Посвящается памяти В. Дж. Чайлда, О. Дж. С. Кроуфорда
Grahame Clark
world prehistory an outline
© Перевод, ЗАО «Центрполиграф», 2011
Мысль о том, что история человечества началась, когда первые представители семейства гоминид заявили о своей человеческой природе изготовлением орудий труда, подражая полученным в процессе социального общения образцам, обретала четкую форму сотни лет, с тех пор как Дарвин опубликовал «Происхождение видов». Конечно, намного раньше пришло понимание того, что требуются определенные познания о временах до самых ранних письменных свидетельств, и почерпнуть их можно, кропотливо изучая памятники и другие материальные следы, хотя сначала знатоки древности интересовались главным образом тем, что мы унаследовали от античной и средневековой цивилизаций. К концу XVIII века в археологии начал складываться систематический подход к изучению как исторического, так и доисторического периода в развитии человечества. Прослеживается близкая связь между становлением идей человека о биологическом мире и о его древнейшей истории. Можно сказать, что научные изыскания лишили жизненной силы идею о том, что история ограничена промежутком времени, начало которого совпало с появлением грамоты, как равно и догму о неизменности видов.
Первые попытки систематизировать классификацию археологических данных были эволюционными по концепции и очень ясно демонстрируют влияние на историю человечества идей, волновавших биологов со времен Буффона. «Система трех веков» С. Дж. Томпсена (1836) основывалась на преемственности камня, бронзы и железа как главных сырьевых материалов для изготовления орудий труда и оружия, а в основе классификации Свена Нилссона (1838–1843) лежала последовательная смена образа жизни человека от первобытного охотника-рыболова до письменной цивилизации через объединение племен и совместное возделывание почвы. И эти, и последующие попытки сгруппировать доисторические общества, опираясь на точку зрения эволюционного развития, многим обязаны наблюдению за современными примитивными племенами. Таким же образом использовались возможности изучения природы на опыте, приобретенном во время путешествий Дарвина на «Бигле» и Уоллеса – к Малайскому архипелагу, который привел к утверждению теории эволюции посредством естественного отбора. Публикация книги Дарвина и, прежде всего, возможно, горячая поддержка со стороны Томаса Хаксли, касающаяся места человека в природе, сыграли здесь решающую роль. Признание геологической древности и зоологических взаимосвязей человека подчеркнуло грандиозность и значимость доисторического мира. Необходимость ликвидировать разрыв между тем, что было известно о человеке относительно его происхождения из традиционных источников, и предположениями, выдвинутыми в современных гипотезах новой естественной науки, стала сейчас очевидна.
Именно ради того, чтобы заполнить этот пробел, как особая отрасль изучения, появилась наука о доисторической эпохе, как мы ее понимаем. Использование этого термина для определения истории обществ с дописьменной культурой, в отличие от имевших письменную культуру, может показаться нелогичным и противоречащим целостности и единству истории. Однако существует веский довод для признания различий между двумя дисциплинами, невзирая на то, что фактически они изучают одни и те же явления. Информация о доисторическом прошлом, добытая археологией, очень сильно отличается от той, что можно извлечь из письменных документов, поэтому, в то время как историк способен углубиться в изучение мотивов и выбора личности, ученый, занимающийся доисторической эпохой, должен, как правило, довольствоваться соприкосновением с судьбами сообществ или классов и интересоваться направлениями развития событий чаще, чем самими событиями. И хотя верно, что усовершенствованные методы, применяемые археологами, изучающими мир до начала времен, могут быть, в общем, применимы к освещению исторического прошлого, умения и методы, наиболее часто используемые историками и археологами, разительно отличаются, как и их взаимоотношения с другими отраслями знания.
Если совокупность сведений о доисторической эпохе возникла из философской необходимости, порожденной прогрессом биологии, более широкое применение современных достижений науки создало острую необходимость их применения и распространения. Несложно заметить и среди историков-любителей, и среди профессионалов одно и то же ощущение несостоятельности традиционной истории при настоящем положении дел. Что бы ни думалось по поводу философской и исторической системы взглядов профессора Тойнби, именно его заслугой является выявление всех пороков нашего века сверхзвуковой авиации и атома, свойственных также и веку лошадей, двуколок и даже железных дорог. Этим аномалиям часто присущ комический аспект, но они одновременно склонны быть опасными. И данное свойство проявляется особенно ярко, когда находит свое выражение точка зрения человека на его прошлое, пронизанная глубокими эмоциями. Превыше всего, конечно, необходим взгляд на историю, способный примирить требования национальных сообществ и сообщества мирового. Однако, если принять доводы Тойнби против отождествления всеобщей истории с историей западной цивилизации, его настойчивость в отношении автономии крупнейших развитых цивилизаций, возникнет опасность замещения культурной конкуренции на соперничество народов. Несомненно, именно доисторическое прошлое, которому Тойнби не придавал особого значения, является единственным и общим истоком всех цивилизаций и, значит, истории всех культур.
