Ханс Русенфельдт
Темные тайны
Себастиан пошел обратно к деревянному настилу, утреннему солнцу и газете. Клара осталась стоять на месте, глядя на угол, за которым скрылась Ванья, и словно ожидая, что все трое выскочат оттуда с улыбками и смехом и объявят, что это была лишь шутка. Хорошо спланированный розыгрыш. Но они не выскочили. Клара обернулась к Себастиану, который только что снова уселся поудобнее в белом плетеном кресле.
– А вы ничего не можете сделать? – умоляюще спросила она.
Себастиан посмотрел на нее вопросительно:
– Я? Что же я могу сделать?
– Вы ведь сын Бергманов? Себастиан? Вы же работаете с чем-то подобным.
– Работал. В прошедшем времени. Я больше ничем таким не занимаюсь. И даже когда занимался, я не опротестовывал задержаний. Я был специалистом по криминальной психологии, а не юристом.
На улице завелась машина и увезла ее единственного сына. Себастиан посмотрел на стоявшую на его газоне женщину. Растерянную. Брошенную.
– Что он натворил? Ваш сын? Раз им интересуется Государственная комиссия по расследованию убийств?
Клара подошла немного поближе.
– Это как-то связано с тем мальчиком, которого убили. Я не знаю. Леонард никогда бы ничего подобного не сделал. Никогда.
– М-да, а что же тогда Леонард делает?
Клара посмотрела на Себастиана непонимающим взглядом, а тот кивнул на забор.
– Когда вы перелезали через забор, вы ругали его за то, что он вечно попадает в неприятности.
Клара задумалась. Неужели она такое говорила? Она не знала. Было так много вопросов. Такая путаница в мыслях, но, возможно, и сказала. Леонард попадал в кое-какие неприятности, особенно в последнее время, но ведь это же совсем другое дело.
– Но он не убийца!
– Никто не является убийцей, пока кого-нибудь не убьет.
Клара посмотрела на Себастиана, которого явно не интересовали и не волновали разыгравшиеся на его участке события. Он постукивал пальцами по газете так, будто ничего необычного или важного не произошло.
– Значит, вы не собираетесь мне помогать?
– У меня дома есть «Желтые страницы», я могу открыть их на букве А, как в слове «адвокат».
Клара почувствовала, как к комку беспокойства и страха присоединилась злость. За те годы, что она жила по соседству с Эстер и Туре, ей доводилось кое-что слышать о сыне Бергманов. Но ничего хорошего. Ни разу.
– А я-то думала, что Эстер преувеличивала, рассказывая о вас.
– Меня бы это удивило: моя мать никогда не была склонна к широким жестам.
Клара коротко взглянула на Себастиана, потом развернулась и ушла, не сказав ни слова. Себастиан подобрал с настила первую половину газеты. Он уже видел эту статью, но тогда она его не слишком заинтересовала. Теперь он ее снова раскрыл.
«Государственная комиссия по расследованию убийств расследует убийство мальчика».
11
– Почему ты бросился бежать?
Ванья и Билли сидели напротив Леонарда Лундина в безлико обставленной комнате. Стол, три довольно удобных стула. На стенах обои неброской расцветки, кое-где плакаты в рамках, в одном из углов – торшер позади маленького кресла. Из окна проникает дневной свет, правда, сквозь матовые стекла, но все же дневной свет. Помещение больше напоминало номер на турбазе, чем комнату для допросов, минус кровать и плюс две камеры наблюдения, регистрирующие и записывающие все в соседней комнате.
Леонард сидел на самом краешке сиденья, ссутулившись и скрестив руки на груди, его ноги в носках торчали из-под стола. На полицейских он не смотрел, а уставился куда-то вниз и налево. Вся его фигура излучала отсутствие интереса и, возможно, некоторое высокомерие.
– Не знаю. Рефлекс.
– У тебя рефлекс бежать, когда с тобой хочет поговорить полицейский? Откуда? – Леонард пожал плечами. – Ты совершил что-нибудь противозаконное?
– Похоже, вы считаете, что да.
