Хелен Раппапорт
Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны

Полная версия

Посвящается Сью Вулманс, лучшей спутнице в моих литературных путешествиях по России

 
Я положил Россию в сумку
И буду брать ее с собой.
 

Владислав Ходасевич, из прочитанного Нине Берберовой в поезде при отъезде из России в 1922 году

 
Нет радостней судьбы – скитальцем стать,
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви,
В Париже.
 

Георгий Адамович. За все, за все спасибо. 1931

Они не знают нас. Не знают русской эмиграции. Для большинства эмигранты – просто обносившиеся аристократы, поглощенные своей ностальгией и фатализмом, толпящиеся в барах… Добавьте только балалайки, громкие волжские песни, беспорядочные танцы и вот вам она – русская эмиграция.

Граф Владимир Коковцев, у Жана Деляжа. Россия в изгнании. 1930

Helen Rappaport

AFTER THE ROMANOVS: RUSSIAN EXILES IN PARIS FROM

THE BELLE ÉPOQUE THROUGH REVOLUTION AND WAR

Cover art and design by Jessica Cruickshank

Author photograph © John Kerrison Photography

Copyright © Helen Rappaport 2022

This edition is published by arrangement with The Peters Fraser and Dunlop Group Ltd and The Van Lear Agency LLC

© Голыбина И. Д., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Русские в Париже: список имен

Следующий список содержит имена, наиболее часто упоминаемые в тексте.

Ахматова, Анна (1889–1966), одна из наиболее известных русских поэтесс; в Париже до Первой мировой войны;

Бакст, Леон (1866–1924), художник, дизайнер костюмов, прославился совместной работой с «Русским балетом» Дягилева;

Бенуа, Александр (1870–1960), художник и критик, тесно сотрудничал с «Русским балетом», Дягилевым и Бакстом;

Берберова, Нина (1901–1993), ведущая писательница русской эмиграции в Париже: после 1951 года сделала успешную научную карьеру в США, спутница Ходасевича;

Бунин, Иван (1870–1953), известный писатель, автор рассказов, лидер парижской литературной эмиграции, лауреат Нобелевской премии 1993 года, муж Веры Муромцевой;

Великая княгиня Виктория Федоровна (Виктория Мелита) (1876–1936), дочь принца Альфреда Британского и великой княгини Марии Александровны, жена великого князя Кирилла Владимировича;

Великая княгиня Владимир (Михен, Мария Павловна-старшая) (1854–1920), урожденная Мария Александрина Мекленбург-Шверинская, с 1874 года Мария Павловна, жена великого князя Владимира Александровича, мать великих князей Кирилла, Бориса и Андрея, а также великой княгини Елены, принцессы Греческой;

Великая княгиня Мария Павловна (1890–1958), дочь великого князя Павла, сестра великого князя Дмитрия, невестка княгини Путятиной;

Великий князь Александр Михайлович (см. Сандро);

Великий князь Алексей Александрович (1850–1908), четвертый сын царя Александра II, брат великих князей Владимира и Павла;

Великий князь Андрей Владимирович (1879–1956), сын великого князя Владимира Александровича, муж Матильды Кшесинской;

Великий князь Борис Владимирович (1877–1943), сын великого князя Владимира Александровича и великой княгини Марии Павловны Мекленбург-Шверинской, внук императора Александра II;

Великий князь Владимир Александрович (1847–1909), третий сын царя Александра II и брат великих князей Павла и Алексея Александровичей, муж великой княгини Марии Павловны Мекленбург-Шверинской;

Великий князь Дмитрий Павлович (1891–1942), старший сын великого князя Павла Александровича, брат великой княгини Марии Павловны, в Париже любовник Коко Шанель;

Великий князь Кирилл Владимирович (1876–1938), блюститель престола Романовых в изгнании; самопровозглашенный император в изгнании, старший сын великого князя Владимира Александровича, третьего сына императора Александра II, муж Виктории-Мелиты Саксен-Кобург-Готской (Виктории Федоровны);