Цель этой книги – рассмотреть в общих чертах историю человечества от рассвета культуры до тех времен, когда следующие одно за другим общества обрели грамоту. В результате когда-то возникшие как таковые цивилизованные народы, имевшие письменность, стремились оказать влияние на тех, кто продолжал жить в первобытных условиях. В очерках необходимо сделать обзор их более поздней истории, по крайней мере до тех пор, когда они влились в ряд молодых доминирующих цивилизаций. В набросках такого рода практически нереально включить в содержание или даже резюмировать археологические и естественно-научные данные, от которых напрямую зависит детальная реконструкция доисторического мира. Наше дело – не кирпичи и строительный раствор, а само здание, и ваше внимание будет направлено лишь на те детали, которые нужны для создания яркого впечатления о его форме и содержании. Однако важно напомнить читателю, что представленный здесь рассказ основан на фрагментарных, но конкретных свидетельствах, большая часть которых добыта благодаря раскопкам и подвергнута тщательному изучению, схожему с работой экспертов при расследовании преступления. Поскольку читателя просят так много принять на веру, он имеет право быть осведомленным о некоторой неопределенности и помнить о том, как сильно разнятся по своей глубине исследования доисторического прошлого в разных уголках мира. Тем не менее за сотни лет, прошедших со времени публикации «Происхождения видов», было изучено достаточно материала, чтобы сделать вполне обоснованный очерк о том, что происходило в предыстории человечества.
Главная трудность – достигнуть должного баланса. Важно избегать уклона в сторону Европы или других регионов, и все же было бы бессмысленно попытаться достигнуть своего рода пространственно-временного соответствия ради него самого. Каждый период времени и каждая территория внесли далеко не равнозначный вклад в раннюю историю человечества, как и в современную историю. По причине того, что развитие культуры происходило быстрыми темпами, возникает необходимость трактовать более короткие завершающие фазы доисторического прошлого равнозначно более длительным предшествующим. Однако мы обязаны принимать меры предосторожности против того, чтобы обращать на них чрезмерное внимание лишь из-за огромного количества и разнообразия доставшегося от них археологического материала, и нам стоит тщательно взвешивать важность каждого основного эпизода в общей истории человечества. И снова надо понять, что фокус на прогрессе человечества смещался в зависимости от географических пределов и с течением времени, так что сначала один регион, а затем и другой имеют главные притязания на наше внимание. Вследствие этого неизбежно и даже желательно, чтобы обширные территории в течение длительных промежутков времени были упомянуты лишь вскользь, а довольно краткие эпизоды в истории соответственно получили наиболее полную трактовку. Моей целью является не написание хроники, своего рода создание гобелена Байо прямо на рулоне ткани, а чего-то более напоминающего историю, со всей присущей ей глубиной и многомерностью, выписанную на холсте непреложных истин. Главная трудность – достичь единства, создав иллюзию полной панорамы, и в то же время пролить свет на самые значительные факты и приоткрыть детали. Чтобы полностью это осуществить, требуются исключительные усилия, и автор будет доволен, если в некоторой мере поможет своим читателям взглянуть на истории их собственных культур с точки зрения широких перспектив развития мира до начала времен.