Ирония судьбы заключалась в том, что, поехав к Лундинам поговорить с ним, они ничего подобного не думали, но побег в одних носках через окно, несомненно, увеличил их интерес и степень подозрения. Ванья уже решила, что они обыщут комнату Леонарда. Через окно убегают в крайних случаях. Возможно, у него в комнате имеются вещи, которые он ни за что не хочет им показывать. Вещи, связывающие его с убийством. Пока они знают только, что он в пятницу вечером кружил вокруг жертвы на мопеде. Ванья направила разговор на это:
– Ты встречался с Рогером Эрикссоном в прошлую пятницу.
– Разве?
– У нас есть свидетель, который видел вас вместе. На улице Густавборгсгатан.
– Вот как, значит, вероятно, встречался. Ну и что из этого?
– «Вот как, значит, вероятно, встречался» – это признание? – Билли оторвал взгляд от блокнота и пристально посмотрел на мальчика. – Ты встречался с Рогером Эрикссоном в прошлую пятницу?
Леонард встретился с ним взглядом и кивнул.
– На этот вопрос Леонард отвечает да, – перевел Билли кивок для стоящего на столе магнитофона.
Ванья продолжила.
– Вы с Рогером учились в одной школе, потом он перешел в другую. Ты знаешь почему?
– Об этом спросите у него.
Какая жуткая глупость. Какое… отсутствие уважения. Билли захотелось хорошенько встряхнуть парня. Ванья почувствовала это и незаметно накрыла его руку своей. Без намека на раздражение или малейшего признака того, что она поддалась на провокацию, Ванья раскрыла лежавшую перед ней на столе папку.
– Я бы с удовольствием. Но он, как тебе, возможно, известно, мертв. Его бросили в болото, вырезав у него сердце. У меня тут есть несколько снимков…
Ванья начала выкладывать перед Леонардом сильно увеличенные глянцевые фотографии с места обнаружения трупа и из морга. Ванья и Билли знали, что совсем не важно, сколько смертей ты видел в кино или в играх. Никаким информационным средствам не под силу воздать смерти должное. Даже самые талантливые специалисты по созданию эффектов не способны вызвать чувство, возникающее при виде настоящего мертвого тела. Особенно если ты, как Леонард, неделю назад видел человека живым. Леонард бросил быстрый взгляд на фотографии. Постарался принять равнодушный вид, но Ванья и Билли видели, что ему трудно, чтобы не сказать невыносимо, смотреть на снимки. Впрочем, это ничего не значило. Причиной, по которой ему было не заставить себя смотреть, могли с равным успехом оказаться шок и вина. Подобные фотографии с одинаковой силой воздействуют на преступника и на невиновного. Почти без исключений. Поэтому его реакция являлась не столь важной. Главное – перевести допрос в серьезное русло. Пробить эту самоуверенную, уклончивую позицию. Ванья продолжала медленно и спокойно выкладывать снимок за снимком, и Билли осенило: он не перестает ею восхищаться. Хоть она на несколько лет младше него, он воспринимает ее как старшую сестру. Старшую сестру, которая имеет по всем предметам отличные оценки, крута, всегда готова помочь младшим братьям и сестрам, но тон которой не является нравоучительным. Сейчас она склонилась к Леонарду.
– Мы здесь для того, чтобы поймать сделавшего это. И обязательно поймаем. В настоящий момент у нас есть только один подозреваемый, и это ты. Поэтому, если ты хочешь отсюда выйти и начать хвастаться перед приятелями тем, как убегал от копов, тебе лучше отбросить позерство и отвечать на мои вопросы.
– Я же сказал, что встречался с ним в пятницу.
– Но я спросила не об этом. Меня интересует, почему он сменил школу.
Леонард вздохнул.
– Думаю, мы немного издевались над ним. Я не знаю, поэтому ли. Но издевался не только я. Его никто в школе не любил.
– Ты меня разочаровываешь, Леонард. Крутые парни не сваливают на других. Ты, вероятно, был одним из главных заводил, не так ли? Мне, во всяком случае, так говорили.
Лео посмотрел на нее и, похоже, как раз собирался ответить, когда Билли перебил его:
– Красивые часы. Это «Тонино Ламборджини Пилот»?
