле, – сказала она и снова ушла в дом. Вернулась с блокнотом, на ходу перебирая листки с записями.

– Итак… Как ты знаешь, я здесь не столько на каникулах, сколько по работе над дипломом. Я однозначно решила для себя, что хочу специализироваться на адвокатуре. А что такое работа адвоката? – Эйлин отхлебнула кофе и сама себе ответила: – Это поиск дыр и нестыковок в работе следствия и прокурора. Прокуроры чувствуют себя эдакими героями – они стоят на службе закона и охраняют общество, но зачастую так спешат выполнить свой долг, что допускают грубейшие ошибки или не замечают очевидных вещей.

– Подруга, – Оливия оборвала ее на полуслове и демонстративно оглянулась вокруг, как бы ища глазами что-то или кого-то, – ты видишь рядом со мной еще одиннадцать присяжных? Что ты выступаешь, как в суде? Давай по делу. Мы с тобой почти год не виделись, а ты мне лекцию тут читаешь.

– Извини. Размышления вслух. Просто мы об этом говорили с Дэнни накануне моего отъезда, вот и вспомнилось. Короче, пока я еще не «настоящий» адвокат, хочу попробовать себя там, где расследование зависло. Нераскрытые дела – это не просто загадка. Это ненаказанные преступники. Они здесь, они рядом с нами. Ходят, спят, едят, занимаются любовью, но пока они рядом, никто из нас не защищен. В современном обществе это недопустимо. Мы до сих пор не знаем, что случилось с Лиз Барлоу, и мне лично от этого очень неуютно живется в моем родном городе.

– Ну, дорогая, – Оливия весело рассмеялась, закинув назад голову с массой косичек-жгутиков, – во-первых, тело до сих пор не нашли…

– Перестали искать, – поправила ее будущий адвокат.

– Да, перестали, потому что, изучив все обстоятельства дела, следствие пришло к выводу, что она либо добровольно «испарилась», а у нее, как выяснилось, были причины податься в бега, либо…

– Вот именно. И это «либо» должно быть либо доказано, либо отметено как несостоятельное.

– Хорошо. Я с тобой. Ты же меня знаешь. Мне как репортеру всякие новые склоки – кусок хлеба. Итак…

Эйлин согласно кивнула и открыла свой блокнот.

– …Итак! У Тома нет алиби. При первом опросе полицией никто не мог точно сказать, когда он уехал. В банкетном зале шло празднование дня рождения мэра. Все стояли на ушах. Аманда, Хью и хозяин паба Джонатан Рой дружно подтвердили это.

– Я была у матери Тома, – вставила Оливия.

– Знаю, – недовольным голосом промолвила Эйлин, – я тоже. У нее на все один ответ: не знаю, когда Том вернулся. Она рано ушла спать. Отца Тома тоже допрашивали, но у него алиби, вернее, не алиби, а он тут точно ни при чем. Его, как и меня, в те дни в Торки не было. Он в выходные двадцать пятого и двадцать шестого августа был в Бирмингеме на двухдневном семинаре Apple по системным обеспечениям. Его не было дома с пятницы вечера. Полиция проверяла. Счет за гостиницу был оплачен картой в воскресенье утром. Все. Большая жирная точка. Рейчел Смит была дома одна. Она уверена, что Том вернулся после полуночи.

– Да, она это же говорила и пять лет назад… Но ты не знаешь, что я у нее добыла. – Оливия сделала хитрую мордочку.

– Что?

Девушка открыла ладонь. На ней лежит «Нокиа»-ракушка. Старая модель складного телефона.

– Это телефон Тома. Рейчел мне его отдала.

– А разве полиция его не конфисковала? – удивилась Эйлин.

– Почему конфисковала? Взяли, пролистнули, ничего не обнаружили и вернули матери вместе с рюкзаком – все, что осталось от Тома валяться на краю обрыва. Кстати, в телефоне ничего нет, кроме ста двадцати сообщений на телефон Лиз: «Где ты?». Они были отправлены в промежуток между 23:00 25/08 и 00:30 26/08. Ну, и предсмертной СМС, отправленной уже двадцать восьмого во вторник.

