Ханну Райаниеми
Каузальный ангел
Я намерен забрать ее у тебя, Жозефина. Я хочу ее похитить.
К моему удивлению, схема пирамиды получается довольно просто.
Вы стали Навигатором четвертого уровня!
Вместе с этим кватом я получаю приятное ощущение сцепленности с Магистраль-зоку – это награда за открытие нового координационного баланса, который помог разрешить конфликт траекторий при прохождении юпитерианской точки Лагранжа. Стоит ли говорить, что сначала я сам создал этот конфликт, воспользовавшись ботнетом.
Предлагаем контракт по проводке масс-потока: сбор фрагментов, обозначенных в <СПАЙМ>, и доставка их к Япету. Предложение: комбинаторный тендер на коридор до Япета или эквивалентного пункта Магистрали.
Корабль китоморфов – огромный водяной пузырь, удерживаемый синтбиотической мембраной, с экипажем из гибридов гоминидов и китов – выразил желание принять предложение по сбору фрагментов пули Вана и доставке их к Сатурну. Я оставляю себе мысленное напоминание рассмотреть предложение позже: сейчас я еще не готов с ними расстаться.
Выражение. Пожелания. Коллектив. Присоединяйтесь.
Этот кват сопровождает гул тысяч скоординированных голосов. Крупный игрок: венерианский парящий город, временно преобразованный в космический корабль, «Вепайя», перевозящий высококачественный компьютрониум Соборности. Я трачу несколько миллисекунд, чтобы привлечь его внимание, и высылаю квантовый контракт. Город не читает то, что написано мелким шрифтом. Это трудно – точнее, NP-трудно, – подлинность контракта не поддается проверке путем вычислений в пределах срока существования Вселенной.
Земная катастрофа убедила обитателей миров Пояса в том, что Соборность начала кампанию активного поглощения. Магистраль перегружена, и беженцы, покидающие Внутреннюю Систему, оспаривают друг у друга скоростные и экономичные траектории. Я один из предприимчивых разумов, предлагающих проходящим неподалеку кораблям результаты вычислений для поиска лучших коридоров, выводящих за пределы Внутренней Системы, и преимущества сцепленности с Магистраль-зоку. Суть в том, чтобы внедрить в контракт простейшую квантовую программку, которая позволяет мне урвать малую толику от всего, что получают члены коллектива, – и внести алгоритмические предложения для некоторых траекторий, что сделает их весьма соблазнительными.
Корабль-скала урсоморфов «Йог-14» атакует «Веспера» и «Целомудрие» с Цереры.
Я морщусь. Нежелательный побочный эффект. Урсоморфы на своем корабле-скале, по форме напоминающем кремневый топор длиной несколько километров, созданном при помощи синтбио и ядерного пламени, отказываются признать, что сбились с курса. Над этим судном парят расплывчатые корабли-медузы церерианцев. Магистраль-зоку предпринимают все меры, чтобы минимизировать последствия, посылают собственные ку-корабли и перемещают световые вертушки, чтобы направить поток в обход расширяющейся сферы боевых действий.
Разрыв масс-потока в коридоре на Сатурн. Корабль-струя «Бабл Бобл» покупает место в масс-потоке.
Световая вертушка на орбите Марса недоступна.
Запрос доступа сатурнианского килоклик-луча к инвариантной поверхности Пуанкаре.
Предложение о покупке контракта на прохождение по сатурнианскому килоклик-лучу.
Я перестаю дышать. Вот в чем прелесть работы с зоку – камни заставляют их действовать по воле большинства. И вот я уже с удовлетворением наблюдаю, как Магистраль-зоку переводят «Боба Говарда» на менее скоростной луч. Выигрыш невелик – возможно, еще одна неделя, – но мне этого достаточно, чтобы добраться до Сатурна почти одновременно с зоку Радужной Таблицы. Будем надеяться, что Большой Игре не удастся за это время окончательно сломить Миели.
И теперь у меня достаточная степень сцепленности, чтобы выторговать инструменты, необходимые для работы на Япете.
В вир «Шкафа» я возвращаюсь с улыбкой.
