bannerbannerbanner
Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни

Хелен Раппапорт
Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни

Полная версия

Этот факт не стоило бы предавать широкой огласке, ведь жена будущего наследника российского престола должна была, паче всего остального, отличаться крепким здоровьем, чтобы произвести на свет здоровых детей. Аликс также страдала хроническим отитом, у нее бывали частые головные боли на нервной почве, переходящие в мигрень. Кроме того, у нее было плохое кровообращение. Но настоящей проблемой для девушки был именно ишиас, который часто причинял такую боль, что Аликс не могла ходить, ездить или играть в теннис. Аликс редко жаловалась на свои «несчастные ноги», однако из-за болей в ногах ей часто приходилось часами лежать или полусидеть на диване33.

Европейская пресса прознала о ее проблемах со здоровьем и уже некоторое время муссировала слухи об этом, пока летом 1894 года не было сделано официальное заявление о том, что сообщения о слабом здоровье принцессы «абсолютно беспочвенны и не имеют никаких оснований».[34]

Но королева Виктория не хотела рисковать. Она всегда внимательно относилась к своему собственному здоровью и свято верила в несомненную пользу соблюдения постельного режима при каждой возможности. Королева глубоко сожалела, что «строгий режим дня, а также диета» не были прописаны Аликс раньше (в этом она винила семейного врача в Гессене, «глупого человека», по ее мнению), а также о том, что ей не удалось взять с собой внучку в Балморал осенью предыдущего года для отдыха и лечения – ведь в Балморале был «лучший воздух на свете».

Однако Аликс еще некоторое время назад поняла, что в Шотландии ей чуточку «тесновато»35. У королевы не вызывало сомнений, что все эмоциональные перегрузки и напряжение, пережитые юной принцессой до и во время помолвки с Ники, «очень подорвали ее нервную систему», поэтому 22 мая, как только Аликс приехала из Дармштадта, она была немедленно отправлена на курорт Харрогит на воды.

Аликс прибыла туда инкогнито, под именем «баронессы Штаркенбург», однако это никого не ввело в заблуждение. Информация скоро просочилась в прессу, дав новую пищу для спекуляций. «Будь принцесса Аликс в полном здравии, с чего бы ей запереть себя в глуши, на водах в Йоркшире, в самый разгар лондонского сезона?» – так комментировала новость о поездке Аликс на курорт газета «Вестминстер баджет».

«Стремление двора опровергнуть сообщения прессы о слабости здоровья принцессы Аликс, несомненно, свидетельствует об опасениях, что подобная информация может привести к разрыву помолвки. Поскольку непременным условием брака с наследником престола России является крепкое здоровье будущей супруги, то правилами семьи Романовых запрещается заключение брака с невестой, не отличающейся хорошим здоровьем»36.

Однако, несмотря на назойливое внимание прессы к пребыванию Аликс на водах, те четыре недели, которые она провела там, оказались приятными. Принцесса поехала в Харрогит в сопровождении фрейлины Гретхен фон Фабрис. Ей удалось с домашним уютом обустроить просторную виллу с террасой на Проспект-Плейс в Верхнем Харрогите, респектабельной и популярной части города.

Тем не менее, каждое утро принцессе приходилось проезжать на инвалидном кресле сквозь строй посторонних любопытных глаз (некоторые даже рассматривали ее в бинокль). Они неотрывно смотрели, как она спускалась с холма в своей каталке и ехала в купальню «Виктория», где принимала серные или грязевые ванны или пила сернистую, с резким запахом, воду.

Днем, завершив процедуры, в специальном инвалидном кресле «Ковентри», представлявшем собой кресло-каталку и велосипед одновременно, Аликс ездила на экскурсии полюбоваться местными красотами и подышать бодрящим йоркширским воздухом. Следом за ней на подобающем расстоянии ехал на велосипеде детектив37.