В комнате воцарилось молчание. Ванья смотрела на Билли с некоторым удивлением. Не из-за того, что он опознал часы, а из-за внезапности реплики. Леонард опустил руки, и его правый рукав скрыл часы. Однако он ничего не сказал. Да этого и не требовалось. Ванья наклонилась к нему:
– Если у тебя не найдется на них квитанции, то твои дела чертовски плохи.
Леонард поднял взгляд.
Посмотрел в их серьезные глаза.
Сглотнул.
И начал рассказывать. Все.
* * *
– Он признает, что украл часы. Он катался на мопеде и увидел Рогера, вот здесь. – Ванья поставила крестик на висящей на стене карте.
Все были в сборе. Урсула с Торкелем внимательно слушали Ванью и Билли, пересказывавших самое важное из допроса Лео.
– Говорит, что хотел подразнить Рогера и стал ездить вокруг него на мопеде. Тогда Рогер, по словам Леонарда, толкнул его. Они начали ссориться всерьез, подрались. У Рогера даже пошла носом кровь. Леонард несколькими ударами кулаков повалил Рогера на землю и забрал часы в качестве своего рода наказания.
Все молчали. Именно часы – единственное, что у них на данный момент имелось против Леонарда. Не было никаких свидетельств или технических доказательств, которые бы опровергали его рассказ.
– Но это лишь утверждения Леонарда. Вполне возможно, драка разгорелась всерьез, он вытащил нож и убил Рогера, – продолжила Ванья.
– Нанеся ему более двадцати ударов? На одной из центральных улиц? И никто ничего не видел? – В голосе Урсулы звучал справедливый скепсис.
– Мы не знаем, как там все выглядит вокруг. Он мог запаниковать. Удар, Рогер лежит и кричит. Лео соображает, что может угодить за решетку, тащит его в кусты, продолжая наносить удары. Только чтобы заставить его замолчать.
– А сердце? – Урсула по-прежнему говорила с явным недоверием.
Ванья отнеслась к этому с пониманием.
– Не знаю. Но что бы там ни произошло, дело было в начале десятого. Лео подтвердил время. Он посмотрел на часы, когда снимал их с руки Рогера. Следовательно, Рогер не пробыл у Лизы до 22:00, как она утверждает.
Торкель кивнул.
– О’кей, вы хорошо поработали. Есть ли у нас что-нибудь с места обнаружения трупа? – обратился он к Урсуле.
– Немного. Отпечатки шин, которые мы обнаружили, оставлены шинами «Пирелли П7». Не самые стандартные шины, но довольно обычные. К тому же мы точно не знаем, принадлежат ли отпечатки именно машине, привезшей туда труп.
Урсула вынула из лежащей на столе папки бумагу и снимок с отпечатками шин и дала Билли. Тот подошел к доске, чтобы разместить новую информацию на соответствующем месте.
– Леонард Лундин имеет доступ к машине? – поинтересовался Торкель, пока Билли прикреплял булавками снимок и справку о шинах «Пирелли».
– Насколько нам известно, нет. Утром возле их дома машины не было.
– Как же он тогда довез тело до болота? На мопеде?
В комнате воцарилось молчание. Конечно нет. И так довольно слабая версия того, как произошло убийство, сразу стала еще слабее. Но ее все равно требовалось проверить, прежде чем отбросить окончательно.
– Мы с Урсулой возьмем с собой полицейских в форме, поедем к Лундинам и обыщем дом. Билли, ты отправляйся на Густавсборгсгатан и посмотри, могло ли убийство вообще произойти там. Ванья, ты…
– …еще раз поговорю с Лизой Ханссон, – дополнила Ванья с почти не скрываемым удовольствием.
