Хайдар Маратович Байзаков
Большое и малое безмолвие
«Первая часть»
Посвящается друзьям.
Особая благодарность Т.Н.Н.
«Сон»
Если ты боксер, ты глух. Время на ринге безмолвно. Все звуки для тебя, где невольно, а где усилием воли, стекаются в гул. Подбадривающие крики спортсменов с твоего зала, вопли ребят с других команд, визги девчонок, дружно хлопающих в ладоши, ритмичные подсказки тренера с угла, все сливается в единый гул или большое безмолвие. В раундах ты отчетливо слышишь только дыхание соперника, все остальные звуки не интересны и тягучи, как кисель. И только в минутных перерывах, сидя в своем углу, между краткими наставлениями тренера, до тебя доходят амплитудные волны, несущие безумную какофонию этих звуков местного оркестра без управления дирижером.
«Здравствуй, дитя, я с тобою наедине до конца», общается с тобой Большое Безмолвие.
«Опять этот сон», с такими мыслями проснулся Давид. Этот сон предостерегающе обычно приходил к нему, когда ожидались изменения в его жизни. А в этом году, ему, 45-летнему менеджеру среднего звена изменения часто приходилось испытывать. И не всегда приятные, большинство из них были те, которых опасаешься.
Сначала умерли родители, один за другим. Потом сняли с должности начальника управления в министерстве. Пришлось искать работу, работа нашлась, но в другом городе и к тому же в крупные руководители не взяли. Но зарплата была хорошая, плюс платили за квартиру. Но переезжать в другой город Давид семье запретил. Потому что дети учатся в престижных школах в столице.
Ну и потому, что он надеялся скоро вернуться в главный город, который ему сразу понравился своей вертикальностью и отдельно четкими звуками: по утрам стук разнокалиберных инструментов на строительных площадках, смех школьников на перекрестах, клаксоны разъезжающих машин, по вечерам – звон бокалов и кружек в барах, бодрый голос консьержа с пожеланием спокойной ночи. Этот полюбившийся город звенел свежей энергией, подтянутостью. А на остальное Давид не обращал внимания.
Этот сон, когда я на ринге и не могу провести ударную серию – значит перемены в жизни, которых не избежать, напомнил себе снова Давид. Выпив теплой водой с имбирем и лимоном, он тут же стал приседать. Ежедневные приседания, как и утренний приготовленный напиток, создавали веру, что он может прожить безболезненно долго. Счастье – оно, как здоровье, пока оно есть, его не замечаешь. Он помнил эту фразу. А тем более перед глазами часто вставала изможденная фигура близкого родственника, мучительно умершего от рака.
Ранним весенним утром, идя пешком до работы, затрачивая полчаса на маршрут, хочется помечтать. Мечта была одна – вернуться в столицу. Главное – не отвлекаться на окружающий антураж с куцыми деревьями, малоэтажными зданиями без единого архитектурного ансамбля, и умело перепрыгивать через кляксы разбитого асфальта. А если еще замотивировать себя музыкой в наушниках, так дорога вообще покажется подъемной. Второстепенно – не свернуть. Не свернуть туда, где серыми мотыльками мерцают вывески, под светом которых полно рюмочных, пивнушек, наливаек, которые зовут круглосуточно вахтовиков, командировочных и просто жаждущих. А выпить для поднятия настроения в этом бедном на экологию и культуру промышленном городе, хотелось прям ежечасно.
Рабочие будни в среднем возрасте мужчины тянутся едино и бесследно. Телефонные трели, шарканье коллег, монотонность приказов руководителей, – все прессуется в корпоративный, монолитный гул. «Ну привет, – это я, Малое Безмолвие – я с тобою надолго», шуршат серые стены здания.
Ближе к концу дня на корпоративном телефоне неожиданно высветился звонок приемной коммерческого директора. «Давид Георгиевич, зайдите, пожалуйста, Вас ожидают», Лариса, секретарь, перешедшая с министерства, умела распознавать мужчин, которых нужно вызывать, и которых можно приглашать.