Вскоре, однако, Аликс придумала способ «уходить от преследования», как она рассказывала Ники: «Они стоят скопом и ждут, чтобы посмотреть, как я выеду и буду пробираться сквозь толпу. Тогда я выхожу и сажусь в коляску на заднем дворе; они следят за парадной дверью, потом они вдруг видят меня – и все устремляются за мной, чтобы поглазеть на меня… Когда я захожу в магазин, чтобы купить цветы, девушки-продавщицы встают у окна и разглядывают меня»38.

Все это смущало Аликс и лишало ее душевного равновесия, потому что в инвалидной коляске она чувствовала себя вдвойне уязвимой. Почти все то время, что она провела в Харрогите, шли сильные дожди, поэтому боль в ногах к концу лечения на водах почти по-прежнему мучила ее. Но Аликс была неизменно весела и приветлива и со своими слугами, и с местными людьми, которых она встречала. Все они запомнили ее «улыбчивой и скромной, без тени холодности или высокомерия»39.

Вскоре после прибытия в Проспект-Плейс Аликс с восторгом узнала, что у хозяйки этого дома, миссис Аллен, только что родились двойняшки, мальчик и девочка. Она решила, что это хороший знак, и попросила разрешения взглянуть на детей.

Вообще, Аликс чувствовала и вела себя в этом доме очень просто, без всякого официоза, настаивая на том, чтобы все домашние обращались с ней, как с простым, обычным человеком. Она то «пела и порхала по дому, как счастливая английская девушка, приехавшая из школы домой, то появлялась в своей спальне и, всполошив прислугу, помогала ей застилать кровать, то вдруг возникала на пороге кухни, мягко постучав, и деликатно спрашивала: «Позвольте войти» – миссис Аллен от неожиданности вздрагивала – и с удовольствием укачивала сулящих счастье близнецов. Иногда Аликс, повернувшись спиной к очагу, стояла, как настоящий йоркширец, и разговаривала о том о сем, глядя, как идет приготовление еды, или вела продолжительные беседы с баронессой Фабрис о том, как лучше одевать и обучать детей»40.

По просьбе Алленов Аликс согласилась стать крестной близнецов. Крещение состоялось 13 июня в церкви Святого Петра в Харрогите. Детям были даны имена Николас Чарльз Бернард Гесс и Аликс Беатрис Эмма. После крещения принцесса Аликс, кроме щедрых подарков из золота, преподнесла детям свою фотографию и фотографию своего жениха, чтобы, когда дети вырастут, они смогли посмотреть, в честь кого они были названы[6].

Это было счастливое, преисполненное надежд вступление к собственной будущей жизни в новом качестве жены, в окружении детей, о которых она так мечтала. И это было время, когда принцесса Аликс была самой собой – открытой, любящей и щедрой к тем, кто был значим для нее в ее частном, домашнем мирке.

В середине июня в Англию к Аликс приехал Ники, который, как он писал своей матери, наконец с восторгом оказался «в объятиях моей суженой, которая показалась мне еще прекрасней, еще дороже, чем раньше»41. Они провели три дня в полной идиллии в замке Уолтон на берегу Темзы в гостях у сестры Аликс, Виктории, и ее мужа Людвига Баттенберга. Ники и Аликс гуляли или сидели в тени каштанов, Николай читал вслух, а Аликс шила; или катались (в это время, в виде исключения, их никто не сопровождал).

Затем они поехали в Виндзор к королеве и вместе с ней отправились в замок Осборн. В это время к ним присоединился духовник Николая, отец Янышев, специально приехавший из России для подготовки Аликс к принятию православной веры. Ему пришлось нелегко: Аликс была взыскательной и пытливой ученицей. Благодаря своему евангелическому воспитанию Аликс не воспринимала религиозное учение как догму и категорически отказывалась официально отрекаться от лютеранской веры при переходе в православие, считая такой поступок еретическим. Необходимо было найти компромисс.