Очевидным предусловием этого является хронологическая схема, применимая ко всему миру. Поскольку каждый связывает себя с предысторией отдельного региона, он может составить из разрозненных фактов рассказ, анализируя изменения, происходившие в моде, ассоциации, возникшие при изучении разнообразных находок какого-либо периода, и результаты археологических раскопок. Более того, если между различными регионами существовали торговые отношения, события в них могут быть синхронизированы. Однако по мере расширения поля изучения за рамки доисторической торговли, углубления в прошлое и вне пространства становится очевидной необходимость более универсальной системы или хронологии. Эпизодические сведения о климате, географии и животной и растительной жизни во времена плейстоцена составляют лишь грубый набросок для доисторической хронологии. Но для описания последующих периодов истории, когда изменения стали происходить гораздо более быстрыми темпами, требуется схема куда более точная. Идеальна система абсолютной хронологии по годам, надежная и готовая к применению в археологических раскопках. Использование данных, основывающихся на исторических записях, ограничено. Они применимы только к относительно недавно возникшим доисторическим сообществам в пределах территорий, граничащих с древними центрами цивилизации; и даже обычно имеют определенные пределы погрешности в соответствии с неточностями в ранних исторических хронологиях и трудностью установления взаимосвязей между ними и доисторическим хронологическим порядком. Системы, в основе которых лежат незначительные колебания климата, выраженные изменением уровня осадков под влиянием таяния ледников или количества урожая с деревьев в определенных местностях, часто оказываются полезным критерием. Однако это важно исключительно в рамках определенной местности и не может служить мерилом прогресса человечества в доисторическом мире. Несложно понять, почему радиоуглеродный метод, разработанный доктором У. Ф. Либби в 1949 году, является столь многообещающим: здесь налицо технология, позволяющая привести данные в соответствие с годами и способная найти применение в археологических раскопках по всему миру. Этот метод основывается на том, что после смерти организмов их радиоактивность снижается до известного уровня, поэтому, точно измерив оставшееся количество С14, можно вычислить, сколько времени прошло с момента смерти. Важно знать, что применение данного метода имеет ряд ограничений, не говоря о возможности заражения, от которого не убережет даже величайшая осторожность при сборе образцов, а профилактические меры весьма болезненны.
В настоящее время существует ограничение по времени в пределах примерно 50 тысяч лет и, что самое главное, этому методу присущ неотъемлемый элемент статистической неопределенности по причине произвольного расщепления атомов, что означает не только то, что данные С14 имеют отклонения в сторону ошибки, но и доля правильных данных в определенных пределах снижается. Эту мысль обычно игнорируют не способные ее понять критики метода. Однако, хотя нельзя полностью положиться на индивидуальный анализ, общая модель, основанная на растущем количестве анализов и поддерживаемая интенсивными поисками источника ошибки, появляется там, где начинает применяться этот метод. Такая модель позволяет нам впервые взглянуть на достижения двух тысяч поколений человечества в исторической перспективе.
Самый главный парадокс, с которым мы сталкиваемся, когда размышляем о своем происхождении, состоит в том, что человек, который благодаря своему разуму приблизился к полному господству над силами природы, противостоящими ему на этой планете, и который усиливает свою власть, покоряя космос, сам по себе есть животное. Со всеми остальными животными его объединяет связь с живущими существами, и каждый человек подвержен тем же самым процессам роста, зрелости и умирания. Подобно им, он живет в определенной физической среде. Если вследствие этого мы хотим верно истолковать материальные следы культуры, обретенные благодаря археологии, важно начать, по крайней мере, с описания в общих чертах изменения географической среды в период плейстоцена и в более поздние времена. Равным образом, поскольку человек обязан своей мощью прежде всего физическим и умственным способностям, обретенным от предков в процессе эволюции, нельзя не упомянуть основные вехи в недавней истории его становления как биологического существа.
Эра плейстоцена – период биологической и культурной эволюции первобытных людей. Она произвела глобальные изменения в окружающей среде. Главным образом эра плейстоцена отмечена цепью климатических перемен, достаточно значимых для изменений в животном и растительном мире, так же как в расположении суши и вод, изменявшем, порой радикально, возможности миграции людей и их поселений. Наличие этих повторявшихся изменений в условиях жизни первобытных людей важно по двум причинам: оно дает нам возможность проникнуть в суть проблем, с которыми сталкивались наши предки, и как биологические объекты, и как созидатели культуры, а также заложить основу естественной хронологии для главных этапов ранней истории человечества.