* * *
Клара стояла перед домом и курила. Около часа назад приехали несколько новых полицейских из Госкомиссии вместе с еще парой полицейских в форме. Когда Клара спросила, может ли она поехать в отделение и поговорить с Ваньей Литнер, оставившей ей визитку, ей коротко сообщили, что Леонард останется в следственном изоляторе, пока они не проверят его данные. И не обыщут ее дом. Так что если она будет так любезна…
В результате она стояла, выгнанная из дома, курила, мерзла, несмотря на весеннее тепло, и пыталась собраться с мыслями. Или, вернее, вытеснить одну из них, упорно возвращавшуюся и пугавшую Клару больше чего-либо другого: Леонард может действительно иметь отношение к смерти Рогера. То, что они не были друзьями, Клара знала. Или… кого она на самом деле пытается обмануть? Леонард травил Рогера. Преследовал. Иногда очень агрессивно.
Когда мальчики учились в старших классах, Клару неоднократно вызывали к директору, в последний раз речь шла о том, чтобы исключить Леонарда из школы, но ведь существует обязательное школьное образование. Не могла бы Клара поговорить с Леонардом, разрешить ситуацию, так сказать, домашними средствами? Ей сообщили, что крайне важно решить эту проблему. Предъявляемых школам исков о возмещении вреда в связи с попустительством травле становится все больше и больше, и суммы все увеличиваются и увеличиваются. И их школа не хочет становиться частью растущей статистики.
Все как-то образовалось. После весенней четверти, когда Кларе казалось, что она только и делает, что угрожает и подкупает, средняя школа закончилась, и за летние каникулы Кларе удалось убедить себя в том, что в гимназии дело пойдет лучше. Они начнут с чистого листа. Но не получилось. Потому что они пошли в одну и ту же гимназию – Леонард и Рогер.
В гимназию Рунеберга. Леонард по-прежнему там учился, а Рогер буквально через месяц ушел. Клара знала, что Леонард, вероятно, во многом явился причиной того, что Рогер сменил гимназию. Или более того? Клара разозлилась на себя за то, что допускает такую мысль: что же она за мать? Однако полностью отделаться от этой мысли она не могла. Неужели ее сын – убийца?
Тут Клара услышала приближающиеся шаги и обернулась. К ней вперевалку направлялся Себастиан Бергман с двумя пакетами из кафе при бензоколонке в руках. Клара поджала губы.
– Стало быть, они снова здесь, – сказал он, кивая на дом и подходя поближе. – Если хотите, можете подождать у меня дома, это займет некоторое время.
– Значит, вы вдруг решили проявить участие?
– Не совсем, но я хорошо воспитан. Мы ведь соседи.
Клара фыркнула, бросив на него холодный взгляд.
– Спасибо, я уж как-нибудь обойдусь.
– Не сомневаюсь, но вы мерзнете, и весь квартал уже в курсе, что тут полиция. С минуты на минуту появятся журналисты. Они не останутся за пределами участка. Если вам кажется, что я назойлив, то по сравнению с ними я ничто.
Клара снова посмотрела на Себастиана. Вообще-то два журналиста уже звонили. Один из них даже четыре раза. Клара не имела желания встречаться с ними лично. Она кивнула и сделала несколько шагов в его сторону. Они вместе направились к калитке.
– Себастиан?
Себастиан незамедлительно узнал голос и обернулся к мужчине, которого очень давно не видел. На лестнице возле двери в дом Клары стоял Торкель с, мягко говоря, вопросительным выражением лица. Себастиан поспешно повернулся обратно к Кларе.
– Идите вперед, там открыто. Вы можете прихватить их? – Он протянул ей пакеты с едой. – Если у вас есть желание начать готовить обед – пожалуйста.
Клара с некоторым удивлением взяла пакеты. На секунду показалось, что она собирается что-то спросить, но потом она передумала и пошла к дому Себастиана. Себастиан посмотрел на Торкеля, который спускался с последних ступенек с таким видом, будто не верит своим глазам.
– Какого черта ты здесь делаешь?
Торкель протянул руку, Себастиан ответил тем же. Торкель крепко пожал ему руку.
– Рад тебя видеть. Мы не виделись целую вечность.
Он явно почувствовал себя обязанным обнять Себастиана. Короткое крепкое объятие, на которое Себастиан толком не ответил. После объятия Торкель отступил на шаг назад.
– Что ты делаешь в Вестеросе?
– Я там живу. – Себастиан показал на соседний дом. – В доме матери. Она умерла. Мне надо продать дом, поэтому я здесь.