«Странно, моих документов на подписи у него нет, зачем?» – думал Давид, заходя в приемную. – «Неужели, увольнение? Сон в руку, как говорится. Предупрежден – значит, вооружен. Почему не кадровая служба, это же их прерогатива. Ладно, приму со спокойствием, и унижаться не буду с просьбами. Веди себя достойно.»
Лариса, столичная девушка, прошедшая Крым и Рым, пользовалась по максимуму своим положением. Яркая внешность, высокий рост и самое главное – голос. Этим оружием она владела в совершенстве. Она могла разговаривать с крупными акционерами девчачьим звонким голосом старшеклассницы, а иногда могла свернуть голову молодому аудитору грудным низким тембром. Она нравилась всем. Но ей было скучно в провинции, поэтому она все время играла. Вот и сегодня, оглядев ладную, подтянутую фигуру Давида, она потянулась с наслаждением, отводя руки назад и вверх, демонстрируя молодую грудь, обтянутую в нежную итальянскую материю, спросила: «Давид, скучаете здесь, после столицы?».
«Не настолько, Лариса», – со смешком ответил он. – «Но спасибо за предложение».
Имел на это право, пересекались по прежней работе.
Сопровождаемый колокольчатым смехом, Давид, сам настроенный встречать трудности с улыбкой, вошел в кабинет главного по коммерции.
В этом помещении все источало твердую уверенность в завтрашнем дне, причем ждать этот самый завтрашний день начали с момента занятия отцом хозяина кабинета должности директора организации еще в советские времена, а уверенность только копилась с момента образования совместного предприятия с участием иностранного капитала.
Вначале это был завод, гремевший выпуском сырья и своей продукцией по всему Советскому Союзу. После приватизации в девяностых он стал Заводом, Продукция которого была востребована во всем мире, благодаря качеству Сырья из месторождения, рядом с которым он был построен.
Комдир, получивший высшее образование в Англии, хорошо смотрелся в своем дорогом костюме в дубовых стенах, украшенных совместными фото с президентом, с известными иностранными магнатами, где-то мелькали фото с турниров по фехтованию на пьедесталах с кубками, которые заслуженно получил он.
–
День добрый, Павел Сергеевич!
На десять лет младше Давида и примерно на столько же килограмм тяжелее при едином росте, директор с сохранившейся стремительной походкой рапириста увлек с собой Давида в личную комнату отдыха.
–
Давид Георгиевич, у меня к Вам имеется разговор. Разговор сложный и долгий, поэтому присаживайтесь и приготовьтесь меня внимательно слушать. Все вопросы в конце.
Наш Завод отпускает Продукцию по всей нашей стране, согласно договоренности с правительством, только семь процентов из всего выпускаемого объема и по фиксированной местной цене, в девять – десять раз ниже экспортной. А все остальное наше же идет на экспорт, по цене мировых котировок. Почти во всех локальных городах, куда мы отправляем нашу Продукцию, наши филиалы отлично справляются со своей деятельностью: обеспечивают местные предприятия нашим Сырьем и Продукцией, население сыто-согрето-обуто, как говорится.
Но вот с городом Приморск, там беда. Близость к границе, морской порт рядом. И местный филиал начал воровать нашу Продукцию и продавать за рубеж. То, что мы им отгружаем каждый месяц, они из этого объема малую долю смешивают с товаром другого производства и худшего качества и отправляют в местные организации, а вот большую уже часть, чистую и высшего качества продают за границу.
Опережая Ваш вопрос, Давид Георгиевич, сразу скажу, что уволить этих ушлых ребят нельзя. Глава филиала – это племянник нового губернатора Приморской области, остальные топ-менеджеры там – тоже родственники ответственных работников. Да и прямых доказательств нет. Отправлял службу внутреннего аудита к ним, по бумагам все чисто. Аудиторы могут только наш филиал проверить. Договорился с полицией, отправил к ним, они поездили по области. Приехали, тоже все чисто, говорят. Хотя скорее всего перекупили их местные.
