Ха-Джун Чанг
Как устроена экономика
Эти изменения в политике и институтах внесли свой вклад в установление золотого века по ряду направлений: в создание социального мира, поощрение инвестиций, повышение социальной мобильности и внедрение технологических инноваций. Позвольте мне немного углубиться в детали, поскольку это важный вопрос.
Капитализм по-новому: политика и институты, поддерживающие рабочих
Вскоре после Второй мировой войны многие европейские страны национализировали частные предприятия или создали новые народные или государственные предприятия (ГП) в ключевых отраслях промышленности, таких как черная металлургия, железные дороги, банки и энергетическая промышленность (угольная, ядерная и электрическая). Это было отражением веры европейских социалистических движений в государственный контроль над средствами производства как в ключевой элемент социал-демократии в соответствии с положениями, записанными в знаменитой статье IV устава Лейбористской партии Великобритании (она была изъята оттуда в 1995 году, когда Тони Блэр преобразовывал партию в «новых лейбористов»). В таких странах, как Франция, Финляндия, Норвегия и Австрия, за ГП признавалась ключевая роль в формировании высоких темпов роста во время золотого века, поскольку государственные предприятия позволяли развивать высокотехнологичные отрасли, слишком рискованные с точки зрения компаний частного сектора.
Показатели благосостояния, впервые введенные в конце XIX века, значительно возросли после передачи государству обязательств предоставления населению ряда основных услуг (пример – Национальная служба здравоохранения Великобритании). Они финансировались за счет значительного увеличения налогов (в процентах от национального дохода). Рост показателей благосостояния привел к повышению социальной мобильности населения и тем самым усилил легитимность капиталистической системы. Наступившая социальная стабильность позволила привлечь больше инвестиций, ориентированных на долгосрочную перспективу, что привело к росту экономики.
Управляемый капитализм: правительства регулируют и формируют рынки различными способами
Усвоив уроки Великой депрессии, правительства всех развитых капиталистических стран начали преднамеренно применять антициклические макроэкономические меры, известные как кейнсианская политика (см. главу 4), увеличивая государственные расходы и поступления денежной массы из центрального банка во время экономических спадов и снижая их в периоды подъемов.
Свидетельством признания потенциальной опасности нерегулируемых рынков, проявившейся в период Великой депрессии, стало усиление финансового регулирования. Немногие страны зашли так же далеко, как США, в отделении инвестиционной деятельности банков от банковского обслуживания коммерческих организаций, но все они ввели ограничения на сферу деятельности банков и финансовых инвесторов. Это была эпоха, когда банкиры считались уважаемыми, но скучными людьми, в отличие от их сегодняшних сумасбродных преемников[72].
Многие правительства применяли селективную промышленную политику, способствовавшую продвижению целевых стратегических отраслей посредством ряда таких мер, как торговый протекционизм и субсидии. У правительства США официально не было промышленной политики, но оно оказывало большое влияние на экономическое развитие страны, обеспечивая внушительное финансирование научных исследований для передовых отраслей промышленности: компьютерной (финансируемой Пентагоном), полупроводниковой (ВМС США), самолетостроения (ВВС США), интернета (DARPA – Агентство по перспективным оборонным научно-исследовательским разработкам), фармации и медико-биологических наук (Национальные институты здоровья)[73]. Правительства таких стран, как Франция, Япония и Южная Корея, не остановились на содействии отдельным отраслям и стали непосредственно координировать политику в отношении всего промышленного сектора посредством пятилетних планов – этот прием стали называть индикативным планированием, чтобы отличить его от директивного советского центрального планирования.
Новый рассвет: развивающиеся страны наконец предприняли попытку экономического развития
Золотой век стал свидетелем масштабной деколонизации. Начиная с Кореи в 1945 году (которая в 1948-м была поделена на Северную и Южную) и Индии (от которой отделился Пакистан) в 1947 году, большинство колоний обрели свободу. Независимость во многих странах повлекла за собой ожесточенную борьбу с колонизаторами. Несколько позже независимость пришла в государства Центральной и Западной Африки, где в 1957 году Кения первой получила свободу. До середины 1960-х около половины стран Центральной и Западной Африки обрели независимость. Некоторым пришлось ждать намного дольше (Ангола и Мозамбик освободились от власти Португалии лишь в 1975 году, Намибия обрела независимость от Южной Африки в 1990-м), какие-то ждут до сих пор, но подавляющее большинство бывших колониальных обществ – которые сегодня называют развивающимися странами – получили свободу к окончанию эпохи золотого века капитализма.