Великий князь Михаил Александрович (1878–1918), брат Николая II – не путать с великим князем Михаилом Михайловичем (1861–1929), известным как Миш-Миш;

Великий князь Николай Николаевич (см. Николаша);

Великий князь Павел Александрович (1860–1919), шестой сын царя Александра II и брат великих князей Владимира и Алексея, отец великого князя Дмитрия Павловича и великой княгини Марии Павловны; муж княгини Палей;

Вертинский, Александр (1889–1997), популярный певец, артист кабаре, имел большой успех в Европе и в СССР после возвращения в 1943 году;

Газданов, Гайто (1903–1971), писатель, работавший в Париже таксистом с 1928 по 1952 год, член французского Сопротивления во времена Второй мировой войны;

Гиппиус, Зинаида (1882–1945), поэтесса, критик и религиозный мыслитель, основатель парижского литературного объединения «Зеленая лампа» совместно с мужем Дмитрием Мережковским;

Горгулов, Павел (1895–1932), эмигрант, убивший президента Франции Поля Дурмера в 1932 году;

Графиня фон Гогенфельзен (см. княгиня Палей);

Гуль, Роман (1896–1986), писатель и критик;

Дон-Аминадо (1888–1957), псевдоним Аминодава Шполянского, журналист и сатирик, известный своими короткими юмористическими рассказами;

Дягилев, Сергей (1872–1929), влиятельный художественный критик, меценат, балетный импресарио, основатель «Русского балета», сотрудничал с Бакстом, Бенуа, Нижинским и Стравинским;

Егорова, Любовь (1880–1972), балерина Императорских театров Санкт-Петербурга, танцевала с Нижинским в «Русском балете» Дягилева;

Карсавина, Тамара (1885–1978), прима-балерина, танцевала в «Русском балете» Дягилева в Париже;

Керенский, Александр (1881–1970), министр обороны, затем премьер-министр Временного правительства в 1917 году, в Париже издатель эмигрантской газеты «Дни»;

Кнорринг, Ирина (1906–1943), недооцененная эмигрантская поэтесса, трагически умерла молодой от диабета;

Княгиня Вера Мещерская (1876–1949), основательница Русского дома для престарелых русских эмигрантов в Сент-Женевьев-де-Буа;

Княгиня Зинаида Шаховская (1906–2001), писательница и литературный критик;

Княгиня Палей (1865–1929) урожденная Ольга фон Пистолькорс, с 1904 года графиня фон Гогенфельзен, жена великого князя Павла, в 1915-м получила титул княгини Палей;

Княгиня Путятина (Софья Путятина) (1866–1940), мать Сергея Путятина, второго мужа великой княгини Марии;

Князь Владимир Палей (1897–1918), сын великого князя Павла Александровича и княгини Палей;

Князь Гавриил Константинович (1887–1955), правнук царя Николая I, вступил в морганатический брак с Антониной Нестеровской в 1917 году, в 1939-м получил титул великого князя;

Князь Феликс Юсупов (1887–1967), знаменитый аристократ и звезда парижского высшего общества, вместе с женой Ириной основал модный дом «Ирфе»;

Куприн, Александр (1870–1938), писатель, автор рассказов, вернулся в Советский Союз в 1937 году;

Кутепов, Александр (1882–1930), генерал, белогвардейский командующий, командир Русского общевоинского союза (РОВС), в изгнании в Париже с 1928 года, похищен и убит ОГПУ в 1930 году;

Кшесинская, Матильда (1872–1971), русская прима-балерина польского происхождения, бывшая любовница Николая II, тогда царевича, жена великого князя Андрея Владимировича;

Ленин (Ульянов), Владимир Ильич (1870–1924), большевик, революционер, глава первого правительства Советского Союза с октября 1917 до 1924 года;

Лифарь, Серж (Сергей) (1905–1986), танцовщик балета и хореограф, танцевал с Карсавиной в «Русском балете» Дягилева в Париже;