Так что у меня только догадки, но догадки железные. Первое – они разбогатели, вдруг и широко. Наша служба безопасности обратила на это внимание и проинформировала меня. Второе – это жалобы населения, в средствах массовой информации об этом пишут. Раньше от филиала к предприятиям местным Продукция доходила строго по графику, теперь же с задержкой. Постоянно какие-то ремонты незапланированные. На качество тоже жалобы от населения. Брали пробы качества на филиале и на предприятиях, там незначительные погрешности, их, как говорится, к делу не пришьешь. Предполагаю, что там все в сговоре, звенья одной цепи.
Давид Георгиевич, у меня к Вам ответственное задание: поехать в Приморск, найти доказательства воровства. Я знаю, что Вы оттуда родом.
– Можно вопрос, Павел Сергеевич? Почему я? Профиль моих служебных обязанностей не связан с аудитом. Да, я оттуда, но это может повлиять на результат?
– Может, может.
Директор, до этого произносивший горячо свой монолог, теперь уменьшил градус до холодного. Раньше его глаза, только иногда разведкой бросавшего взгляды на лицо Давида, теперь неотрывно сканировали, ожидая реакцию подчиненного.
– Динго, – отчетливо произнес слово хозяин кабинета.
Лицо Давида непроизвольно выдало улыбку, сдержанную, но чистую тем не менее. Услышав в разговоре свой родной Приморск, он не мог не вспомнить своего лучшего друга детства, юности, с молодых лет носившего прозвище Динго, так и сохранившего ее, но уже среди осведомленных людей.
– Это хорошо, что у Вас такая реакция на этого человека, – удовлетворительно сказал директор и продолжил:
– Да, Динго, авторитетный бизнесмен и теневой хозяин Приморска. Я предполагаю, что его посреднические фирмы могут быть причастны к хищениям у нас на филиале. Мне известно, что у Вас очень хорошие отношения с ним. Поэтому Ваша миссия – договориться с ним, чтобы он помог нам вытащить железные доказательства воровства руководством филиала.
– А если он откажется?
– Конечно он откажется. Даже если его об этом попросит лучший друг детства. Предложите ему деньги. Вы будете моим эмиссаром, больше мне некого подобрать. Цена вопроса – месячный объем всей Продукции в Приморске, в экспортном эквиваленте. Сделаем какой-нибудь заказ для Завода его фирмами. Лучше так, чем потом разгребать все это дерьмо, в которое весь Завод будет вляпан и неизвестно еще какие последствия будут для всех нас. Да и не могу я это терпеть, физически не могу, когда воруют у меня, да еще и так нагло.
– Еще вопрос, Павел Сергеевич. А нельзя поговорить с губернатором, чтобы он сделал внушение племяннику?
– Думал я об этом, думал. Но, во – первых, неизвестно, насколько рука губера туда дотянулась, может он сам и закрутил эту карусель. Ведь на всех уровнях прикрытие этого цирка. Пошлет нас на три буквы. И потом, он сейчас близок к президенту страны, а вопрос преемника уже циркулируют на нашем Олимпе. Как бы нам, наоборот, не создали проблемы. А во – вторых, даже если он не причем, ну одернет он племянника, тот успокоится на пару месяцев, потом все равно начнет. Привык уже жить на широкую ногу. Я такую породу людей уже изучил. Так что, давайте, без него.
Так что скажете мне? Готовы ответить или дать время? Но ответ мне нужен, не выходя отсюда.
– Я готов, – твердо ответил Давид.
– Вот и отлично, – улыбнулся начальник, – именно такой ответ я ожидал от Вас. Если бы Вы отказались, то не было бы смысла Вас в дальнейшем держать на Заводе.
Предлагаю выпить за начало такого опасного, но благородного дела.
Разлив коньяк в стопки, а не в бокалы для этого благородного напитка, хозяин кабинета произнес: «За веру в человека, чтобы она нас никогда не подводила!» и выпил залпом, Давид последовал его примеру. Подождав, пока древесная хмельная жидкость начала уже распускать свои щупальца по всему организму, комдир продолжил, но уже привычным начальственным тоном, как будто только что совместно не пили:
– Что касается дела, две недели Вам на результат, это дедлайн. Мне нужна полная схема хищений. Как это они делают, кто причастен, с доказательствами. Не будет результата, покинете Завод со всеми вытекающими последствиями.