Свадьбу планировали устроить весной 1895 года, поэтому Аликс рассчитывала провести еще несколько спокойных месяцев у себя дома в Гессене, чтобы подготовиться. Но эти планы пришлось срочно изменить, когда из России пришло известие, что Александр III тяжело болен и вряд ли проживет долго. Теперь он больше не возражал против брака своего сына с Аликс и пожелал, пока жив, повидаться с ней.

Аликс спешно покинула Гессен и поехала на юг, в Крым, в Симферополь. В этой дальней поездке ее сопровождала верная Гретхен. После того как Аликс прибыла во дворец Романовых в Ливадии и встретилась там с Ники, умирающий царь благословил молодую чету.

Александр умер 20 октября[7], а на следующий день Аликс официально приняла православие. После смерти отца царем стал Николай. Необходимо было определить время и место бракосочетания царской четы. Им хотелось бы провести эту церемонию в домашней обстановке Ливадийского дворца без лишней шумихи42. Но российские великие князья возражали: в соответствии с протоколом императорского двора торжественная церемония бракосочетания правителя России должна была состояться в столице. И вот в пронизывающем холоде Санкт-Петербурга, после изнурительного траура по скончавшемуся императору, который соблюдался при дворе в течение трех недель, 14 ноября в присутствии сотен приглашенных гостей в церкви Зимнего дворца произошло венчание Николая II и Александры Федоровны.

 

В этот день Аликс выглядела прекрасной и спокойной, как никогда: высокая и статная, в белом платье из серебряной парчи. Накинутая на плечи золотая императорская мантия с длинным шлейфом, богато отороченная горностаем, подчеркивала красоту ее фигуры, а сияние усыпанного бриллиантами свадебного венца усиливало прозрачность голубых глаз и переливалось в рыжеватом золоте волнистых волос. Ее вид произвел глубокое впечатление на английского посланника лорда Каррингтона. «Она выглядела именно так, как должна, по общему мнению, выглядеть русская императрица, идущая к алтарю», – написал он королеве Виктории43. Другие свидетели этого торжественного события отмечали, что принцесса с ее величавой фигурой оказалась выше своего низкорослого и более хрупкого на вид супруга и удивительным образом производила впечатление физически более сильной и духовно более цельной женщины – «в этом было ее значительное превосходство над привычным образом великой княгини»44.

Было, однако, что-то в настороженном, нерадостном выражении глаз невесты и в напряженной линии тонких губ, что говорило о другом – о том, что сильная, волевая личность пытается бороться с природной застенчивостью, и о яростном нежелании пребывать на всеобщем обозрении после стольких лет по-домашнему простого и приватного образа жизни при Гессенском дворе. Аликс выдержала эту пытку, но под конец дня свадьбы, так же, как когда-то ее бабушка Виктория, она рано ушла спать, мучаясь головной болью. Тем, кто принимал участие в торжествах в тот день, например княгине Радзивилл, это событие запомнилось как «одно из самых печальных зрелищ, что доводилось видеть».

Во время правления властного императора Александра III русская аристократия жила спокойно, чувствуя себя в безопасности, но это чувство защищенности исчезло после его безвременной смерти, взамен появилось «ощущение надвигающегося бедствия»45.

Молодые пробыли еще несколько дней в довольно тесных холостяцких апартаментах Николая в Аничковом дворце в Санкт-Петербурге. В их помещениях в Зимнем дворце еще шел косметический ремонт. Затем молодожены отправились в Александровский дворец в Царском Селе. Они устроились в апартаментах вдовствующей императрицы в восточном крыле, где в 1868 году родился Ники, и провели там четыре чудесных дня в полном уединении, «рука об руку и сердце к сердцу», по словам Ники из письма его шурину Эрни46. Аликс тоже написала брату незадолго до свадьбы, заверяя его: «Я так счастлива и никогда не смогу возблагодарить Господа в полной мере за то, что он даровал мне такое сокровище, как мой Ники»47. Скромная и серьезная Аликс Гессенская, которую даже ее собственная бабушка называла «маленькой немецкой принцессой», не знавшая ничего, кроме тесного мирка небольшого немецкого княжества, выиграла самый большой приз в королевской гонке невест и получила в мужья самого богатого человека того времени48.