После обретения независимости большинство постколониальных стран отказались от политики свободного рынка и свободной торговли, навязанной им метрополиями. Некоторые из них стали откровенно социалистическими (Китай, Северная Корея, Северный Вьетнам и Куба), но большинство начали проводить политику индустриализации, возглавляемую государством, оставаясь при этом в основном капиталистическими странами. Данная стратегия стала известна как создание промышленности для замены импорта – ее назвали так потому, что импортируемые промышленные изделия заменялись своими собственными. Она осуществлялась путем защиты отечественных производителей от превосходящих их иностранных конкурентов с помощью ограничения импорта (поддержка новых отраслей промышленности) или жесткого регулирования деятельности иностранных компаний, работающих в пределах национальных границ. Правительства часто субсидировали производителей из частного сектора и создавали государственные предприятия в отраслях, в которые частные инвесторы не желали вкладывать средства из-за высокого риска.
Поскольку период массового обретения независимости колониями пришелся на 1945–1973 годы и позже, невозможно говорить об эффективности экономики развивающихся стран во время золотого века. Принятым компромиссным периодом для оценки экономических показателей развивающихся стран служат 1960–1980-е. По данным Всемирного банка, в течение этих десятилетий доход на душу населения в развивающихся странах увеличивался на 3 процента в год, то есть они шли в ногу с более развитыми государствами, рост аналогичного показателя в которых составлял 3,2 процента в год. «Чудо» экономики Южной Кореи, Тайваня, Сингапура и Гонконга заключалось в росте дохода на душу населения на 7–8 процентов в год в течение вышеназванного периода, что стало самым высоким темпом роста за всю историю человечества (сюда же нужно отнести опередившую всех Японию и следующий за перечисленными странами Китай).
Следует отметить, что даже те развивающиеся регионы, которые показали медленный рост, все равно демонстрировали значительный прогресс в течение этого периода. В 1960–1980-е годы страны Центральной и Западной Африки с их ростом дохода на душу на 1,6 процента в год оставались наиболее медленно развивающимися регионами в мире; в Латинской Америке показатель роста был выше вдвое (и составлял 3,1 процента), а в Восточной Азии – более чем в три раза (5,3 процента). Тем не менее этими показателями не следует пренебрегать. Вспомните, что в ходе промышленной революции темп роста доходов на душу населения в Западной Европе составлял какой-то 1 процент.
Позиция золотой середины: лучше всего капитализм работает при соответствующем государственном регулировании
В золотой век капитализма вмешательство правительства существенно усилилось практически во всех областях во всех странах, за исключением международной торговли в самых богатых государствах. Несмотря на это, экономические показатели как в успешных, так и в развивающихся странах были намного лучше, чем раньше. Показатели того периода не удалось превзойти до сих пор – они начали ухудшаться с 1980-х годов, когда степень государственного вмешательства значительно сократилась (об этом я расскажу чуть позже). Золотой век показал, что капитализм максимально раскрывает свой потенциал, если должным образом регулируется и стимулируется соответствующими действиями правительства.
«Междувластие» (1973–1979 годы)
Золотой век стал сходить на нет с прекращением конвертируемости доллара США в золото в 1971 году. Бреттон-Вудская система отказалась от старого золотого стандарта, признав, что он делает макроэкономическое управление слишком жестким, – последствия этого наглядно проявились во время Великой депрессии. Однако система все еще была намертво привязана к золоту, потому что доллар США, имевший фиксированный обменный курс со всеми другими основными валютами, свободно конвертировался в этот драгоценный металл (по 35 долларов за унцию[74]). По всеобщему мнению, доллар тогда был «на вес золота», поскольку США выпускали около половины продуктов от всего мирового производства и повсюду наблюдалась острая нехватка долларов, так как все хотели купить американские вещи.