О последствиях Давид мог только догадываться. У комдира были обширные связи на всех уровнях.
– Дальше. Что касается Вас. Если же будет положительный результат, то Вас в столице ждет должность генерального менеджера по связям с правительством и с общественностью. Знаю, что потянете эту должность, да и правление Завода одобрит Вашу кандидатуру, это я Вам гарантирую. А так, снова будете с семьей. Ну и среди столичного бомонда будете по-прежнему вращаться, вернетесь в большую авиацию, – улыбался уже под хмельком хозяин кабинета.
Возвращаясь вдвоем из комнаты отдыха через кабинет и провожая до двери, комдир продолжал давать инструкции:
– Приказ о командировке уже выпущен. Все документы у секретаря в приемной. Там и отчет аудита, там и все документы по филиалу с момента прихода нового руководства. Полномочия для Вас в филиале прописаны самые широкие. Официально у вас аудит филиала. Посмотрите бумаги, может что-то сами раскопаете. Вдруг получится. Вылет завтра. Касательно Динго и моего предложения ему, об этом никому. Если нужно будет встретиться со мной, звоните Ларисе, она вам купит билеты. Мне не звонить. Вопросы есть?
– А что будет с текущим генеральным менеджером по связям с общественностью и правительством, если я решу этот вопрос?
Не удостоив ответа на этот вопрос, хозяин кабинета уже возвращался к своему столу, но Давид успел уловить в его лице явное удивление и в глазах – скрытую тревогу, нет, скорей всего обеспокоенность. Чем, Давид только мог догадываться. Но не задать этот вопрос не мог.
Забирая в приемной командировочные документы и также свой телефон, который нельзя было проносить в кабинеты топ-менеджеров, согласно корпоративному правилу, он почувствовал, что пьян. Поэтому увидев среди пропущенных звонок от жены, задумался, перезвонить сейчас или позже. Но все-таки беспокойство о семье, вдруг что-то случилось, пересилило неизбежность прослушивания лекции о вреде алкоголизма. Выйдя на улицу, он набрал номер жены.
– Привет, дорогая! Ты звонила?
– Привет, дорогой! Да, звонила. Занят был?
– Да, у руководства был. О, у меня к тебе новость! Я в командировку в Приморск, на две недели. Приезжайте туда, все вместе, на выходные. Отдохнем на море.
– Дава? – голос жены стал звучать тревожнее. – Ты выпил? Я по голосу чувствую. Что случилось?
За двадцать лет совместной жизни супруги читали друг друга, как открытые книги. И отношения стали теплее и доверчивее.
– Да, выпил с руководством, – не стал скрываться муж и покорно приготовился выслушать обязательную проповедь.
– Дава, ты же не пил сколько уже, а теперь что? Мы же переживаем, ты там один, без нас. У тебя все в порядке? Ты в Приморск? Там твои старые друзья, только не уходи в запой, пожалуйста! Конечно, мы приедем.
Давид любил и уважал свою жену. За эти годы им многое пришлось пройти вместе. Поэтому, и в этот раз он не перебивал, а только молча слушал и иногда вставлял гарантийное: «нет, нет, конечно, да, пойду спать, я тоже, я тоже тебя люблю…», поговорив с женой и дав обещание, что не пойдет никуда дальше, он двинулся по направлению к дому.
«Начало»
Дава, как все его называли, что дома, что во дворе, был круглым отличником и активистом в школе. Вот и сейчас, получив первое задание, в качестве председателя пионерского отряда, от классного руководителя, стать лучшим классом по успеваемости среди четвертых классов, он засучил рукава, как говорили старшие. Классуха сказала, подтянуть самого отстающего одноклассника по учебе и по совместительству, самого отъявленного хулигана района, мальчика, которого к одиннадцати годам все уже называли «дикая собака Динго», по мотивам старого советского фильма. Дава, не предполагая, во что это выйдет в будущем, со всей ответственностью и прилежностью послушного ученика, согласился.