Но спешно прибывшая из Дармштадта в Россию новая царица пребывала в полном неведении об обычаях и поверьях страны, плохо знала русский язык и только что совершила резкую перемену своих религиозных воззрений, перейдя от воинствующей строгости благочестивого лютеранства в мир мистических и пышных обрядов русского православия. Культурный разрыв был огромным. Принцесса Аликс Гессенская столкнулась с теми же проблемами, но в гораздо большей степени, что и ее мать, когда та впервые оказалась в Дармштадте, и – в какой-то степени – ее дед, принц Альберт, который одиноким и тоскующим по дому юношей из Кобурга вошел в чуждый мир английского двора пятьдесят четыре года назад. Новая для Аликс страна относилась к ней настороженно, как к немке и незваной гостье, пятой в череде принцесс немецкой крови, ставшей русской императрицей за какие-то сто лет. Так и Англия когда-то отнеслась к Альберту, безвестному князьку из Саксен-Кобурга.

При всей искренности, с которой Аликс восприняла православие, она, тем не менее, по-прежнему оставалась, по сути, англичанкой, мыслила и чувствовала как англичанка. Английский серьезный и прагматичный подход к семейной жизни был привит ей с детства, воспринят ею от матери, а той, в свою очередь, от своей матери. Такое переданное по наследству воспитание очень пригодилось бы ей, если бы дальнейшая жизнь Аликс протекала в знакомой обстановке западноевропейской культуры. Но Россия, известная своей бурной историей и чрезмерным богатством и пышностью императорского двора, несмотря на завораживающую красоту этой страны, уже полюбившуюся молодой царице, была ей по-прежнему неведома. Обстановка в имперском Санкт-Петербурге конца XIX века разительно отличалась от милого уюта жизни в Сан-Суси и идиллии розовых садов Дармштадта.

И все-таки ради любви «нежная и простодушная Алики» собрала все свое мужество и покинула тихий и мирный кров своего брата в Дармштадте, чтобы стать «великой императрицей России»49. С настороженностью воспринимая непривычный уклад придворной жизни, с которым теперь пришлось столкнуться, Аликс решительно закрыла доступ в свой маленький домашний мирок любым проявлениям этого враждебного внешнего мира и всего того, что ее в нем пугало. Вместо этого она еще больше привязалась к тому, что оставалось близким и привычным, в чем она черпала утешение, и с удовольствием вживалась в роль «преданной женушки» Николая. А весь мир и Россия могли пока подождать.

Могли подождать во всем, кроме одного. Вскоре после смерти Александра III Николай издал указ, в котором повелевал всем своим подданным принести присягу на верность своему новому царю. Этим же указом император возложил на своего младшего брата, великого князя Георгия Александровича, титул цесаревича, «пока Бог не благословит наш будущий союз с принцессой Аликс Гессен-Дармштадтской рождением сына»50. По заведенному порядку вещей, основным и самым насущным долгом Аликс перед династией Романовых было родить наследника российского престола.

Глава 2
Маленькая княгиня

С первых же дней в России принцесса Аликс Гессенская приготовилась противостоять всему, что воспринималось ею как угроза спокойной семейной жизни с Ники, какой она ее себе представляла. Семья была ее единственным оплотом, когда смерть забрала самых дорогих ей людей. Теперь, когда Аликс была далеко от дома, одинокая и настороженная, ее очень пугала необходимость и перспектива становиться объектом всеобщего любопытства. Аликс пыталась защитить свою тщательно скрываемую уязвимость, при каждой возможности скрываясь из поля зрения общественности. Однако это выглядело как холодная отстраненность, уже подмеченная всеми, что было совсем не в ее пользу. Александра Федоровна, как ее теперь звали, оказалась под прицелом враждебных взглядов русской аристократии, которая была критически настроена по отношению к ней, к ее английским манерам и воспитанию, к плохому знанию французского (о ужас!), все еще преобладавшему в то время в кругах русской элиты1. Хуже того: эта малоизвестная немецкая принцесса, по мнению двора, вдруг отодвинула на задний план всеми обожаемую, светскую и приятную бывшую императрицу Марию Федоровну (которая была в то время все еще очень энергичной вдовой около пятидесяти лет) и заняла центральное положение при дворе.