Послевоенное восстановление и дальнейшее быстрое развитие других стран привели к тому, что это предположение утратило свою актуальность. Как только люди поняли, что доллар США вовсе не равнозначен золоту, у них появилось больше причин для обмена ассигнаций на драгоценный металл, что привело к существенному снижению золотого запаса США и сделало доллар гораздо менее привлекательным. Официальные обязательства США (долларовые банкноты и казначейские векселя – государственные облигации США), которые по номинальной стоимости до 1959 года стоили вдвое меньше золотого запаса страны, к 1967 году превзошли его в полтора раза[75].
В 1971 году США отказались от обязательства конвертировать любые долларовые требования в золото, вследствие чего в течение ближайших нескольких лет другие страны отошли от практики привязывания своей национальной валюты к доллару по фиксированным ставкам. В результате в мировой экономике возникла нестабильность: стоимость валюты начала колебаться в зависимости от рыночных настроений и стала намного более чувствительной к спекуляциям (когда инвесторы делали ставку на движение валюты вверх или вниз в стоимостном выражении).
Конец золотого века ознаменовался первым нефтяным кризисом в 1973 году, когда цены на нефть за ночь выросли в четыре раза из-за ценового сговора картеля производителей нефти ОПЕК (Организации стран – экспортеров нефти). С конца 1960-х годов во многих государствах показатели инфляции медленно ползли вверх, теперь же из-за нефтяного кризиса они просто взлетели.
И главное – ближайшие несколько лет характеризовались стагфляцией. Этот недавно придуманный термин означает явление, нарушившее вековую закономерность в экономике, гласившую, что цены падают при рецессии (или стагнации) и растут во время бума. Теперь экономика стагнировала (хотя рецессия была не такой долгой, как во времена Великой депрессии), а цены быстро росли – на 10, 15 или даже 25 процентов в год[76].
Второй нефтяной кризис 1979 года добил золотой век капитализма, вызвав новый виток сильной инфляции и позволив неолиберальным правительствам прийти к власти в ключевых капиталистических странах, особенно в Великобритании и США.
Экономисты свободного рынка, которые критически относились к модели смешанной экономики, часто описывают тот период как абсолютную экономическую катастрофу, вводя всех в заблуждение. Увеличение доходов в развитых странах, возможно, и замедлилось по сравнению с золотым веком, однако темп роста на душу населения, в 1973–1980 годах равный 2 процентам, все-таки был значительно выше в сопоставлении с периодом Второй мировой войны (1,2–1,4 процента) и даже немного превышал аналогичный показатель, наблюдавшийся в последующие три десятилетия неолиберализма (1,8 процента в 1980–2010-х)[77]. Уровень безработицы, в среднем составлявший 4,1 процента, был выше, чем во время золотого века, но не слишком (тогда работы не имело 3 процента трудоспособного населения)[78]. Тем не менее факт остается фактом, экономическая деятельность данного периода вызвала достаточно недовольств, которые в итоге привели к радикальным изменениям, произошедшим в последующие годы.
Взлет и падение неолиберализма (с 1980-х по наши дни)
Железная Леди: Маргарет Тэтчер и конец британского послевоенного компромисса
Переломный момент наступил с избранием в 1979 году премьер-министром Великобритании Маргарет Тэтчер. Отказавшись от «сырого» компромисса тори[79] с лейбористами, достигнутого в послевоенный период, Тэтчер начала радикальным образом устранять смешанную экономику, получив за свою бескомпромиссную позицию прозвище Железная Леди.
Правительство Тэтчер снизило высокую ставку подоходного налога, уменьшило государственные расходы (особенно в сфере образования, жилья и транспорта), установило законы, снижающие влияние профсоюзов, и упразднило контроль над движением капитала (ограничение по трансграничному обращению денег). Наиболее знаковым решением стала приватизация – продажи государственных предприятий частным инвесторам. Приватизации подлежали компании отрасли коммунальных услуг (газ, вода, электричество), сталеплавильные предприятия, авиакомпании, автомобильная промышленность и часть государственного жилья.