В книжном магазине идет снег. Большие белые снежинки плавно слетают из тени, скрывающей потолок. Книжные стеллажи стали похожи на заснеженные деревья, вместо столика появился высокий столб с чугунным газовым фонарем и пятном дрожащего желтоватого света под ним. Дыхание мгновенно превращается в пар. Холодно. Матчека нигде не видно.
Откуда-то издалека доносится звон маленьких колокольчиков. Цепочка мелких следов ведет в сумрак за стеллажами. На снегу ярко выделяется красная с серебром обертка от конфеты. Рахат-лукум.
– Матчек! – кричу я, но голос теряется в снегу.
Никакого ответа. Как, черт побери, ему удалось настолько изменить вир?
Я прячу ладони под мышками, чтобы согреться, и неуверенно верчу в памяти код Основателя, надеясь устранить изменения, внесенные будущим богом-императором Солнечной системы.
В затылок ударяет снежок.
Пока я удивленно моргаю, за шиворот течет холодная слякоть. Где-то в темноте смеется Матчек. Я все еще потираю шею, когда приходит кват. Исидор?
Жан, ты себе представить не можешь, что я обнаружил!
Я старательно сосредоточиваюсь на фрагменте экзопамяти: быстро мелькающие вспышки в марсианском небе, яркая звезда между чьими-то пальцами.
Это касается не только Земли, это Вспышка и Коллапс, ты должен увидеть…
Голос сыщика теряется в мелькании изображений. Фобос падает с неба. Столб света на горизонте. Землетрясение, вся планета гудит, словно колокол, Ублиетт теряет равновесие.
А потом тишина.
2
Миели и гора
Ты должна подняться на гору и отыскать ведьму.
Крутые склоны и чашевидная вершина скрываются за кружевными облаками. Гора стоит одиноко в своем совершенстве и не обращает внимания на узкую тропинку, проложенную людьми и извивающуюся перед тобой, словно нить, скрепляющая рану.
Ты обдумываешь путешествие, перебираешь все варианты. Один за другим, как бусинки на нитке, как драгоценные камни в ожерелье.
Ты поправляешь катану на поясе и начинаешь подъем. Ветер доносит струйку дыма. Где-то позади к небу поднимается белый столб.
Твоя деревня еще горит.
Гаки[1] нападают ранним вечером, когда ты поднимаешься на отрог горы.
Ты уже стоишь выше облаков, и последние лучи солнца окрашивают их верхние слои синим и пурпурным. С заснеженного склона горы налетает холодный ветер, несущий крошечные снежинки. Дыхание Юки-онна[2], белой ведьмы. Она знает о твоем приближении.
Наверху склон горы изрыт углублениями. Гаки медленно встают из них, словно бледные языки из черных ртов.
Это истощенные и морщинистые существа с раздувшимися животами, полными черной крови. Они принюхиваются, потом начинают спускаться, сначала неуверенно, но вскоре пускаются вприпрыжку.
Катана по собственной воле покидает ножны и сверкает серебром.
Первый гаки шипит и протягивает к тебе скрюченные руки. Доносится тошнотворный запах: экскрементов, мокрой земли и гнили. Твоя катана описывает в воздухе молниеносную дугу. Из обрубка руки гаки плещет пепельно-серая кровь. Он пятится, злобно щелкая зубами и сверкая желтыми глазами.
А потом ты видишь двоих его сородичей, поднимающихся по склону справа. Они торопливо бегут назад вниз и готовы напасть сбоку.
Недалеко внизу есть скальный выступ с огромным камнем, который мог бы защитить от нападения сзади. Но добраться туда можно только по крутому заснеженному склону.
Решение заставляет принять гаки. Он бросается прямо на тебя, словно желая напороться на лезвие катаны. Ты с легкостью уклоняешься и подрубаешь ему ноги.
Гаки катится вниз по склону, и ты следуешь за ним безумными прыжками по перекатывающимся под ногами камням. И только молишься, чтобы не подвернуть лодыжку.
Ты едва не падаешь с обрыва, но вовремя останавливаешься и, тяжело дыша, разворачиваешься лицом к врагам. Спину защищает камень, но спереди сужается полукруг гаки, шипящих, щелкающих зубами и брызжущих слюной. Ты ждешь. Поднимается ветер. Неплохое место, чтобы умереть. Ты жалеешь лишь о том, что Юки-онна избежит твоей мести и удержит при себе душу твоей возлюбленной. Ты легко взмахиваешь катаной, словно каллиграфической кисточкой, и готовишься написать хокку смерти.