С самого начала исполнение обязанностей на придворных церемониях было для Александры почти непереносимо. Так, в январе 1895 года во время церемонии целования руки на новогоднем балу перед ней выстроились в ряд 550 придворных дам, каждая из них должна была поцеловать императрице руку. Признаки видимого дискомфорта и судорожное желание отодвинуться, когда кто-нибудь пытался подойти слишком близко, были сразу превратно истолкованы как свидетельства трудного характера. Ее новая невестка, великая княгиня Ольга Александровна, позже вспоминала: «Даже в тот первый год, я это хорошо помню, стоило Алики улыбнуться – это называли насмешкой. Если же у нее был серьезный вид – говорили, что она сердита»2. Так что ее реакцией на все это было укрыться в своем домашнем мирке. Но ее главной заботой было понести ребенка, все от нее ждали этого, старались подметить явные признаки беременности. Великий князь Константин Константинович многозначительно отметил в своем дневнике через несколько недель после свадьбы, что «молодой императрице опять сделалось дурно в церкви. Если это происходит от причины, желанной всей Россией, то слава Богу!»3. Совершенно точно, что к концу февраля Александра призналась в письме к брату Эрни (его жена в Дармштадте должна была вот-вот родить своего первого ребенка, Александра отправила к ней придворную акушерку мадам Гюнст): «Думаю, что теперь я могу надеяться – больше нет некоторых обычных явлений, и мне так кажется… О, просто не могу в это поверить, это было бы слишком хорошо и слишком большое счастье». Она велела Эрни сохранить это в тайне. Сестра Элла и так уже «проявляла любопытство на этот счет в декабре», и другая сестра, Ирэна, тоже, но им она скажет тогда, когда сочтет нужным4. Что же касается старой няни, которую Александра привезла с собой из Дармштадта, то «Орчи ухаживает за мной все время самым назойливым образом». Спустя неделю после этого письма Александра «ежедневно чувствовала такую слабость», что не смогла присутствовать на похоронах молодого великого князя Алексея Михайловича, который умер от туберкулеза. Да и позже Александра часто была прикована к постели, ее мучила сильная тошнота5. Иногда Орчи уговаривала ее съесть хоть кусочек бараньей отбивной, но чаще всего это заканчивалось тем, что Александра стремительно выбегала из-за стола и ее рвало. Она боялась, что за ней следят, выискивая признаки ее пресловутого слабого здоровья, и снова умоляла Эрни никому не рассказывать о том, как ей утром было плохо6. До самого окончания срока беременности царская официальная служба охраняла здоровье и благополучие Александры стеной цензуры, в российской прессе не было никаких объявлений и бюллетеней по данному вопросу, и простые люди вообще ничего не знали о состоянии императрицы.

В то время молодые еще жили в Аничковом дворце в Петербурге. Александра намеренно проводила все свои дни здесь, сидя в большом кресле в углу за ширмой, наполовину скрывавшей ее от посторонних глаз. Она читала «Дармштадтер цайтунг», занималась шитьем и живописью, пока ее обожаемый муж вел дела своего «несносного народа». По утрам ей было тяжело переносить отсутствие Ники по присутственным делам даже всего пару часов (отголоски солипсизма ее бабушки Виктории, которая не выпускала своего дорогого Альберта из поля зрения). Но днем ничто не мешало ей наслаждаться его обществом: «Обычно, пока он читает кучи документов от своих министров, я просматриваю прошения, которых бывает немало, и вырезаю марки» (вырезать марки было данью ее врожденной немецкой бережливости)7. Государственные дела казались надоедливым занятием – «ужасная скука» 8. Вечера она проводила, слушая, как Ники читает ей вслух, а затем, когда он уходил к себе в кабинет еще поработать с документами, Александра коротала время, играя в настольную игру «уголки» со своей свекровью до тех пор, пока Ники не возвращался, чтобы еще почитать перед сном. Те немногие официальные обязанности, которые Александра все же должна была выполнять (встречи иностранных депутаций или приветствие выстроившихся в ряд министров), были ей теперь особенно тягостны, потому что ей в целом ужасно нездоровилось и ее мучили постоянные головные боли.