– Что позволило полиции предположить, – продолжает за ней Эйлин, – что между молодыми людьми что-то произошло, и он ее случайно или преднамеренно убил. Тело спрятал, а ее машину припарковал у гостиницы и стал отправлять эсэмэски с целью отвести от себя подозрение. Мол, это не я. Я волнуюсь, добралась ли ты, дорогая Лиз, благополучно до бабушки. Тоже мне, Красная Шапочка!

– Вот именно! – согласилась Оливия и потянулась за вторым круассаном. – Извини. Я когда думаю, мне жевательные движения очень помогают.

– Судя по твоей худобе – думаешь ты нечасто, – рассмеялась Эйлин. – Поделись секретом, как не толстеешь.

– А никакого секрета нет. У меня конституция тощая – я вся в мать.

– А я и не помню свою. Кажется, тоже толстушкой не была.

– Извини, я не хотела навеять тебе плохие воспоминания. – В глазах Оливии сочувствие.

– Да нет, все нормально, я давно научилась давить в себе приступы ужаса. Это у меня от бабушки. Рассказывали, что она была довольно сентиментальным и плаксивым ребенком, но когда дело касалось чего-то важного, она была кремень. В семье существует история про то, как малышка Эйлин – меня в честь нее назвали – в детстве была эвакуирована на север, ну, ты знаешь эту страницу нашей истории. Так вот, там детей расселили по домам местных фермеров, и городской ребенок, без знаний специфики крестьянской жизни, заигралась и упала в сухой колодец. На дне колодца оказались еще и скелеты. Какого-то мужчины и овцы. Их всех, естественно, вытащили. Так вот, бабуля моя после этого выпила пол-литра молока с медом и уснула как ни в чем не бывало.

– Что? Твоя бабушка? Расскажи подробнее. Это же черт знает какой материал можно сделать для газеты.

– Ох, Оливия, у тебя все материал. Потом как-нибудь расскажу. Не отвлекайся сейчас.

Эйлин забрала у подруги телефон и прокрутила ленту сообщений.

– Знаешь, что-то тут не так.

– Что?

– Не пойму. Просто… Смотри, – она повернула телефон экраном к подруге, – вот.

– И что здесь не так?

– Ну, посмотри же. – Эйлин снова повернула телефон к себе и прокрутила ленту. – Вот. Все сообщения к Лиз короткие, но грамотные, в отличие от тебя, он даже знак вопроса ставит. И до этого все СМС написаны лаконично, но грамотно.

– Ну, да, – согласилась Оливия, – он вообще, судя по всему, педантом был.

– А в последнем сообщении, в том, которое он послал матери во вторник вечером, он пишет: «Сорри мам пап не хочу и не могу жить с этим извините сына придурка не хотел но так получилось((».

– Да, как-то не в его характере, – согласилась Оливия, – но с другой стороны, если ты стоишь на краю обрыва за минуту до того, как оборвать свою собственную жизнь, ты будешь расставлять все точки и запятые? Или…

– …или кто-то еще написал это за него. До того, как столкнуть его с того самого обрыва или… после, – закончила за подругу мысль Эйлин.

9

Накануне вечером Эйлин допоздна копалась в ящиках своего стола. Нашла старенький, еще школьный телефон и, пока он заряжался, с интересом просматривала страницы бывших одноклассников в соцсетях. Удивительно, но большинство из них остались в родном городе. Из их компании только Эмма и Сара уехали. Сара – учиться в Лондоне в школе стоматологов, а Эмма работает туроператором и ведет свой блог советов путешественникам. Тут Эйлин пожалела, что, поступив в Оксфорд, с головой ушла в науку и совершенно не интересовалась соцсетями, а там такая бурная жизнь. Страница Эммы пестрит видами роскошных отелей, голубыми лагунами неведомых островов и тарелками с экзотической едой, а лента Сары пугает и одновременно обнадеживает фотографиями кривых и серо-желтых зубов «до» и американскими улыбками «после». Вот это «после» и воодушевило Эйлин написать бывшим подругам. Никогда не поздно заполнить пробел в общении. Она быстро написала обеим короткие сообщения в личные контакты: «привет-привет-сколько-лет-сколько-зим-это-я-Эйлин».

Обе ответили буквально сразу.

Эмма: «Привет. Как дела? Ищешь, куда поехать? Могу предложить несколько хороших, горящих туров».

Сара: «Рада тебя услышать. Будешь в Лондоне – напиши. Постараюсь увидеться».