В шею стоящего в центре гаки вонзается оперенная стрела. Следом за ней сверху по дуге летят еще стрелы, поражая его соседей. Ты быстрыми танцующими шагами бросаешься вперед, рубишь направо и налево. Головы гаки скатываются вниз по склону горы.
Из-за упавших гаки появляется ронин[3]. Он – или, судя по изящной фигуре, она – держит в руке нагинату[4], а лицо закрыто маской усаги[5], перечеркнутое крестом белое лицо демона-кролика. Она чертит клинком полукруг, расчищая вокруг себя пространство, затем делает выпад и пронзает грудь гаки. Она останавливается, чтобы взглянуть на тебя. Из-под маски сверкают ее глаза.
Твоя стремительная катана и длинная нагината дополняют друг друга, и битва быстро заканчивается.
Ты как будто вернулась в додзё[6], и даже на неровном склоне самые сложные приемы получаются легко, и гаки падают вокруг, словно снопы. В конце концов они разбегаются, оставив обезглавленные тела товарищей и скользкий от крови склон.
И тогда ты первой отвешиваешь поклон.
– Благородный ронин, – говоришь ты. – Я обязана тебе своей жизнью.
Она тоже кланяется и снимает маску. У нее смуглое лицо и слипшиеся от пота длинные черные волосы.
– Это честь для меня, – отвечает она. У нее мягкий негромкий голос, словно шелест шелка, стирающего кровь с клинка. – Без тебя я и сама пала бы жертвой гаки.
Ты снова кланяешься.
– Что же ты здесь ищешь, усаги-сама?
– Ведьму Юки-онна, причинившую мне зло, – отзывается она.
Ветер усиливается.
– Недоброе имя. Я тоже ее ищу.
– Может, мы объединим наши усилия и вместе осуществим свою месть?
Ты в нерешительности молчишь.
– Я должна сама пройти свой путь, – говоришь ты после паузы. – И преодолеть опасности горы.
– Я понимаю. Но мы обе прошли немало. Давай будем охранять сон друг друга этой ночью, а утром каждая пойдет своей дорогой.
Ты киваешь. Вы возвращаетесь на тропу и продолжаете восхождение, и усаги-ронин идет впереди. Ты стараешься не обращать внимания на звучащий в голове шепот, от которого остается привкус огня и серы, и щека горит, словно к ней только что прикоснулся раскаленный металл.
Миели, ты сглупила, произносит голос. Миели, проснись.
В рощице жалких низких сосен вы останавливаетесь на ночлег. Ты долго сидишь молча за скудным ужином из рисовых хлебцев.
– Не окажешь ли мне честь, позволив нести дозор первой? – спрашивает усаги-ронин, как только ты заканчиваешь есть.
Принять ее предложение означает признать собственную слабость, и ты качаешь головой. А может, она создание ведьмы и послана, чтобы сбить тебя с пути? Говорят, что на склонах этой горы все в ее власти. Но и ты сама в ее глазах можешь быть точно такой же. Возможно, она оказывает тебе честь своим предложением. Вы долго смотрите друг на друга, но затем она отводит взгляд и готовит постель. Ты киваешь, кладешь катану на колени и смотришь на огонь, а она ложится спать.
Вокруг тебя шелестят ночные голоса горы. Крики птиц, шорох ветра и далекий вой других, более опасных существ сливаются в один голос, и он обращается к тебе.
Не доверяй ей, Миели. Она одна из них.
Ты отмахиваешься от него. Это наверняка голос баку, пожирателя снов, слуги Юки-онна.
Но у тебя в груди пустота, и тело спящего ронина каким-то образом заполняет ее. Пламя пляшет, словно стремительный и яркий веер гейши. Мелькающие тени рисуют перед тобой крылья бабочки. А может, это сердце.
Спустя некоторое время ты вдруг обнаруживаешь, что усаги-ронин сидит на своем коврике и смотрит на тебя.