Процентные ставки правительство повысило в целях снижения инфляции путем уменьшения экономической активности и, следовательно, спроса. Высокая процентная ставка привлекала иностранный капитал, поднимая ценность фунта стерлингов, что, соответственно, делало британский экспорт неконкурентоспособным. В результате сокращения расходов населения и компаний началась глубокая рецессия, охватившая период 1979−1983 годов. Число безработных выросло до 3,3 миллиона человек – и это стараниями правительства, пришедшего к власти с критикой уровня безработицы при лейбористах Джеймса Каллахана, которые под лозунгом Labour isn’t working[80] (придуманным рекламным агентством Saatchi&Saatchi) довели количество безработных в Великобритании до свыше миллиона человек.
Во время экономического спада была разрушена огромная часть британской промышленности, уже страдавшей от снижения конкурентоспособности. Многие традиционные промышленные центры, например Манчестер, Ливерпуль и Шеффилд, а также районы добычи полезных ископаемых – Северная Англия и Уэльс – оказались опустошены, что было показано в таких фильмах, как «Дело – труба» (об угольщиках из Гримли, под которым подразумевался город Гриметорп в Йоркшире).
Актер: Рональд Рейган и преобразование экономики США
Рональд Рейган, в прошлом актер и бывший губернатор Калифорнии, стал президентом США в 1981 году и по своим достижениям превзошел Маргарет Тэтчер. Его правительство резко снизило максимальные ставки подоходного налога, объяснив, что подобное сокращение даст обеспеченным людям новые стимулы для инвестиций и создания богатства, поскольку они смогут получать большую часть плодов своих вложений. Рейган утверждал, что, способствуя производству большего объема материальных ценностей, богатые люди будут также больше тратить, создавая новые рабочие места и обеспечивая более высокий доход для трудящихся. Этот подход получил название теория «просачивания благ сверху вниз». В то же время правительство урезало субсидии бедным (особенно в отношении жилищного обеспечения), а минимальная заработная плата была заморожена, чтобы у рабочих появилось больше стимулов усерднее трудиться. Если вдуматься, в этом есть странная логика: почему, чтобы заставить усерднее работать, богатых нужно делать еще богаче, а бедных – еще беднее? Впрочем, сколь бы странным это ни казалось, эта своеобразная экономика стимулирования предложения стала основополагающим принципом экономической политики на ближайшие три десятилетия в США – и за их пределами.
Как и в Великобритании, процентные ставки здесь были повышены с целью уменьшить инфляцию. Между 1979-м и 1981 годом они выросли с 10 до свыше 20 процентов в год. Значительная часть обрабатывающей промышленности США, которая уже тогда теряла свои позиции по сравнению с японскими и другими иностранными конкурентами, не смогла справиться с таким ростом финансовых расходов. Традиционный промышленный центр на Среднем Западе превратился в «Ржавый Пояс»[81].
Финансовое дерегулирование в США в это время заложило фундамент для современной экономической системы. Стремительный рост случаев недружественных поглощений, когда одна компания присоединяется к другой против воли действующего руководства, изменило всю корпоративную культуру США. Многие из тех, кто способствовал поглощениям, были рейдерами, их интересовал только вывод активов (а именно продажи ценностей без оглядки на то, как это повлияет на долгосрочную жизнеспособность компании). Подобный подход увековечен в образе Гордона Гекко в фильме 1987 года «Уолл-стрит». Чтобы избежать такой участи, компаниям приходилось зарабатывать прибыль быстрее, чем раньше. В противном случае нетерпеливые акционеры могли начать распродавать свои доли, снижая цены на акции и подвергая бизнес опасности враждебного поглощения. Самым простым способом получить быструю прибыль для компаний была оптимизация деятельности – сокращение рабочих мест и минимизация инвестиций до уровня минимально необходимых для получения немедленных результатов, даже если эти действия снижали шансы компании в долгосрочной перспективе.