В существующей зоне умеренного климата и в тропиках, на большой высоте над уровнем моря, наиболее драматичной чертой плейстоцена было распространение и сокращение ледового покрытия. Пласты валунной глины были покрыты ледниками и рядами валунов, отмечающих их выход. Также и более явные топографические особенности, подобные моренам, сформированным пластами льда, вышедшими за свои бывшие пределы, указывают на то, что огромные территории Северной Америки и Европы, в которых на сегодняшний день весьма комфортные погодные условия, были покрыты льдами. В окололедниковых зонах, сразу за пределами льда, огромные пласты лёсса, мелкой пыли, нанесенной ветрами с заледеневших территорий, густо покрывали ландшафт, и в течение умеренных климатических эпизодов между ледниковыми фазами их поверхность подвергалась атмосферным воздействиям, являя собой свидетельство климатических колебаний. Из-за непосредственного влияния оледенения в эпоху плейстоцена первые люди были вынуждены отказаться от заселения определенных площадей, сталкиваясь с барьерами в процессе миграции. Но эти трудности имели локальное значение и были не так широко распространены, как связанные с ними изменения географического и биологического характера. К примеру, вода, заключенная в пластах льда, оказала сильное влияние на уровень моря: вычисления показывают, что ее избытка сверх того, что содержали ледяные покровы, было бы достаточно, чтобы уровень морей сократился примерно на 100 метров (около 325 футов), и геологические свидетельства говорят о понижении уровня морей в период плейстоцена как раз на такую величину. Там, где сформировались толстые, чрезвычайно массивные пласты льда, земная кора находилась под гнетом и обрела свое первоначальное состояние, лишь когда началось таяние льдов. Это явление носит название изостазии. На территориях, подверженных сильному оледенению, вследствие этого начало ледникового периода могло повлечь за собой оседание суши относительно моря. Однако, кроме площадей, находящихся под ледяным покровом или непосредственно к ним прилегающих, оледенение было отмечено межледниковыми периодами, обусловленными повышениями уровня моря, которые производили так называемые эвстатические изменения, достаточные для формирования или пересечения «мостов» суши, кардинально важных для миграции людей.
На обширных тропических и субтропических территориях, сыгравших заметнейшую роль и в происхождении человека, и в становлении культуры, так же как в развитии сельского хозяйства и городской жизни, климатические изменения проявились в ярко выраженных длительных периодах сильных ливневых дождей, которые принято называть плювиальными. Они прерывались меж-плювиальными периодами с меньшим количеством дождей и, соответственно, были отмечены таким явлением, как повышение и падение уровня воды в озерах, активностью и инертностью вод.
Не менее значимыми были биологические последствия климатических изменений, таких как ледниковые, плювиальные и второстепенные периоды, проявлявшиеся только на местном уровне. На самом деле происходило смещение климатических зон: когда оледенение распространилось в умеренных зонах, дождевые пояса переместились в субтропики, а тропики сократились. Наоборот, когда льды отступили, умеренные климатические условия начали вновь утверждаться на территориях, прежде покрытых ими, а временно ожившие земли вновь отвоевали свое у пустыни. Не говоря уже об их прямом воздействии, климатические изменения глубоко повлияли на человеческую жизнь через растительный и животный миры, служившие источниками пищи. Широко распространенные метаморфозы растительности неизбежно сопровождали климатические циклы, приносившие масштабные оледенения: тундра, хвойные, лиственные и вечнозеленые леса, пустыни и тропические дождевые леса смещались в ответ на перемены в выпадении осадков и колебания температуры. Равным образом, напрямую зависевшие от растительности травоядные животные, в которых был принципиально заинтересован человек, приспосабливались к наступлению и отступлению каждого климатического цикла, так что лесная фауна в любой местности заменялась более приспособленной к условиям степи или тундры и наоборот.
Совокупное влияние этих главных изменений в характере внешней среды на человеческие сообщества, должно быть, еще грандиознее, если принять во внимание ничтожно малый культурный капитал, накопленный в доисторические времена. Когда вспоминается, что они повторялись с постоянными интервалами в течение миллионов лет или около того в эру плейстоцена (не менее пятнадцати раз, если положиться на свидетельство океанских глубин), трудно сопротивляться мысли о том, что некая причинная связь существовала между ними и процессами, происходившими в биологической и культурной эволюции человека. Изменения окружающей среды явились мощным фактором биологической мутации, поскольку они стимулировали миграцию и придавали большое значение изоляции. Что касается культуры, антропологические исследования доказывают, что в каждый определенный момент времени существует очевидное равновесие между любым человеческим обществом и средой обитания (землей и климатом), а также биомом (растительным и животным миром) экосистемы (общей природной среды), в которой оно существует и с которым образует единое целое. Малейшие изменения в среде обитания или биоме неизбежно влекут за собой преобразования в человеческом обществе: культурные перемены и миграцию, в результате которых устанавливается новое временное равновесие. Именно в этом длительном процессе появления проблем и поиска их решения, обогащенном и усложненном взаимодействием соперничавших обществ и, в большей степени, утверждавшихся классов, мы можем найти какое-то объяснение механизму прогресса человечества, пусть даже оно всего лишь приблизит нас к самому общему объяснению доисторического мира.