– Ты выглядишь усталой, – говорит она. – Теперь твоя очередь отдыхать. Я разбужу тебя при первых признаках рассвета.
Ты ложишься и засыпаешь, глядя на нее.
Во сне к тебе приходит Юки-онна. Она выглядит совсем не так, как рассказывают легенды, но в них же говорится, что она способна принимать множество обличий. К тебе она является женщиной-гайдзин[7] в странной белой одежде, с золотисто-каштановыми волосами и с бриллиантовым ожерельем на шее.
– Миели, у меня мало времени, – говорит она. – Они пытаются меня отыскать. Не доверяй кролику. Это Царство зоку, игра. Если бы это был вир, я могла бы тебе помочь, но здесь я бессильна. Они пытаются тебя разыграть. Они создают условия, чтобы манипулировать тобой и добиться доверия. Мой брат Основатель у них этому научился. Не важно, что они тебе наговорят, это Большая Игра зоку. Во время Протокольной войны ты воевала против них за меня. Они этого не забыли. Ты должна выбраться из их Царства, как только сможешь, пока они меня не обнаружили.
Ее лицо становится суровым.
– Ты предала меня, но я тебя никогда не предавала. Я могла бы самоустраниться и оставить тебя им. Помни это. Помни.
Потом она растворяется, и продолжается сон. В пустоте летит гигантская бабочка. Проходит пронырливый человек с усмешкой Царя обезьян. Лихорадочные иллюзии, навеянные ведьмой.
Ты просыпаешься под взглядом усаги-ронин. Она предлагает тебе кружку с водой; костер уже погас, небо посветлело. Ты вздрагиваешь от холода, набираешь в рот тепловатой жидкости и смотришь на спутницу. Конечно, это ведьма горы обладает множеством лиц и обманов, а не женщина-ронин, которая так благородно сражалась с тобой плечом к плечу?
Сон оставил странный горьковатый привкус во рту. Как будто ты съела персик.
– Я приняла решение, – говоришь ты. – Мы вместе будем взбираться на гору.
Склон горы продувается всеми ветрами. Они приносят дождевые капли, жалящие, словно осколки стекла. Усаги-ронин разматывает с пояса шелковый шнур, и ты штурмуешь отвесную скалу в связке с ней. В одном месте камень осыпается под твоей ногой, и ты повисаешь над бездной на тонкой веревке. Усаги вытягивает тебя. Шелк режет ее ладони, но она не жалуется.
После восхождения в словах уже нет необходимости. Ваши судьбы теперь связаны между собой шелком и кровью.
По мере подъема ощущение чьего-то враждебного присутствия становится все сильнее; возможно, его поддерживает злобный ветер и неизменно угнетающий ландшафт. Громада горы вызывает страх и страстное желание взлететь. В голове не утихает шепот о том, что все твои действия обусловлены не волей, а Книгой Перемен, поворотом игральных кубиков, что вы с ронин ничего не способны достигнуть, что вы должны быть сломлены и повержены. Ты пытаешься игнорировать этот шепот, но заглушить его все труднее.
К полудню небо становится серым. Начинается сильная снежная буря, и вам приходится искать укрытие в руинах древнего синтоистского храма.
Налетает стая тэнгу. Птицелюди с черными крыльями, грубыми лицами, с носами-клювами и загнутыми железными мечами. У них пустотелые кости и легкие тела, и твои удары раскидывают их, словно тряпичных кукол. Но их много, и вам приходится отступать в глубину храма.
Пока усаги-ронин сдерживает их натиск, ты находишь свиток у ног статуи Будды, читаешь вслух священный текст, и его сила прогоняет тэнгу. Ронин ранена, коготь тэнгу прошелся по ее ребрам. Ты старательно перевязываешь ее, но теперь при ходьбе она опирается на свою нагинату.
Перед закатом вы взбираетесь на край кратера и видите дворец Юки-онна.
Люди говорят, что он меняет свои очертания и не похож ни на одну крепость, возведенную человеческими руками. Он впивается в дно кратера каменными когтями. Стены белые как кость. Три стены, одна выше другой, покоятся на сером каменном основании. На стенах растут изломанные голые деревья, а на тебя смотрят темные щели бойниц. К стенам прилепились низкие сторожевые будки. Все это напоминает гнездо гигантской хищной птицы.