– Как печально. Я имею в виду твою мать.
Себастиан пожал плечами. Не так уж и печально, Торкелю следовало бы это знать, они все-таки какое-то время по-настоящему дружили. Правда, довольно много лет назад, двенадцать, если быть точным, но они многократно обсуждали родителей Себастиана и его отношение к ним. Просто Торкель вежливый. А чего же еще ждать? Двенадцать лет – слишком долгое время для того, чтобы продолжать там, где закончили. Слишком долгое даже для того, чтобы сказать, что они друг друга знают. Слишком долгое для того, чтобы разговор пошел как по маслу. Соответственно, возникла небольшая пауза.
– Я по-прежнему в Госкомиссии, – через несколько секунд сказал Торкель, нарушив молчание.
– Я понял. Я слышал про парня.
– Да…
Снова молчание. Торкель откашлялся и кивнул на дом, из которого вышел:
– Мне надо продолжать…
Себастиан понимающе кивнул. Торкель улыбнулся ему.
– Лучше уходи, пока тебя не увидела Урсула.
– Значит, вы по-прежнему работаете вместе?
– Она лучше всех.
– Лучше всех я.
Торкель посмотрел на мужчину, которого много лет назад описал бы как своего друга. Возможно, не как лучшего и даже не близкого, но определенно как друга. Он мог бы, естественно, оставить комментарий Себастиана без внимания, согласно кивнуть, улыбнуться, похлопать Себастиана по плечу и уйти в дом, но это казалось не совсем справедливым. По отношению к ним обоим. Поэтому он продолжил разговор:
– Ты был лучшим. Во многих отношениях. И совершенно безнадежным в других.
Себастиан, собственно, ничего не имел в виду, произнося свою реплику. Скорее, поддался рефлексу. Инстинкту. В течение четырех лет, которые они с Урсулой проработали вместе, они постоянно соперничали. Разные области. Разные задания. Разные методы. Все разное. Но в одном они трогательно сходились. Лучшим в команде может быть только кто-то один. Так уж они оба были сконструированы. Но Торкель прав. Себастиан был непобедим во многих – или, во всяком случае, в нескольких – областях. А в других – совершенно безнадежен. Себастиан слабо улыбнулся Торкелю:
– К сожалению, я культивирую безнадежную сторону. Береги себя.
– Ты тоже.
Себастиан развернулся и пошел к калитке. К его огромному облегчению, от Торкеля не последовало «надо бы встретиться вечерком» или «давай как-нибудь выпьем пивка». Очевидно, он испытывал столь же малую потребность в возобновлении отношений, как и Себастиан.
Когда Себастиан свернул налево, к своему дому, Торкель увидел, что на лестнице дома Клары появилась Урсула. Она смотрела вслед мужчине, скрывавшемуся за следующим домом. Если взгляд Торкеля при виде Себастиана был полон изумления, то ее взгляд излучал нечто совершенно иное.
– Это Себастиан?
Торкель кивнул.
– Какого черта он здесь делает?
– Его мать, очевидно, жила по соседству.
– Вот как, а чем он нынче занимается?
– Судя по всему, культивирует свою безнадежную сторону.
– Стало быть, ничего не изменилось, – многозначительно произнесла Урсула.
Торкель улыбнулся про себя, подумав о том, как Урсула с Себастианом вечно боролись по поводу каждой детали, каждого анализа, каждого шага в расследованиях. На самом деле они были очень похожи, поэтому, наверное, и не могли сотрудничать. Они пошли обратно к дому. По пути Урсула протянула Торкелю закрытый пластикатовый пакет. Он взял его с явным интересом.
– Что это?
– Футболка. Мы нашли ее в корзине с грязным бельем в ванной комнате. Она в крови.
Торкель посмотрел на предмет одежды в пакете еще более заинтересованно. Леонарду Лундину это ничего хорошего не сулило.