Мать Мария Скобцова (1891–1945), урожденная Елизавета Пиленко, поэтесса и монахиня, устроившая бесплатную кухню и общежитие для русских эмигрантов в Париже;

Мережковский, Дмитрий (1865–1941), влиятельный поэт, философ и религиозный мыслитель, вместе с женой, Зинаидой Гиппиус, основал литературное общество «Зеленая лампа» в Париже;

Миллер, Евгений (1867–1939), генерал, после Кутепова возглавивший РОВС в Париже, похищен НКВД в Париже в 1937-м, в Москве подвергся пыткам и был расстрелян;

Милюков, Павел (1859–1943), министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году, в Париже – издатель крупной русскоязычной газеты «Последние новости» (1920–1940);

Муромцева, Вера (1881–1961), автор дневника и спутница Ивана Бунина, с 1922 года его вторая жена;

Набоков, Владимир (1899–1977), эмигрантский писатель и поэт, жил в Берлине в 1922–1937 годах, ненадолго бежал из Германии в Париж от нацистов, затем в 1940-м эмигрировал в США;

Нестеровская, Антонина (1890–1950), морганатическая жена князя Гавриила Константиновича, в Париже получила титул княгини Романовской-Стрельнинской;

Нижинский, Вацлав (1889–1950), танцовщик балета и хореограф, произвел сенсацию в Париже, дебютировав в «Русском балете» Дягилева;

Николаша, великий князь Николай Николаевич (1856–1929), генерал Первой мировой войны, лидер монархистов в Париже с 1919 года до своей смерти;

Одоевцева, Ирина (1895–1990), псевдоним, настоящее имя Ираида Гейнике, писательница и поэтесса, вернулась в 1987 году в СССР, где опубликовала мемуары и обрела признание;

Поплавский, Борис (1903–1935), один из самых многообещающих молодых поэтов парижской эмиграции, разрушил свою жизнь наркотической зависимостью;

Ремизов, Алексей (1877–1957), писатель, иллюстратор, фольклорист, не нашедший своей аудитории в эмиграции;

Сандро, великий князь Александр Михайлович (1866–1933), муж сестры Николая II, великой княгини Ксении Александровны;

Седых, Андрей (1902–1994), псевдоним Якова Цвибака, писатель и журналист, эмигрировал в Нью-Йорк в 1942 году;

Стравинский, Игорь (1882–1971), композитор, сотрудничал с Дягилевым и Нижинским в новаторской постановке «Русского балета» «Весна священная»;

Сутин, Хаим (1893–1943), еврейский художник-экспрессионист, друг Марка Шагала;

Труайя, Анри (1911–2000), псевдоним Льва Тарасова, писал на французском, получил гражданство в 1933 году, обладатель многих наград, включая Гонкуровскую премию;

Тэффи (1872–1952), псевдоним Надежды Лохвицкой, популярная писательница в дореволюционной России, выдающаяся фигура парижской литературной эмиграции;

Фокин, Михаил (1880–1942), хореограф и танцовщик балета, сотрудничал с Дягилевым;

Ходасевич, Владислав (1886–1939), ведущий поэт и литературный критик парижской эмиграции, спутник Нины Берберовой;

Цветаева, Марина (1892–1941), выдающаяся поэтесса парижской эмиграции, страдавшая от бедности и одиночества, вернулась в СССР в 1939 году;

Шагал, Марк (1887–1985), белорусский еврей, урожденный Мойша Шагал, один из лидеров модернистской живописи в Париже, эмигрировал в США в 1941 году;

Шаляпин, Федор (1873–1938), оперный певец, выступавший в «Русских сезонах» Дягилева в Париже, много гастролировал по Европе;

Эренбург, Илья (1891–1967), просоветский журналист, эссеист и писатель, много ездивший между СССР и Францией, хорошо знаком с литературными кругами русской эмиграции в Париже;

Яновский, Василий (1906–1989), писатель и мемуарист, эмигрировал в США в 1942 году.