Железные входные ворота распахнуты, ждут тебя. Ты идешь по длинному коридору через первый двор, чувствуя себя совершенно беззащитной. Потом поднимаешься по узкой крутой лестнице, проходишь через маленький внутренний дворик и пустые башни. За тобой наблюдают лица, и тебе кажется, что в них ты узнаешь мертвых врагов.
Внутри третьего кольца стены стоит огромный дворец. Его охраняют темные самураи с заржавевшими мечами, но они пропускают тебя внутрь.
Тронный зал освещен бледно-голубым пламенем факелов. И вот наконец Юки-онна, белая, красивая и невероятно опасная. У ее ног притулилась знакомая фигурка в шелковом платье. Ее лицо закрыто распущенными волосами, рядом на полу кучка зерен. Она пересчитывает их. При виде нее у тебя замирает сердце.
– Тебе не следовало сюда приходить, – холодно произносит Юки-онна.
Ты снова ощущаешь во рту привкус горечи.
– Я уступаю тебе эту честь, сестра, – говорит ронин. – Своей отвагой ты заслужила право забрать ее жизнь.
У тебя во рту что-то перекатывается: это косточка от персика, ее неровные края царапают язык.
Ты плавным движением обнажаешь катану и вонзаешь клинок в живот усаги-ронин. Свет в ее глазах меркнет, а в твоем сердце вспыхивает боль сожаления.
– Я пришла не для того, чтобы забрать ее жизнь, – говоришь ты, – я хочу предложить ей свой меч. Я хотела бы, чтобы тебя забрала гора или я могла бы умереть за тебя, но теперь слишком поздно.
– Отличная работа, дитя мое, – отвечает ведьма. – А теперь подойди и получи свою награду.
По ее знаку фигурка медленно поднимается с пола. Ты бросаешься вперед и обнимаешь ее. Она шуршит в твоих руках. В ней нет ни плоти, ни костей.
Это кукла, сделанная из ткани.
Смех у Юки-онны резкий, и холодный, и голубой, словно солнечный свет на снегу. Ты выпускаешь из рук куклу своей возлюбленной и падаешь на колени.
Катана с жадностью и без сопротивления входит в твое тело. К твоему удивлению, ее лезвие вовсе не холодное, а горячее. Раскаленный металл замирает чуть ниже сердца. Ты сжимаешь рукоять обеими руками и поворачиваешь клинок вверх.
Ведьма исчезает, и вместе с ней исчезает весь мир. А потом ты снова становишься Миели, дочерью Карху. Миели стоит на балконе, внизу тянется в туманную даль голубая лента канала. Лицо овевает теплый ласковый ветерок. А наверху простирается бескрайнее небо Сатурна, рассеченное надвое лезвием кольца.
3
Сыщик и светлячки
Король Марса может видеть все, но бывают моменты, когда он не хочет, чтобы видели его. Он идет по улицам Шагающего города Ублиетта невидимкой, под покровом гевулота. И, как обычно, Король опаздывает: на этот раз он не сразу смог ускользнуть от своих наставников-телохранителей. Небо над Марсом бледное, и яркое пятно за острыми зубьями кратера Эллада еще только предвещает появление Фобоса. И воздух холодный. В тени высоких зданий вдоль широких бульваров Края зажигаются жаровни, на тротуарах появляются желающие поужинать и выпить. Город мягко покачивается на ходу, и отдаленный гул его шагов успокаивает, словно размеренное сердцебиение. На поверхности все идет своим чередом.
Но Король – Исидор Ботреле – не верит в это. Он ощущает резкий и горький привкус страха, видит особую осторожность в походке людей, уже не доверяющих анонимности своего гевулота. Мимо рука об руку проходит улыбающаяся пара. Высокая женщина с красновато-смуглой кожей привлекает взгляд Исидора.
Он нечаянно задевает ее воспоминания и видит, как она, портниха Джеки, плакала навзрыд вместе с толпой, собравшейся на Устойчивом проспекте, наблюдая за гибелью Земли, мира, где она родилась.