Во время перемены Дава подошел к Динго и сообщил ему, что тому нужно усердно учиться, и теперь его дополнительным образованием будет заниматься он, председатель пионерского отряда, поэтому он после уроков придет к Динго и поможет тому сделать домашнее задание. Получив у носа кулак, пропахшего уже к тем годам табаком и уличной пылью, с характерным «Во тебе, видал?», Дава не испугался, а наоборот, в голове быстро промелькнула картинка, как он сияющий получает награду от директора школы, играют пионерские горны, а самая красивая девчонка класса, да что там класса, всего мира, по имени Наташа, машет ему рукой.
Сразу после домашнего обеда с портфелем наперевес Дава постучался в дверь квартиры подопечного. Открыла его мама, которая тут же сообщила, что этот паршивец еще не возвращался со школы и он, как всегда, на улице. За минуту Дава успел рассмотреть и изможденное, постаревшее лицо женщины, в одиночку поднимающей четверых детей и протертую дырку в районе пояса на застиранном халате. Этот образ сильно контрастировал с мамой Давы, всегда опрятной и приветливой цветущей молодой женщины.
Обычно ребята собирались на уличной площадке района, где скрипели деревянные качели и стояла пыль столбом от беготни мальчишек и девчонок. Дава пытался высмотреть Динго среди этого постоянно меняющегося пестрого облака детворы, но тот успел уже заметить его раньше. Поэтому что-то быстро объяснив своим пацанам и махнув в сторону подходившего Давы, он быстро юркнул в ближайшие кусты.
Три жилистые фигурки вышли навстречу Даве. Не успел он ничего сказать, как тут же получил удар по скуле. Пока он, скрючившись лежал в пыли, быстрые руки сноровисто выпотрошили его портфель, раскидали все его тетрадки и учебники по площадке. Где-то слышался придавленный в ладошку смех Динго.
Можно было и сдаться, бросить это поручение, но папа Давы всегда говорил сыну, когда разъяснял какую-либо прочитанную книгу про приключения, что нужно иди туда, где трудно, именно там ты обретаешь силу. Поэтому на следующий день наш ответственный герой, несущий знания, снова пошел туда же на площадку, повязав свой красный пионерский галстук, но предварительно прихватив крепкую ветку, сломанную подальше от дома.
Придя на площадку, Дава не увидел вчерашних пацанов, зато были ребята с других улиц, пришедшие поиграть на пустом дворе. Которые, увидев одинокую фигурку мальчика с чужого района, быстро обступили его, не дав возможности сбежать. Стычки между дворами были обычным делом в родном городке. И Дава приготовился драться, взяв наперевес палку. Расправиться с ним не составило труда для закаленных в уличных схватках хулиганов. Подставив подло сзади подножку, они тут же стали хлопотливо мутузить по бокам поверженного.
Первое правило уличной драки: если тебя сбили с ног и бьют толпой – не будь неподвижным, постоянно вертись, крутись, не давай время и постоянного расстояния для замаха противникам. Закрыв голову руками и извиваясь, как земляной червяк, Дава слышал только детские матюги, да хэкания противников. Вдруг отступили удары и воздух вверху над ним наполнился другими звуками, напоминающие то ли вой, то ли рык собаки. Это Динго, только вышедший на улицу и спешащий на привычное место, безоговорочно влетел в драку.
Потом уже, когда, запечатав ссадины и кровоподтеки облизанными подорожниками, спаситель протянул свою расцарапанную пятерню со словами: «Ладно, Дава, будем учиться. Только, чур, я буду к тебе приходить. Забились?».
Так было положено начало дружбы, которая имела положительный эффект для обоих.
Дава мог спокойно теперь ходить по району и близлежащим дворам, потому что все в округе знали, что Динго за него горой стоит.