Глава 1. Турне великих князей

Летом 1900 года в Париже не было более изысканного места для Le Tout-Paris (популярное выражение, которым обозначалось модное парижское высшее общество), чем отель «Ритц» на Вандомской площади, где пили послеобеденный чай среди элегантных статуй, ваз и фонтанов в тенистом внутреннем саду. В сезон, когда Париж наводнили туристы, явившиеся на Всемирную выставку и вторую Олимпиаду, старомодная английская традиция «файф-о-клок» переродилась во французском прочтении в магический ритуал для богатейших представителей парижской верхушки.

Чай в отеле «Ритц» стал и обязательным пунктом программы для обеспеченных иностранных туристов. В саду «Ритца» можно было увидеть самых модных дам Парижа в изысканных туалетах и громадных живописных шляпах, образующих «обширный птичник с птицами всех цветов»¹. Шляпы немного перекрывали обзор, но стоило присмотреться, и взгляд непременно натыкался на одного из русских великих князей или княгинь, на принца или принцессу, графа или графиню – избранных из избранных. Для франкоговорящей русской аристократии Париж в последние сорок лет был вторым домом, куда бежали прятаться от суровой русской зимы и приближающейся революции, грозящей свергнуть правящий класс. Вот как получилось, что к началу нового ХХ века Париж превратился в «столицу России за границей» – для тех, у кого денег куры не клюют².

Открытие русскими французской столицы восходит в действительности к царю-модернизатору Петру Великому, который посетил Париж в 1717 году и сразу же влюбился в Версаль. Он отдал предпочтение французскому стилю при строительстве собственного «окна в Европу» – российской столицы Санкт-Петербурга. Екатерина Великая – жена внука Петра – тоже была поклонницей всего французского и в период своего правления с 1762 по 1796 год активно развивала русско-французские культурные связи. По ее приказу французский стал официальным придворным языком; она вела обширную переписку с Дидро и Вольтером. Во дворцах Екатерины в Санкт-Петербурге и Царском Селе очевидно увлечение французским искусством и ремеслами.

В начале XIX века в отношениях двух стран произошел поворот, в результате которого они оказались враждующими сторонами в Наполеоновских войнах, закончившихся поражением и унижением французов, когда царь Александр I торжественно вступил в Париж 31 марта 1814 года во главе своей великой армии. Следующее столкновение между двумя державами произошло во время Крымской войны 1853–1856 годов. Однако когда к 1860-м отношения восстановились, русская аристократия и обеспеченные классы массово вернулись в Париж. Многие из них переселились туда, как знаменитый писатель Иван Тургенев, известный парижанам с середины 1850-х под французской версией своей фамилии Tourgenieff. С 1847 года он жил в Париже практически постоянно, покинув Россию из-за страстной любви к замужней оперной певице Полине Виардо. Много лет Тургенев занимал квартиру в том же доме, что Виардо с мужем, на улице Дуэ – вплоть до самой своей смерти в 1883 году. Французы настолько полюбили его, что Тургенев стал неофициальным послом русской культуры в Париже и близким другом ведущих писателей современности – Дюма, Золя, Мопассана, Флобера и Жорж Санд.

На Всемирную выставку 1867 года в Париж явилась новая волна из двадцати тысяч русских гостей. Столько русских посещало теперь Париж на регулярной основе, что царь Александр II выделил из казны 200 тысяч франков на строительство для них собственного храма – собора Александра Невского, который открыл свои двери на улице Дарю в Восьмом округе в 1861 году. После разногласий в Европе, спровоцированных Франко-прусской войной 1870–1871 годов, и охлаждения между Россией и Германией с Австро-Венгрией после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов были посеяны первые семена нового золотого века сближения с Францией. К тому времени французы все больше начинали интересоваться русской литературой и культурой, благодаря, в том числе, ее продвижению во французских журналах дипломатом и критиком Эженом-Мельхиором де Вогюэ³. Однако в период правления авторитарного и сурового Александра III, взошедшего на престол после гибели отца в 1881 году, в России воцарилась реакция. Тем больше для сластолюбивых великих князей из рода Романовых (включая собственных братьев Александра – Владимира, Алексея и Павла) стало искушение предаться парижским соблазнам или прокатиться по роскошным отелям и казино в Биаррице на Атлантическом побережье и по Французской Ривьере⁴.