Исидор встряхивает головой. Он способен слышать и помнить любой разговор, любую мысль в Ублиетте. Этот обоюдоострый дар достался ему от его отца-криптарха, искаженной копии Жана ле Фламбера, теперь заключенного в игле Тюрьмы и обреченного играть в бесконечную игру. Исидор может размышлять и дышать, лишь спрятавшись, но и тогда Ублиетт постоянно присутствует в его мыслях. Он понимает, как испуганы люди. В небесах появились гиганты, и мягкий свет уже не так успокаивает, как прежде.
Цель Исидора находится на южном краю города. Это маленький домик в обнесенном забором саду. Его круглые окна и янтарно-желтые бетонные стены выглядят довольно необычно, но их почти полностью скрывают сильно разросшиеся кусты белых мечевидных роз «Торис»[8].
У самых ворот его настигает фрагмент разделенных воспоминаний, словно навеянных ароматом роз, вызвавшим в памяти строгий взгляд матери, Раймонды. Исидор вспоминает, что должен присутствовать на встрече с ней и другими наставниками – группой особых городских стражей порядка – и старейшинами зоку, чтобы обсудить проблему беженцев. Он вспоминает тщетные усилия орбитальных Спокойных, смятых потоком иммигрантов из Внутренней Системы. И Лоялистов – членов новой политической партии, которые настаивают на том, что Царство реально, а все, кто утверждает обратное, созданы зоку, и Исидор – только инструмент в их руках. Он вспоминает и о том, что мать намерена серьезно поговорить с ним и что он еще не настолько взрослый, чтобы не подвергаться порке.
Исидор вздыхает и сбрасывает воспоминание. В последние несколько месяцев заседания и обсуждения проходят постоянно. Он в них разочаровался: никаких решений не принимается, и каждый участник настаивает на своем. Ничего похожего на холодную красоту преступлений, головоломок или архитектуры. Теперь и это для него утрачено: он способен обнаружить самого хитроумного преступника, стоит только обратиться к воспоминаниям.
А вот в кват-послании Жана ле Фламбера, пришедшем три часа назад, содержится настоящая загадка.
Исидор посылает короткий вежливый фрагмент воспоминаний обитателю домика, подходит к двери и ждет. Его рука сжимает в кармане Часы вора.
Дверь открывает моложавый темнокожий мужчина. С первого взгляда его можно принять за собирателя Времени, который накапливает нематериальную валюту Ублиетта для продолжения жизни в теле Достойного, вместо того чтобы тратить ее на самоусовершенствование и предметы роскоши. Но у него гладкая блестящая кожа, что указывает на недавнее возвращение из состояния Спокойствия после прохождения через лабораторию Воскресителей.
– А, – произносит мужчина, Марсель Изольд, – Исидор Ботреле. Знаменитый детектив. Какая честь.
В его голосе звучит нотка иронии, а взгляд остается откровенно скучающим.
Исидор откашливается. Даже до недавних событий в нелегальных аналоговых изданиях Ублиетта его изображение появлялось довольно часто, а теперь и вовсе нельзя остаться неузнанным, если не пользоваться недопустимо плотным гевулотом.
– Я понимаю, время уже позднее, но нельзя ли…
Человек закрывает дверь. Исидор вздыхает, снова стучит и посылает очередной фрагмент воспоминаний. Дверь медленно открывается.
– Извините, что приходится вас беспокоить, но я надеюсь на вашу помощь, хотелось бы получить некоторые ответы.
– Здесь нет никаких ответов. Только тишина.
– По своему опыту могу сказать, что именно в тишине чаще всего можно их отыскать.
В карих глазах Марселя вспыхивает искра любопытства.
– Отлично, – говорит он. – В таком случае вам лучше войти.
Похоже, что раньше дом принадлежал художнику, но теперь помещение больше напоминает гробницу. Здесь стоят скульптуры, покрытые пыльной парусиной, рабочий стол, заваленный десятилетиями копившимся хламом, старыми моделями из клейтроника, эскизами и причудливыми объектами. Единственными предметами искусства, представленными должным образом, остались картины, к которым прикреплены небольшие фрагменты ускользающих воспоминаний. Они посылают Исидору вспышку информации о любви двух молодых людей.