Динго, приходя в квартиру к другу, первым делом с удовольствием уплетал обед, приготовленный впрок мамой Давы, а потом уже садился за домашнее задание. Мальчики вслух читали домашнюю литературу, разбирали математические задания, а еще больше пересказывали друг другу приключенческие фильмы, мечтая оба о путешествиях, о затонувших кораблях с несметными сокровищами.
Вскоре, Динго, как стоявшего на учете в детской комнате милиции, записали в детско-юношескую спортивную школу, на секцию бокса, чтобы отвадить от улицы. Была в Советском Союзе такая социальная практика перевоспитания трудных детей и подростков. И теперь он приходил к другу в перерывах между тренировками, но успеваемость все равно продолжала расти, потому что мальчик то был смышлёный, схватывающий все на лету, а что был хулиганом, так это от безграничной энергии, от скуки и от отсутствия мужской руки в доме.
Чуть позже с детской непосредственностью он привлек и своего учебного куратора к тренировкам. И Дава послушно три раза в неделю ходил на тренировки, где учился наносить и держать удары.
Динго же, имея все природные данные и внутреннюю стойкость, все больше и больше отдавался большому спорту. Его полка в квартире неуклонно покрывалась медалями, кубками, грамотами уже международных соревнований.
К выпускному классу Дава, по настоянию родителей, что нужно готовиться к экзаменам в высшее учебное заведение, бросил бокс и погрузился в изучение предметов, необходимых для поступления на юриста, уже модную по тем перестроечным временам, профессию.
Их дружный класс, хмельно встречая рассвет у моря после выпускного бала, поклялся не прерывать своей школьной дружбы. Такое происходило только в советских школах и там, где классные руководители занимались помимо учебы, но еще и нравственным и культурным воспитанием подопечных, где обязательно присутствовали совместные походы на природу, посещение культурных мероприятий, поддержка друг друга, натаскивание по предметам в учебе.
Будущее всем казалось радужным и приветливым, как майское море.
Но уже грозно раскинули свои крылья девяностые годы, покрывая мрачной тенью многие надежды и мечты.
Мама Динго, оставшись без работы на закрывшемся предприятии, тяжело заболела, и семья оказалась без средств существования. Повзрослевший единственный сын среди трех сестер, скрепя сердцем принял решение, повесить перчатки на гвоздь, и влиться в группировки расплодившихся тогда рэкетиров, где он, благодаря известности и бойцовским качествам, сразу же выдвинулся в первые ряды.
Дава вместе с Наташей, своей школьной любовью, поступили на юридический факультет престижного столичного университета. После каждой успешно сданной сессии они обязательно приезжали на каникулы в родной город и всегда встречались со своим классом и дворовыми друзьями. Динго, если позволяло время, присутствовал на этих посиделках и никому из своих друзей не позволял закрыть счет в заведениях, сам при этом беззлобно подшучивая над бедными студентами.
Однажды к окончанию третьего курса Дава узнал, что с Динго приключилось что-то страшное. Непонятное, неизвестное облако домыслов, слухов ходило по Приморску. Но что было ясно точно, так это то, что больше десятка крепких ребят и старших мужчин пропали без вести, а Динго был арестован.
Едва дождавшись окончания летней сессии, Дава рванул в родной город, Наташа же осталась на обязательную практику, устроившись в один из отделов милиции в столице.
Мрачную картину увидел застал он в доме своего друга. Сам Динго был уже этапирован в столичную тюрьму. Хмурые дочки ухаживали за не встающей с постели матерью. В доме не хватало средств. Все тайники с деньгами, которые рэкетир сделал дома, были изъяты или присвоены милицией при обыске. В те времена по всем городам страны происходили частые перебои с электричеством.
Дом в кромешной темноте молчал навзрыд.
Попросив у родителей максимум денег, Дава приходил каждый день к другу, оставляя продукты и малые суммы на необходимые нужды. С ним бывали и оставшиеся в городе немногочисленные одноклассники. Все вместе через месяц они же и соседи проводили в последний путь маму друга.
Прошло два года. Следы Динго потерялись. Никто не знал о его судьбе. Дава безуспешно пытаясь найти его, везде получал отказ, либо информацию, что он нигде не значится.