Тем не менее, царица имела все основания с уверенностью рассчитывать на рождение долгожданного сына к концу года. Статистика показывала, что в семьях предыдущих трех царей династии Романовых рождалось много мальчиков. Наличие детей мужского пола имело решающее значение в стране, где законы наследования, измененные в 1797 году по указу царя Павла I, были основаны на преимущественном праве наследования престола по мужской линии9. Женщина могла взойти на российский престол только в случае смерти всех законных наследников престола по мужской линии. Но в то время в России, помимо Николая, было двое его родных младших братьев, Георгий и Михаил, они были бы следующими по праву наследования; кроме них, было еще несколько великих князей с многочисленными сыновьями.

С нетерпением ожидая рождения ребенка, Александра взялась за создание уютного семейного дома для себя, Ники и будущих детей, чего никогда не пыталась сделать ни одна русская императрица до нее. Обоим супругам нравился Александровский дворец в Царском Селе, удачно расположенный вдали от излишне любопытного санкт-петербургского общества. «Здесь чудесно: спокойно и тихо, – рассказывала Александра брату Эрни. – Чувствуешь себя совершенно другим человеком, чем в городе»10. Они с Николаем не захотели размещаться в семейных апартаментах Александра III в восточном крыле, вместо этого они выбрали несколько запущенное и скудно обставленное западное крыло – ближе к дворцовым воротам. Интерьеры этой части дворца предполагалось оформить безо всякой пышности, ни в коем случае не в имперском стиле. После проведения ремонта в соответствии с простым провинциальным вкусом Александры здесь должны были быть созданы, по ее представлению, идеальные условия для жизни домохозяйки и преданной матери семейства. Для этого дома была заказана простая современная мебель, похожая на ту, что была в Дармштадте, мебель, знакомая ей с детства. Ее заказали в Лондоне, в английской компании «Мейплз», которая занималась производством мебели и вела торговлю мебелью в магазине на Тоттенхэм-Корт-роуд. Атмосфера этого намеренно ориентированного на семейный быт дома, в котором Николай II и Александра Федоровна проведут большую часть своего времени, помимо обязательных зимних сезонов в Санкт-Петербурге с Рождества до Великого поста, должна была соответствовать уютному викторианскому стилю, быть такой, какая могла бы понравиться бабушке, королеве Виктории. Санкт-петербургское общество, безусловно, пришло в ужас от буржуазных вкусов новой царицы, поскольку она велела российскому дизайнеру интерьеров, Роману Мельцеру, перестроить их помещения во дворце в стиле модерн (ар-нуво), популярном в то время в Германии, а не в классическом стиле, в соответствии с расположением и внешним видом дворца.

 