Долговой кризис и конец промышленной революции стран третьего мира
Последствия политики высоких процентных ставок в США в конце 1970-х – начале 1980-х годов, иногда называемой шоком Волкера по имени тогдашнего председателя Федеральной резервной системы, дольше всего сказывались не на США, а на развивающихся странах. Большинство развивающихся стран брали много кредитов в 1970-х – начале 1980-х годов, частично для финансирования развития промышленности, частично для оплаты нефти, цена на которую возросла после нефтяных кризисов. Когда процентные ставки в США удвоились, то же произошло и с международными ставками кредитования, что привело к широкому распространению дефолта по внешним долгам в развивающихся странах, начиная с Мексики в 1982 году. Это событие известно как Долговой кризис стран третьего мира, получивший такое название потому, что развивающиеся страны назывались в то время третьим миром – после первого мира (развитых капиталистических стран) и второго мира (социалистического).
Сталкиваясь с экономическими кризисами, развивающиеся страны вынуждены были обратиться к Бреттон-Вудским учреждениям (МВФ и Всемирному банку). Те поставили условие: страны-заемщики обязаны были реализовать программу структурных реформ (ПСР), которая требовала снижения роли государства в экономике за счет уменьшения бюджета, приватизации государственных предприятий и сокращения требований, особенно в области международной торговли.
Результаты ПСР всех разочаровали, если не сказать хуже. Несмотря на осуществление необходимых «структурных» реформ, в большинстве стран в 1980-х и 1990-х годах произошло резкое замедление экономического роста. Темпы увеличения доходов на душу населения в Латинской Америке (в том числе в странах Карибского бассейна) рухнули с 3,1 процента в 1960–1980-х до 0,3 процента в 1980–2000-х. В странах Центральной и Западной Африки доход на душу населения в 2000 году оказался на 13 процентов ниже, чем в 1980-м. В результате прекратилась промышленная революция стран третьего мира – такое название использовал кембриджский экономист Аджит Сингх, чтобы описать опыт экономического роста развивающихся стран в первые несколько десятилетий после деколонизации.
Только Чили под диктатурой Пиночета (1974–1990) удалось извлечь пользу из неолиберальной политики 1980−1990-х, но за нее было заплачено множеством человеческих жизней[82]. Все остальные истории успеха этого периода относятся к странам, в которых широко применялась политика государственного вмешательства, а либерализация происходила постепенно. Лучшими примерами этого служат Япония – «тигр» (или «дракон», как вам больше нравится) экономики Восточной Азии, и во все возрастающей степени Китай.
Стена рушится: крах социализма
В 1989-м произошли перемены, имевшие важнейшее историческое значение. В тот год начался развал Советского Союза и падение Берлинской стены. Германия объединилась (в 1990-м), а большинство стран Восточной Европы отказались от коммунистической идеологии. К 1991 году СССР распался на части. С 1978 года Китай медленно, но верно открывался миру, а его политика становилась все более либеральной. Вьетнам (объединенный под коммунистическим правлением в 1975 году) тоже провозгласил политику «открытых дверей» (Дой Мой) в 1986 году, так что социалистический лагерь сократился до буквально нескольких крайне консервативных государств, среди которых можно назвать Северную Корею и Кубу.
Проблемы экономики социалистических стран уже были хорошо известны: трудности в планировании все более разноплановой экономики, проблемы стимулирования, вытекающие из слабых связей между производительностью труда и вознаграждением, и широко распространенное политически определенное неравенство в якобы равноправном обществе (см. главу 9). Но мало кто, включая даже самых антисоциалистических обозревателей, предполагал, что блок разрушится так быстро.
Самая важная проблема заключалась в том, что страны социалистического блока пытались построить альтернативную экономическую систему, основанную, по сути, на второсортных технологиях. Конечно, в некоторых областях, например космических технологиях и технологиях производства вооружения, на мировом уровне они были ведущими (в конце концов, именно Советский Союз первым отправил человека в космос), благодаря невероятно большому количеству вкладываемых туда ресурсов. Однако когда стало очевидно, что своим гражданам СССР и его союзники могут предложить только продукт второго сорта – хорошим символом чего служит Trabant, автомобиль с пластиковым корпусом производства Восточной Германии, который после падения Берлинской стены быстро стал музейным экспонатом, – народ восстал.