– Все равно уже пора пропустить стаканчик, – произносит Марсель. – Могу я вам что-нибудь предложить? Похоже, вам не помешает выпить. Ничего удивительного, ведь вы так заняты улучшением этого мира.
– Вы так говорите, словно не одобряете этого.
– О, я думаю, ваши усилия достойны высших похвал, только они сейчас немного значат. Скоро всех нас проглотят, и надо наслаждаться оставшимся временем. Вот как сейчас.
Марсель открывает бар из красного дерева и достает бутылку коньяка и пару бокалов. Он до краев наполняет их темно-янтарной жидкостью и протягивает один бокал Исидору. В глубине комнаты слышится тихое журчанье арс нова[9].
– Это очень мрачная точка зрения, – отвечает Исидор. – Но я выпью за сохранение мира.
Марсель молча поднимает свой бокал и улыбается. Исидор вдыхает пары коньяка, начинает кашлять и делает маленький глоток. До сих пор он не пробовал избавиться от постоянного давления экзопамяти при помощи наркотиков. Кроме того, алкоголь делает его разговорчивым, а в данных обстоятельствах это может ему навредить.
– Это реалистическая точка зрения, – отзывается Марсель. – С тех пор как произошел Коллапс, мы играли незавидную роль. И я почти не удивился твоему открытию, узнав, что наше драгоценное Царство – это всего лишь задуманный зоку обман. Да и теперь мы недалеко продвинулись. Мне кажется, мы всегда были игрушками, экспериментальными моделями в некоторой точке Омега[10], где выигрывает Соборность.
– Но Соборность не выиграла. Пока еще не выиграла. Вот потому я сюда и пришел.
– А. Идеализм. Геройство. Отлично. Чем же я могу помочь вам спасти мир?
– Сегодня утром один… один человек попросил моей помощи. Похоже, что информация о неком важном событии, произошедшем за пределами Ублиетта, утраченная во всех других архивах, сохранилась в экзопамяти. Я пытаюсь выяснить, есть ли там еще уникальные сведения, которых больше нигде не осталось.
– Понимаю.
Марсель задумчиво проводит по губам указательным пальцем.
– К вам нередко заходил Поль Сернин, не так ли? Он отдал вам Часы.
Слова вылетают быстрее, чем он успевает задуматься. Когда вор попросил о помощи, Исидор вставил еще один фрагмент в старую нерешенную головоломку. Что обнаружил на Марсе Поль Сернин? Этого не смог узнать даже сам вор, и Исидору очень хотелось бы увидеть лицо ле Фламбера, когда он даст ему ответ на этот вопрос.
Марсель со стуком ставит бокал на стол. Коньяк при марсианской гравитации лениво плещется по стенкам.
– Да. Да, он так и сделал. А потом забрал мое Время, забрал просто потому, что это доставляло ему удовольствие, потому что это было частью его плана. И он притворялся моим другом, потому что ему было удобно.
Исидор вздыхает. Ле Фламбер – в облике человека по имени Поль Сернин – двадцать лет назад спрятал что-то в воспоминаниях своих друзей, а недавно вернулся, чтобы забрать это. В результате девять человек были преждевременно отправлены в загробную жизнь Ублиетта, и Раймонде с Исидором стоило больших трудов убедить Воскресителей позволить им вернуться.
– Советую быть осторожным, когда разговор заходит о Поле Сернине, – произносит Марсель, прищурившись. – Раньше я этого не замечал, но вы похожи на него. Только не говорите, что это очередной эпизод его игры.
– Нет, я могу дать слово, что это не так, – отвечает Исидор. – Совсем наоборот. Я пытаюсь понять, почему он это сделал. Мне важно знать, почему он к вам приходил. Может, хотел получить доступ к воспоминаниям вашего друга?
– Совенка? А он-то какое к этому имеет отношение?
– Вот это я и пытаюсь выяснить. Прошу вас, это очень важно. Не только для меня, но и для всего Марса.
– Понимаю. – Марсель проводит рукой по выбритой голове. – Думаю, это возможно. Я не давал ему разрешения, но он действительно оставил мне эти проклятые Часы. Наставник говорил, что он каким-то образом умудрился спрятать что-то и в моих воспоминаниях. А с Совенком мы делились абсолютно всем, у него не было от меня секретов. Так что Поль Сернин мог добраться до воспоминаний Совенка через мой гевулот. Но что ему это давало, мне непонятно.
