Григорий М. Кантор
Я смерть
Но как обращаться со сказочными намеками («аналогий и «наводок») в текстах, которые ты «вычитываешь» так же, как и «вычитаешь» в сновидении экзистентности (жизни)?
И как объяснить симпатию (влечение) или отвращение (отторжение) относительно отдельный «текстов» (книг) и произведений прочих видов искусств?
Влечение происходит вследствие вычитывания предельно необходимого смысла, отторжение же – в силу «бессмысленности», или антисмысла, отсутствия (невычитывания) актуального «смысла» в отдельном тексте. Все прочие «тексты» помещаются в символическом диапазоне – от «тайны» (истинной мудрости) до «абсурда» (предельного антисмысла, или абсолютного зла).
Но как, вообще, можно сравнить ценность, например, бульварного чтива и философского трактата?
Ценность подобна вычитанному смыслу. Язык («самость») расщепляется в «смыслы» и соответствующие им «тексты» аналогично рассеянию внимания в существование и несуществование.
Подобно пище ты потребляешь (прочитываешь) «тексты», насыщаясь калориями «смыслов». Несуществующее не может иметь «ценность», ведь несуществующее в целом – ничто относительно ценности существующего (в целом): самость (существование в целом) происходит от неполноты внимания, мера которой (неполноты) отражается в ничто; внимание же суть мера полноты («проявления») целома – чем меньше внимания (или проявления «самости» целомом), тем более он сам целом.
Самость (существование в целом) можно уподобить отсутствующему вовсе «смыслу» (свернутому в себе), а ничто – «универсальному» тексту (прототексту). Присутствуя, самость растрачивает себя (во «времени»), наделяя «смыслом» ничто – экзистентность: «текст» (ничто) обретает «смысл». Сновидение жизни («ничто») становится «истинной» (единственной) реальностью. «Смысл» тем глубже, чем больше исход (растрата) самости на формирование ткани реальности (экзистентности).
Ткань мнимой реальности проявляется за счет любви (в частности, за счет «желания») и исхода самости в «ткань» экзистентности.
Итак, «реальность» экзистентности, по сути, является демонстрацией («фактом») неполноты источника данной реализации. Источник возобновляется при отмене «факта» экзистентности, свертывания его к пределу ничто. Самость (источник) умаляется до состояния «смысла» данного «текста» (мнимой реальности). «Смысл» – как существование тебя, а «текст», или экзистентность (мир) – как отсутствие тебя. Понятие считывания смысла текста можно сопоставить с нормальной экзистентностью (вовлеченностью), или очевидностью («смыслом») всего происходящего в экзистенции, обусловленной дефицитом внимания.
При возгонке (свертке) внимания в себя самость различается от ничто (верховный «смысл» самости отграничивается от «метатекста» ничто). Соответственно, в теле («тексте») экзистентности не ищется ничтожный «смысл», но обнаруживается сновидность («осознанность») экзистенции, которая является «инерцией» внимания различать себя («самость») и ничто – в свою очередь, инертно не существующее в экзистентности мыслей («смыслов») и вещей.
При осознанном восхождении к вниманию утрачиваются смыслы и в печатных текстах, точнее, тексты остаются в составе общей сновидности, но уже не совсем в самой экзистентности, а в «порядке вещей», который подобен состоянию пробудившейся осознанности в сновидении, прежде бывшем экзистентностью.
Сам факт присутствия «теста» неизбежно указывает на неполноту всякого возможного «смысла», породившего данный текст.
Любой возможный (наличный) текст сам по себе уже выражает неполноту «смысла» создания такого текста, несет «универсальный» смысл неполноты смысла как источника.
Сам текст несет «универсальный» смысл – Слово о неполноте себя от самого надежного источника Себя же в целом – нехватке Себя в целом(е).
Слово будто извещение («инструкция») другому себя от Себя в целом(е). «Смыслы» всех несуществующих текстов восходят к единому смыслу Слова, нисходящему от самого (себя) в целом(е).
Автор «универсального» текста вожделеет изменить мир. Отменить смерть, избавить мир от страданий, несправедливости, отчаяния и общей бесцельности (бессмысленности). Чтобы изменить (соответствующим образом), необходимо управлять миром в целом.