Эйлин обрадовалась и ответила обеим одним и тем же письмом:

«Я в Торки. Пишу диплом. Тема – „Поиск пропавших без вести людей“. Если помнишь что-нибудь про Лиз Барлоу, буду признательна, если поделишься».

Сара: «Охота тебе возиться с поиском всякой швали? Пропала, и слава богу. Большей гадины я в своей жизни не встречала».

Эмма: «Если ты еще раз произнесешь это имя, я тебя заблокирую».

«Вот и все расследование», – с грустью подумала Эйлин.

Так… попробуем зайти с другой стороны. Она придвинула к себе лэптоп, открыла в приложении «Ворд» новый документ и постаралась сосредоточиться, глядя сквозь серебристый лист экрана, на котором тихо подмигивал штришок курсора.

Через час был готов официальный (почти официальный – без печати и бланка именитой юридической конторы, но с красивым росчерком под подписью составительницы) запрос в полицию с просьбой предоставить следующие документы:

– транскрипт записи допроса Тома Смита;

– транскрипт записи допроса Билла Барлоу;

– перечень вещей, найденных при обыске в доме Барлоу.

Перечитав еще раз параграф, где Эйлин объясняет причины, по которым она делает данный запрос, она подчеркнула слова «В соответствии с Актом о свободе информации». Потом подумала и сменила подчеркивание на жирный шрифт. Получилось – В соответствии с Актом о свободе информации.

Распечатав две копии письма и приколов одну из них к пробковой доске рядом с фотографией Лиз, Эйлин решила, что такое письмо лучше отправить «заказным». Для надежности.

* * *

Утро понедельника не самое правильное время для посещения общественных мест, будь то банк, аптека или почта. В оба окна стояли очереди из нескольких человек. Эйлин встала в ту, где, на ее взгляд, стоял народ с меньшим количеством отправлений. Для того, чтобы убить время, решила поиграть в уме в игру, которую она сама для себя называла «А что, если?». Так, рассматривая молодую женщину с коляской в хвосте соседней очереди и груду пакетов в сетке под коляской, Эйлин предположила, что, по всей вероятности, женщина распродает свой дородовый гардероб через е-bay.

«Наверное, вчера, в воскресенье, воспользовалась тем, что муж дома, и полдня упаковывала посылки, а теперь отсылает». – Так за раздумьями Эйлин коротала время, обмахиваясь своим одиноким тощеньким конвертом. Заглянула любопытства ради в коляску, но младенец сладко спал, а когда подняла глаза, увидела, что впереди женщины с ребенком стоит Рейчел Смит.

«Интересно, что и кому она отправляет?» – подумала Эйлин.

В это время мужчина, стоявший перед Рейчел, закончил свой расчет и отошел от стойки. Кассирша подняла глаза на следующего клиента, увидела за стеклом перегородки Рейчел, метнула в нее злобный взгляд и резко опустила заслонку окна, одновременно повернув висевшую над ним табличку «Технический перерыв».

Эйлин не видела лица матери Тома, но видела, как голова женщины ушла в плечи, и она, ссутулившись, отошла от окна и встала в конец другой очереди.

– Эй, что за базар? – возмущенно заорала молодая мать. – У вас тут полно народу! Какой нафиг перерыв?!

Кассирша проводила взглядом Рейчел и тут же снова открыла окно. Тут уже Эйлин не выдержала:

– Как вы смеете отказывать в обслуживании одним клиентам и открывать окно другим?! Если у вас «технический перерыв», то по правилам должно быть выставлено расписание этих перерывов.

И, повернувшись к Рейчел, она предложила ей место в очереди впереди себя. Мисс Смит исподлобья взглянула на Эйлин.

– Спасибо, но мне заступники не нужны. Я сама могу за себя постоять, – сказала как отрезала.

10

Эйлин никак не была готова к такому резкому ответу и потому не нашлась со своим. Теперь она шла по улице вдоль маленьких магазинчиков и кафе, обходя вынесенные далеко на тротуар столики. Держась за щеку, как будто получила оплеуху, она как адвокат (пусть еще и недипломированный) пыталась найти причину. Скорее всего, решила Эйлин, мать Тома за эти годы недоброжелательства и прямых угроз выработала в себе привычку встречать любое к ней обращение в штыки. Вот и «отлаяла», не разобравшись.