Во Франции русские экспатрианты наслаждались процветающей франко-русской дружбой, достигшей апогея в серии политических альянсов 1890-х годов, к вящему недовольству кайзера Вильгельма, приложившего немало усилий, чтобы вбить клин между двумя странами. Эти новые отношения были закреплены пятидневным визитом царя Николая II с женой Александрой и десятимесячной дочерью Ольгой в Шербур и Париж в октябре 1896 года. Царская семья приплыла во Францию из Шотландии, где посещала королеву Викторию в Балморале. По словам фрейлины царицы, баронессы Буксгевден, «российские суверены, с первого мгновения их вступления на французскую землю, были встречаемы бесконечными овациями»; при въезде в Париж этот прием «стал положительно сумасшедшим»⁵. Криками Vive le bébé et la nounou, «Да здравствует младенец и нянька», приветствовали даже маленькую Ольгу с няней, когда они проезжали по Елисейским Полям в открытой карете под каштанами, украшенными искусственными цветами. Во время той бурной «русской недели» двухмиллионное население Парижа увеличилось на 930 тысяч человек. Президент Форе сопровождал Николая и Александру в их визитах в Парижскую оперу, Лувр, Нотр-Дам и на Севрскую фабрику фарфора. Николай также заложил первый камень в постройку нового моста – моста Александра III, – в честь его отца, предыдущего царя.

При этом принимались особые меры безопасности, ведь царь был первоочередной мишенью для русских революционеров и анархистов. Походы по магазинам, на которые надеялась Александра, совсем не вписывались в график встреч. Однако им с мужем, по крайней мере, удалось в сладостном уединении полюбоваться красотами Версаля и развлечься на грандиозном банкете, за которым последовало театральное представление с участием французской актрисы Сары Бернар. Каждый шаг четы Романовых французская пресса описывала в мельчайших деталях; превозносили также стиль и красоту Александры. Все русское – или псевдорусское – сметалось с полок магазинов, будь то памятные фарфоровые безделушки, «царское» мыло, русская символика и флаги, портреты семьи Романовых, игрушки в виде русского медведя и кабинетные фотографии Николая, Александры и маленькой Ольги. Был изобретен особый франко-русский сорт сыра; одежду в русском стиле продавали с ярлыками «подарок от царя»⁶. После императорского визита «Париж совсем обрусел», как заметил один современник⁷. А в регистрационных книгах все чаще записывали новорожденных младенцев по имени Иван, Дмитрий, Ольга и Сергей.

Из всех русских экспатриантов, наводнивших Париж в то время, больше всего столичным развлечениям предавались искушенные великие князья. Их слава в этом смысле дошла до того, что с 1860-х годов туристам, стремившимся под покровом темноты изведать прелести тайного мира французской эротики, стали предлагать так называемое Турне великих князей – очень популярный, несмотря на отсутствие рекламы, туристский маршрут. Турне – начинавшееся после полуночи, когда закрывались театры, – позволяло платежеспособным туристам проникнуть в самые роскошные и модные бордели, игорные дома и бары Бельвиля, Монмартра и Лез-Аля; кабаре в Ла-Бютт. Турне стало частью мистической belle époque⁸. О нем появилась даже книга «Турне великих князей: парижские нравы»^[1], опубликованная в 1901 году Жаном-Луи Дюбю де Лафоре, плодовитым французским писателем и издателем эротических произведений, который в 1885 году попал под суд за нарушение правил пристойности.