Такова подспудная мотивация истинного творца («автора»).
Но из исторического опыта другого выясняется, что мир меняется независимо от красоты «авторских» идей (как прототипов вещей, включая саму «красоту» в качестве прототипа ничто, или экзистенции). Да и сам автор («писатель»), в конце концов, умирает, демонстративно свидетельствуя о том, что так и не достиг личной цели – изменить мир к лучшему, то есть переписать смерть, придав экзистенции вообще какой-либо смысл (цель).
Есть, правда, исключение в образе Сына Божьего, Автора Слова – о чем свидетельствует этот факт?
Даже если Иисус и вымышленный другой, и сам он есть «часть» собственного Слова, такое состояние дел лишь исключает его в того, кто не может не быть (экзистировать). Он обязан непрерывно быть.
Иисус – единственный «другой», который не может не быть. То есть не может не существовать (в экзистенции). Он – единственный, который несет службу бытия. И Слово которого – есть основание и потому причина изменения экзистенции.
Следуй Христу, тому, который не может не быть. Не земному «автору», (Иисусу), смертное «тело» которого не могло околеть («умереть»), ибо оно лишь «образ» в Его же Слове. В Слове Он есть, Он единственный, кто не может не быть – не может не существовать (в экзистенции). Но Он – истинный Автор экзистенции («небытия»), конца. Другие («авторы») не существуют, их «тексты» создаются и меняются вместе с миром в целом.
Он не может не существовать, не может не быть. Но «мир» следует читать как Его Слово. Ты видишь («читаешь») Его «мир» в меру понимания «языка» Слова. Ты веришь (допускаешь) «житие» любого из «авторов» (в пространстве и истории) Слова, но практически точно «знаешь», что Христос (Автор Слова) – Он единственный не может не быть, или не существовать (быть «другим»).
Он, который по природе себя не может не быть, включает себя в Слово как другого (истинного Автора сущего), Автора Книги бытия, такого другого, который для Него, того, кто не может не быть – не существует.
Убавляя шум от окружающего мира и осколков мыслей, ты во спасении себя и мира в целом (одно без другого не мыслимо), прислушиваешься к Слову, по замыслу которого вакансия «автора» его извечно свободна. Истинный Автор восходит вне поля «зрения», вообще, за пределы кругозора тебя, исполняющего обязанности Автора, отражаясь в новом уме себя в уже более отчетливом смысле («образе») Отца.
Слово печатное (Книга бытия) не кажется тебе предельно идейной или необычайно красивой, или увлекательной – скорее, “странной”.
Книга бытия проявляется в истинном Слове (“экзистенции”) – сама как знак того, кто не может не быть (“тут”) – не к сожалению или счастью, но по природе себя.
Сам знак, символ Слова подобен человеческой энцефалограмме (ЭЭГ), о ничтожности “красоты” или “идейности” которой можно рассуждать, понятно, до самой смерти, за которой последующая “рефлексия”, может случиться, продлится и в бесконечность.
Чтобы не умирать бесконечно, измени мир к вознесению себя и во спасение мира в целом (“памяти”).
Не прекращай длить тело мира, право на авторство которого по обоюдному (“двустороннему”) согласию противоположных сторон (по праву рождения) переуступается тебе.
Сколь образ “ЭЭГ” (мозга) себя присутствует в этом мире, столь не прекращается извещение (“энцефалограмма”) себя истинного, того, которого не может не быть (“тут”) – в образе Слова (как универсального “текста”).
В плане перемены мира к спасению оба модуса “энцефалограммы” когерентны (сцеплены), причем водителем (“приводом”) сцепленности выступает энцефалограмма тебя истинного (во Христе и Его Слове), использующая сцепку с “энцефалограммой” другого тебя (”писателя”) с целью обеспечения (воплощения) “эффекта” перемены мира (или “восприятия”, с точки зрения другого). Каково понимание метафоры “экзистенции” в целом, такова и картина мира, и обратная связь проявляется тут уже буквально с очевидностью: проясняются новые смыслы, доныне физически недосягаемые никак.