Исидор глубоко вздыхает.
– С вашего разрешения, я хотел бы на них взглянуть. Я имею в виду воспоминания. В особенности касающиеся той ночи, когда произошла Вспышка. Я хочу понять, зачем вернулся сюда человек, которого вы называете Полем Сернином, что он здесь искал. Существует какая-то связь, я чувствую ее, и она затрагивает гражданскую войну Соборности, Вспышку и то, что произошло с Землей. Если мы хотим, чтобы Марс выжил, мы должны в этом разобраться.
– Гм. – Марсель невесело усмехается. – И вы считаете, дело того стоит? Спасать мир, даже если он построен на обмане?
– Да, стоит, – отвечает Исидор. – Не все иллюзии несут зло. Иногда они просто необходимы. Меня научил этому мой отец – мой приемный отец.
Марсель долго смотрит на Исидора, потом поднимает бокал.
– Хорошо. Проходите и познакомьтесь с моим возлюбленным. Его зовут Совенок.
Совенок, окутанный лечебной пеной, сидит у окна и смотрит наружу. В комнате стоят свежие цветы, а ароматизированные свечи испускают слабый запах лаванды. Это определенно самое чистое помещение в доме. Из окна открывается вид на марсианскую пустыню. Город проходит через кратер Эллада и оставляет за собой длинные щупальца оранжевой пыли.
Из горла Совенка вырываются гулкие металлические звуки, словно кто-то щелкает ногтем по жестяной банке. Тело Достойного сохранило свою молодость, но у него лицо немощного старика, и челюсть немного отвисла. В глазах пустота. И гевулот вокруг него разорванный, как клочья тумана.
Марсель целует его в щеку.
– Как я понимаю, вам известно его состояние?
– Я получил некоторые сведения. Изменения в его мозгу, произошедшие в момент Вспышки, непонятны Воскресителям: в микроканальцах остался квантовый конденсат, наводящий на мысли о древних теориях сознания, но это искусственно вызванное явление. Его нельзя перевести в состояние Спокойствия, поскольку конденсат может разрушиться, и Воскресители не в силах предсказать, к чему это приведет.
– Он такой уже двадцать лет. – Марсель вздыхает. – Я живу надеждой. Квантовое состояние не может быть вечным. Возможно, он еще выкарабкается, а я подожду. И я живу скромно, чтобы растянуть свои дни.
– Вы ведь знаете, мы пытаемся изменить ход вещей, – говорит Исидор. – Возможно, ему сумеют помочь зоку. Я мог бы поговорить с…
Марсель печально улыбается.
– Я больше не могу доверять богам, – отвечает он. – Прошу вас, делайте то, зачем пришли. Ему скоро ложиться спать.
Исидор кивает, крепко сжимает Часы вора и извлекает из своего сознания Ключ, который открывает все двери памяти.
Экзопамять Совенка проходит перед ним, но Исидор оставляет без внимания большую часть воспоминаний и сосредоточивается лишь на полете на планере над Лабиринтом Ночи. На времени Вспышки.
И вот он вспоминает, как пролетает над каньоном Ио и смеется над страхами Марселя.
Совенок считает, что Марсель порой ведет себя совсем как девчонка. Чтобы его успокоить, он поднимает планер выше, и они любуются звездами. Прекрасная ночь. Иногда он не может понять Марселя, его одержимости работой и его стремления остаться в одиночестве. Но в ночном небе кажется, что им суждено всегда быть вместе.
И конечно же, именно этот момент Марсель выбирает для своей новости.
– Я подумывал о том, чтобы уехать, – говорит Марсель.
– Хочешь уехать? – переспрашивает Совенок. Где-то глубоко-глубоко в его груди Исидор чувствует укол разочарования. – И куда бы ты направился?
Марсель разводит руками.
– Не знаю. Куда-нибудь. – Он прижимает ладонь к гладкой, прозрачной стенке планера. – Тебе не кажется, что глупо придерживаться здешнего цикла? Здесь все какое-то нереальное.