12
Повторная беседа с Лизой Ханссон заняла больше времени, чем надеялась Ванья. Она отправилась в Пальмлёвскую гимназию, расположенную чуть в стороне от Вестероса. Эту школу, несомненно, отличали высокие амбиции. Посаженные аккуратными рядами деревья, желтые оштукатуренные каменные стены без всяких граффити и неизменное место в десятке лучших по итогам государственных экзаменов. Школа, которая ученикам типа Леонарда Лундина даже не снится. В ней учился Рогер. Перевелся из гимназии Рунеберга, расположенной в городе. Ванья почувствовала, что за этой сменой школы может стоять нечто такое, что ей следует проверить. Рогер поменял одну среду на другую. Может, при этом что-то произошло? Большие перемены могут приводить к конфликтам. Ванья решила получше разобраться в личности Рогера. Это станет следующим шагом: сперва необходимо внести ясность в ситуацию с несколькими пропавшими часами, наличие которых Лиза Ханссон упорно отказывалась признавать.
Прежде чем Ванье наконец удалось узнать, в каком классе учится Лиза, найти нужный класс и прервать урок английского языка, прошло не менее получаса.
Класс с любопытством зашептался, когда Лиза встала и, как показалось Ванье, почти вызывающе медленно подошла к ней. Какая-то девочка с одной из первых парт подняла руку, но заговорила, не дожидаясь какого бы то ни было сигнала со стороны учителя или Ваньи:
– Вы уже знаете, кто это сделал?
Ванья покачала головой.
– Пока нет.
– Я слышала, что это парень из его бывшей школы.
– Да. Лео Лундин, – поддержал коротко стриженный парень с большими клипсами из фальшивых драгоценных камней в ушах. – Из его старой школы, – пояснил парень, когда Ванья не среагировала на имя.
Ванью это в принципе не удивило. Город довольно маленький, и молодежь постоянно пребывает на связи. Посредством эсэмэс, MSN и «Твиттера», естественно, уже распространились сведения о том, что их ровесника забрали для допроса. Причем при достаточно эффектных обстоятельствах. Но способствовать распространению слухов Ванья не собиралась.
Напротив.
– Мы разговариваем со всеми, с кем можем, и по-прежнему исследуем любые гипотезы, – сказала она, перед тем как пропустить вперед Лизу и закрыть за собой дверь класса.
Когда они оказались в коридоре, Лиза скрестила руки на груди, заносчиво посмотрела Ванье в глаза и спросила, что ей надо. Ванья откровенно объяснила, что ей требуется перепроверить некоторые сведения.
– Разве вы имеете право допрашивать меня в отсутствие родителей?
Ванья почувствовала острый приступ раздражения, но сделала все, чтобы этого не показать.
– Я тебя не допрашиваю. Тебя ни в чем не обвиняют. Я просто хочу с тобой немного поговорить, – максимально спокойно пояснила она, улыбнувшись Лизе.
– Тем не менее я хочу, чтобы мама или папа присутствовали.
– Почему? Это дело нескольких минут.
Лиза пожала плечами.
– Просто хочу, и все.
Ванья не смогла сдержать раздраженный вздох, но предпочла не пытаться продолжать разговор против воли Лизы. Поэтому девочка позвонила отцу, который явно работал где-то поблизости, и после того, как Лиза отказалась от предложения Ваньи выпить кофе или лимонаду в кафетерии, они спустились на первый этаж, чтобы ждать отца.
Ванья воспользовалась случаем и позвонила Билли и Урсуле. Билли сообщил ей, что на Густавборгсгатан столь жестокое убийство не могло произойти в принципе. Из-за наличия поблизости школы, бассейна и стадиона там было довольно много народу и транспорта. Там же, где строения отсутствовали, находились парковки и открытые пространства. Исключать из расследования Лео Лундина, конечно, рано, но им требуется разрабатывать иной, реалистичный сценарий. Хорошей новостью стало то, что Билли обнаружил на улице камеры наружного наблюдения. В случае удачи события той пятницы где-нибудь сохранились. Он собирался это проверить.
Урсула могла в основном сообщить лишь, что футболку с кровью отправили на анализ. Урсула проверила гараж и мопед, не найдя на последнем следов крови, и собиралась заняться домом. Ванья напомнила ей о необходимости особенно тщательно осмотреть комнату Лео, но лишь услышала, что Урсула не может действовать более тщательно, чем действует в данный момент и всегда.