Первичное приобщение к Слову связано с размыканием смертельных петель разума – что иначе можно выразить как разворот к сворачиванию “чудес” извечно “мирной” метафоричности: сновидности, отчуждения – вообще, всякой зыбкой экзистентной двусмысленности в плане себя во Христе – в ближнем истинной реальности Отца.
* * * * * *
II. Целом
Думаю, есть поездки, которые никогда не следовало бы предпринимать. Поездка домой после смерти моего отца – одна из них. Я никогда не знал своего отца и никогда о нем ничего не слышал. Он отсутствовал в моей жизни. Был загадкой. Это причиняло боль. Его отсутствие вызывало во мне чувство какой-то несостоятельности, незавершенности. Итак, я прибыл туда. На эту таинственную колдовскую землю. Это странное место, где смерть еще не самое плохое, что может случиться с вами. Я приехал, гонимый жаждой узнать что-нибудь, хоть что-нибудь о человеке, давшем мне жизнь, и чья смерть теперь привела меня в этот удивительный мир. В этот день я оказался в мистическом потустороннем мире моего отца, в его царстве, в его владениях, чтобы столкнуться с приключением во времени, полном неизведанного, невообразимого и непостижимого. Я предпринял эту поездку по реке, своего рода путешествие, которое должно было необратимо изменить мою жизнь.
Х/ф «Потустороннее» (Netherworld)Реж. Д. Шмёллер, 1992, США
§ 6. Замысел себя как мотив сотворения плана мира
➢ За пределами себя (за концомилидо концасебя) ты оказываешься в иллюзии существования или несуществования («ничто»), то есть, соответственно, в «смерти» или в «жизни».
➢ В старании обосноватьначало себя, в тщетном поискеначала себя, измышляя (воображая) личное начало, ты выпадаешь за «конец» (предел)себя истинного(реального), в небытие«жизни», творя собственную «вину рождения».
➢ Жизнь есть по сути стремление не к смерти (противоположному концу жизни), а к «началу», другомуконцу («рождения»), который есть иллюзия, и, выходит, в жизни ты стремишься не к истинномуначалу(себя), а кмнимому(преходящему).
➢ Но жизнь – это одновременно и стремление к концу «смерти» и, соответственно, заступ за мнимый «предел» себя (пока в жизни) с отражением в общей иллюзии жизни соответствующей картины мира, а именно: наравне сантиконцомсуществующих «родителей», порождающихтебяв образе слияния двух противоположностей, не существуети «конец» несуществования («смерти»).
➢ С заступом за мнимые «пределы» себя(целома), не важно, за какой «конец», тебяначинаетдвоить, ты оказываешься в иллюзиисуществования и (или) несуществования, «рождения» и «смерти» (одно)временно, то есть разом «вне» себя(целома) – в иллюзии «ничто» Духом не в себе.
➢ Различая«рождение» себя внемнимых пределов себя (целома), ты неизбежно разомотличаешьи противоположный «конец» себяже как иллюзию «смерти».
➢ Вина «рождения» сцеплена со «смертью». Если «рожден» ты, рождены и твои предки, ты и твои предки – «смертны». Ибо то «место», где ты открываешь себя в «рождении», к твоему сожалению, неизбежно (сцеплено) несет на себе иллюзию «смерти», замыкаясь в круге «жизни»: чтобы «умереть» – необходимо «потомство» (за«концом» смерти); чтобы «родиться» – необходимы «родители» (допротивоположного «начала» рождения).
➢ «Концы» различны в целом(е), в себе(целоме) ииз себя. Саморазличение(«целом») начинаетсяс «границ» (в пределах)себя. Вне себяистинного (целома). Как бы вне себя, в иллюзии «ничто» (вне своих «пределов). То есть в «жизни». Распахиваяв себе(«прерывании») первые «пределы» на бесконечной прямой абсолютного «ничто», «различая» себя, ты«рождаешь» себя(в жизни).