Телефон в кармане куртки пару раз сказал «гу-гу», и Эйлин отвлеклась от неприятных мыслей.

На экране светилась короткая фраза, посланная Эммой.

«Извини за грубость. Не хотела, но ЛБ ненавижу. Тебе нужен ХАРВИ ЛУКАС – продавец из ХБ».

Эйлин страшно обрадовалась. Она сама не заметила, как присела у столика одного из кафе и стала быстро набирать текст.

«Спасибо. ЛБ – это Лиз Барлоу?»

«Да».

«Что такое ХБ?»

«Фургон уличной еды „Хэппи бургер“, если он еще существует».

«Поняла. Спасибо».

«Всегда пож-та. Обращайся».

Эйлин подняла глаза. Рядом стояла девчушка-официантка с блокнотиком в руках.

– Что будете заказывать? – без излишних любезностей спросила она.

Эйлин поняла, что сидит за столиком кафе, и это обязывает.

– Чашку капучино, пожалуйста.

Девушка, по всей вероятности, решила, что такого размера заказ не достоин записи в блокнот, захлопнула его и плавно, не спеша, удалилась в тень кафе.

Эйлин снова уткнулась в телефон. На сей раз ее сообщение ушло к Оливии, но одинокая галочка в уголке отправления свидетельствовала о том, что это облако кудрей опять где-то носится.

«Кто такой Харви Лукас и где стоит фургон „Хэппи бургер“?»

* * *

Пора пройтись по местам свершившихся событий. Естественно, начинать надо с паба «Кот и скрипка».

Эйлин с детства не любила пабы. Тогда отец часто брал их с матерью с собой, но если для него эти походы были частью бизнеса и он не столько пил пиво, сколько предлагал на дегустацию свое и заключал договоры, то Эйлин с Анной сидели в отдельном зале для детей и женщин. Летом еще куда ни шло – можно было сидеть в саду за деревянными столиками с прибитыми к ним лавками и рассматривать природу. Зимой же у Эйлин в закрытом пространстве маленького зала начинали от дыма слезиться глаза и голова болеть от шума. Анна молча пила шэнди – смесь пива с лимонадом, и обе покорно ждали, когда Генри покончит со своими делами.

Новшества коснулись и «Кота». Теперь в пабах запрещалось курить. Детские залы переоборудовались в залы для посетителей с собаками. Многие пабы стали предлагать не только легкие закуски к пиву, но и полное «A La Carte» меню. Столы стали покрывать белыми скатертями, и в целом пабы стали походить на не самые роскошные, но все же рестораны. Так сказать, эконом-класс.

Оливия легко припарковала свой маленький, почти игрушечный «Ниссан» между двух внедорожников, причем одним, как будто привычным движением задом.

Эйлин удивилась такому мастерству:

– Долго тренировалась?

– Долго, – честно призналась подруга, – с моей профессией всегда надо быть готовой уносить ноги по-быстрому. Некогда разворачиваться. Comprends?^[3]

– Чего уж тут не понять, – согласилась Оливия.

Девушки еще только подходили к стойке бара сделать заказ, а Джонатан Рой уже широко расставил руки, как бы для объятия, и так же широко, во все лицо, заулыбался.

– Какие люди! – Он окинул девушек очень мужским оценивающим взглядом. – Эйлин, ты у нас редкий, но всегда приятный гость. Как Оксфорд?

Эйлин пожала плечами:

– Стоит. Что ему сделается, мистер Рой.

– О, нет-нет, – замахал он на нее своими большими руками, – только не «мистер». Я для тебя теперь уже не отец твоей одноклассницы, а старший друг. Давай по-простому, по-дружески. Просто Джо.

Эйлин улыбнулась.

– Если не возражаете, то все же полным именем – Джонатан.

– Как я могу возражать такой очаровательной молодой даме. – Он вальяжно кивнул в сторону стойки с напитками. – Сегодня – за счет заведения.

– Мне полбокала белого, – попросила Эйлин и обернулась к Оливии: – Ты что будешь пить?

– Я – выгодный гость. Я за рулем. Бутылочку безалкогольного пива.

Джонатан согласно кивнул:

– Проходите, располагайтесь. Аманда как раз сегодня работает, она вам все и принесет. Ужинать будете?

– Тоже за счет заведения? – Оливия хитро улыбнулась.