После получения диплома успешный выпускник заехал всего на день домой, потому что уже ждала работа в столице. После узкого и теплого застолья с любящими и гордящимся сыном, родителями, безмятежной ночи в старой постели, уже по дороге обратно на железнодорожный вокзал, он решил заехать по пути к сестрам друга, с тайной надеждой, что может что-то узнает о его судьбе.
Дверь открыла младшая сестра, которая тут же кинулась ему на шею, и через мгновенье три пары девчачьих рук обнимали его, тянули вглубь квартиры, на него глядели заплаканные и светящиеся лица и все шептали: «он вернулся, вернулся, сегодня вернулся…». Стоя на пороге комнаты, Дава не мог поверить своим глазам. Так же, как и раньше, когда он заходил за своим другом в ранние выходные дни, чтобы вместе потом отправиться навстречу юным открытиям, как всегда, отвернувшись к стенке к старому узорчатому ковру, на кровати спал Динго. Через секунду двое повзрослевших мальчиков, крепко сжимали друг другу руки, сильно хлопали по плечам и смотрели в глаза, и Даве на мгновенье показалось, что он стал плохо видеть, потому что солнце через распахнутое окно било прям в лицо и выжимало слезу. Именно солнце, и ничто иное.
На весь град скорых вопросов Динго ответил кратко: «попали под замес, остался я один, теперь все хорошо со мной, да, по закону». А такси уже непрерывно сигналило уже которую минуту, напоминая о скором поезде в столицу.
«Приморск»
Еще в тот же вечер, когда ему стало известно о предстоящей командировке, Давид написал в чат одноклассников сообщение о том, что будет в родном городе. Радостно отвечая на приветствие старых друзей и приглашение встретиться, он подтвердил, что сразу по прилету приедет на место встречи.
Их, одноклассников, в родном городе осталось всего четверо мужчин. Пятый, сам Давид, с удовольствием поддерживал общение, тем более в наше время, благодаря социальным сетям и мессенджерам, связь не прерывалась. Остальные разъехались, некоторые, потеряв веру во что либо, не выдержали вылезших пороков общества, таких, как: наркомания, алкоголизм и сгинули. Двое одноклассников погибли в первой чеченской войне.
Из оставшихся у всех были свои отдельные житейские заботы и проблемы, каждый занимался своим делом, но самостоятельно шел по выбранному или вынужденному жизненному пути и не просил помощи друг у друга. У кого-то была своя небольшая автомастерская, кто-то работал в порту на средней должности, у кого-то был свой маленький магазин. Но что объединяло их, это то, что все к этому возрасту уже понимали, что счастье – это плод своих усилий, напряжение воли и что покой нужно заслужить только своим трудом.
Каждую общую встречу они проводили в сауне, сами, в закрытом кругу, без приглашенных.
Вначале еще они ходили в рестораны, в кабаки, но теперь с возрастом хотелось уединения, подальше от шума, посторонних. Да и баня, как известно, всех уравнивает.
Место было отведено в отдельной сауне, где угощение было без излишеств. Водка, пиво, вяленая рыбка, варенная картошка, из мяса только шашлыки.
О себе никто ничего не говорил, не старались выпятиться или хвастаться, такие мелочные проявления себя еще давно жестко высмеяли и пресекли, ярмарки тщеславия никто не праздновал. Говорили только о близких, вспоминали со смехом детские и юные события, да и просто трепались о пустом. Распаренные и пьяные мужчины вместе выходили с парилки, также дружно чокались, поднимая рюмки вместе с простыми и емкими словами. Пар макал всех в дорогое для них прошлое, вытапливая текущие накопившиеся стрессы. Такие редкие встречи необходимы каждому мужчине в зрелом возрасте, чтобы ощутить себя на границе между двух миров, когда еще можешь прикоснуться к своему прекрасному ушедшему, и тебя еще не поглощает неизвестное неизбежное будущее.
Давид говорил мало, только слушал, наслаждался звуками, погружался в гул почти забытых слов, событий. Большое Безмолвие напоминало о себе.