➢ В жизни изанейты стремишься к различению себя в целом, то есть – к различению своих пределов вовне «ничто». В жизни это «стремление» проявляетсяучащениемразличения (распахивания «прерывания» как такового) в «стоячих» пределахжизни в целом, или, по сути – «самости», которое (учащение) сцеплено сурежениемотличения в фазе «сна», которая (фаза) прибавляет в противоположность «дневному» различения. То есть ты стремишься различить себя в целомпо-человечески: различитьначало, учащая различение («дневное») и различитьконец, урежая одновременно различение («ночное») впределах жизни.
➢ Целомзаключает в себясуществующееинесуществующее, скрываясь за их общей причиной и тем не менее не совпадая природой себя ни с тем, ни с другим.
➢ Целом есть невсё(существующее) и неничто(несуществующее). Если абсолютно прекратитьодно, прекратится, соответственно, идругое – «двойник» прекратится? А как же быть с «замыканием» концов себя (бытия, или «тела»)? Или «проблема» заключается в дискретности («смерти») умаления и, соответственно, различения себяцеломом?
➢ Непрерывное умаление есть оседлость в вечности, а не тривиальное бегство в «бесконечность» в системе непрерывно прибывающей двойственности («прерывистости»).
➢ Ничтоявляется мерой («частью») неразличениясебя(собственноцеломом). Умаляяничто, ты прибавляешь в различении истинносебя(целома). Все более не различаяничто(именноцеломом), умаляя его («ничто»), ты (целом) прибавляешь в бытии («теле») себя – в целом(е).
Очевидно, что природа («цель») целома, которая заключается в непрерывном прибавлении понимания (отличения) себя, должна обеспечиваться («достигаться») не дискретной сменой ординалов-«эонов», а, в конечном счете, непрерывным прекращением существования, непрерывным неотличением его (существования), точнее, непрерывным прибавлением его (неотличения).
Таким образом, ты продолжаешь бесконечное различение (себя) вплоть до целом(а), синхронизируя его (различение) не со «смертельно» дискретным урежением, а с бесконечно непрерывным прекращением различения (к целому-«прерыванию»).
В соотношении двоения и противоположности – противоположности необходимо являются “двойниками” (не существуют и не не существуют друг без друга).
Отражение (отличение) в себе частного двоения (противоположностей) представляется, в свою очередь, частным случаем различения (двоения) жизни и смерти, себя в целом(е). Частные противоположности (двоения) – отражения верховного “двойника” и “противоположности” (жизни и смерти).
Примем за «рождение» (извечное начало) различение – останов, или прекращение неразличения себя в целом(е), допустим, из непостижимого (не различимого во веки) «пункта» (предела), извечно не различающего в себе до «момента» различения (в себе) на отграниченном отрезке (в себе), причем «отрезок» распахивается из «предела» (целома) в двух противоположных направлениях (расщепляется в «двойники» противоположностей), существуя таким образом («заключенным») в «границах» целома, границах, более известных как рождение («начало») и смерть («конец»).
Начало и конец, как мы понимаем, мнимы и, будучи верховными «двойниками» противоположностей», не различимыми (лишь) в целом(е).
Для «жизни» в целом(е) есть извечное начало и конец, точнее, конец, различенный на два «конца»: «рождение» и «смерть». Псевдоначало же, очевидно, существует как «жизнь» в целом(е), то есть как «начало», или извечное рождение самого целома. «Начало» (жизнь) целома есть извечное зарождение его и бытие к собственному началу истинному (непостижимому по природе целома, или истины в целом), или к «концу», который противоположен концу другому («не-началу»), который является собственно «зарождением» (или «жизнью») в целом(е).
Начало (истинное) есть абсолютная истина (не постижимая во веки причина).
Есть один «конец» (прерывание), и не-начало («зарождение») – есть другой конец.
«Цель» (целом) тебя есть прибыль в пребывании, или прибавление отличения себя целомом (целым) в связке с умалением (прибавлением неотличения) границ («концов») себя (целома). Ты всё более различаешь целомом себя и разом всё более не различаешь «концы» (начала, или абсолютной истины в единственной причине, и противоположного начала – «жизни» себя).