– Вот когда напишешь про мой паб хвалебно-рекламную статью, тогда и ужин будет в подарок. А пока, извини, только напитки.

Оливия кивнула в дальний угол зала на столик около окна:

– Там нам будет удобнее поболтать.

Не успели подруги расположиться, как около стола бесшумно, как кошка, или, вернее, как хорошо обученный официант, возникла высокая фигура. Стройность ее подчеркивал длинный, почти в пол, черный фартук с заправленной под завязки белой салфеткой.

Аманда поставила поднос с напитками на стол и точно таким же жестом, как и ее отец, раскрыла руки навстречу Эйлин. Та, еще не успев присесть, легко поднялась и обняла старую одноклассницу.

– Надолго? – спросила Аманда.

– У меня академические три месяца на дипломную работу, – ответила Эйлин.

– Вот и хорошо. Увидимся, так сказать, в нерабочей обстановке.

– Обязательно.

– Кстати, слухи у нас быстро распространяются. Про тебя уже ребята спрашивали. И Хью и Лора. Надо бы собраться. Повеселиться, как когда-то.

– Конечно. Соберемся. Как все?

– Сама увидишь. Хью здесь в баре работает. Он скоро заступает. Сара теперь столичная штучка. Домой почти не приезжает. А Эмма, если тебе нужен хороший, недорогой тур, – она устроит.

– Знаю, знаю. Видела ее страницу в ФБ.

– Кто еще тебя интересует?

– Лора. Сестра Лиз. Как она? – задала Эйлин свой главный вопрос.

– Ты разве не знаешь? Она у нас теперь опасный человек. С ней лучше не ссориться. – Эйлин в удивлении подняла бровь. Аманда, глядя на нее, весело рассмеялась: – Она выучилась на фармацевта. Работает в аптеке на Хай-стрит. В той, что напротив лавки ее отца. Так сказать, «яблочко от яблоньки», но не в том смысле, а в том, что по соседству.

– Понятно.

Аманда пододвинула к Эйлин ламинированный листок с меню, сняла стаканы с подноса и прижала его под мышкой. Левой рукой достала блокнот, а правой, как фокусник, откуда-то из-за уха выдернула тонкую палочку карандаша.

Эйлин и не заглянула в меню, а Оливия пробежала глазами правую колонку цифр, отметила для себя цены и подняла глаза на официантку:

– Мне спагетти «Карбонара».

– А мне рыбу с картошкой.

– Треску или хек?

– Треску.

Как только Аманда отошла от их столика, Оливия вся преобразилась:

– Я тут еще раз пораскинула мозгами, и у меня возникла такая версия – Том и Лиз уехали отсюда из паба пять лет назад вместе.

– И?..

– Я думаю, они планировали побег.

– Побег? Ты случайно не знаешь, где сейчас проживает отец Тома, Давид Смит?

– Понятия не имею. А что? Он нам интересен?

– Слышала, что он, как и Билл Барлоу, был довольно суровым отцом.

– Да, – Оливия согласно кивнула и, не переливая пиво в стакан, по-американски отхлебнула прямо из бутылочки. – В том смысле, что воспитывал Тома в строгости. Там какая-то темная история о смерти их другого ребенка.

– У Тома был брат? – удивилась Эйлин.

– Да. Младший, но он умер в детстве. Не то утонул в ванне, не то упал с дерева и сломал шею. Не знаю.

– Неудивительно, что Рейчел так тяжело воспринимает всяческие вопросы. – Эйлин в задумчивости покачивала свой бокал.

– Неудивительно. Но ходят слухи, а ты знаешь, что моя профессия держится на сборе информации и слухов. Так вот, ходят слухи, что Давид все время винил старшего сына за то, что тот не доглядел. Хотя какой спрос с ребенка. Томасу самому не было и семи.

– То есть ты хочешь сказать, что оба, Лиз и Том, были так затюканы своими отцами, что решили свалить?

– Да. Именно это я и пытаюсь пропихнуть в твою ученую голову. Но что-то пошло не так. Возможно, они поссорились и он ее ударил – отсюда кровь. Потом помирились. Возможно, решили вместе уйти из жизни и спрыгнули с обрыва. Ее тело просто не нашли.

– Погоди. Что значит «вместе спрыгнули с обрыва»? – не унималась Эйлин. – Он же в тот вечер пошел домой. Рейчел это подтвердила. В воскресенье его допрашивали, а где была Лиз? Она сидела два дня в той самой гостинице, рядом с которой нашли машину, и что? Ждала его?