Расставаясь с обещаниями друг другу еще раз встретиться перед уездом, ощущая в себе приятное тепло и моральное удовлетворение от того, что встретился с одноклассниками, Давид принял предложение Динго, проводить его и пройтись пешком по набережной. В майский ранний вечер с моря уже не тянуло прохладой и поэтому не было опасений, что можно простыть.
Шли не спеша, сзади и спереди чуть подали сопровождали два охранника Динго. Сам он, глубоко дыша морским воздухом и резко выдыхая из легких, таким образом пытался вывести остатки алкоголя из организма. Давид же после парной и ледяного душа, чувствовал, наоборот, что нужно добавить еще алкоголя, чтобы продлить это чувство опьянения и легкости.
– Слушай, Давид, хочу рассказать тебе историю. Как раз закончу, и дойдем до кабака, там еще добавим текилы, самое то будет.
– Валяй.
– Ты же знаешь, задумал я тут проект хаба, построить единый центр распределения промышленных продуктов производства для всей области. Чтобы только у меня закупались все оптовые поставщики и крупные потребители. Монопольщиком хочу стать. Кстати, сырье с вашего Завода тоже будет, но там небольшой объем будет, все остальное я со всей страны буду собирать, благо месторождений таких, как ваше, полно по стране.
– Да, помню, я же тебя предупреждал, что в министерстве скептически отнеслись к твоему проекту.
– Конечно, они будут против. Это же такая кормушка для них. Знаешь, сколько министерских кормятся с этих перекупщиков? Лицензии, разрешения, квоты, все на поток поставлено. Ладно министерские, так теперь у нас же новый губернатор, он вообще заартачился. С прежним-то у меня все спокойно было, он проект одобрил. А тут новая команда подключилась, начали вынюхивать, кружить, как шакалы, проверки мне устраивать.
– И не боятся? – иронично спросил Давид.
– Слушай, эти ГАИ совсем тебя не уважают, – с грузинским акцентом словами из фильма «Мимино» подхватил игру старый друг. И оба громко рассмеялись удачной шутке.
– Так вот, – продолжал авторитетный бизнесмен – оборудование у меня европейское, контроль качества на высшем уровне, все по последнему слову, Илон Маск отдыхает.
А они экспертизы мне назначают на всех уровнях, тормозят процесс.
Я-то поговорил с ними, спрашиваю, что хотите. Они долю хотят. И не малую. Но сами платить не собираются, а чтобы я им подарил это. Губернаторские тридцать процентов заломили в уставном капитале, и чтобы в моем проекте их люди сидели.
Зато обещают не мешать строительству центра и в будущем помогать с объемами, и гарантируют безопасное сопровождение бизнеса.
Тут бывший рэкетир снова во весь голос рассмеялся.
– А ты? – смеясь ситуации, спросил Давид.
– Знаешь, Дава, – ответил вдруг резко посерьезневший Динго, – я уже не тот. Если бы на меня лет этак семь-десять назад так дерзко наехали, то может все по-другому сложилось. А так, как этот проект задумал полтора года назад, многое в себе изменил внутри. Вернее, меняться то начал раньше. Но тут так сложилось. Долго я над этим проектом думал, о себе думал. Умные люди говорят, что это кризис среднего возраста. Может и так. Я считаю, что человек должен постоянно эволюционировать. Для меня главное – путь, а не пункт назначения. Хочу сейчас развивать и облагораживать территорию моей личной экспансии. Ты, наверное, думаешь, вот, Динго, крышевал комки, ларьки, а сейчас, когда столкнулся с государственным рэкетом, попал впросак. Нет, брат. Даже тогда, такие парни, как я, обеспечивали порядок, убирали с улиц беспредел, потому что власть, государство слабое было. Поэтому я и работал в те года вместе с администрацией, потому что общего порядка не было, но и там были сильные ребята, вместе двигались. А сейчас? Власть сильная, закон есть, но что там за понятия? Скажи мне, Дава, почему так людей тянет во власть?