За пределами себя (за концом или до конца себя) ты оказываешься в иллюзии существования или несуществования («ничто»), то есть, соответственно, в «смерти» или в «жизни». В старании обосновать начало себя, в тщетном поиске начала себя, измышляя (воображая) личное начало, ты выпадаешь за «конец» (предел) себя истинного (реального) – в небытие «жизни», творя собственную «вину рождения». Жизнь есть по сути стремление не к смерти (противоположному концу жизни), а к «началу», другому концу («рождениЯ»), который есть иллюзия, и, выходит, в жизни ты стремишься не к истинному началу (себя), а – к мнимому (преходящему).
Но жизнь – это одновременно и стремление к концу «смерти» и, следовательно – заступ за мнимый «предел» себя (пока в жизни) с отражением в общей иллюзии жизни соответствующей картины мира, а именно: наравне с антиконцом существующих «родителей», порождающих тебя в образе слияния двух противоположностей, не существует и «конец» несуществования («смерти»).
Но зачем тебе обосновывать собственную «смерть» («действительный» конец)?Ведь в этом нет личной (практической) выгоды.
К чему старение? В чем смысл «иллюзии смерти» лично для тебя?
Очевидно, с «рождением», кое-как впопыхах и на скорую руку, и в ужасе в целом – ты предсоздаешь себе «родителей», порождающих тебя, и так далее – уже не важно…
Ты существуешь (в иллюзии «жизни»).
Но в чем необходимость «конца» (маски) смерти? Почему именно «конца», а, допустим, не начала (в бесконечность)?
И заодно, к чему другим «умирать» (замирать в виде трупа c последующим околеванием его в «безвременной» аннигиляции), а, скажем, не буквально проявляться в «телепорте» (целой реальности) наравне со всяким другим живым?
С заступом за мнимые «пределы» себя (целома), не важно, за какой «конец», тебя начинает двоить, ты оказываешься в иллюзии существования и (или) несуществования, «рождения» и «смерти» (одно)временно, то есть разом «вне» себя (целома) в иллюзии «ничто» (не в Духе).
Различая «рождение» себя вне мнимых пределов себя (целома), ты неизбежно разом отличаешь и противоположный «конец» себя же как иллюзию «смерти». Вина «рождения» сцеплена со «смертью».
Если «рожден» ты, рождены и твои предки, ты и твои предки – «смертны». Ибо то «место», где ты открываешь себя в «рождении», к твоему сожалению, неизбежно (сцеплено) несет на себе иллюзию «смерти», замыкаясь в круге «жизни»: чтобы «умереть» – необходимо «потомство» (за «концом» смерти), чтобы «родиться» – необходимы «родители» (до противоположного «начала» рождения).
«Концы» различны в целом(е), в себе (в целоме) и из себя. Само различение («целом») начинается с «границ» (в пределах) себя. Вне себя истинного (целома). Как бы вне себя, в иллюзии «ничто» (вне своих «пределов). То есть – в «жизни». Распахивая в себе («прерывании») первые «пределы» на бесконечной прямой абсолютного «ничто», «различая» себя, ты «рождаешь» себя (в жизни).
В жизни и за ней ты стремишься к различению себя в целом, то есть – к различению своих пределов вовне «ничто». В жизни это «стремление» проявляется учащением различения (распахивания «прерывания» как такового) в «стоячих» пределах жизни в целом – по сути «самости», которое (учащение) сцеплено с урежением отличения в фазе «сна», которая (фаза) прибавляет в противоположность «дневному» различения. То есть ты стремишься различить себя в целом по-человечески: различить начало, учащая различение («дневное») и различить конец, урежая одновременно различение («ночное») в пределах жизни. С ходом времени пределы жизни («срок жизни») остается неизменными, но в пределах «жизни» со временем увеличивается ординал сна (со стороны обоих «концов»), и одновременно сокращается ординал распахивания (диапазон «дневного» предела отличения).
В этом и заключается «старение» (желание «смерти» совпадает с необходимостью Духа не в Себе). «Смерть» наступает при выравнивании ординала «дневного» различения (к концу «начала») – с интервалом различения в два конца, что влечет за собой отличение себя в целом. Каждой «частоте» (мощности) отличения соответствует мощность ординала (пределов) неразличения. Чем «более» (мощнее) ординал неразличения, тем «выше» (значительнее) различаемое в нем.