Считается, что идея такого турне принадлежала двум конкретным российским великим князьям – Владимиру и Алексею, сыновьям царя Александра II, – которые с юных лет регулярно наведывались в Париж в поисках сомнительных удовольствий и роскошных яств, обожаемых обоими. Великий князь Владимир Александрович, старший из дядьев Николая II (а до рождения цесаревича в 1904 году третий в линии престолонаследования), был центральной фигурой «семейной олигархии», доминировавшей при дворе вплоть до революции 1917 года⁹. Со своей мрачной красотой, «огромным ростом… и пронзительным взглядом из-под мохнатых бровей» Владимир считался самым влиятельным из великих князей. Он пользовался исключительным уважением и внушал окружающим трепет, равно как и его не менее красивая, но более приземленная супруга, немка по происхождению, Мария Павловна (в девичестве Мария Мекленбург-Шверинская)^[2]. Владимир так и не смирился с тем фактом, что сам не стал императором (хотя его жена определенно питала подобные надежды на будущность их сыновей после смерти отца). Не став царем в России, он мог, по крайней мере, играть роль гранд сеньора во время своих регулярных визитов в Париж каждые два года, куда он приезжал из Санкт-Петербурга через Берлин в собственном спальном вагоне с полноценной кроватью¹⁰. Остановившись, как обычно, в любимом отеле «Континенталь» на улице Кастильоне против Тюильри, Владимир давал полную волю своему сластолюбию, а порой и жестокости, гурманским аппетитам к еде и вину, а также привычке без счета швыряться деньгами, которую унаследовал и его сын, Борис. Его жена, «требовавшая от жизни лишь развлечений», могла, сопровождая его, предаваться неумеренным тратам на покупки, а в Монте-Карло просиживать ночи напролет за игровым столом¹¹. Сегодня сложно даже представить себе размеры состояния Владимира, получавшего от императорской казны содержание в размере 350 тысяч долларов (около 10 млн на 2022 год), к которому добавлялись доходы от принадлежавших ему земель, лесов и шахт, а также жалованье от многочисленных занимаемых им военных постов и прочих синекур. Справедливо будет сказать, что на тот момент состояние Владимира равнялось «бюджету многих великих держав»¹². В своем дворце в 360 комнат в Санкт-Петербурге он хранил сборники рецептов, которые выведывал у лучших поваров России, Франции и Австрии. У него был лучший в городе винный погреб, а к столу великого князя из-за Урала доставляли осетров и бочки черной икры. В Париже он настолько прославился своими питейными и гастрономическими излишествами, что его прозвали там «Гран-Дюк бонвиван», и в большинстве парижских ресторанов до сих пор можно найти филе морского языка а-ля Гран-Дюк Владимир¹³.

И хотя слава о разгульных подвигах шла впереди него, великий князь Владимир Александрович считался образцом хорошего вкуса. Он был по-настоящему умен, утончен и образован, что ставило его гораздо выше просто богатого «светского льва»¹⁴. Владимир слыл эрудитом – его страстью были история и искусство, – был художником-любителем, причем небесталанным, и коллекционером икон. С 1876 года и до самой своей смерти он служил в Петербурге президентом Императорской академии изящных искусств и пользовался исключительным влиянием в художественных кругах. Русских денежных мешков в Париже встречали с распростертыми объятиями; но великий князь Владимир Александрович, по воспоминаниям дочери британского посланника Мериель Бьюкенен, «не только предавался экстравагантным увеселениям», но и «проводил много часов в музеях и художественных галереях, скупая для своей коллекции живопись и антиквариат»¹⁵.