Примерно в течение всего следующего десятилетия социалистические страны Восточной Европы сделали стремительный рывок, трансформируясь в капиталистические. Многие думали, что переход можно осуществить быстро. Ведь это, как всем казалось, всего лишь вопрос приватизации государственных предприятий и повторного введения рыночной системы – одного из самых «естественных» общественных институтов. Другие добавляли, что переход должен быть сделан быстро, чтобы не дать возможности до сих пор еще правящей элите перегруппироваться и помешать изменениям. Большинство стран стремительно провели реформы, пытаясь за ночь построить капитализм.
Эти действия привели, ни много ни мало, к катастрофе. Югославия распалась и погрязла в войнах и этнических чистках. Многие бывшие республики Советского Союза пережили глубокие кризисы. В России экономический коллапс и последовавшая за ним безработица вызвала такое количество случаев стресса, алкоголизма и других социальных проблем, что, по оценкам, за это время умерло на несколько миллионов человек больше, чем если бы страна продолжала придерживаться прежнего курса[83]. Во многих государствах старая элита просто сменила костюмы и из партийных аппаратчиков превратилась в бизнесменов, стремительно богатея за счет приобретения государственных активов по бросовым ценам в результате коррупции и инсайдерских сделок в ходе приватизации. Странам Центральной Европы – Польше, Венгрии, Чехии и Словакии – повезло больше, особенно после их присоединения к Европейскому союзу в 2004 году, благодаря тому, что они были более последовательными в своих реформах и имели лучшую базу знаний. Но даже опыт перехода к капитализму этих стран трудно назвать большим успехом.
Крушение социалистического блока положило начало периоду «триумфа свободного рынка». Некоторые люди, например американский (в то время) неоконсервативный мыслитель Фрэнсис Фукуяма, заявляли о «конце истории» (нет, не о конце света) на том основании, что мы наконец окончательно поняли, что капитализм представляет собой лучшую экономическую систему. А тот факт, что у капитализма есть множество не похожих друг на друга форм, каждая из которых имеет свои сильные и слабые стороны, слепо игнорировался в состоянии эйфории того времени.
Готовы ли мы к единому миру: глобализация и новый мировой экономический порядок
К середине 1990-х годов неолиберализм распространился по всему земному шару. Большинство стран старого социалистического лагеря были поглощены капиталистической мировой экономикой либо через быстрые реформы, либо, как в случае с Китаем и Вьетнамом, через постепенное, но последовательное проведение политики открытости и сокращения объема вмешательства государства в экономику. К этому времени в большинстве развивающихся стран наблюдался прогресс в отношении открытости рынков и либерализации. Чаще всего он происходил быстро вследствие навязанных извне программ структурного развития, но в некоторых государствах, например в Индии, этот процесс развивался постепенно за счет добровольных политических изменений.
В этот период были подписаны несколько важных международных соглашений, что ознаменовало начало новой эпохи глобальной интеграции. В 1994 году Канада, США и Мексика заключили соглашение НАФТА (Североамериканское соглашение о свободной торговле) – первый крупный договор о свободной торговле с участием развитых и развивающихся стран. В 1995 году был проведен Уругвайский раунд переговоров в рамках ГАТТ, который привел к расширению последнего в ВТО (Всемирную торговую организацию). Последняя охватывает очень многие области (например, права на интеллектуальную собственность, такую как патенты и товарные знаки, а также торговлю услугами) и имеет больше полномочий, чем было у ГАТТ. Экономическая интеграция в ЕС продвинулась дальше с завершением проекта «Единого рынка» (с так называемыми четырьмя свободами перемещения: продуктов, услуг, людей и денег) в 1993 году, с присоединением к Союзу в 1995 году Швеции, Финляндии и Австрии[84]. В результате была создана международная система, гораздо более приспособленная к свободной (хоть и не полностью) торговле.