Тем не менее, в очередном большем по мощности ординале «себя» ты различаешь не себя (целомом), а различаешь себя в целом(е) – себя бывшего (несуществующего), даже «бывших» (себя) из прошлых ординалов (жизни) в образах все укрупняющихся (все более различимых, расплывающихся) разрядов шкал – но не самим целомом. При «жизни» ты различаешь в себе и себя в целом(е) разом к «рождению» и к «смерти». И однажды различаешь себя в целом.
Когда ординал (интервал) различения себя становится меньше постоянного ординала различения (ординала «уменьшения различения в себе») в оба «конца», ты начинаешь различать себя в целом(е). Но формально без установления пределов-«концов» такое («отличить себя в целом») было бы не возможно. Границы («концы») жизни размываются (со временем ты стал различать лучше), причем лучшее различение соответствует всё большему ординалу неразличения.
Ты различаешь длящуюся жизнь (себя) за пределами (концами) жизни земной к неразличению нового («более» мощного) ординала. Точнее, ты – не в различении пределов себя, а в ожидании их как уже очередных несуществующих «пределов», разделяющих состояния-«миры». Возможно, различение себя длится вплоть до сравнивания ординала «жизни» с универсальным («стандартным») интервалом различения («мощностью») данного ординала.
То есть соотношение различения в новом ординале и «ординала жизни» неизменно, и при различении нового ординала «в целом» очередного «более» мощного ординала пребывания размер (мощность) различения нового ординала должен соответствовать ординалу («мощности») «жизни». Ординал исполняется (отличается) полностью (в очередном «целом» ординале), если мощность (размер) исполненного ординала будет соотноситься с «жизнью», как «жизнь» – с мощностью («частотой» различения) нового «непрерывного» ординала. И так далее (бесконечно).
Пределы становятся иллюзорны, но бесконечно ты различаешь в целом(е) себя бывшего, или продолжение «себя бывшего» в целом(е). Ты, по-прежнему, не совпадаешь в себе, бесконечно «умирая», сменяя состояния каждый раз, как «универсальный» интервал различения («мощность» текущего ординала) начинает совпадать с отличенным (в его «целом») предыдущим ординалом: ординал в таком случае считается различенным в «целом» – в целом очередного ординала (в «части» целома).
Выходит, по природе себя различение («пределов» себя) бесконечно, оно лишь урежается к двум мнимым «концам» себя и учащается к реальному началу себя истинного, к тому, которое имеется (есть) меж пределов («конца» и «начала»).
Как целом, вообще, соотносит себя, ничто и пределы (концы «рождения» и «смерти»)?
Как различать не в себе в целом (жизнь) и не себя в целом (смерть), а себя (целым) целомом? Целым себя и ничем более.
Вне себя ты ничто? За пределами себя ты ничто? «Ничто» это так, как если ты за пределами себя (вне себя)? Такой «регион» (ничто), где ты «никак»? Где ты не есть (в «небытии»)? Но станешь (быть)?
Ничто по сути мера неразличения себя (целома). Умаляя ничто, ты прибавляешь в различении именно себя (целомом). Всё более не различая ничто от себя (целомом), умаляя его, ты прибавляешь в бытии себя (целомом). Очевидно, таков первичный смысл понятия и события «ничто».
Ничто присутствует в целом(е) «всегда» в силу его (целома) природы. Но в качестве «функции» или как «регион» целома?
Целом пребывает (прибавляет) в различении себя и неразличении ничто. Ничто упаковано (скрыто) в целом(е). И разом самое ничто есть и целом к его пределам («началу» и «концу»). В пределах себя («тела») целом есть ничто от начала до конца, и наоборот.
Целом есть прерывание всего – существующего в целом, или истины в целом) в отношении к ничто – всего несуществующего в целом, или возможного в целом.
Итак, целом заключает в себя существующее и несуществующее, скрываясь за их общей причиной и тем не менее не совпадая природой себя ни с тем, ни с другим.
Целом – есть не всё (существующее) и не ничто (несуществующее).