Русская аристократия идеально вписывалась в Le Tout-Paris Прекрасной эпохи, то есть в круг, похожий больше на частный клуб с собственными правилами. Французская пресса регулярно дразнила читателей историями о распутстве и эксцентричных выходках великих князей, особенно об их кутежах в ресторане «Максим», «куда все, кроме épouse légitime» [законной супруги], приходили ради ночного буйства. Тут можно было запросто столкнуться с «князем Голицыным, князем Карагеоргиевичем, наследным принцем Греции Георгом и, конечно, Владимиром и его сыновьями»¹⁶. Много сплетен ходило и про кузена Владимира, великого князя Сергея Михайловича, который прославился огромными ставками в казино в Каннах. Однажды в «Максиме» великий князь Сергей преподнес своей любовнице, Августине де Льерр – одной из парижских великих кокоток (проституток высочайшего класса), – «жемчужное ожерелье ценой 20 миллионов франков, изысканно разложенное на блюде с устрицами»¹⁷. Другие великие князья гонялись за такой же куртизанкой, испанской танцовщицей по прозвищу Прекрасная Отеро, которая вернулась с гастролей в Санкт-Петербурге с полным чемоданом бриллиантов, изумрудов и рубинов.

Великий князь Владимир Александрович был столь же щедр и в чаевых: как-то раз он добавил официанту в «Максиме» «к пригоршне золотых монет еще и несколько драгоценных камней». Как вспоминал позднее его кузен, великий князь Александр Михайлович – более известный как Сандро^[3], – визиты Владимира в Париж становились «праздничными днями в календарях метрдотелей и шеф-поваров Города света, которым он, устроив сначала страшный скандал из-за «отвратительного» меню, неизменно оставлял в конце вечера щедрые чаевые, вкладывая их в каждую протянутую к нему руку»¹⁸.

К концу XIX века русские обрели в Париже такую популярность, что их прозвали там «боярами». В своем знаменитом кабаре на Монмартре певец Аристид Брюан выкрикивал «казаки идут!» при виде русских, заходящих в зал для ночного разгула¹⁹. Великие князья предпочитали занимать отдельные комнаты – cabinets particuliers, – где наслаждались обществом французских куртизанок. Однако иногда распоясавшиеся бояре выходили за рамки: один граф «имел склонность накалывать острой вилкой узоры на голых женских животах», а группа русских офицеров «устраивала любопытную игру с заряженными револьверами. Они выключали весь свет и принимались палить во все стороны. Последствия этих игр замалчивались, однако ущерб наносился огромный, и за него платили по-царски»²⁰.

Правда, не всем великим князьям удавалось избежать неприятностей. Один такой анонимный, но очень богатый господин проводил однажды вечер в ресторане с парой дамочек не самых строгих правил, и внезапно его сморила усталость. Стоило жертве заснуть, как спутницы завладели всем его добром, включая одежду, и оставили ему лишь галстук-бабочку, который так и болтался у несчастного на шее. Когда maître d’hotel вошел в кабинет несколько часов спустя, чтобы подать счет, то обнаружил «полностью голого мужчину, громко храпящего на диванчике». Разбуженный, великий князь получил счет на пятьсот франков, но оказался неспособен заплатить. Явилась полиция, и его, завернув в скатерть, посадили в карету и увезли в участок. Пришлось ему постараться, чтобы уговорить полицейских изменить маршрут и доставить его взамен в русское посольство²¹.