Период плейстоцена, в котором стала разворачиваться наша предыстория, начался приблизительно миллион лет назад. Он был отмечен, судя по окаменелостям, появлением настоящих слонов, лошадей и быков, но в течение его ранней стадии представители древней фауны третичного периода, включая динотерия, стилогиппариона и сиватерия, сохранились только в виллафранкских пластах. Как мы уже поняли, в целом периоду были свойственны частые и порой резко выраженные климатические изменения, которые в разных уголках мира проявлялись по-разному. Среди самых драматичных были наступления и отступления ледяных пластов на современную умеренную зону. Что касается суши, здесь геологические свидетельства являются неполными или, по крайней мере, поврежденными в более поздние периоды. Однако и на северной европейской равнине, и в Альпах стало возможно достаточно четко нанести на карту морены четырех основных оледенений, которые названы в честь определенных местностей в Альпах, где они были впервые распознаны. Особенно четкие – признаки позднего плейстоцена, который включал в себя последнее, или вюрмское, оледенение и предшествовавшее ему межледниковье. Средний плейстоцен вызывает повышенный интерес благодаря тому, что в отложениях этого периода обнаружены самые ранние конкретные следы трудовой деятельности человека. Он отмечен двумя крупнейшими оледенениями – миндель и рисс, а также продолжительным межледниковьем миндельрисс. С другой стороны, свидетельства раннего плейстоцена сохранились намного хуже, невзирая на то, что эта фаза, несомненно, длилась дольше, чем вместе взятые более поздние. Более того, геологам удалось выявить в изобилии только признаки еще одного оледенения, гюнц, хотя были обнаружены следы по крайней мере трех ему предшествующих. Недавние исследования морских глубин, когда проводились бурения дна Карибского моря и Тихого океана, позволяет предположить, что было всего пятнадцать главных оледенений, вопреки менее чем половине от этого количества, установленной после тщательного изучения грунта в Альпах. Это лишний раз показывает, как мало известно об истории раннего плейстоцена, который совпал с важными стадиями в появлении человечества.
Самые поздние ледовые отложения, как правило, сохранились лучше и позволяют сделать более точное деление, так что, как видно в таблице А, в период вюрмского оледенения могут быть распознаны три фазы.
Таблица А
Основные подразделения периода плейстоцена в Центральной Европе и Восточной Африке
Более ранние периоды позднего вюрма, естественно, те, что датированы наиболее точно. Результаты, приведенные в таблице Б, получены с ограниченной территории Северо-Западной Европы, но аллередское колебание и скачкообразные изменения климата позднего плейстоцена примерно 10 тысяч лет назад оставили заметные следы на обширных площадях северной умеренной зоны.
Таблица Б
Второстепенные подразделения позднего вюрма в Северо-Западной Европе
Вне оледеневших территорий, там, где сейчас преобладает субтропический и тропический климат, его колебания выражались в форме плювиальных фаз, отмечавшихся сильными ливнями, которые прерывались засушливыми межплювиальными периодами. В таблице А плювиальные периоды в Африке и Азии для удобства показаны параллельно с ледниковыми периодами в Европе и Северной Америке, но необходимо подчеркнуть, что не вполне достоверно известно, насколько синхронно они протекали. Для этого надо дождаться, когда получат развитие и будут применены технологии, которые позволят установить точные даты в достаточно далеком прошлом на обеих территориях.
Ценность результатов такого рода для создания хронологической системы, включая даже те периоды, для которых еще не определены точные даты, едва ли нуждается в акцентировании. Важны масштабы и частота климатических изменений во времена плейстоцена для правильной оценки географических условий, в которых происходило становление древнего человека и как биологического организма, и как существа культурного. Так, колебания в выпадении осадков и температуре, кроме своего прямого воздействия, радикально видоизменили условия существования, оказывая влияние на растения и животных. Похожим образом изменения суши и уровня моря, явившиеся результатом увеличения и отступления ледовых пластов, должно быть, повлияли на принцип расселения людей, и прежде всего за век до появления морского судоходства, произвели глубочайший эффект на возможности миграции. Знание точных очертаний береговой линии имеет принципиальное значение для позднего ледникового и раннего неотермального периодов, во время которых широко распространились миграционные процессы.
Бурения на большую глубину в районе Понтийских болот в Италии и в других местах, к счастью, позволили с определенной точностью измерить смещение уровня моря в течение последнего оледенения, а это, в свою очередь, дает нам возможность представить протяженность перемычек суши, которые, например, соединяли Британию с Европейским материком, Аляску с Сибирью, Юго-Восточную Азию с Индонезией, так же как Макасарский пролив и Австралию с Новой Гвинеей и Тасманией.