«Умирая», ты не существуешь (не отличаешь) дольше самой «жизни» (ее «пределов»), как бы урежая отличение (существование), но тем не менее в конце концов – «существуешь» (отличая ничто, правда, всё реже и реже).
Вместе с урежением отличения (существования) к концу (точнее, «концам») растет мощность ординалов неотличения, в частности: разряд отличения уменьшается к «сердцевине» (началу, целому), и отличение в целом(е) прибывает. Причем в отличениях себя в целом(е) – несуществование (земное прерывание «сознания») оборачивается отсутствием («существованием») в целоме, а собственно существование («явное» присутствие) оказывается земным «прерыванием» (сменой состояния «несуществования», или отсутствия).
Таким образом, очевидно, проявляется существование и (или) несуществование (и отличение и неразличение, соответственно) в целом.
Чем мощнее ординал различения ничто («тела») себя – значительнее и, соответственно, реже (на бесконечной прямой), тем выше различение себя целомом – амплитуда распахивания себя вокруг «сердцевины» (начала, самого целома) сокращается, целом «замечает» себя всё отчетливее. В окрестностях «сердцевины» (к началу) неразличение как раз уменьшается относительно увеличения неразличения к «концам» ничто («тела») себя. Ты (временной «двойник») становишься все ближе к целому (все ближе пред ним, но в виде «двойника»). За дискретным отличением («существованием») – на протяжении исполнения целого ординала, амплитуда отличения не меняется – нет изменения отличения, то есть длится неотличение. Длится до отличения («существования») в ничто (себя). С исполнением (отличением в целом) ординала непрерывности, происходит дискретное увеличение различения (вокруг «сердцевины» целома), размер или «мера» которого (неразличение) сохраняется на протяжении очередного более прореженного (или «непрерывного») ординала.
По сути, ты все «менее» (реже) существуешь (различаешь) себя в целом(е), всё «ближе» (более) не различая себя в окрестности, непосредственно прилежащей к целому. Ты все еще различаешь себя в целом(е), но не им самим.
Может ли так протекать вечно, вернее – бесконечно (сквозь череду райских адов и адских раёв)?
Но не очевидно разве, что при раздвоении целом тебя порождает «вакуум» ничто? И с каждым дискретным («посмертным») сокращением неотличения (сближения двойников к «сердцевине» себя), – ты сам сближаешься с «двойником» (Духа) не в себе вокруг воображаемой «сердцевины» целома. Возможно ли, что один из «пределов» (распахивания себя в «ничто») есть ты, с одного конца, и не «ты» (Дух), с противоположного? Но что или кто их объединяет?
Пока существуют пределы-«концы» (как образы, или проекции себя и Духа не в себе), остается и не существовать «двойник» себя («ты» в целоме), отличающий в себе в целоме, отличающий себя в целоме, отличающий себя целомом…
Всякое существование (всё) есть различение (любого масштаба), и напротив – всякое несуществование (ничто) есть неразличение (всякого масштаба).
И то и другое имеет в основании себя – целом.
Умаляя неразличение, несуществование себя, сокращая различение «ничто» к двум пределам, а точнее, к трем: к двум мнимым «концам» и третьему началу («сердцевине»), а также умаляя и различение, существование себя, – ты продолжаешь сближаться с истинным «двойником» (целомом), прибавляя различение себя, всё более принимая сторону («точку зрения») целома.
Если абсолютно прекратить одно, прекратится, соответственно, и другое – «двойник» прекратится?
А как же быть с «замыканием» концов себя (бытия, или «тела»)?
Или «проблема» заключается в дискретности («смерти») умаления и, соответственно, различения себя целомом?
Непрерывное умаление есть оседлость в вечности, а не тривиальное бегство в «бесконечность» в системе непрерывно прибывающей двойственности («прерывистости»).
Ничто является мерой («частью») неразличения себя (собственно целомом). Умаляя ничто, ты прибавляешь в различении истинно себя (целома). Все более не различая ничто (именно целомом), умаляя его (ничто), ты (целом) прибавляешь в бытии («теле») себя в целом.
С этой точки зрения уместно заново заглянуть в истинную природу («историю») себя в состояния небытия («Себя не в Духе»).
* * * * * *