Другим великим князем, тяготевшим к парижской ночной жизни, был холостой брат Владимира Александровича, великий князь Алексис^[4], который в 1897 году приобрел роскошную квартиру в доме 38 по улице Габриель, на правом берегу Сены. Светловолосый красавец, Алексис запомнился румынской королеве Марии как «своеобразный викинг, идеально годящийся на роль Лоэнгрина, о каком Вагнер мог только мечтать»²². Высокий, как все великие князья Романовы, Алексис был, однако, достаточно плотного сложения и имел склонность к лишнему весу; он отличался громким командным голосом и царственными манерами. Как и его брат Владимир, он предавался нескончаемым удовольствиям. Не ограничивал себя ни в вине, ни в женщинах, кутил с цыганами, а девизом своим сделал фразу «В жизни нужно испробовать все»²³. Кузен Сандро прозвал его «Красавчиком Барммеллом императорского семейства»²⁴. Он воплощал в себе образ настоящего светского льва и сильно походил на еще одного знаменитого охотника за наслаждениями, короля Эдуарда VII, также предпочитавшего эротические и кулинарные изыски Парижа удовольствиям, предлагаемым родиной. Алексис не был ни интеллектуалом, ни эстетом, как его брат Владимир; он отличался прямотой и добродушием старого моряка, способного кого угодно уморить долгими рассказами о днях былой славы (умело скрывая при этом собственную некомпетентность как адмирала, командовавшего флотом во время Русско-японской войны 1904–1905 годов). Как шутил Сандро, «он скор с женщинами и медлителен с кораблями». Алексис постоянно наведывался в Париж вместе с Владимиром – частота этих визитов породила в Санкт-Петербурге шутку о том, что «парижские дамы стоят России минимум одного военного судна в год»²⁵. Много слухов ходило о том, как деньги, предназначенные на строительство новых военных крейсеров для имперских военно-морских сил, утекали в карманы Алексиса, пока тот находился на посту главнокомандующего флотом – однако он был не единственным, кто лихо вытягивал деньги из государственной казны. Огромное количество афер проворачивалось для того, чтобы повысить доходы не слишком щепетильных великих князей²⁶.

Роскошная жизнь Алексиса в Париже отчасти служила ему утешением после кончины любви всей его жизни – Зины, графини Богарне, вышедшей замуж за его кузена и друга, герцога Лейхтенберга, с которой Алексис вел довольно несчастливый ménage royal à trois²⁷. Когда Зина умерла от рака горла, Алексис кинулся искать утешения в объятиях бессчетной череды актрис и танцовщиц; однажды он прибыл в легендарное кабаре «Мулен Руж» со своей свитой, под охраной агентов полиции, и стал спрашивать, умеет ли кто из танцовщиц плясать русскую (предположительно имея в виду казацкую лезгинку). Публика в зале ответила на его вопрос громким хохотом. Главная звезда, Ла Гулю (которую обессмертил своими полотнами знаменитый Тулуз-Лотрек), исполнила для него канкан, после чего Алексис, по воспоминаниям, чуть ли не всю усыпал ее банкнотами. Он пригласил Ла Гулю на ужин тет-а-тет в «Максиме», где они ели белужью икру и праздновали новый франко-русский альянс²⁸.

Однако вскоре Алексис перенес свою страсть – и свои деньги – на французскую актрису с еврейскими корнями Элизабет Баллетту, приезжавшую с французской театральной труппой в Санкт-Петербург. Он осыпал ее драгоценностями прославленных французских ювелирных домов – например «Картье», – благодаря номинально занимаемой должности в морском флоте. Но после катастрофического поражения России в войне с Японией русский императорский двор пришел в ярость при виде Ла Баллетты, красовавшейся в новехоньком ожерелье с крестом из бриллиантов и рубинов, стоившем Алексису 22 600 долларов (около 700 тысяч долларов на современные деньги), которое метко прозвали «Тихоокеанским флотом». Ла Баллетта, жаловались придворные, «обошлась русскому народу дороже битвы при Цусиме», которая закончилась позорным поражением и ускорила отставку Алексиса²⁹.

* * *

В эти последние годы belle époque, когда богачи считали Париж местом, где можно потратить деньги и воспрянуть духом, возник настоящий бум торговли предметами роскоши; драгоценности от домов «Бушерон», «Шоме», и в особенности «Картье», могли соперничать с лучшими изделиями Фаберже в Санкт-Петербурге. Фаворитом русских великих княгинь был французский модельер Чарльз Уорт; много лет ему покровительствовала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Повсюду в Париже бутики дорогих parfumier, меховщиков, арт-дилеров и антикваров привлекали колоссальные потоки русских денег. Королевский люкс в отеле «Ритц» с его декором в стиле ампир, «сочетающий достаточную помпу с максимальной степенью комфорта», часто использовался в качестве штаб-квартиры русскими, наезжающими в Париж, чтобы сделать покупки.