Примерно в это же время идея глобализации стала определяющей концепцией времени. Конечно, международная экономическая интеграция длилась с XVI века, но, согласно последней интерпретации глобализации, данный процесс перешел на совершенно новый этап. Это случилось благодаря технологическим революциям в коммуникациях (интернет) и в транспортной сфере (авиация, контейнерные перевозки), которые привели к «смерти расстояния». По словам сторонников глобализации, теперь у государств не было другого выхода, кроме как принять новую реальность и полностью открыться для международной торговли и инвестиций, одновременно проводя либерализацию своей внутренней экономики. Над теми, кто сопротивлялся этой неизбежности, насмехались, называя их «современными луддитами», мечтающими возвратить давно ушедшие времена и повернуть вспять технический прогресс (см. выше). Названия книг The Borderless World («Мир без границ»), «Плоский мир»[85] и One World, Ready or Not («Единый мир, готовы мы к нему или нет») хорошо характеризуют суть этого нового дискурса.
Начало конца: азиатский финансовый кризис
Эйфория конца 1980-х – начала 1990-х продлилась недолго. Первым признаком того, что не все в порядке с «дивным новым миром», был финансовый кризис 1995 года в Мексике. Слишком много людей вложили инвестиции в мексиканские финансовые активы, ожидая, что, полностью приняв политику свободного рынка и подписав НАФТА, это государство продемонстрирует следующее экономическое чудо. Мексику спасли правительства США и Канады (не желавшие краха своего нового партнера по свободной торговле), а также МВФ.
В 1997 году азиатский финансовый кризис принес еще больше потрясений. Ряд доселе успешных азиатских государств, так называемых стран МИТ (Малайзия, Индонезия и Таиланд), а также Южная Корея испытали финансовые трудности. Причиной стал лопнувший пузырь активов (цены на активы поднялись намного выше их реальной стоимости из-за нереалистичных ожиданий).
Несмотря на то что в открытии своих экономик эти страны были более осторожны, чем другие развивающиеся регионы, в конце 1980-х – начале 1990-х годов они слишком радикально открыли свои финансовые рынки. Избавившись от ограничений, их банки начали активно брать кредиты в богатых странах по низким процентным ставкам. В свою очередь, банки развитых государств не видели большого риска в кредитовании стран с многолетними отличными экономическими показателями. Поскольку приток иностранного капитала усиливался, цены на активы пошли вверх, что позволило компаниям и населению азиатских стран занимать еще больше, используя в качестве залога свои теперь уже более ценные активы. Вскоре это привело к беде, поскольку ожидание постоянного роста стоимости активов оправдывало дальнейшие займы и кредитование (звучит знакомо, не правда ли?). Когда впоследствии выяснилось, что цены на активы неустойчивы, деньги были отозваны, из-за чего и случились финансовые кризисы.
Азиатский кризис оставил глубокий шрам на пораженных странах. В экономике, где рост в 5 процентов на душу населения считался рецессией, в 1998 году объем производства сократился на 16 процентов в Индонезии и на 6–7 процентов в других странах. Десятки миллионов человек остались без работы – а ведь в этих странах отсутствие работы означает нищету, учитывая неразвитость системы социального обеспечения.
Пораженным кризисом азиатским странам в обмен на финансовую помощь от МВФ и преуспевающих государств пришлось согласиться на многие изменения в политике, нацеленные на либерализацию их рынков, особенно финансовых. И хотя в итоге экономика этих стран приняла более рыночно ориентированное направление, азиатский кризис – а также бразильский и российский, которые немедленно последовали за ним, – фактически заронили первое семя скептицизма в отношении триумфа свободного рынка в период окончания холодной войны. В то время велись серьезные дискуссии о необходимости реформирования мировой финансовой системы, многие придерживались тех же идей, которые, как мы видели, обсуждались после мирового финансового кризиса 2008 года. Даже главные сторонники глобализации, например обозреватель Financial Times Марин Вулф и экономист и сторонник свободной торговли Джагдиш Бхагвати, стали сомневаться в том, насколько разумно допускать на свой рынок свободные потоки иностранного капитала. Не все оказалось так уж хорошо с новой глобальной экономикой.