Лиза сидела на полу в коридоре, прислонившись спиной к стене, и наблюдала за Ваньей, разгуливавшей с прижатым к уху мобильным телефоном. Девочка сидела со скучающим видом, но ее мозг усиленно пытался сообразить, о чем же ее хочет спросить эта женщина-полицейский. И как ей следует отвечать. Под конец она решила просто твердо держаться своей стратегии. Никаких деталей она не помнит.
Рогер пришел.
Уроки.
Чай.
Телевизор.
Рогер ушел.
Обычный скучноватый вечер пятницы. Вопрос лишь в том, окажется ли этого достаточно.
Отец Лизы появился через двадцать минут. То ли потому, что у Ваньи была еще свежа в памяти выложенная из бусинок огромная картина с Иисусом (более пяти тысяч бусинок, потрясающе!), то ли из-за голубого, явно купленного по дешевке в магазине «Дрессманн» костюма и прилизанной прически в стиле куклы Кена, но устремившийся в коридор сильно возмущенный мужчина сразу навел ее на мысль о Свободной церкви. Он представился Ральфом и в последующие три минуты объяснял Ванье, что непременно пожалуется на то, что полиция пыталась допрашивать его несовершеннолетнюю дочь в отсутствие родителей и к тому же прямо в школе! Они могли бы с таким же успехом повесить ей на грудь табличку с надписью «подозреваемая». Неужели Ванья не знает, как молодежь любит сплетничать? Разве нельзя было обставить все более деликатно?
Ванья насколько могла спокойно объяснила, что с точки зрения закона Лиза уже не является несовершеннолетней и что она все-таки была последним человеком, видевшим Рогера живым, – кроме убийцы, добавила она на всякий случай, – и полиции требовалось лишь проверить некоторые сведения. Кроме того, когда Лиза выразила желание, чтобы при беседе присутствовал отец, Ванья незамедлительно согласилась и пока не задала Лизе ни единого вопроса. Ральф посмотрел на Лизу, чтобы получить подтверждение, и та кивнула. Ванья предложила также проводить Лизу обратно в класс и объяснить, что ее ни в коей мере не подозревают в причастности к убийству Рогера Эрикссона.
Ральф, казалось, удовлетворился этим, немного успокоился, и затем они вместе прошли в тщательно убранную комнату для отдыха и уселись на мягкие диваны.
Ванья рассказала, что в процессе расследования они от двух не зависящих друг от друга источников получили сведения о том, что Рогер в начале десятого в пятницу вечером находился в городе, а не дома у Лизы, как та им сообщила. К изумлению Ваньи, Ральф даже не повернулся к Лизе, прежде чем прокомментировать услышанное.
– Значит, они ошибаются. Ваши источники.
– Оба? – Ванья не могла скрыть удивления.
– Да. Если Лиза говорит, что Рогер пробыл у нее до десяти, значит, так и есть. Моя дочь не лжет. – Ральф покровительственно приобнял дочь, словно в подтверждение своих слов.
– Но она, возможно, ошиблась со временем, такое случается, – попыталась Ванья, взглянув на Лизу, молча сидевшую рядом с отцом.
– Она ведь говорит, что Рогер ушел, когда на четвертом канале начинались новости. А они каждый вечер начинаются в десять часов, если я правильно информирован.
Ванья прекратила спор и обратилась напрямую к Лизе:
– Не могла ли ты ошибиться со временем ухода Рогера? Нам важно установить все с максимальной точностью, чтобы мы смогли найти того, кто его убил.
Лиза чуть крепче прижалась к руке отца и отрицательно помотала головой.
– Значит, мы все выяснили. Вас интересует что-то еще? А то мне надо возвращаться на работу.
Ванья ничего не сказала о том, что прождала полчаса, чтобы задать свой вопрос, и что ее тоже ждет работа. Вероятно, более важная, чем его. Она предприняла последнюю попытку.
– Оба человека, с которыми мы беседовали, абсолютно независимо друг от друга уверены во времени.
Ральф уставился на нее, и когда он заговорил, в его голосе зазвучали более жесткие нотки. Ванья почувствовала, что он из людей, не привыкших, чтобы им возражали.