Летом 1895 года стояла невыносимая жара. По мере течения беременности Александры усиливался и дискомфорт, который ей приходилось испытывать, поэтому она была рада оказаться на свежем морском воздухе Нижней дачи в Петергофе, расположенном в парке Александрия, одном из шести английских ландшафтных парков этого загородного дворцового ансамбля. На Нижней даче был особый, уединенный мир, вдали от золотых куполов дворца Петра Великого с его каскадом фонтанов и декоративных садов. Двухэтажное с башенками здание дачи в очаровательном, ненавязчивом стиле было выстроено из красного и кремового кирпича, выложенного чередующимися горизонтальными полосами. В период с 1883-го по 1885 год по указанию Александра III оно было надстроено до четырех этажей и приобрело при этом вид итальянского павильона с балконами и застекленными верандами. Но оно по-прежнему оставалось довольно высоким, с узкими небольшими комнатами и низкими потолками, что создавало впечатление приморской виллы, а не царской резиденции. Это место, однако, оказалось на редкость идиллическим: затерянное в дальнем северо-восточном конце парка, за рощей тенистых сосен и лиственных деревьев и с видом на усыпанной валунами берег Финского залива. Сам парк, где росли в изобилии дикие цветы и водилось много кроликов и зайцев, был отгорожен забором высотой 7 футов (2 м), на каждых 100 ярдах (90 м) вдоль него были выставлены солдаты с примкнутыми штыками, а внутреннюю территорию патрулировали конные казаки из царского конвоя, личная охрана Николая, которая следовала за ним повсюду11. Нижняя дача была окружена газонами и цветниками из лилий, мальвы, мака и душистого горошка. Это напоминало Александре прекрасные сады Вольфсгартена, охотничьего домика Эрни в самом сердце гессенских лесов, и она чувствовала себя в безопасности, как дома. Предвидя, что в дальнейшем здесь потребуется больше комнат, Николай приказал пристроить дополнительное крыло. Интерьер предполагалось сделать таким же, как в новой резиденции супругов в Царском Селе, только в более скромном масштабе, с простой, по большей части белой мебелью и знакомыми ситцевыми занавесками. И повсюду, как всегда – характерная черта домашнего обихода Александры: «на столах, на кронштейнах, на любой свободной поверхности… расставлены кувшины, вазы и чаши, полные свежими, только что срезанными, благоухающими цветами»12.

C июня по сентябрь Александра провела время в абсолютном уединении в Петергофе. Ее беременность была изнурительной, ребенок был очень активным. Александра писала Эрни в июле: «Моя крошка иногда прыгает, как сумасшедшая, и от этого у меня начинает кружиться голова, а во время ходьбы время от времени делает толчки [sic] (внизу живота)»[8]13. Александра по большей части отдыхала на диване, глядя на море, или осторожно совершала ежедневные прогулки и поездки с Ники, а остальное время посвящала рисованию и живописи, изготовлению стеганых одеяльцев и детской одежды. «Какая это, должно быть, радость – иметь собственного маленького сладкого крошку, – писала она в июле брату Эрни, в семье которого тогда уже был ребенок, дочь Элизабет. – Я с огромным нетерпением ожидаю тот момент, когда Бог даст нам нашего – это будет такое счастье и для моего дорогого Ники… У него так много печалей и забот, что появление собственного крошечного малыша очень приободрит его… Такой молодой – и на таком ответственном посту. Ему приходится бороться со многим»14.

В конце августа апартаменты в Царском Селе были готовы. Несмотря на скромные размеры дворца и его парковой зоны длиной 14 миль (22,5 км) по периметру, для его обслуживания потребовалось 1000 человек прислуги и придворных чиновников и еще больше солдат в гарнизоне для охраны15. Александре нравились ее новые комнаты. Она с удовольствием, хотя это и доставляло ей физические неудобства, занималась раскладыванием детского приданого. «Надеюсь, мне не придется ждать еще долго, вес и активность младенца становятся весьма сильными», – писала она Эрни16. В конце сентября у нее случился приступ острой боли в животе. Немедленно послали за госпожой Гюнст и сразу же вызвали доктора Дмитрия Отта, директора Санкт-Петербургского института акушерства и наиболее влиятельного гинеколога в России того времени. Незадолго до этого они вдвоем принимали роды первого ребенка Ксении, сестры Николая17. Между тем Александра озаботилась вопросом поиска няни для ребенка. Как и Ксения, она хотела, чтобы няня была англичанка: «Если только я смогу найти кого-нибудь, они зачастую боятся ехать так далеко, а еще у них самые фантастические представления о диких русских и еще Бог знает какие глупости. Горничная в детской, разумеется, будет русской»18.