– Нет, это первое, что полиция проверяла.

– То есть они поставили машину у одной гостиницы, а сами пошли в другую?

– Нет. Полиция проверяла все отели вдоль набережной.

– Тогда где она его ждала? До вторника, чтобы вместе спрыгнуть в море с высоты? – Эйлин не могла скрыть своего сарказма.

– Почему его? Может быть, еще кого-то. Ты же сама говорила, что у нее был «взрослый мужик». Может, из-за этого и поссорились?

– То есть Том оставил ее ждать другого мужика, а сам поперся домой. – Эйлин с сожалением покачала головой. – Вернулся уже во вторник, и тут-то они и спрыгнули вместе с обрыва. Как-то все не стыкуется. Похоже, подруга, ты перемудрила в своих размышлениях.

– Твоя версия?

– Уверена, Том тут ни при чем.

– Опасная уверенность, – привычно огрызнулась Оливия, почувствовав, что подруга права и кусочки пазла в ее версии никак не хотят стыковаться.

– Опасная, но необходимая для адвоката, – мягко возразила ей Эйлин.

– Тогда рассказывай. На чем строишь свое предположение? Что накопала?

– Да ничего конкретного. Пытаюсь рассортировать версии.

– Давай версии.

– Если принять основную, то получается, что Том убил Лиз. Допустим, из ревности. Возможно, ты права – они повздорили. Дело дошло до рукоприкладства, и он случайно во время ссоры ее толкнул, или пырнул, или ударил так, что она умерла. Рана явно была открытой – иначе откуда кровь? Том где-то спрятал труп. По версии полиции, вернее, по предсмертной СМС, которую Том послал матери, он не выдержал гнета вины и прыгнул в море с обрыва.

– Ну, это «официальная» версия. Теперь давай свою. – Оливия еще раз пригубила пиво и скривила лицо. – Редкостная гадость этот безалкоголь. С таким же успехом можно было просто кислой воды заказать.

Эйлин оставила замечание подруги без ответа.

– Следующей в моем списке идет такая версия. Кто-то, нам неизвестный, по причине, тоже нам неизвестной, убил Лиз. Факт того, что в машине обнаружены пальцы Тома, не имеет значения. Он часто с ней ездил, естественно, его отпечатки везде: и на ручках дверец, и на крышке бардачка, и на руле. Да. Есть еще следы ее крови на воротнике его куртки, но в этом случае можно предположить, что ему ее подкинули либо до его самоубийства, либо после добавили к вещам, найденным на склоне обрыва. Это не важно. Важно, что убийца до сих пор на свободе.

– Да. Но при этом, обрати внимание, он на свободе уже пять лет. Больше никаких подобных этому убийств в городе не случилось. Говорит ли это о том, что все-таки Том причастен? Или Том вообще никакого отношения к делу не имеет, а покончил с собой из-за того, что на него повесили дело и полиция его жестко прессовала?

– Оливия, у тебя профессиональный пунктик. Тебе обязательно нужно обвинить полицию. Не хочу сказать, что они там все белые и пушистые, но они работают с фактами, а мы с тобой пока что работаем с гипотезами.

– Хорошо-хорошо. Сдаюсь. Давай развивай свои гипотезы.

– Моя гипотеза такова. Вернее, одна из. Первая. Здесь у нас двойное убийство. Сначала ее, а потом его, чтобы на него все свалить.

– Логично.

– И вторая, последняя. Лиз никто не убивал. Она жива-здорова. Все это подстроила сама для того, чтобы исчезнуть с концами. Или… наоборот, она избавляется от Тома, спихнув его с обрыва.

– Зачем? – искренне удивилась Оливия.

– Надоел, к примеру. – Эйлин вдруг резко сменила тему. – Кстати, ты знаешь, кто такой Харви Лукас?

– А-а, этот. Извини, видела твой вопрос, не успела ответить. Харви Лукас – темная лошадка. Держит фургон уличной еды. Бургеры у него и вправду классные. Не бедный. Рассекает на «феррари», но не шикует. Живет в самом что ни на есть обычном доме в не самой престижной части города.

В этот момент у столика возникла Аманда – в каждой руке по тарелке, обернутой полотенцем.