– Моя дочь тоже уверена. Получается, слово против слова, не так ли?
Продвинуться дальше Ванье не удалось. Лиза не издала ни звука, а Ральф ясно дал понять, что намерен и в дальнейшем присутствовать при возможных беседах. Ванья не стала разъяснять ему, что вопрос о его присутствии будут решать она и ее коллеги, а не он. Она просто молчала, а Ральф тем временем поднялся, обнял дочь, поцеловал ее в щеку, с кивком протянул руку Ванье и покинул комнату отдыха и само здание школы.
Ванья осталась стоять, глядя ему вслед. В принципе замечательно, когда родитель на сто процентов стоит на стороне своего ребенка. В процессе работы Ванье слишком часто встречалась полная противоположность. Или во всяком случае семьи, где подростки казались более или менее чужеродными элементами и родители не имели ни малейшего понятия о том, чем и с кем занимаются их дети. Следовательно, отец, примчавшийся с работы, обнявший дочку, доверявший ей и защищавший ее, вроде бы должен был стать приятным исключением в Ваньином мире. Вроде бы. Поскольку Ванья не могла отделаться от ощущения, что Ральф больше, чем Лизу, защищал образ идеальной семьи с хорошо воспитанной дочкой, которая никогда не лжет. Любой ценой избежать сплетен и разговоров было для него важнее, чем установить истинный ход событий той пятницы. Ванья повернулась к Лизе, которая стояла и грызла ноготь:
– Я провожу тебя в класс.
– В этом нет необходимости.
– Я знаю, но все-таки провожу.
Лиза пожала плечами. Они молча прошли мимо ученических шкафчиков и возле двери в столовую свернули направо вверх по широкой каменной лестнице, ведущей на второй этаж. Лиза шла, опустив голову, и из-за челки Ванья не могла видеть выражения ее лица.
– Какой у тебя сейчас урок?
– Испанский.
– Que hay en el bolso?
Лиза посмотрела на Ванью непонимающим взглядом.
– Это означает «что у тебя в сумке?».
– Я знаю.
– Я тоже изучала испанский в старших классах, и это в принципе единственное, что я помню.
– А-а.
Ванья умолкла. Своим коротким «а-а» Лиза сумела ясно показать, насколько мало ее волнуют скудные познания Ваньи в испанском языке. Они явно подошли к Лизиному классу, поскольку та замедлила шаг и потянулась к ручке двери. Ванья положила руку ей на плечо. Лиза замерла и снова подняла взгляд.
– Я знаю, что ты лжешь, – тихо сказала Ванья, глядя девочке в глаза. Та просто смотрела на нее с ничего не выражающим лицом. – Не знаю почему, но обязательно выясню. Тем или иным образом.
Ванья замолчала, ожидая от Лизы какой-либо реакции. Но таковой не последовало.
– Теперь, когда ты знаешь, что мне это известно, может, ты хочешь что-нибудь сказать?
Лиза помотала головой.
– Что же я могу сказать?
– Например, правду.
– У меня сейчас испанский. – Лиза посмотрела на Ваньину руку, по-прежнему лежавшую у нее на плече. Ванья убрала руку.
– Ладно, значит, мы, вероятно, еще встретимся.
Ванья пошла по коридору в обратном направлении, а Лиза смотрела ей вслед, пока она не скрылась за стеклянными дверьми в конце коридора. Потом осторожно отпустила ручку двери, отошла на несколько шагов в сторону, попутно доставая мобильный телефон, и быстро набрала номер. Ни имени, ни номера человека, которому она собиралась звонить, в ее телефонной книжке не значилось, и после каждого разговора она обычно чистила список звонков. Ведь никогда не знаешь, не проверит ли кто-нибудь твой мобильный. После нескольких сигналов ей ответили.
– Это я. – Лиза еще раз взглянула в конец коридора. Пусто. – Ко мне только что приходили из полиции.
Лиза слегка закатила глаза, выслушав реплику с другого конца провода.
– Нет, конечно, я ничего не сказала, но они докопаются. Я уверена. Одна женщина разговаривала со мной уже дважды. И еще вернется.