И Николай, и Александра были убеждены, что ребенок должен родиться примерно в середине октября, но к моменту приезда Эллы из Москвы в конце месяца этого так и не случилось. Она нашла Аликс «на удивление похорошевшей; слава Богу, лицо округлилось, и цвет лица такой здоровый, лучше, чем я наблюдала годами», – сообщала она королеве Виктории. Эллу беспокоило, что ребенок будет «скорей всего огромный», но Аликс изменилась в лучшую сторону, «весела, совсем как ребенок, и тот ужасно печальный вид, который после папиной смерти был так для нее характерен, растворяется в ее постоянных улыбках»19.

Николай тщательно следил за состоянием жены. «Детка сместилась ниже, и от этого ей очень неудобно, бедняжке!» – писал он матери20. Он был так озабочен этим неуклонно приближающимся событием, что надеялся, что министры не будут заваливать его в это время работой. В ожидании сына они с Александрой уже выбрали для него имя Павел. Марии Федоровне, однако, этот выбор совсем не нравился из-за ассоциации с Павлом I, которого убили. Но ей очень хотелось быть вместе с молодой семьей, когда начнутся роды: «Конечно, вы дадите мне знать, как только появятся первые признаки, не так ли? Я тут же помчусь к вам, мои дорогие дети, и не буду вам мешать, разве что, пожалуй, буду, как полицейский, следить, чтобы все остальные держались подальше»21.

Размер и положение плода причиняли Александре такие ужасные боли в спине и в ногах, что ей часто приходилось проводить бо́льшую часть дня в постели или лежа на диване. «Ребенок все никак не родится – уже на подходе, но пока не желает появляться. Я так жду этого, с таким нетерпением», – сообщала она Эрни22. Доктор Отт теперь оставался на ночь, а мадам Гюнст находилась тут последние две недели. Поскольку из официальных источников не поступало никаких сведений о течении беременности российской императрицы, за рубежом ходило множество слухов, как и во времена, предшествовавшие ее браку. Распространение слухов и сплетен вызвало жесткую отповедь британской прессы, основанную на известиях из «хорошо информированных источников в Дармштадте и Берлине»:

«Несмотря на некие тревожные слухи, которые распространяются относительно состояния здоровья императрицы России, а также заявления о том, что будут приглашены некоторые другие врачи, корреспондент в Санкт-Петербурге утверждает, что Ее Императорское Величество, согласно заключению ее доктора, чувствует себя очень хорошо и не испытывает ни потребности, ни желания приглашать каких-либо посторонних консультантов»23.

3 ноября около часа ночи у Александры наконец начались схватки. У ее постели были Элла с Марией Федоровной. Как позже сообщала Элла королеве Виктории, они «осторожно растирали ей спину и ноги, это помогало ей немного расслабиться»24. Александра была благодарна им за присутствие. Она была рада и присутствию мужа в течение всех двадцати часов, пока длились роды. В это время Николай то и дело не мог удержать слез, а его мать часто молилась коленопреклоненная25. Наконец в 9 часов вечера «мы услышали детский вскрик, и все с облегчением выдохнули», – вспоминал Николай26.

6Год спустя, когда близнецам исполнился год, Аликс прислала им в подарок российские золотые столовые приборы с эмалью тонкой работы, кольца для салфеток и солонки с императорским гербом и инициалами детей, а также два одинаковых детских платьишка: одно розового, а другое голубого цвета, которые для них Аликс сшила сама. Позже близнецы получили подарки из России в 1910 году по случаю конфирмации и в 1915 году, когда им исполнился двадцать один год.
7Все события, происходившие в России до февраля 1918 года, даются по старому стилю (по юлианскому календарю). Там, где может возникнуть разночтение, в скобках добавлены даты по новому стилю.
8Орфография Александры была чрезвычайно своеобразной, а грамматические ошибки она делала просто потому, что писала в спешке. Все случаи опечаток и грамматических ошибок в цитатах из ее писем и дневников помечены «sic» («так в оригинале»).
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39 
Рейтинг@Mail.ru